Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Знак и его смысловые интерпретацииРождающийся ребенок попадает не только в реальный, вещно определенный мир, в котором каждый элемент является именно этим, а не каким-либо другим, но одновременно и в мир условностей, знаков, символов, обозначений. Будучи втянутым активным освоением мира в обе эти действительности, ребенок поставлен перед объективной необходимостью в разных формах своей жизнедеятельности овладевать знаками и использовать их. В последние годы, когда внимание психологов приковано к анализу специфически человеческого в человеке, одно из заметных направлений исследования связано с разработкой учения о знаках и деятельности обозначения. Попытки создать единую, целостную концепцию знаковой деятельности есть в целом ряде наук — философии, логике, языкознании, математике, психологии. Существуют различные направления в теоретическом исследовании знака, связанные с бесконечными возможностями смысловой интерпретации его природы и сущности — номинализм, семиотика, герменевтика и др. Как отметил А. Ф. Лосев (153), такие термины, как «знак», «символ», «модель» и т. п., способны принимать различные значения в зависимости от того, какое направление для анализа выбирает исследователь и в какой степени он последователен в использовании выбранного значения этих терминов. Эту мысль А. Ф. Лосева хорошо иллюстрируют многочисленные отечественные и зарубежные публикации (4, 65, 66, 141, 142, 143, 153, 154, 155, 230, 237, 260, 278, 307, 309, 391, 335, 336 и др.). Сказанное приводит нас к необходимости кратко остановиться на интерпретациях одного из центральных понятий нашей работы — понятии знака. В наиболее общем приближении знак определяется как «мате- риальный предмет (явление, событие), выступающий в качестве представителя некоторого другого предмета, свойства или отношения и используемый для приобретения, хранения, переработки и передачи сообщений (информации, знаний)» (269, с. 191–192). Однако очевидно, что под это определение не попадают образы, умственные модели и т. п., поэтому одновременно в литературе наличествуют и попытки определить характеристики знака через категорию идеального. В этом плане несомненный интерес представляет полемика Д. И. Дубровского и А. А. Леонтьева (см.: 77, с. 152–154). А. А. Леонтьев определяет языковой знак как «идеальный объект», суть которого в том, что он есть «превращенная форма действительных связей и отношений» (141, с. 119). Но, по мнению Д. И. Дубровского, этого оказывается явно недостаточно для характеристики идеальности языкового знака: на этом основании к «идеальным объектам» придется относить все «объективно существующие продукты человеческой деятельности, ибо они всегда несут тот или иной функциональный смысл» (77, с. 152). Кроме того, А. А. Леонтьев оказывается недостаточно последовательным в своей точке зрения. Отмечая, что языковой знак в качестве «идеального объекта» служит для «внешнего выражения и закрепления идеальных явлений» (141, с. 119), он использует термин «идеальное» в новом значении: «идеальное явление» близко к тому, что он же описывает как «идеальное содержание знака» (141, с. 121), так как в языковом знаке он предлагает разделять материальную и идеальную стороны. Он пишет: «Идеальная сторона знака несводима к субъективному представлению субъекта о содержании знакового образа, но она не есть и та реальная предметность, те действительные свойства и признаки предметов и явлений, которые стоят за знаком (квазиобъектом)» (141, с. 120), на что Д. И. Дубровский возражает: «Значит то, что в „субъективном представлении субъекта“ не является „идеальной стороной знака“, должно быть отнесено к категории материального. Это, по логике автора, касается чувственных образов, ассоциируемых со значением данного знака» (77, с. 153). Таким образом, Д. И. Дубровский, критикуя идеи А. А. Леонтьева, показывает, что использование термина «идеальное» для объяснения природы знака нарушает исходное философско-методологи-ческое противопоставление категорий материального и идеального, что ведет к их диффузии и затрудняет анализ проблемы знака самой по себе. Мы привели фрагменты дискуссии между А. А. Леонтьевым и Д. И. Дубровским, чтобы показать, насколько трудно дать однозначную дефиницию знака. Фактически любое определение, которое можно найти в литературе, в какой-то степени сужает сущность знака. Иллюстрацией здесь могут служить многочисленные дефиниции знака, приводимые ниже. Так, к примеру, в психологическом словаре знак определяется как «компонент деятельности человека, средство его сознательной ориентировки в объектах внешнего мира, управления собственным поведением и поведением других людей» (215, с. 111). Легко заметить некоторую облегченность этого определения, поскольку сами составляющие его категории нуждаются в дополнительном пояснении. Словарь логических терминов предлагает следующее определение: «Знак — материальный, чувственно воспринимаемый объект, который символически, условно представляет и отсылает к обозначенному им предмету, явлению, действию или событию, свойству, связи или отношению предметов, явлений, действий или событий, сигнализирует о предмете, явлении, свойстве и т. п., который им обозначается» (129, с. 182–183). На наш взгляд, в данном определении неявно присутствует неразличение понятий «знак» и «сигнал», поэтому при отсутствии указания на специфически человеческую, социальную природу знаков данное определение приложимо и к сигнальной деятельности животных. Известны и более частные определения знаков. Так, Л. В. Уваров предлагает различать знаки и символы по следующему основанию: знаки, с его точки зрения,— это материальные явления, сигнализирующие о наличии других предметов, событий, действий и т. п. и замещающие их, не имея с ними естественной связи (за исключением знаков-признаков, знаков-сигналов типа дыма от костра, набухающих почек дерева и т. п., имеющих причинно-следственные связи с породившими их явлениями). Символы обладают большей, по сравнению со знаками, степенью абстракции. Это тоже материальные явления, но репрезентируют они не реальные предметы, действия и т. п., а абстрактные идеи и понятия (261, с. 8). По мнению Л. В. Уварова, символы имеют ярко выраженный кон-вециональный характер и этим отличаются от познавательных образов, содержание которых объективно и не может искажаться под влиянием субъективных желаний, мотивов и т. д. Идеи, высказанные в работе А. Ф. Полторацкого и В. С. Швыре-ва, близки к различаемой А. А. Леонтьевым двойственной природе знаков. С одной стороны, по их мнению, знак — материальная вещь с набором чувственно воспринимаемых свойств, с другой, он выступает как олицетворение, репрезентация обозначаемого предмета, обладающего отличными от его собственных природными особенностями (200, с. 8), то есть фактически как идеальный образ. А. А. Ле-онтьев в одной из работ, исследуя языковые знаки, давал три взаимосвязанных понятия знака: а) знак как материальная вещь, включенная в человеческую деятельность; б) знак как идеальный образ, как эквивалент реального знака в обыденном сознании (иначе—знаковый образ); в) модель знака (или знаковая модель) — продукт научного осмысления структуры и функции объективного знака (142, с. 48). Как мы уже отмечали выше, в трактовке А. А. Ле-онтьева знак амбивалентен, он обладает одновременно материальной и идеальной сторонами: языковой знак, слово — материальный носитель значения, а идеальная сторона есть результат перенесения, «превращения» в марксовом смысле связей и отношений реальной действительности (142, с. 48), то есть значение, которое, по выражению М. К. Мамардашвили, выступает «фигурой сознания» (162, с. 20). И в целом такая двойственность по-прежнему оставляет неясной сущность знака. В. В. Мантатов дает широкое определение знака как «обозначения всех типов сигнализации, существующих на качественно различных уровнях» (163, с. 17) и предлагает использовать термин «знак» только для социальных сигналов: «Знак есть сигнал, но лишь функционирующий в обществе, связанный с закреплением и передачей социально выработанных значений» (163, с. 17). В его трактовке знак материален и характеризуется такими свойствами, как репрезентация, операциональность, условность. Процесс становления чего-то знаком чего-то другого «связан с тем, что предмет, выбранный в качестве знака, как бы уничтожает собственное наличное бытие» и "дает ему в качестве его значения и его души другое содержание«,—писал Г.-В.-Ф. Гегель (63, с. 266), называя знак пирамидой, в которой прячется чья-то чуждая ей душа. В. В. Мантатов, различая знаки и символы, движется в логике Гегеля (которую, кстати, используют многие исследователи): знак репрезентирует реальные объекты, символ — абстрактные идеи и понятия. А. А. Ветров характеризует знак как «предмет (в широком смысле слова, в каком предметом являются не только вещи, но и свойства вещей, их отношение друг к другу, событие, факт и т. п.), доступный восприятию того организма, для которого он выступает в качестве знака» (47, с. 18). Предмет, становящийся знаком, представляет ценность не сам по себе, а по отношению к другому предмету, то есть знак — это всегда отношение к чему-то другому. Каждое определение, а приведенный список можно продолжать и продолжать, содержит в себе указание на существенные моменты дефиниции знака, «схватывает» важные моменты его сущности. Обратив внимание на многообразие определений знака в литературе, Г. А. Глотова предложила говорить о широком, промежуточном и узком понимании знаков. Под широким пониманием имеется в виду вся окружающая человека действительность, любые предметы (люди, орудия труда, произведения искусства, бытовые вещи и пр.), влияющие на формирование механизмов жизнедеятельности ребенка. «Знаки в промежуточном смысле слова — такие свойства других людей и предметов, которые формируют механизмы анализаторно-отражательной деятельности человека, то есть все то, что помогает ему наилучшим образом отразить действительность и самого себя через внешние проявления» (66, с. 25), то есть мимика и жесты, цвета и запахи, внешние проявления эмоций, естественные языки и т. д. Наконец, знаками в узком смысле слова Г. А. Глотова называет «усилители» и «удлинители» отражательной способности людей — знаковые образования, единственная функция которых отражать собой нечто иное, что существенно отличается от них своей специфической определенностью (здесь, видимо, уместно вспомнить пример Л. С. Выготского о превращении палочки в лошадку в детской игре: палочка и лошадка не имеют никакой иной связи, кроме функциональной). В семиотике существует точка зрения, согласно которой на природу обозначающего и обозначаемого не налагается каких-либо ограничений: в равной степени ими могут быть реальные вещи, отношения, свойства, действия, процессы, абстрактные объекты и т. д. Поэтому в широком смысле слова термин «знак» применим к любой форме выражения мысли или вещи и в этом случае является родовым понятием. В узком понимании знак становится видовым понятием, и тогда встает вопрос о различении знаков, символов, индексов, изображений и т. д. Чтобы охватить многообразие терминологических описаний знаков, И. Г. Салмина предлагает использовать термин «знаково-сим-волические средства», «поскольку он подчеркивает и репрезентирует сущность знака, то обстоятельство, что он есть форма некоторого содержания, значащая форма» (230, с. 11–12). В своей работе мы придерживались толкования сущности знака, которое дал А. Ф. Лосев в прекрасных исследованиях «Проблема символа и реалистическое искусство» (154), «Знак, символ, миф» (153), «Философия имени» (155) и др. Остановимся кратко на рассмотрении позиций А. Ф. Лосева, которые нам кажутся максимально интересными и точными. Отталкиваясь от того, что знак (символ) является отражением чего-то внезнакового, но значащего, А. Ф. Лосев дает следующее содержательное определение знака: «Знак вещи есть 1) отражательно- 2) смысловая и 3) контекстуально- 4) демонстрирующая 5) функция б) вещи (или действительности вообще), данная как 7) субъективно-преломленный 8) предельно обобщенный и 9) обратно-ото-бразительный 10) инвариант 11) текуче-вариативных 12) показаний 13) предметной информации» (154, с. 86). Иными словами, знак может быть назван функцией того элемента действительности, который он отражает, то есть знак функционирует в человеческом сознании как та вещь, которую он отражает, но отражает в снятом, структурированном, обобщенном виде. В этом смысле знак — это и обобщенный смысл предмета или явления действительности. В отличие от сигналов, в которых ведущей является связь с биологическими (биотическими) потреб- ностями живых существ, знаки, символы — продукты социального развития. Введение знака оказывается возможным и целесообразным, когда первоначально обозначаемый предмет объективно, в силу особенностей его использования в человеческой деятельности становится, так сказать «знаком самого себя», то есть когда предмет начинает выполнять исключительно информационную функцию, он может быть заменен знаком. Таким образом, знаки связаны с употреблением и передачей социально выработанных значений и функционируют только в обществе. Являясь отражением вещи (явления и т. д.), знак содержит в себе несколько больше, чем сама вещь, так как «каждую вещь мы видим такой, какой она является в данный момент... Что же касается символа вещи, то он в скрытой форме содержит в себе все возможные проявления вещи» (154, с. 17). Поэтому знак имеет значение не сам по себе, но как «арена встречи известных конструкций сознания с тем или другим возможным предметом этого сознания» (154, с. 18). Знак, независимо от того, отражает ли он всю вещь или какую-то отдельную ее сторону, всегда внутренне упорядочен, структурен, целостен, системен. А. Ф. Лосев для характеристики этой упорядоченности использует термины «идея», «закон», «образное оформление» (154, с. 41–44). Отсюда символ вещи — это «закон», и в результате этого закона определяется ее упорядоченность, ее идейно-образное оформление«, «внутренне-внешне выразительная структура вещи, а также ее знак, по своему непосредственному содержанию не имеющий никакой связи с означаемым содержанием» (154, с. 41–44). А. Ф. Лосев отмечает тот факт, что чем более предмет понятен и обыденен, тем труднее он поддается описанию в точных логических категориях, поэтому, видимо, столь трудно дать определение самому знаку. Кроме того, считает он, «когда мы что-нибудь обозначаем, мы отличаем предмет обозначения и то, что мы в нем обозначаем. Ведь обозначать в предмете мы можем и не весь предмет, хотя в то же самое время иметь в виду и весь предмет» (154, с. 48), то есть сознание при означении должно выстроить в предмете его «означаемую предметность» (154, с. 49). Дополнительную трудность в определении категории знака составляет то, что «обозначающее сознание входит в настолько близкое соприкосновение с обозначаемым предметом, что между тем и другим уже исчезает всякое различие» (154, с. 50), часто бывает просто невозможно отделить знак от того, что именно он обозначает, а также от того, кто обозначает, так что обозначение знаком предполагает не только двойственное (субъект-объектное), но тройственное слияние обозначаемого, обозначающего и самого знака. Для нашего дальнейшего анализа особо важное значение имеет и следующее положение А. Ф. Лосева: «Символ есть арена встречи обозначающего и обозначаемого, которые не имеют ничего общего между собой, но в то же самое время он есть сигнификация вещи, в которой отождествляется то, что по своему непосредственному содержанию не имеет ничего общего между собой, а именно — символизирующее и символизируемое... Сигнификативный акт есть не только синтез обозначения и обозначаемого, но и акт полагания самого знака» (154, с. 51, 53). В этой цитате, на наш взгляд, содержится смысл того, что в своих работах искал А. А. Леонтьев, а именно: знак, если следовать мысли А. Ф. Лосева, есть та граница, где наличествует диалектическое единство, соприкосновение материального и идеального, тот мост, по которому проходит материальное, чтобы, будучи пересаженным в голову человека и преобразованным в ней, стать идеальным. Знак в этом смысле «есть полное взаимопроникновение идейной образности вещи с самой вещью» (154, с. 56). Такое взаимопроникновение, слияние возможно за счет того, что знак — это всегда обобщение. Поскольку в широком философском понимании любая вещь может быть знаком любой другой, то понятно, что в известном смысле сами знаки конституируют в сознании человека то, что они обозначают, переструктурируют в вещи и явлении с позиций извлечения общего смысла, раскрытия их внутренних закономерностей. По мысли А. Ф. Лосева, знак есть «некий принцип бесконечного варьирования значения» (155, с. 51), противоположный постоянной предметной однозначности вещи. Здесь будет уместным кратко остановиться на различении терминов «знак» и «символ», которое мы ранее не затрагивали. Вопрос этот, несмотря на существование большого объема литературы, по-прежнему остается дискуссионно острым как в философском, так и в психологическом плане. В большинстве источников речь идет о том, что «знак обозначает содержание, символ раскрывает его (изображает, выражает отношение к нему)» (230, с. 4). Э. В. Ильенков (104) полагал, что функциональное существование символа заключается в том, что он выступает средством, орудием выявления сути других чувственно воспринимаемых вещей, то есть всеобщего. По А. Ф. Лосеву, «всякий знак может иметь бесконечное количество значений, то есть быть символом... Символ есть развернутый знак, но знак тоже является неразвернутым символом, то есть его зародышем» (154, с. 130–131). Подчеркивая более общий, абстрактный характер символов, он писал: «Символ... охарактеризовали... как функцию... разложимую в бесконечный ряд, где каждый член с большим или меньшим приближением стремится выразить изначальную функцию» (154, с. 165). Как показывает анализ имеющихся точек зрения, пользуясь категориями знака и символа как близкими, сходными, мы должны раз личать их по степени отраженности в них всеобщего. Знак служит для представления реальных вещей (явлений, свойств, отношений и т. д.) в обобщенной идеальной форме. Именно он «снимает» всеобщее с реальных объектов действительности. Символ же представляет сознанию в наглядно-образной форме абстрактные идеи и понятия, то есть «снимает» всеобщее уже не с самих реальных предметов, а с отражающих их знаков, с уже созданной идеализированной предметности. В этом смысле символы как бы знаки второго порядка, знаки знаков. Разнообразные знаки несут на себе печать конкретности, они более тесно связаны с действительностью чем символы. Но тем не менее и те и другие выполняют функции внутренних регуляторов деятельности, ее опорных точек, «моста» между объективной реальностью и внутренним миром субъекта. Но знаки с этой точки зрения первичны в отражении действительности и в ге-незе знаково-символической деятельности появляются раньше символов. В психологии известна позиция Ж. Пиаже (194, 195, 323, 324), пытавшегося установить специфику знака и символа в деятельности ребенка на момент их первого появления. Мы подробно останавливаемся на его концепции в одном из параграфов настоящей работы. Сейчас отметим лишь, что путь развития знаково-символической функции, по Ж. Пиаже, таков: внешнее действие сокращается и интериоризируется, принимая форму внутренних схематических образов, и во внутреннем плане сознания рождается подлинное обозначение. Первые обозначения ребенка — это субъективные неречевые символы, появляющиеся как результат процесса интерита-ризации подражания. Таким образом, генетически первые обозначения в трактовке Ж. Пиаже — это символы, понимаемые как субъективные обозначения, наполненные личным содержанием и имеющие некоторое физическое подобие с объектами замещения: фантастические символы, обозначения-образы, используемые ребенком в игре, рисовании, а также понятия, которые ребенок пытается сформировать уже в 2–4 года, и лингвистические знаки, усваиваемые детьми. Затем в процессе социализации появляются знаки-обозначения, значения которых общие для всей социальной среды, в которой развивается ребенок. Знаки условны в том смысле, что произвольны, конвенциональны: знак не имеет сходства с тем, что он обозначает (это слова, математические знаки и т. п.). Иными словами, различие между знаками и символами у Ж. Пиаже лежит в плоскости «социальное — индивидуальное», причем овладение индивидуальными символами обусловливает возможность овладения социальными знаками. В понимании генетических различий между знаком и символом нам ближе позиция Л. С. Выготского, который в анализе процесса развития знаково-символической функции предлагал идти не «от ин- дивида», как это делает Ж. Пиаже, а «от среды». Такой подход обусловлен общепсихологическими воззрениями Л. С. Выготского, к которым мы обратимся специально в четвертой главе настоящей работы. Единственный путь к постижению природы знаковой деятельности в его понимании лежит через исследование внешней деятельности, совместно распределенной между ребенком и взрослым, существующей в интериндивидуальном плане, в со-бытии ребенка и взрослого, который выступает носителем социокультурного опыта. По мнению Л. С. Выготского, знаки не создаются ребенком самостоятельно, а усваиваются в процессе активного взаимодействия с социальной средой. Чем глубже и тоньше познающий субъект воспринимает окружающую действительность, взаимодействуя с ней, тем большим количеством знаков и символов наполняется его сознание и тем проще ему оперировать во внутреннем плане даже самыми отвлеченными символами. И наоборот, чем более развита символическая функция сознания, тем богаче для познания и осмысления становится мир в его сущностных проявлениях. Подтверждая это заключение, еще раз сошлемся на А. Ф. Лосева: «Необходимо категорически утверждать,— писал он,— что без использования символической функции сознания и мышления невозможно вообще никакое осмысленное сознание вещей, как бы оно примитивно ни было» (154, с. 194). Как показывает даже краткий анализ, в психологической, философской, лингвистической, семиотической литературе представлены разнообразные попытки выстроить концепцию знаков и символов, деятельности означения. Однако многие вопросы, связанные с их природой, функциями, значением, по-прежнему остаются открытыми.
|