Стасов В. Избранные сочинения. СПб., 1894. Т. III. С. 717—718

крывших большой простор постижения душевного мира человека и тем самым позволивших проявиться психологическому началу с особой си­лой. Академик Б. Асафьев не без оснований считает русскую протяж­ную песню «одним из высших этапов мировой мелодической культуры, ибо в ней человеческое дыхание управляет интонацией глубоких ду­шевных помыслов, на несколько веков вперед сохраняя силу воздей­ствия. Ведь почти каждый отдельный звук протяжной песни облюбовы­вается, осязается. Вы не можете не чувствовать, что на звуке сосредото­чивается душа... Как бы ни анализировать и не удивляться в ней звуко-зодчеству, самое жизненное в ней — правдивость чувства»'. Помимо этого протяжная песня, уже в своей мелодической фактуре заключаю­щая элементы вокализации, является высоким достижением нацио­нального искусства. Она дала отличный материал для формирования своеобразного русского бельканто, характеризующегося мелодией ши­рокого дыхания, ведущего к напевности. В ней заключен источник кан­тилены — основы основ вокального искусства.

Отличительной особенностью русской народной песни является глубокий психологизм и особая причинно-следственная связь слова с музыкой. Слово и его содержание в песне играют ведущую роль, опре­деляя характер музыки. Не случайно о творчестве ее создателей говори­ли: «Песня сказывается, а напев приходит сам». Какие бы замыслова­тые мелодические обороты ни выводил голосом певец, он всегда вместе с тем «рассказывает» песню. В народе живут и такие выражения об ис­кусстве исполнителей: «Песня каждая — правда», «В песне-то слово слово родит», «Затепливай песню!»². Эти народно-песенные традиции перешли в профессиональное вокальное искусство, составив художест­венно-эстетические основы русской музыки и русского исполнитель­ского стиля. Они прочно укрепились как самобытная черта русской вокальной школы.

Особо следует коснуться удивительного своеобразия украшений и подголосков русской народной песни. Это не итальянские фиоритуры, не средство демонстрации технических возможностей голоса, а всегда составляющая часть мелодики, ее существо. Украшения в песне отража­ют истинно русский характер. В них распеваются не просто отдельные гласные, а показываются смысл слов, эмоция, содержание, чтобы еще рельефнее оттенить их психологическую весомость. Певцу, желающему поверхностно щегольнуть техникой, в народе говорили: «Вертикулы-то (излишние украшения) свои брось», «Ну этот плох, больно голосом ви­ляет». Собирательница и исследователь русских народных песен Е. Линёва так характеризует их подголоски: «Они не служат аккомпане­ментом к основному мотиву, как второстепенные голоса в современной музыке, но представляют как бы развитие основной идеи... по каждому подголоску, если он хорошо спет, можно узнать песню»². Колоратура в русских классических операх также непосредственно связана с худо­жественно-психологической характеристикой того или иного персона­жа. К примеру, колоратура в партии Антониды («Иван Сусанин» М. Глинки) присуща только этому образу, а колоратура, которую ком­позитор предпосылает Людмиле («Руслан и Людмила»), раскрывает и дополняет нам портрет веселой и жизнерадостной русской девушки. Характерны украшения у Н. Римского-Корсакова в партиях Царевны Лебедь («Сказка о царе Салтане»), Снегурочки («Снегурочка»), Волхо-вы («Садко»), создающие яркие музыкальные образы этих замечатель­ных и столь разноплановых персонажей. Русская колоратура, идущая от украшений народных песен, требует от исполнителя владения не толь­ко формально совершенной техникой вокала, но и решения задач более сложных и глубоких — посредством колоратуры дополнить сущность художественного образа. Психологически насыщать виртуозность го­лоса в глубокой связи с музыкально-художественным образом — глубо­ко национальная черта русского исполнительства.

Богатство жанров русской народной песни, разнохарактерность и широта запечатленных в ней образов требуют и различного их вопло­щения. Использование вокально-технических средств диктуется смыс­лом и содержанием песни. Одна песня для правдивой передачи предпо­лагает исполнение «во все рыло»³, другая — легким звуком: «Ты грудью-то не бери, а свистулой — полегче, значит»⁴. Протяжные, раз­дольные песни, глубокие и проникновенные, должны исполняться со­ответственно характеру наполненным, ровным и кантиленным тем­бром, сопровождаться пространностью и протяженностью певческого дых ания. Это ка чество певца высоко ценилось в народе: «У него душа ¹ Линеёва Е. Великорусские песни в народной гармонизации. СПб., 1904-1909.