Глава 3. Концепции мифотворчества эпохи эллинизма. Хической и суицидальной. Усиливалось ощущение оторванности дичности от мира, мотивы уныния, эскапизма

хической и суицидальной. Усиливалось ощущение оторванности дичности от мира, мотивы уныния, эскапизма, отчаяния. В земном мире человек не видит для себя возможности самореализации. Единственным выходом остается сознательное самоустранение от всего земного (природного и общественного), уход в самого себя. Причем уход не теоретический, не идеальный, как в философских школах раннего эллинизма, а реальный, чувственный. Начинает­ся поиск рецептов такого ухода от действительности, «техник ин­дивидуального спасения» (священные книги, прорицания, ритуа­лы, оккультизм, колдовство, астрология и пр.). В этих условиях тенденция демифологизации сознания замедляется, а тенденция ремифологизации усиливается. Общественное сознание вновь пронизывается антропоморфизмом, ощущением одухотворенно­сти мира. Мощная мифологическая волна вновь накатилась на си­стему культуры.

И если в середине I в. н.э. интерес к мифологии заметно упал (о чем свидетельствует множество сатирических сцен, в которых постоянно подчеркивалось, что перепев мифологических сюже­тов и образов публике надоел), то во II в. н.э. интерес к мифологии возродился вновь. Причем мифология выступала преимуществен­но в ее суеверно-магическом обличий. Начиная со II—III вв. духов­ная жизнь римского общества была охвачена верой в чудеса, опу­тана громадной сетью мифов и суеверий, выросших из сложного синтеза мифологических традиций Запада и Востока. Римская империя погрузилась в «сон разума», а ее столица стала «торжи­щем всемирного суеверия». Легковерие переходило все возмож­ные границы. Безграничное легковерие размыло даже элементар­ные критерии разумности и логической обоснованности: правду от неправды, действительность от воображения и фантазии даже не стремились отличать. Господствовало умонастроение, в соот­ветствии с которым в природе существует все то, что идеально конструируется воображением нашего сознания, ничто не явля­ется невозможным. В истории культуры, пожалуй, не было другой такой эпохи, когда достаточно образованное и цивилизованное (разумеется, по своим историческим меркам) общество жило бы в атмосфере, столь насыщенной суевериями. Ведьмы, колдуны, оборотни, предсказатели, привидения — важная составляющая по­вседневности того времени.

Даже скромные попытки критики суеверий (например, Луки-аном) не находили значительного числа сторонников. В действен­ность колдовства верят, его повседневно и повсеместно опасают­ся. Причем опасаются все — от нищих до императоров. Чем больше