Есть ли у нас право выбора?

Всем нам хорошо известно, что у нас есть право выбора — никто не помешает нам, если мы захотим пожертвовать деньги на благотворительность, выкрасить свой дом в лиловый цвет, угнать машину или пнуть умирающего пса. Мы сами решаем, что нам делать, потому что у нас есть свободная воля. Большинство людей считает, у нас есть свобода выбора; но есть и такие, кто думает иначе, их называют детерминистами ⁴². Они не верят в существование таких вещей, как свободная воля; наши поступки проистекают из чисто механических факторов, таких, как наша наследственность или же среда, в которой мы живем. Здесь мы опять имеем дело с тем противостоянием, которое лежит в основе всех споров по поводу социобиологии и эволюционной психологии. Кто мы — машины, запрограммированные генами или окружающей средой и потому не отвечающие за свои поступки; или же у нас есть возможность делать выбор — принимать сторону добра или зла, и следовательно мы несем ответственность за свои дела? Нет свободной воли, нет и вины. В этом же ряду стоят вопросы о существовании нравственных абсолютов, добра и зла и так далее.

Органы правосудия по всему миру в основном исходят из того, что у человека есть свободная воля и потому он несет ответственность за свои поступки. Если вы решаетесь «совершить преступление», то вам предстоит «отсидеть срок» в тюрьме. Ну а что если моими поступками заправляют гены? Именно это подразумевает эволюционная психология, которая становится все более частым компонентом бихейвиористских дискуссий. Я веду себя так потому, что таковы мои гены. Квинтэссенцией подобного мышления можно считать вышедшую недавно книгу Естественная история изнасилования: биологические основания сексуального принуждения ⁴³. Если верить авторам этого труда, изнасилование — это эволюционная адаптация, которая позволяет мужчинам, не снискавшим успеха у женщин, передать свои гены следующему поколению. Они подкрепляют свои доводы с помощью примеров из жизни животных, среди которых тоже бывает, как они считают, секс по принуждению. Эти доводы едва ли применимы к людям, но они показывают, что попытки объяснить все явления бытия в рамках исключительно натуралистических концепций заканчиваются зачастую тем, что ученым приходится обращаться к весьма вольным аналогиям. Кроме того, они свидетельствуют о прогрессирующей тенденции к оправданию аберрантного поведения, которое, похоже, все больше проникает в общество в последние несколько десятилетий.

Исследователи иногда упоминают о так называемом Божественном, или духовном гене. Тем самым они хотят сказать, что религиозные устремления человечества подчинены определенным генам. Однако есть немало ученых, да и прочих людей, которые меняли свое мировоззрения от веры в Бога к атеизму и наоборот, хотя гены у них оставались одними и теми же. Это говорит о том, что причины духовности в основном не зависят от наследственной предрасположенности. Ведь мы обладаем свободой воли.

Некоторые ученые утверждают, что гены в ряде случаев отвечают за определенные модели поведения, и с этим, пожалуй, можно согласиться. Скажем, алкоголизм, по всей видимости, несет в себе некоторый генетический компонент, но это не значит, что если у вас есть наклонность к алкоголизму, то вы обречены стать алкоголиком. Миллионы успешно бросивших пить анонимных алкоголиков свидетельствуют об обратном; они решили не пить и усилием воли положили конец этой пагубной привычке. Нужно с прискорбием отметить, что есть целый ряд других наследственных отклонений, которые ущемляют, а то и вовсе лишают людей права выбора; но это исключения. Мы говорим здесь о нормальных людях и о том, как они пользуются имеющейся у них силой воли.

Наделяя гены гипотетической властью над природой человека, ученые ставят под вопрос не только нашу свободу выбора. Как утверждают социобиологи, у таких наших чувств, как любовь и сострадание к ближним, на самом деле совсем иная подоплека. Они якобы продиктованы эгоистичными мотивами, которые лишь на первый взгляд выглядят как сентиментальный альтруизм. Все наши поступки мы совершаем под влиянием этих эгоистичных генов. Отсюда следует, что на самом деле в нас нет ни доброты, ни щедрости, ни сострадания к ближним, а одно лишь своекорыстие. Высказывание философа Майкла Гизелина из Калифорнийской академии наук служит показательным примером, каким извращенным может быть подобного рода мышление: «Если отбросить в сторону сентиментализм, то мы не увидим в нашем обществе и намека на подлинную любовь к ближнему. То, что мы принимаем за сотрудничество, оказывается смесью приспособленчества и эксплуатации. Мы увидим, что порыв одной особи пожертвовать собой ради другой имеет под собой вполне рациональную цель — получить преимущество над третьей, а поступки “во благо” одной группы совершаются в ущерб другой. Каждая особь помогает своим сородичам, только если это в ее личных интересах. Она покоряется игу общественного рабства, только если у нее нет иных альтернатив. Если же дать ей полную свободу поступать по своекорыстию, только соображения целесообразности и выгоды удержат ее от жестокого обращения, применения грубой силы и убийства — ее брата, друга, родителя или ребенка. Сотрите внешний слой с такого “альтруиста”, и вы увидите, что вся его подноготная — сплошное лицемерие»⁴⁴. Сказано не плохо, чего нельзя сказать о фактической стороне этого пассажа. Неужели мы действительно беспомощные жертвы обстоятельств? Неужели мы не в состоянии, имея благородство характера и твердую решимость, подняться над злом и творить добро?

Эволюционисты объясняют феномен свободной воли по-разному. Уилсон и Доукинс признают ее существование, но истолковывают ее как своего рода генную программу, которая время от времени превозмогает диктат генов. Как и следовало ожидать, столь путанная аргументация подвергается серьезной критике. Можно ли от детерминирующих генов получать запрограммированные и незапрограммированные результаты одновременно? Зачем пытаться смешивать столь разные сферы, как генетика и свободная воля? Может ли свободная воля быть по-настоящему свободной, если она обусловлена генетикой? Некоторые эволюционисты просто-напросто отрицают существование свободной воли. Уильям Провайн, историк биологии из Корнельского университета, утверждает, что «свободная воля — самая деструктивная идея, которая когда-либо приходила нам в голову»⁴⁵. И тем не менее большинство людей считают, что у нормального человека есть свобода выбора и потому мы несем ответственность за свои поступки.

Вопрос о свободе воли — это основополагающий фактор, который влияет самым существенным образом на наше мировоззрение. Кто мы — несмысленные животные механизмы, любое аберрантное поведение которых можно оправдать эволюционной психологией, или же мы все-таки обладаем свободой воли и, следовательно, должны отвечать за свои дела? К этому можно добавить присущее нам умение отличать добро от зла, нравственную чистоту от аморальности, правосудие от несправедливости, доброту от себялюбия. Все эти качества, присущие большинству людей, указывают на реальность, существующую вне пределов ограниченной генами эволюционной психологии, а также вне типичных научных интерпретаций. Реальность выходит далеко за рамки материалистической (механистической, натуралистической) научной интерпретации. Здесь возникает наисерьезнейший вопрос о существовании Бога, Который наделил нас способностью постигать окружающий мир, дабы у нашего бытия были смысл и цель; а также о нашей ответственности перед подобным Существом. В свою очередь степень этой ответственности будет зависеть от того, каким вы представляете себе Бога.

Некоторые ученые, вроде Гулда и известного своими литературными произведениями Олдоса Гексли, отдающие предпочтение бессмысленной Вселенной, говорят о «максимальной свободе», которую сулит подобный выбор⁴⁶. Однако, что интересно, большинство ученых, не верящих в Бога или в свободную волю и в прочие особенности человеческого разума, не ведут себя как звери, стремясь передать свои «эгоистичные» гены как можно большему числу потомков. Эти ученые почти всегда честны, порядочны и не чужды нравственных ценностей. Они ведут благопристойную жизнь и тем свидетельствуют о том, что у реальности есть аспекты, которые не укладываются в простое материалистическое научное истолкование. Наша свобода выбора и восприятие нами нравственных ценностей — это наглядное свидетельство в пользу реальности, превосходящей рамки простых механистических интерпретаций. У нашего существования есть смысл, и смысл этот гораздо выше генного уровня.