Научные войны: недавний поворот

«Становится все очевиднее, что физическая “реальность”, в той же мере что и социальная “реальность”, есть по сути своей социальная и лингвистическая конструкция; что научное “знание”, будучи весьма далеким от объективности, отражает и кодирует доминирующие идеологии и политические отношения в культуре, которая его производит; что наука в своих претензиях опирается на теории и соотносит свои выводы только с самой собой»⁴⁷. Приведенная цитата звучит весьма впечатляюще и близка по духу культурологической интерпретации науки, но написана она была вовсе не для этого. Этот пассаж был написан для того, чтобы спровоцировать социологов выступить в печати по вопросу, в котором они плохо разбираются; и эта провокация вполне удалась! Эта цитата вышла из-под пера Алана Сокала, физика-теоретика из Нью-йоркского университета, написавшего впечатляющую статью с замысловатым названием: Преодолевая границы: к трансформативной герменевтике квантовой гравитации (Transgressing the Boundaries: Toward a Transformative Hermeneutics of Quantum Gravity). Статья написана в примирительном тоне, насыщена множеством свидетельств и оживлена многочисленными цитатами из ведущих специалистов в области человеческого сознания. Есть в ней и не мало ошибок, очевидных для специалистов в области физики. Сокал представился редакторам ведущего в области культурологических исследований журнала Social Text как политический и культурный левак. Он попросил их опубликовать его статью, что они и сделали. И одновременно на страницах другого журнала, Lingua Franca, он объявил, что эта статья была мистификацией, призванной показать, что публикация тех или иных материалов зависит не от точности и достоверности написанного, а от политических убеждений автора. Редакторы Social Text, которым следовало бы отдать статью на научную экспертизу, почувствовали себя обманутыми. Эта история попала на первую полосу Нью-Йорк Таймс, и пресса с упоением взялась за этот скандал, обличая нравы, царящие в научном сообществе, хотя затевалось все это вовсе не ради громкого скандала в печати⁴⁸.

За всем этим скрывалось то, что получило известность как «научные войны». Это был очередной эпизод вековой борьбы между «двумя культурами», где с одной стороны выступают гуманитарные науки, проводящие культурологические исследования, а с другой — наука, занимающаяся изучением природы. В последнее десятилетие в научных войнах наступил этап, когда идет жаркая битва между крайним постмодернизмом и социальным конструктивизмом с одной стороны и наукой — с другой. Наука делает упор на фактах и разуме. Постмодернистское движение отрицает объективное знание и не придерживается никаких универсальных ценностных критериев. Конструктивизм полагает, что научные выводы, как и любые другие, социально обусловлены, а посему естественная наука ничем не лучше гуманитарных наук. Даже математика и логика, по мнению конструктивистов, это социальные конструкции, да и наука в целом — всего лишь одна из многих систем верований. Сами научные «факты» — это социальные конструкции ученых. Этот новаторский подход к науке открыл для конструктивистов новую область исследований, и они с жаром взялись за ее разработку. Они скрупулезно отмечают всевозможные научные ошибки, да и концепция Куна, изложенная в книге Структура научных революций ⁴⁹, где говорится о приверженности науки определенным сменяющим друг друга парадигмам, способствовала ослаблению веры в нее как в последовательный, хорошо выверенный путь к истине. Конструктивисты заклеймили науку как простое политическое «поигрывание мускулами». К сожалению, наука зачастую вредит сама себе. Ее дух исключительности и высокомерия лишь подливают масло в огонь затянувшейся войны.

Одним ученым не нравилось, когда кто-то, не входящий в их закрытый «клуб», оценивает их работу и бросает тень на безупречный образ науки, которым они так дорожат. Других беспокоило то, что общество в целом утратит способность объективно оценивать окружающий мир, если наука станет восприниматься всего лишь как заурядный набор мнений. Ученые стали публиковать книги и созывать конференции, посвященные этому животрепещущему вопросу. Одним из самых ярких эпизодов этой борьбы явилась книга Величайшее предубеждение: академические левые и их раздоры с наукой (Higher Superstition: The Academic Left and its Quarrels With Science)⁵⁰. Под «академическими левыми» здесь имеются в виду конструктивисты и постмодернисты, которые нападают на науку. Написали ее биолог Пол Р. Грасс и математик Норманн Левит, и она представляет собой полемическое произведение, которое развенчивает значительную долю доводов, используемых против науки. В ней говорится об «особой смеси невежества и враждебности»⁵¹ критиков науки. Авторы приводят немало примеров, когда те, кто нападают на науку, сами того не осознавая впадали в заблуждение. В некоторых случаях они пользуются той же самой логикой, которую применяли конструктивисты и постмодернисты против науки, а теперь обращенной против них самих. Мистификация Сокала, которую он устроил двумя годами ранее, это лишь один из аргументов, к которым прибегают ученые, чтобы подчеркнуть превосходство науки. С другой стороны, конструктивисты указывают, что эта мистификация — лишь отдельный эпизод, который ни о чем не говорит. Так что битва продолжается⁵².

Научные войны отражают глубокую и устойчивую неудовлетворенность, которую вызывает у многих высокомерная элитарность науки; кроме того, они показывают убогость и заносчивость, которыми отличаются некоторые интеллектуальные схватки. Хотя наука и проявила свою силу, вроде бы одержав верх в этом недавнем скандале, у нас нет оснований думать, что конфликт между наукой и остальной культурой разрешен. Причины этих конфликтов многосложны, но вполне очевидно, что наука за свою самодостаточность и элитарность так и будет подвергаться нападкам с самых разных сторон. Более того, пока секулярная наука не даст более внятных ответов на глубинные вопросы, касающиеся нашего сознания и смысла нашего существования, нападок ей не избежать.

Несколько слов в заключение

Куда это все нас приведет? Есть ли свет в конце туннеля? Современная наука стремится избегать некоторых областей, которые не входят в ее материалистическое меню. Аристократическое высокомерие науки дает о себе знать, когда она берется за такие сферы, как социобиология, и пытается отвечать на вопросы, которые не входят в ее компетенцию. Некоторые факторы человеческого поведения, скажем, альтруизм и религиозность, она относит на счет таких механизмов, как наследственность. И тут в сражение вступают «академические левые», которые обвиняют науку в том, что она всего лишь социальная конструкция. Картина усложняется, но начинают вырисовываться некоторые важные выводы. При этом у нас есть вполне надежные научные данные, которые могут помочь нам в формировании нашего образа мысли.

Цель наша состоит в том, чтобы выяснить, где истина, или же, другими словами, какова реальность. С помощью постмодернистского образа мышления некоторых социологов, согласно которому все относительно и нет никаких абсолютов, на этот вопрос не ответишь. Подобного рода мышление ведет скорее к скептицизму, чем к истине, которую мы ищем. Тем более что трудно воспринимать серьезно такие предпосылки, как постмодернизм, утверждающий, что никакой объективной истины не существует. Если так, то данную предпосылку постмодернизма тоже нельзя считать объективной истиной⁵³. Наилучшее решение в данном случае — делать выводы на основании самых достоверных из доступных нам данных и быть открытыми для пересмотра этих выводов по мере поступления новых сведений. Все стороны, участвующие в этих сражениях, могут извлечь для себя немало пользы, если перестанут кичиться своей исключительностью и признают, что они — не истина в последней инстанции.

Наука слишком закрыта, она избегает некоторых важных областей знания, позволяя при этом доминирующим парадигмам определять, что истинно, а что нет. Все это порой заканчивается для науки большими неприятностями, как в случае с родильной горячкой или крупными катастрофами⁵⁴. С другой стороны, нельзя забывать, что наука заключает в себе и не мало положительного. Когда я читаю философские, социологические, психологические и разнообразные богословские труды, меня часто расстраивают присущие им недостаток данных и обилие предположений. Я по профессии ученый, и мое образование может в какой-то мере искажать мои взгляды, но я всякий раз испытываю неподдельную радость, когда возвращаюсь к науке, которая опирается на простые, но надежные данные о природных явлениях. Это особенно касается естественных наук, таких, как физика и химия, в которых можно найти наиболее веские свидетельства в пользу существования Бога. Биология более комплексна, и к твердым выводам в ней прийти сложнее. В психологии или социологии сделать однозначные, твердые выводы еще сложнее, поскольку эти системы крайне запутаны и сложны для анализа. Эти науки имеют дело с человеческим разумом, понять который очень не просто. Однако все они заслуживают внимательного исследования и уважения. Во всякой сфере есть и положительные, и отрицательные стороны, и нам нужно научиться отделять одно от другого.

Наука сталкивается с целым рядом проблем, и одна из основных состоит в том, что ученые слишком сосредоточены на успехах науки и стремятся непременно довести эти успехи до сведения общественности. Особенно это бросается в глаза, когда ученые заявляют, что наука имеет ответы практически на все вопросы. Хотя эти заявления вполне укладываются в рамки нормального человеческого поведения и их можно понять и извинить, мы все же ни в коем случае не должны забывать, что успех науки в некоторых областях нельзя истолковывать в пользу ее универсального превосходства и права на исключительность. Битвы вокруг социобиологии учат нас, что в некоторых сферах наука просто не способна сделать сколько-нибудь приемлемый вклад. Наука должна научиться воздавать должное уважение тем аспектам реальности, которые находятся вне ее компетенции. В качестве примера можно привести нашу свободную волю. Наука основывается на причинно-следственной связи. Свободная воля, которой обладает человек (с чем согласно большинство из нас), этому принципу не следует. Иначе она уже не была бы свободной. Свободная воля — это лишь один из аспектов той реальности вне науки, с которой наука должна считаться.

Если коротко, то наука не столь плоха, как думают некоторые социологи, и не столь хороша, как полагают многие ученые. К сожалению, она во многих случаях лелеет дух исключительности и элитарности. Слишком часто ученые взирают на науку как на неприступный замок, возвышающийся над долиной невежества. На самом же деле, наука представляет собой важное строение в ряду прочих строений, таких, как история, искусство и религия, и у каждого из этих зданий есть свои сильные и слабые стороны. Все эти здания играют важную роль в поисках истины. Проблема науки в том, что очень многие ученые, населяющие здание науки, задернули шторы и не видят церкви, которая стоит совсем рядом.