Н. А. Бердяев. Судьба России

(Извлечение)

Все своеобразие славянской и русской мистики — в искании града Божьего, града грядущего, в ожидании сошествия на землю небесного Иерусалима, в жажде всеобщего спасения и всеобщего блага, в апока­липтической настроенности. Эти апокалиптические, пророческие ожида­ния находятся в противоречии с тем чувством, что русские уже град свой имеют и что град этот — «святая Русь»...

Здесь тайна русского духа. Дух этот устремлен к последнему и окончательному, к абсолютному во всем... но в природно-историческом процессе царит относительное и среднее. И поэтому русская жажда аб­солютной свободы на практике слишком часто приводит к рабству... и

русская жажда абсолютной любви — к вражде и ненависти. Для рус­ских характерно какое-то бессилие, какая-то бездарность во всем отно­сительном и среднем. А история культуры и общественности вся ведь в среднем и относительном, она не абсолютна и конечна. Черта эта очень национально-русская. Добыть себе относительную обществен­ную свободу русским трудно не потому только, что в русской природе есть пассивность и подавленность, но и потому, что русский дух жаждет абсолютной божественной свободы...

Русский дух хочет священного государства в абсолютном и готов мириться с звериным государством в относительном. Он хочет святости в жизни абсолютной, и только святость его пленяет, и он же готов ми­риться с грязью и низостью в жизни относительной. Поэтому святая Русь имела всегда обратной своей стороной Русь звериную. Россия как бы всегда хотела лишь ангельского и зверского и недостаточно раскры­вала в себе человеческое. Ангельская святость и звериная низость — вот вечные колебания русского народа, неведомые более средним на­родам. Русский человек упоен святостью, и он же упоен грехом, низостью. Смиренная греховность, не дерзающая слишком подымать­ся, так характерна для русской религиозности...