Русская психология в XVIII-XIX веках: продолжение материалистических традиций А.И. Гер­ценом, В.Г. Белинским, Н.А. Добролюбовым и Н.Г. Чернышевским

А.И. Герцен. Важную веху в истории русской психологии соста­вили философско-психологические воззрения А.И. Герцена развитые в замечательной книге “Письма об изучении природы”. Они отличаются прежде всего диалектикой. Прекрасно владея диалектическим методом, Герцену удалось установить: единство философии и частных наук, единство эмпирического и рационального в познании, единство бытия и сознания, единство природ­ного и исторического, единство чувственного и логичес­кого.

Человек рассматривался Герценом как часть природы, а его сознание — продуктом исторического раз­вития. “История мышления, — писал А.И. Герцен, — про­должение истории природы: ни человечества, ни приро­ду нельзя понять мимо исторического развития”. В человеке А.И. Герцен видел ту грань, с которой начи­нается переход от естествознания к истории.

Сознание, мышление человека — это продукт выс­шего развития материи. А.И. Герцен указывал: “... мыш­ление так же естественно, как протяжение, так же степень развития, как механизм, химизм, органика — только выс­шая”. Материальную основу сознания составля­ют физиологические функции мозга, а предметным содер­жанием сознания является объективный мир.

Пытаясь нащупать диалектику связи ощущения и мышления, он критикует метафизический “робкий” ма­териализм Д. Локка, остановившегося на полпути и не дошедшего до “исторического понимания прошлых мо­ментов мышления”. В адрес Д. Локка, призна­вавшего рефлексивный источник познания и в то же са­мое время доказывавшего, что в сознании нет ничего, что не прошло бы через чувства, А.И. Герцен указывал: “Без опыта нет сознания, без сознания нет опыта, ибо кто же свидетельствует о нем?”. Связующим звеном мышления и ощущения является, по А.И. Герцену, прак­тическая деятельность, которая у него еще не выступала как критерий истины.

В.Г. Белинский. Следующий шаг вперед в развитии научной психо­логии связан с именем В.Г. Белинского. При оценке чело­века в целом и его психических свойств он придерживал­ся антропологического принципа, т.е. исходил из пони­мания человека как биологического существа. Указывая на единство психических процессов с физиологическими, Белинский считал, что достаточно одного физиоло­гического основания, чтобы объяснить психические яв­ления. Он допускал вполне возможным с помощью од­ной только физиологии “проследить физический процесс нравственного развития”. Здесь Белин­ский сближается с Герценом. Оба они не сумели в полной мере показать социальную природу сознания и мышления. В утверждении психофизического единства заключается сила их взглядов, в упущении социальной детерминации психических процессов состоит слабость их мировоззрения.

Н.А. Добролюбов (1836­–1861). Укреплению материалистической традиции в науч­ной психологии служили идеи Н.А. Добролюбова, в которых с новой силой подчеркивалось положе­ние о внешней и внутрителесной детерминации психичес­ких явлений. Основные мысли в области психологии изложены им в критических статьях: “Френология”, “Физиологическо–психологический взгляд на начало и конец жизни”, “Органическое развитие человека в связи с его умственной и нравственной деятельностью”.

При рассмотрении различных вопросов, связанных с проблемой человека, Н.А. Добролюбов опирался на но­вейшие данные естествознания. Весь окружающий мир, по Добролюбову, находится в постоянном развитии, в непрерывном движении от простого к сложному, от ме­нее совершенного к более совершенному. Венцом приро­ды является человек с его способностью сознавать. Неотъ­емлемым свойством материи является сила. Для челове­ческого мозга такой силой является ощущение. Как нет магнитной силы без железа, так нет ощущения без мозга. Мозг есть единственный “источник высшей жизнедеятель­ности” и “умственные отправления имеют к нему прямое отношение”.

Этот основной тезис Добролюбов направляет против дуализма, распространенного в то время за рубе­жом и в русской среде. Острие критики было направлено также против вульгарного материализма. Добролю­бов писал: «Нам кажутся смешны и жалки невежествен­ные претензии грубого материализма, которые унижают высокое значение духовной стороны человека, стараясь доказать, будто душа человека состоит из какой-то тон­чайшей материи».

Особо резко Добролюбов выступает против френологов, которые пытались объяснить психические процессы формой и объемом мозга. “Френологии я не ве­рю — это уж положительно решено”, — утверждал философ”. О душевной деятельности, считал Добро­любов, мы должны судить не по выступам черепа, а по вне­шним проявлениям ее.

Чрезвычайно важное значение имеют положения Добролюбова о внешней детерминации всех психи­ческих процессов. Внешний мир является предметным со­держанием сознания. Он отражается с помощью органов чувств. Беспредметной мысли быть не может. Признать мысль беспредметной значит признать возникновение ее из самой себя. На самом же деле “человек не из себя разви­вает понятия, а получает их из внешнего мира”. Чувства и воля также возникают в нас благодаря впечатлениям, полученным от внешних предметов.

Н.Г. Черны­шевский (1828-1889). Сподвижником НА. Добролюбова был Н.Г. Черны­шевский. Его взгляды, отмечает Б.Г. Анань­ев, “представляет глубоко продуманную концепцию, ока­завшую большое влияние на развитие русской научной психологии от Сеченова до наших дней”.

Одна из заслуг Чернышевского состоит в том, что он первым в ряду великих материалистов России по­ставил специальный вопрос о предмете, задачах и мето­дах научной психологии. Психологию, как и прочие нрав­ственные науки, он относил к числу точных областей зна­ний. Первым основанием относить нравственные знания к области точных наук служит, по мнению Чернышев­ского, то, что эти науки могут различать известное в сво­ей области от неизвестного. Возможность такого разли­чения необходимо предполагает определенный запас до­стигнутых знаний. Исключительную роль в накоплении этих знаний и в переходе нравственных наук на точные методы исследования сыграло естествознание. “Естествен­ные науки, – писал Чернышевский, – уже развились настолько, что дают много материалов для точного ре­шения нравственных вопросов. Из мыслителей, занимав­шихся нравственными науками, все передовые люди ста­ли разрабатывать их при помощи точных приемов, по­добных тем, по каким разрабатываются естественные науки”.

Другое обстоятельство, которое ставит психологию в число точных наук, связано с тем, что в области нрав­ственных, как и в области природных явлений, действу­ют определенные закономерности и необходимые причи­ны. Чернышевским подчеркивалось: “Положитель­но известно, например, что все явления нравственного мира проистекают одно из другого и из внешних обстоя­тельств по законам причинности”. Отсю­да вытекает и главная задача психологии которая долж­на сводиться к выяснению причин и законов протекания психических процессов. Таким образом, становление на­учной психологии Чернышевский связывал, с одной стороны, с правильным определением предмета психоло­гии, с другой — с принятием и переходом психологии к точным естественнонаучным методам исследования.

На основе ощущений развиваются мыслительные процессы, которые состоят в том, чтобы из “разных ком­бинаций ощущений и представлений, изготавливаемых воображением, при помощи памяти, выбирать такие, ко­торые соответствуют потребностям мыслящего организ­ма в данную минуту, в выборе средств для действия, в выборе представлений, посредством которых можно было дойти до известного результата”. Но, под­черкивая единство ощущения и мышления, Черны­шевский не смог провести качественного различия меж­ду ними.

Большую роль в понимании человеческой психики Чернышевский отводил потребностям. Только через них, считал он, можно понять отношение субъекта к объ­екту, через них можно определить роль материально–экономических условий для психического и нравственного развития личности. С развитием потребностей он связывал генезис познавательных способностей (память, вооб­ражение, мышление).

Первичными потребностями являются органические потребности, мера удовлетворения которых сказывается на возникновении и уровне нравственно-эстетических потребностей.

Животные наделены лишь физическими потребно­стями, ими только определяется и направляется психи­ческая жизнь животного. Если у животного все органы чувств служат лишь одному — содействовать удовлетво­рению органической потребности, то у человека “каждое из его чувств достигает самобытного интереса для него: глаз, ухо и каждый из других органов чувств становится у человека как–будто каким-то самобытным организмом с собственной жизнью, с своими потребностями и удо­вольствиями”. Чем выше развитие человека, тем больший вес занимают у него “частные стремления каждого органа к самостоятельному развитию своих сил и наслаждению своей деятельностью”. Б.Г. Ана­ньев подчеркивал, что в учении о потребностях Н.Г. Чер­нышевский возвышается до подлинно диалектической по­становки вопроса, поскольку “частные потребности в ходе развития превращаются в общие, и наоборот, общебиоло­гические потребности (питание, размножение) превраща­ются у человека в потребности частные”.

Большим достижением Н.Г. Чернышевского в ана­лизе психики человека является различение им темпера­мента и характера. Он указывал, что темперамент обус­ловлен в большей мере наследственностью или природ­ными факторами. В то же самое время, передаваясь по наследству, темперамент может подвергаться изменениям под влиянием обстоятельств жизни. Что касается характе­ра, то он определяется главным образом условиями жиз­ни, воспитанием и поступками самого человека. Поэто­му сущность человека, его характер и помыслы должны познаваться через его практические дела.

Н.Г. Чернышевский более чем кто-либо из русских материалистов подошел к пониманию социальной обус­ловленности психического развития. Тем не менее в силу исторических условий он не смог, как и его предшествен­ники (А.И. Герцен, В.Г. Белинский, Н.А. Добролюбов) пол­ностью выйти за пределы антропологического взгляда. Он не сумел до конца понять определяющую роль соци­альных факторов в формировании человеческого созна­ния и психики в целом, связывая в основном психические и нравственные явления с биологическими и физиологи­ческими детерминантами. Отсюда вытекали его антро­поморфические уклонения. Найдя большое сходство в те­лесной организации человека и животных, Н.Г. Черны­шевский ошибочно приписывает сознательные элементы в психике животных. Различие между сознанием живот­ного и человека сравнивается с разницей, существующей между одной серебряной монетой бедняка и грудой та­ких же монет в кладовых банкира. Там и здесь монеты одни и те же, различие состоит лишь в количестве.

Хотя антропологический принцип, которого держа­лись все революционеры-демократы, мешал построению адекватного взгляда на природу психики и сознания, тем не менее в тот период антропологический подход имел положительное значение в том смысле, что он подводил под психические явления естественнонаучное основание, утверждал материальную их обусловленность. Выведение психических явлений из природных начал и подведение под них физиологической основы служило верным ори­ентиром и указанием для перехода психологии к точным, экспериментальным методам исследования.

Философско-психологические взгляды русских материалистов XIX века –А.И. Герцена, В.Г. Белинского, Н.А. Добролюбова и Н.Г. Чернышевского оказали непос­редственное влияние на передовых естествоиспытателей России — анатомов, физиологов, психиатров, которые ока­зались первыми созидателями экспериментальной психо­логии в России.

Философско-материалистические тенденции, на ко­торых основывалась русская научная психология, позво­лят занять России передовые позиции в общемировом развитии психологии и в преобразовании ее в экспери­ментальную науку.

8. Развитие немецкой психологии в XVIII – XIX веках: Х. Вольф (1679-1754), И. Кант (1724-1804), И. Гербарт (1776-1841)

После Лейбница в ­психологии начинают проникать эмпирические тен­денции. Они стали особенно заметны с работ Х. Вольфа (1679-1754), ближайшего уче­ника Лейбница. В психологии Х. Вольф известен прежде всего разделением психологии на эмпирическую и рацио­нальную части, что нашло отражение в названиях его книг: “Эмпирическая психология” (1732) и “Рациональная пси­хология” (1734). Кроме того, Х. Вольф закрепил за наукой, занимающейся изучением души, название “психология”.

По Х.Вольфу, настоящая наука в идеале призвана решать три основные задачи:

1) выведение фактов и явлений из существенных ос­нов;

2) описание этих фактов и явлений;

3) установление количественных отношений.

Поскольку психология не может реализовать тре­тью задачу, ей остается решать первые две, одна из кото­рых должна стать предметом рациональной психологии, другая (описание фактов и явлений) — предметом эмпи­рической психологии.

Выступление Вольфа за эмпиризм в психологии, за со­здание психометрии, как науки, подобной эксперимен­тальной физике, является положительной стороной уче­ния Вольфа в психологии. Но поиски путей перевода психологии в экспериментальное русло не могли приве­сти Вольфа к задуманным целям, поскольку за исход­ное основание психических явлений признавались не ма­териальные силы природы, а нематериальные способно­сти души. Желание Вольфа с позиций идеализма, на кото­рых он стоял, построить экспериментальную психологию было не более, чем пустым мечтанием.

Сильный крен немецкой психологии в сторону эм­пиризма был осуществлен И. Кантом (1724-1804). Психо­логические взгляды Канта вытекали из его общей теории познания. И. Кант допускал, что вне нас существуют ре­альные предметы, — “вещи в себе”. Однако о них ничего нельзя сказать, так как “вещи в себе” непознаваемы. Нам даны лишь явления сознания, которые производятся “вещами в себе”, но не выражают их сущности. То, что нам представлено в сознании есть мир явлений, совершенно непохожий на мир вещей. Сам по себе чувственный опыт не несет никаких знаний о предметах. Рассудочные категории, оформляющие сенсорный материал в пространственно-временную определенность, не выводимы из чувственных данных, они даны изначально.

Поскольку сущность вещей непостижима, а челове­ку мир может быть дан только в явлениях (“вещи для нас”), то все науки, в том числе и психология, имеют дело лишь с явлениями, а поэтому могут быть, по существу, только науками эмпирическими. Исключение составля­ют только математика и отчасти механика.

Согласно этому положению, для психологии, объектом изучения которой является внутренний мир человека, сущность души недоступна. Предмет психологии могут составлять лишь явления сознания, обнаруживаемые посредством внутреннего чувства.

Таким образом, психология есть наука о явлениях сознания, к которым он относил познавательные, эмоци­ональные и волевые акты. Основной метод, которым об­наруживаются названные виды явлений — внутреннее наблюдение. Внутреннее чувство, по мнению И. Канта, очень ненадежное средство познания души, поскольку актом самонаблюдения меняется характер протекания самих явлений сознания. Самонаблюдением, подчерки­вал И. Кант, мы делаем мнимое открытие того, что мы сами внесли туда.

Согласно И. Канту, явления, получаемые от внутрен­него чувства, протекают в одном измерении — временной последовательности. Пространственное измерение явлени­ям сознания несвойственно. Поэтому психология лишена возможности применять математику, использование кото­рой требует минимум два измерения. Помимо этого, к мыслящему субъекту совершенно не приложимы экспери­ментальные приемы. Он писал, что психологии никогда не суждено стать “эк­спериментальным учением”. Отсутствие математической опоры, невозможность применения экспериментальных методов для познания духовных явлений, ненадежность метода самонаблюдения — все это делало психологию призрачной и безнадежной областью знаний, не отвеча­ющей требованиям науки.

Между тем считают, что своим критическим отно­шением к психологии И. Кант стимулировал поиск новых подходов и средств в области психологии на последую­щих этапах ее развития (М.Г. Ярошевский, Э. Боринг, Г. Мэрфи и др.).

Наряду с идеями И. Канта в начале XIX века в Германии широкую известность и распространение приобретают взгляды И. Гербарта (1776-1841). Влияние его философских и психолого-педагогических представ­лений сказалось по разным направлениям.

Одно из них касается определения психологии как особой объясни­тельной науки, в которой он видел основу для строитель­ства научной педагогики. Для того времени точка зрения Гербарта была совсем новой и весьма плодотворной.

Другое положение Гербарта связано с утверждением психологии как области эмпирического опытного знания. Однако призыв за преобразование психологии в опыт­ную науку не имел у Гербарта, как и у Вольфа, ре­альных предпосылок, и прежде всего потому, что лишал психические процессы физиологического основания. Гербарт не допускал, чтобы физиологический подход мог каким-либо образом способствовать получению на­учного знания о психическом. Покинув естественнонауч­ную почву, И. Эксперимент, по Гербарту, не может иметь места в пси­хологии в силу его аналитического характера. Душа еди­на и ее нельзя разделить на части, что предполагает экс­периментальная практика. Поскольку психология не яв­ляется по своему предмету аналитической наукой, то вопрос о применении эксперимента отпадает. Кроме то­го, Гербарт, подобно И. Канту, вообще считал недопу­стимым экспериментировать над человеком.

Отрицая возможность применения эксперимента в психологии, Гербарт вместе с тем вводит в нее матема­тику. Кант, как мы помним, лишил психологию и экс­периментальных и математических методов, поскольку якобы психические процессы протекают и изменяются только во времени, в то время как для математики и экс­периментальных процедур с измерением необходимо не менее двух переменных. Если в отношении эксперимента И. Гербарт присоединился к И. Канту, то в отношении применения меры и числа он разошелся с ним. Указав, что представления имеют две переменные (время и ин­тенсивность), И. Гербарт, таким образом, оставляет за пси­хологией право быть наукой математической, и делает этим самым шаг вперед по сравнению с И. Кантом.

Все богатство психической жизни складывается из статики и динамики представлений, наделенных спонтан­ной активностью. Все представления имеют временные и силовые (интенсивность) характеристики. Изменения пред­ставлений по интенсивности составляют статику души. Смена представлений во времени составляет динамику души. Однако в статике можно найти и третью характе­ристику представлений — их качество, которое делает одно представление отличным от другого.

Между представлениями устанавливаются различно­го рода связи. Сходные представления (одной модальнос­ти) могут сливаться, раздельные представления (разно­модальные) при отсутствии крайней противоположности могут вступать в сложные сочетания или компликации. Каж­дое представление обладает стремлением к самосохране­нию. При одновременном наличии противоположных представлений тенденция к самосохранению каждого представления увеличивается. В условиях взаимодействия противоположных представлений последние оказывают друг на друга тормозящее влияние. При равенстве двух представлений по силе происходит их взаимное тормо­жение. При наличии различия в интенсивности, слабые представления подавляются, а сильные остаются.

Из этой борьбы различных представлений за место в сознании вытекает гербартовское положение о порогах сознания. То, что было у Г. Лейбница в зародыше, стало явью у И. Гербарта. Сознательными или ясными счита­лись те представления, которые по своей силе и тенден­ции к самосохранению находятся выше порога. Слабые представления, лежащие ниже порога, не дают субъектив­ного переживания ясности.

Из наиболее ценных положений, выдвинутых И. Гер­бартом, для судеб экспериментальной психологии явля­ются:

а) идея использования математики в психологии;

б) идея о порогах сознания.

То и другое стало предпосыл­кой для психофизических измерений Г. Фехнера. Гербар­товские законы представлений (слияния, компликации, апперцепции и т.д.) станут рабочими понятиями, которы­ми оперировали психологи на первых этапах развития эк­спериментальной психологии. Что касается философской методологии, то здесь им было отброшено самое ценное и живое и взяты на вооружение исходные принципы Г Лей­бница и Х. Вольфа. Именно это и помешало ему осуще­ствить ту задачу, которую он поставил себе — построить “экспериментальную физику души”.

Date: 2015-07-02; view: 595; Нарушение авторских прав