Заглянем же в его записки

Итак, можно, нам думается, сделать окончательный вывод. «Кавказский след» в путевых намерениях Толстого, действительно, имеется. Но, во-первых, не в виде страстно желаемой и единственной, чётко и заранее определённой цели поездки, а во-вторых – вне всяких связей с чеченцами и с религией пророка Мохаммеда. Толстой, как мы показали, был явно более расположен увидеться с роднёй (настоящей, а не чеченской, вымышленной Вахидовой!) и единоверцами – свободными христианами-общинниками.

Кстати, последние жили и на Кавказе – не с этим ли и связано появление его в перечне предполагаемых мест назначения в исходе Льва Николаевича из Ясной Поляны?

*****

О трывок 8, и последний (Из статьи М. Вахидовой «Верую во единого всемогущего…»:

« Если прожить ему <Толстому. – Р.А.> всё же оказалось суждено среди иноверцев, то умереть среди них он не мог позволить себе! Исключительно по этой причине он не позволил жене войти к себе в комнату, чтобы проститься с ним навсегда. В отличие от детей, Софья Андреевна обязательно, украдкой, но перекрестила бы мужа, который хотел уйти из жизни магометанином.

Из предсмертного завещания Толстого мы узнаём, что он хотел, чтобы его похоронили без креста, “как можно скорее” и “не класть венков на его гроб” (Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников: В 2-х томах. — М., 1978. Т. 2. С. 455). Так Толстого похоронили бы в Чечне. Так, убедившись, что не доедет до Чечни, он завещал похоронить себя в Ясной Поляне, не догадываясь, что желание его быть похороненным по магометанскому обряду родные и близкие выдадут за примитивное желание упокоиться под “муравьиной кучей” на месте закопанной некогда “зеленой палочки” спасения человечества. По иронии судьбы, человек, отрицавший всякие чудеса, был не только заподозрен, но в какой-то степени будто уличён в вере в чудодейственную силу какой-то палочки и “муравьиного братства”».

Вот пример не просто совершенно ненаучного построения рассуждений, когда (как и в вышерассмотренных нами отрывках) факты, доказательства подбираются М. Вахидовой для иллюстрации уже готового вымысла, но, главное -- мерзостной, сознательной, цинической лжи, к тому же и с примесью огромного неуважения к Толстому, его истинным убеждениям. Разберём и его по частям.

Сначала – об обстоятельствах болезни Толстого, после – о якобы «магометанской» его смерти и «какой-то палочке».

Итак. В 14 ч. 34 мин. 31 октября 1910 г. Лев Николаевич и сопровождающие его Д.П. Маковицкий, А.Л. Толстая и В.М. Феокритова приобретают билеты на станции Волово до станции Ростов-Дон. В пятом часу пополудни, уже в поезде, доктор Маковицкий фиксирует у Толстого появление озноба и температуры. В 18 ч. 35 мин. поезд подходит к станции Астапово, где решено, по состоянию здоровья Толстого, прервать поездку. Начальник станции Иван Иванович Озолин соглашается приютить больного писателя в своём доме.

1 ноября Д.П. Маковицкий совместно с коллегой, железнодорожным врачом Л.И. Стоковским, определяют первичный диагноз Толстого – «катаральное воспаление нижней части левого лёгкого» (Гусев Н.Н. Летопись – 2. С. 830). А.Л. Толстая вызывает телеграммами врачей Дмитрия Васильевича Никитина и Александра Петровича Семеновского.

Семеновский прибывает в Астапово вечером, в 23 ч. 44 мин., на экстренном поезде. Срочный КОНСИЛИУМ с участием Маковицкого, Стоковского и Семеновского корректирует диагноз Толстого: пневмония. (Д.В. Никитин, прибывший уже 3 ноября, находит также «расстройство нервного аппарата сердца»). Больному явно необходим покой.

Но - увы! с тем же экстренным поездом, примчавшим Семеновского, в Астапово прибывают также дети Толстого Татьяна, Андрей и Михаил (старший сын Сергей прибыл в этот же день чуть раньше, в 20.00), а с ними, разумеется, – и жена Толстого, Софья Андреевна, в сопровождении наблюдавшего её психиатра Пантелеймона Растегаева и фельдшерицы Б.И. Скоробогатовой.

Встреча с женой, спровоцировавшей своим поведением отъезд Толстого – безусловный стресс для больного. Софья Андреевна в первые часы после приезда -- внешне «нерешительная, несмелая» (Маковицкий. У ТОЛСТОГО. Яснополянские записки. Кн. 4. С. 420), но одно присутствие рядом с нею лечащего психиатра красноречивей всех доводов… И дети Толстого устраивают в это же день, 3 ноября, СЕМЕЙНЫЙ СОВЕТ. Вот как о нём рассказывает Сергей Львович:

«Я провёл всё утро в вагоне с матерью, сестрой и братьями. На общем совете мы решили всячески удерживать мать от свидания с отцом, пока он сам её не позовёт. Главной причиной этого решения была боязнь, что их свидание может быть для него губительно. Братья также решили не ходить к отцу, так как, если бы они пошли, невозможно было бы удержать мать.

Мы решили так: прежде всего будем исполнять волю отца, затем – предписания врачей, затем – наше решение» (Толстой С.Л. Очерки былого. Тула, 1975. С. 251).