Глава 7. Как Лев Толстой Аллаху молился

Мы завершили разбор элементов лжетолстоведческого мифа об «исламском Толстом» на материале одной из публикаций на эту тему. Ещё раз повторим, что разобрать в мелочах все составляющие этого мифа – не задача нашего исследования. Нам будет достаточно, если то немногое, что мы сумели здесь аргументировано опровергнуть, «потянет за собой» к полному обрушению в читательском сознании и все сопутствующие спекуляции мифотворцев.

С этих позиций проанализируем выкладки уже упоминавшегося нами в одной из предшествующих глав автора нескольких популярных статей и даже интернет-видеофильмов – Марьям Вахидовой. Возьмём для примера только две её публикации (в прочих многие основные идеи, а в значительной мере и тексты, просто повторены) – статью «”Верую во единого всемогущего”, или Лев Толстой и Кунта Ходжи Кишиев» (http://www.proza.ru/2010/01/27/1190) и «С верой в совершенствование» (http://A818@A:85>3=8.@D/content/s-veroy-v-sovershenstvovanie).

В числе прочего Вахидова в своих публикациях утверждает следующее:

-- Толстой – не русский дворянин, а чеченец, ненавидящий русских и всё русское. «Подтверждения» этого – неполучение молодым Толстым в годы военной службы на Кавказе запрошенных им документов, подтверждающих его дворянское происхождение, утрата в семье портретов матери, взгляд на русских глазами ненавидящих чеченцев в «Хаджи-Мурате» и т.п.

Эту часть мифотворчества Вахидовой – неинтересно и опровергать. Происхождение Толстого из русских дворян – вне сомнений, а гениальные художественные приёмы «Хаджи-Мурата» лишь делают честь автору данной повести, вводя в смущение разве что особо невежественных людей, не владеющих знаниями о писательских приёмах даже на уровне средней школы, но зато склонных находить «русофобство» там, где уж очень хочется, но где его не было и нет.

-- В период службы на Северном Кавказе Толстой, с помощью «кунака» Садо Мисербиева якобы тайно принял ислам, чтобы жениться на полюбившейся ему девушке, вскоре навсегда бросив её с двумя родившимися от него дочерьми.

Вот об этой гадости – уже чуть подробнее…

Здесь Вахидова ссылается на «Царапины на осколках» -- давнюю работу чеченского ПУБЛИЦИСТА, некоего Султана Яшуркаева, взявшего себе псевдоним Юнус Сэшил. Прочитать её можно, например, здесь: http://chechen.org/archives/786 (в РФ этот сайт блокируется интернет-цензурой как «экстремистский»).

Свою книжку «Юнус Сэшил» посвятил событиям 1994 – 95 гг., т.н. «первой чеченской войне», -- разумеется, увиденной с мировоззренческих позиций чеченца. Но среди лирических отступлений автора от основной темы имеется рассказ о случайно увиденной им ещё «в советские годы», «когда Советский Союз сбил корейский “Боинг”», очень пожилой женщине, в которой собеседник «Юнуса», тоже старик, поэт Магомед Сулаев (1920 - 1992) опознал… правнучку Л.Н. Толстого. И «по большому секрету» поэт рассказал легенду о том, как Толстой якобы, тайно от военного начальства, произнёс свидетельство принятия исламской веры и прошёл обряд обрезания, дабы жениться на чеченке Зазе. Помогал ему друг-чеченец Садо Мисербиев.

«На сомнения по поводу услышанного собеседник сказал, что эта история известна и “наверху”, но там не желают, чтобы она получила огласку».

Что тут можно сказать? Дело даже не в том, что, кроме самой этой «легенды», мы не имеем никаких источников, могущих подтвердить хоть что-то из неё, кроме хрестоматийного, общеизвестного факта дружбы Толстого с чеченцем Садо. Главное – в тех признаках, которые характеризуют рассказ «Юнуса Сэшила» как вполне типичный образчик устной народной фантазии:

1. Крайняя затруднённость всякой проверки. Судя по упоминанию о сбитом СССР «Боинге», автор узнал пересказываемую им легенду ещё в далёком 1983 году. Старушка с той поры – наверняка умерла. Умер в 1992 году и рассказчик, на которого ссылается «Юнус».

2. Обстановка таинственности, сенсационность.

3. Элемент концепции «заговора»: некто «наверху» всё знает о принятии Толстым ислама, но рассказать всем -- не хочет…

Наконец, 4. Подчёркнутая детализация (вплоть до подробностей сватания, указания количества капелек крови, вытекших при обрезании Толстого, судьбы родившейся от Зазы дочки и пр.) – обычный приём, служащий тому, чтобы внушить слушателю «истории» иллюзию её достоверности.

Это ли не свидетельство неуважения М. Вахидовой ни к своим читателям, которых она держит за явных дураков, ни к персоналии, о которой она пишет своё враньё?

Идём далее… Наконец, М. Вахидова настаивает на том, что:

-- Всю жизнь Толстой оставался тайным адептом ислама, что выразилось в ряде его бытовых привычек, а в особенности – в привычке уединяться для молитвы в лесу и молиться босиком, как мусульманин. Похоронен он был, в соответствии с выраженной им волей, не как православный, а по мусульманскому обычаю.

И вот на этих утверждениях М. Вахидовой мы и остановимся особенно подробно, как на образчике её мифотворчества.

Сначала – дадим слово самой шахидке от толстоведения. Ниже -- отрывки из названных нами в начале данной главы двух статей М. Вахидовой, содержащие её основную «аргументацию»:

Отрывок 1:

«3 сентября (1852). Толстой пишет в дневнике: «…Влечение души есть: добро ближним. Влечение плоти есть: добро личное. В таинственной связи души и тела заключается разгадка противоречащих стремлений. Я, должно быть, недоспал и, придя с ученья, был очень не в духе. Употреблю все время, которое принужден буду остаться здесь, на то, чтобы быть лучше и приготовить себя к той жизни, которую я избрал».

О чём речь? Если бы военные ученья наводили на такие философские и высоконравственные размышления, то армия любой страны была бы идеальной! А Толстой не просто в армии, он находится на войне, начавшейся задолго до рождения А. Пушкина и продолжающейся после смерти Лермонтова! Война уродует психику военных, она не делает их духовными. О каком учении говорит Толстой? Об учении святого Кунта-Хаджи Кишиева! Молодой граф вернулся с очередной проповеди человека, призванного спасти свой народ, беспощадно уничтожаемый в перманентной войне! … Толстой <…> совершая зикр <молитва прославления Аллаха в суфизме. – Р.А.> вместе со своими друзьями из Старого Юрта, переживал эти моменты высокого религиозного экстаза».

Отрывок 2:

«…Он <Толстой> будет молиться с этих пор (1852), начиная не с "Отче наш", а со слов: "Верую во единого Всемогущего и Доброго Бога, в бессмертие души и в вечное возмездие по делам нашим, желаю веровать в религию отцов моих и уважаю ее..."

Воспитанный с детства в религиозной семье в православном государстве, крещенный в церкви молодой человек, казалось бы, должен был утверждать в молитве своей: "Верую в... Бога...., верую в религию отцов..." В словах "желаю веровать" и "уважаю её" заложен скрытый спор Толстого с теми, кто усмотрит в "его молитве" кощунственные или странные слова. Похоже, Лев Толстой знал, с кем или с чем ему придется столкнуться, отстаивая своё право на свободу совести».

Отрывок 3:

«Он вернётся в Россию не только известным русским писателем, "прекрасной надеждой нашей литературы", - как скажет Н.Г. Чернышевский, но в первую очередь это будет ученик Кунта-Хаджи Кишиева, последователь его Учения, которое на русской почве сузится до учения Непротивления злу насилием, одного из направлений духовного пути Учителя».

Пока достаточно. Теперь – правда.