Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
Теперь посмотрим, как представлял себе молитву Лев Николаевич
|
|
В его «Круге чтения» под 21 декабря мы находим следующее размышление: «Можно жить без молитвы только тогда, когда или страсти вполне завладевают человеком, или когда вся жизнь его есть служение Богу. Но для человека, борющегося со страстями и ещё далёкого от исполнения того, что он считает своим долгом, молитва есть необходимое условие жизни».
И чем большее значение для человека приобретают борьба со страстями и исполнение высшего долга – тем важнейшее место занимает в духовной жизни такого человека молитва: «Человек постоянно растёт, изменяется, и потому должно изменяться и уясняться и его отношение к Богу. Должна изменяться и молитва» (Круг чтения. 25 февраля).
О каком росте речь? Вот тут уже -- не обойтись без более пристального рассмотрения концепции трёх жизнепониманий, прекрасно изложенной Л.Н. Толстым в статье «Религия и нравственность» (1893) и трактате «Царство Божие внутри вас» (1890 - 1893).
Проанализировав в «Религии и нравственности» различные определения религии, Лев Николаевич приходит к выводу, что сущность всякой религии состоит в ответе на вопросы: зачем я живу и каково моё отношение к окружающему меня бесконечному миру и первопричине его?
На выражения этого отношения в различных вероучениях влияют, конечно, и этнографические, и исторические условия, и перетолкования, уродование учения последователями, но в сущности -- их не более трёх: 1) первобытное личное, 2) языческое общественное, или семейно-государственное и 3) христианское, всемирно-божеское. При этом, подчёркивает Толстой, второе, общественно-государственное, жизнепонимание есть «только расширение первого».
Первое, низшее, жизнепонимание – это выражение отношения к жизни детей, нравственно-грубых людей и дикарей: они признают себя самодовлеющими существами, а смыслом своей жизни – благо личное. Такое жизнепонимание находит своё выражение как в языческих религиях, так и в низших формах исповедания буддизма (который Толстой именует «отрицательным язычеством»), ислама и др. т.н. «мировых» религий. Характеризующая черта молитв при этом отношении к жизни – ПРОСИТЕЛЬНОСТЬ: человек молит богов, святых о даровании земных благ и избавлении от страданий.
Второму, языческому, семейно-государственному или общественному, жизнепониманию соответствует в индивидуальном развитии человека возраст возмужания. Человек, сознание которого пробудилось к этому, высшему чем первобытно-личное, жизнепониманию, признаёт значение своей жизни уже не в благе одной своей личности, а в благе известной совокупности личностей: семьи, рода, народа, «своей» церкви, «своего» государства, а в пределе – и всего человечества. Он готов жертвовать своим личным благом ради блага этих совокупностей. «Двигатель его жизни есть слава. Религия его состоит в возвеличении глав союзов: родоначальников, предков, государей и в поклонении богам – исключительным покровителям его семьи, его рода, народа, государства». Это отношение людей к миру исторически выразилось в общественно-патриархальных религиях: государственной религии Рима, иудаизме (как религии избранного народа), исламе (как религии межплеменного единения), религиях Китая и Японии, а также – и в церковно-государственных извращениях христианства, включая сюда греко-российское православие.
Что же исполняет роль молитвы у людей такого жизнепонимания и адептов этих вероучений? На этом отношении человека к миру, указывает Толстой, зиждутся «все обряды поклонения предкам в Китае и Японии, поклонения императорам в Риме, вся многосложная еврейская обрядность <…>, все семейные, общественные церковно-христианские молебствия за благоденствие государства и за военные успехи».
Наконец, третье, и высшее из открытых человечеству пониманий жизни – соответствующее в индивидуальной жизни человека возрасту опыта и мудрости – признаёт значение жизни человека уже не в достижении целей отдельной личности или совокупности таковых (вплоть до человечества), а исключительно в служении человеком «той Воле, которая произвела его и весь мир для достижения не своих целей, а целей этой воли». Для исполнения в мире воли Бога такой человек радостно жертвует не только своим личным, но и семейным, и общественным благом. Человек – посланник и работник Бога в мире; тело его – инструмент делания в мире Божьей работы, а вовсе не получения чувственных удовольствий или обслуживания интересов (экономических, военных и пр.) других людей.
И это высшее жизнепонимание «получило своё полное и последнее выражение только в христианстве – в его истинном, неизвращённом значении».
Какова же должна быть молитва христианина? Откроем ещё одно замечательное сочинение Льва Николаевича, которое он называл своим «катехизисом» – «Христианское учение» (1894 - 1896).
«Для того, -- пишет здесь Толстой, -- чтобы больше и больше, яснее и яснее узнавать себя и помнить о том, кто такое человек, есть одно могущественное средство. Средство это есть молитва. <…>
Для людей прежнего времени молитва была и теперь остаётся для большинства людей обращением при известных условиях, в известных местах, при известных действиях и словах – к Богу или богам для умилостивления их.
Христианское учение не знает таких молитв, но учит тому, что молитва необходима не как средство избавления от мирских бедствий и приобретения мирских благ, а как средство укрепления человека в борьбе с грехами.
Для борьбы с грехами человеку нужно понимать и помнить о своём положении в мире и при совершении каждого поступка оценивать его для того, чтобы не впасть в грех. Для того и другого нужна молитва».
Христианин – не раб и жертва церковной лжи, а именно истинный, свободный христианин – признавая себя и ближних детьми по разуму и духу единого Отца, обращается с молитвами не к личному «Царю Небесному», «Аллаху» и под., а – к божественной основе собственного существа, Отцу в самом себе.
Толстой представляет себе христианскую молитву двоякой: есть молитва временная («та, которая уясняет человеку его положение в мире») и молитва ежечасная («та, которая сопутствует каждому его поступку, представляя его на суд Богу, проверяя его») («Христианское учение», гл. 60).
Вот как описывает Толстой христианскую молитву временную в «Круге чтения» (25 февраля):
«Молитва состоит в том, чтобы, отрешившись от всего мирского, от всего, что может развлекать мои чувства <…>, вызвать в себе божеское начало. Самое лучшее для этого – то, чему учит Христос: войти одному в клеть и затвориться, то есть молиться в полном уединении, будет ли оно в клети, в лесу или в поле. Молитва – в том, чтобы, отрешившись от всего мирского, внешнего, вызвать в себе божественную часть своей души, перенестись в неё, посредством неё вступить в общение с тем, кого она есть частица, сознать себя рабом Бога и проверить свою душу, свои поступки, свои желания по требованиям не внешних условий мира, а этой божественной части души
И такая молитва бывает не праздное умиление и возбуждение, которое производят молитвы общественные с их пением, картинами, освещениями и проповедями, а такая молитва – помощь, укрепление, возвышение души. Такая молитва есть исповедь, поверка прежних и указание направления будущих поступков».
Молитва же ежечасная воспомоществует человеку в его повседневной борьбе с сознанными как зло грехами, «напоминает человеку во все минуты его жизни, при всех поступках его, в чём его жизнь и благо». «Молитва ежечасная есть постоянное во время посланничества сознание посланником присутствия Пославшего» («Христианское учение», гл. 62).
Вот что сказано о ежечасной христианской молитве в «Круге чтения»:
«Молитесь ежечасно. Самая нужная и самая трудная молитва – это воспоминание среди движения жизни о своих обязанностях перед Богом и законом Его. Испугался, рассердился, смутился, увлёкся – вспомни, кто ты и что ты должен делать. В этом молитва. Это трудно сначала, но эту привычку можно выработать».
Дневник Л.Н. Толстого начиная с 1880-х гг., оставил нам множество свидетельств, что он стремился выработать в себе такую привычку…
Сопутствующим молитве для Толстого было общение – посредством чтения -- с мудрейшими людьми разных эпох, философскими и религиозными учителями человечества. Подчёркивая подкрепляющий силу молитвы характер такого чтения, Лев Николаевич назвал его как-то «причащением» (49: 68).
Надо ли говорить, что при христианском жизнепонимании для всякого, пробудившегося к нему разумным сознанием, человека уже не существует раз и навсегда фиксированных и сакрализированных текстов молитв. В 1908 – 1909 гг. Толстой составляет для себя в Дневнике несколько таких тексты молитв-выражений христианского жизнепонимания:
«Благодарю тебя, Господи, за то, что открыл мне то, что можно жить Тобою. И не хочу и не могу жить другой жизнью» (Запись 14 мая 1908 г.).
«Помоги мне быть в Тебе, с Тобою, Тобою» (1 января 1909 г.).
«Хочется помощи от Бога. Понимать же Бога могу только любовью. Если люблю, то Он во мне и я в Нём. И потому буду любить всех, всегда, в мыслях, и в словах, и в поступках. Только в такой любви найду помощь от Бога» (7 февраля 1909 г.).
«Отец мой, начало любви, помоги мне, помоги в том, чтобы делать то, чего Ты через меня хочешь» (23 июня 1909 г.).
(При встрече с человеком). «Помоги, Бог, мне обойтись с этим проявлением Тебя с уважением и любовью, думая только о Твоём, а не людском суде» (19 июля 1909 г.).
«Помоги мне быть только Твоим работником» (10 декабря 1909 г.).
И так далее… Как видим, понимание молитвы Львом Николаевичем – неизмеримо более глубокое, нежели то, какое зафиксировали приведённые нами выше словарные статьи.
А вот, для полноты сравнения, кое-что, что характеризует представления о молитве в исламе (по материалам Википедии):
«В исламе под словом молитва обычно подразумевают как ритуальную молитву (намаз), так и произвольную молитву (дуа), которую также называют мольбой. Намаз — ритуальная молитва включающая в себя совершение в строго определённом порядке телодвижений (поясных поклонов, земных поклонов и т. д.), прочтение кратких молитвенных формул и чтение аятов из Корана. Внутренней стороной намаза является мысленная концентрация на том, что читает молящийся, а также ощущение того, что за молящимся наблюдает Аллах. Наиболее важными и обязательными в исламе считаются пять ежедневных ритуальных молитв: фаджр — предрассветная молитва, зухр — полуденная молитва, аср -- послеполуденная молитва, магриб — закатная молитва, иша — ночная молитва. Помимо этого, существуют коллективные обязательные молитвы. Также мусульмане могут совершать молитву испрашивания дождя, молитва при солнечном и лунном затмении, во время путешествий и ожидания опасности и др. <…> Дуа (араб. دعاء — мольба, молитва) — это произвольная молитва не имеющая условий определённого времени, состояния чистоты и т. д. Мусульманам часто приходится в разных жизненных ситуациях произносить определённые молитвы-дуа. Вот некоторые из них:
— при входе в туалет и выходе из него: «С именем Аллаха! О Аллах, поистине, я прибегаю к Твоей помощи от порочности и дурных поступков».
— при входе в мечеть: «Прибегаю к защите Аллаха Великого, Его благородного лика и Его предвечной власти от проклятого шайтана! Хвала Аллаху! С именем Аллаха, благословение и мир посланнику Аллаха. О Аллах, открой для меня врата Твоего милосердия!»
— мольба о ниспослании дождя: «О Аллах, напои нас дождём спасительным, утоляющим жажду, обильным, полезным, а не вредным, скорым, а не запоздалым!»
— мольба во время дождя: "О Аллах, пусть этот дождь принесёт пользу! "
— мольба перед едой: «С именем Аллаха!» или «С именем Аллаха в начале и конце её!»
— мольба после еды: «Хвала Аллаху, накормившему меня этим и наделившему меня этим, тогда как сам я не прибегал ни к ухищрениям, ни к силе», и т.д».
И ещё:
«В Коране содержатся аяты включающие в себя молитву-дуа, которые рекомендуется произносить верующим мусульманам. Например: «Господь наш! Пролей на нас терпение, укрепи наши стопы и помоги нам одержать победу над неверующими людьми» (Коран, 2: 250); «Господи! Одари меня прекрасным потомством от Себя, ведь Ты внимаешь мольбе». (Коран, 3: 38)». «Господь наш! Дай нам в этой и в будущей жизни хорошее, защити нас от огня Ада».
Полагаем, достаточно. Ритуальность, каноничность, просительный характер мусульманских молитв -- яркое свидетельство принадлежности ислама к религиям, выражающим низшее, нежели христианское, жизнепонимание – не близкое и несимпатичное Льву Николаевичу!
А вот теперь – вернёмся к цитированным нами отрывкам из статей М. Вахидовой. Напористо «доказывая», что Толстой прятался от православной родни в лесу, чтобы босиком помолиться Аллаху, автор ссылается на воспоминания Т.Л. Сухотиной-Толстой и И.Е. Репина. Что ж! Предоставим и мы им слово – только без купюр и искажений, которыми не брезгует Вахидова.
Сперва – слово Репину:
«Лев Николаевич, выйдя из усадьбы, сейчас же снимал свои старые, своей работы, туфли, засовывал их за ременный пояс и шёл босиком. Шёл он уверенным, быстрым, привычным шагом, не обращая ни малейшего внимания на то, что тропа была засорена сучками и камешками.
<…>
Только мудрецы всех времён и народов, возлюбившие Бога, составляют его желанное общество, только с ними он в своём кругу. (Как не вспомнить тут о «причащении», которым Толстой называл чтение мудрых книг. – Р.А.). Разумеется, его религиозность несоизмерима ни с каким определённым формальным культом религий, она у него обобщается в одном понятии: Бог один для всех.
<…>
-- Теперь я пойду один, -- вдруг сказал Лев Николаевич на прогулке. Видя, что я удивлён, он добавил:
-- Иногда я ведь люблю постоять и помолиться где-нибудь в глуши леса.
-- А разве это возможно долго? – спросил я наивно и подумал: “Ах, это и есть «умное делание» у монахов древности”.
-- Час проходит незаметно, -- отвечает Лев Николаевич задумчиво.
-- А можно мне как-нибудь, из-за кустов, написать с вас этюд в это время? <…>
-- Ох, да ведь тут дурного нет. И я теперь, когда меня рисуют, как девица, потерявшая честь и совесть, никому не отказываю. Так-то. Что же! Пишите, если это вам надо, -- ободрил меня улыбкой Лев Николаевич.
И я написал с него этюд на молитве, босого» (Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников. Т. 1. М., 1978. С. 481 – 483. Выделения наши. – Р.А.).
Итак, М. Вахидова стремится уверить читателя, что скрывающийся от всех «мусульманин» Толстой добровольно рассказал болтуну Репину, что молится в кустах босиком Аллаху, и даже позволил себя зарисовать…
В реальности, как видим, всё не столь сенсационно. В соответствии со своим пониманием молитвы, Толстой уединялся в «природной клети», дабы собраться с мыслями, вспомнить прочитанное у мудрецов и религиозных учителей человечества и осмысленное, подумать о Боге, духовно подготовиться к общению с людьми… Босым же ходил – ибо летом обычно жил У СЕБЯ ДОМА, в родной усадьбе, и к тому же считал необходимым поберечь обувь.
Мы видим, что И.Е. Репин, отчасти единомысленный Льву Николаевичу, понимает настоящее значение для Толстого и уединённых прогулок-молитв, и чтения-причащения. Недаром лесное уединение великого яснополянского христианина он сравнивает с «умным деланием» у православных монахов, имеющих ту же, что и молитвы Толстого, общую цель – направить помыслы и поступки человека к совершенствованию в добре.
Понимала в этом отца и старшая дочь Льва Николаевича, Татьяна Львовна Толстая-Сухотина. Вот тот отрывок, на который ссылается М. Вахидова:
«Проснувшись, он < Толстой. – Р.А. > уходил в лес или поле. По его словам, он ходил “на молитву”, то есть один на лоне природы он призывал лучшие силы своего “я” для исполнения дневного долга» (Сухотина Т.Л. Воспоминания. М., 1976. С. 405).
Чтобы покончить с этой темой, приведём, наконец, ещё одно свидетельство – секретаря Л.Н. Толстого, Николая Николаевича Гусева:
«В 1907 – 1909 годах, когда я имел счастье жить в Ясной Поляне и помогать великому Толстому в его работах, Лев Николаевич вставал обычно около восьми часов и, умывшись, шёл на прогулку. Эта утренняя его прогулка длилась обыкновенно недолго, от получаса до часа. Гулял он почти всегда один, и эти утренние часы уединённого общения с природой служили для него вместе с тем временем, когда он усиленно сосредоточивался в самом себе для того, чтобы в течение всего последующего дня держаться на уровне духовной высоты, как в сношениях со всеми людьми, родными и чужими, с которыми приходилось ему сталкиваться, так и во время его собственной напряжённой творческой деятельности. Это напряжение духовных сил и сосредоточение в самом себе он называл “молитвой”» (Лев Толстой – человек / В кн.: Гусев Н.Н. Два года с Л.Н. Толстым. М., 1973. С. 358. Выделение наше. – Р.А.).
Где же здесь хоть малейшее свидетельство в пользу сенсационного «раскрытия» исламской тайны уединённых молитв Толстого, якобы сделанного Вахидовой?
Date: 2015-07-01; view: 409; Нарушение авторских прав