Моделирование как осиока воображения

В разных исследованиях последних лет закрепилась традиция анализа моделирования либо как компонента учебной деятельности (111, 229, 230, 259, 273, 274 и другие), либо как необходимого условия мыслительной научной деятельности (11, 39, 118, 119 и другие). В немногочисленных работах, посвященных развитию зна­ково-символической деятельности, моделирование рассматривается как один из этапов ее становления (31, 65, 66, 229, 230). Опираясь на характеристики моделирования, представленные в названных исследованиях, мы сделали попытку связать между собой модели­рующую деятельность ребенка и развитие его воображения. Мы исходили из идеи, вскользь упомянутой Л. С. Выготским, о том, что к старшему дошкольному возрасту намечается как бы раздвое­ние первоначально целостной, нерасчлененной замещающей деятель­ности ребенка на две линии, одна из которых становится осно­вой формирования логического мышления, образования понятий, а другая ложится в фундамент развития воображения. Первая ли­ния в истории анализа знаково-символической деятельности в боль­шей степени привлекла внимание исследователей, и рассмотрение моделирования как учебного действия оказалось очень перспектив­ным для изучения основ теоретического мышления. Было обнару­жено, что моделирование как учебное действие может включать целый ряд операций, формирование которых возможно в рамках учебной деятельности: 1) предварительный анализ реальности (или

описывающих ее текстов); 2) перевод реальности (текста) на графи­ческий язык; 3) анализ текста с помощью графических изобра­жений; 4) работы с моделью (видоизменение, достраивание);

5) соотнесение изображений с текстом, с реальностью (111, с. 2–3). Все операции, как установлено в исследованиях Н. Г. Салминой, В. В. Давыдова, В. С. Карапетяна, А. С. Турчина и других, не фор­мируются стихийно, а достигаются в специально организованном обучении.

Вторая же линия практически оставалась неисследованной. Сло­жилась следующая, противоречивая, на наш взгляд, ситуация: во мно­гих работах воображение характеризовалось как знаково-символи-ческая деятельность, как одно из важных новообразований дошколь­ного возраста, как предпосылка перехода к школьному обучению, и в то же время знаково-символическая деятельность в форме моде­лирования признавалась не формирующейся стихийно, а требующей специального обучения. Такое положение автоматически ведет либо к признанию того, что детское воображение развивается только в специально организованном обучении, либо к поискам какого-то иного, помимо моделирования, основания деятельности воображе­ния, ведь если согласиться с признанием знаково-символической природы воображения, то какая форма знаково-символической дея­тельности наиболее точно отражает его проявления и характер? Мы предположили, что здесь необходим анализ той самой второй ветви, появляющейся в результате раздвоения замещающей деятельности в дошкольном возрасте.

Выдвигая такое предположение, мы опирались на замечание Л. С. Выготского о том, что детское воображение является не столь­ко самостоятельным творческим актом ребенка, сколько модели­рующей деятельностью, связанной с усвоением социального опы­та (52).

Попробуем сопоставить имеющиеся в литературе характеристики моделирующей деятельности и деятельности воображения с тем, чтобы иметь основание считать моделирование основой воображе­ния.

Начнем с анализа существующих определений воображения, имея в виду, что теоретически его основа еще недостаточно изу­чена в психологии и практически нет разработки возможных меха­низмов его развития.

По большей части воображение является предметом исследо­ваний, проводимых в рамках психологии творчества (8, 13, 29, 30, 75, 79, 81, 82, 83, 84, 98, 131, 132, 135, 136, 169, 175, 181, 190, 226, 227, 318, 326, 338, 342 и многие другие), и в поиске существенных характеристик процессов воображения исследователи разных на­правлений в целом сходятся на том, что процессы воображения по меньшей мере обнаруживают себя в создании оригинальной

продукции, а также в продуктивности, легкости создания новых образов, мыслей, на основе которых потом в материально-практи­ческом плане могут появиться новые предметы, действия и т. д Именно по этим продуктам нам, как правило, и удается судить о работе воображения и степени его развитости. Процесс вырабаты­вания чего-то нового опирается на имеющийся прошлый опыт, элементы которого могут быть по-новому скомбинированы, подчи­нены иному системообразующему принципу и т. д. Суть вообра­жения в самом общем виде связывается с переработкой во внут­реннем плане сознания реальных связей, отношений, свойств объек­тов и явлений действительности, с отысканием в них новой струк­туры или смысла, скрытых связей и сторон. Получаемый образ воображения, следовательно, будет тем новее и оригинальнее, чем активнее и глубже проведены изменения, чем нетрадиционнее, не­привычнее для этих элементов трансформации, способы переработки реального материала в сознании субъекта. Как пишет Э. В. Ильен­ков, функционирование воображения состоит «в постоянном индиви­дуальном уклонении от уже найденной и узаконенной формы, при­чем в таком уклонении, которое хотя и индивидуально, но не произ­вольно — ведь недаром истинно творческая индивидуальная игра во­ображения рождает отклик у всех» (102, с. 40). Чем интенсивнее переработка, тем меньше старые связи и отношения будут прогля­дывать из новой структуры образа, тем больше имеющийся ранее образ будет отклоняться от своего первоначального смысла. Кажет­ся, что поговорка «новое есть хорошо забытое старое» приобретает здесь более точную интерпретацию: «Новое есть непознанное старое». Всякий образ воображения может, на наш взгляд, быть представ­лен как диалектическое единство знаемого и незнаемого, постоянно переходящих друг в друга.

Л. С. Выготский, давая характеристику воображению, писал, что «воображение не повторяет в тех же сочетаниях и в тех же формах отдельные впечатления, которые накоплены прежде, а строит какие-то новые ряды из прежде накопленных впечатлений. Иначе говоря, привнесение нового в самое течение наших впечатлений и из­менение этих впечатлений так, что в результате возникает некото­рый новый, раньше не существовавший образ, составляет, как из­вестно, самую основу той деятельности, которую мы называем во­ображением» (51, с. 437). Л. М. Веккер считал, что воображение есть тот процесс, природе которого соответствует «психическая реаль­ность, скрывающаяся за разными уровнями экстраполяции, анти­ципации или вероятностного прогнозирования» (40, с. 263). С. Л. Ру­бинштейн связывал воображение с нашей способностью и необхо­димостью творить новое. По его мнению воображение представляет собой «преобразование данного, осуществляемое в образной форме» (228, с. 345). Вслед за ним Е. И. Игнатьев основным признаком

работы воображения в той или иной конкретной практической деятельности считает преобразование и переработку данных воспри­ятия и другого материала прошлого опыта, в результате чего полу­чаются новые представления: «Определение воображения можно уточнить как создание нового образа из материалов, сохранившихся в виде представлений от прошлых восприятии, как создание нового в форме идеального» (48, с. 10). Эта же мысль о воображении как процессе, в котором по-новому связываются ранее известные и вновь приобретаемые связи, подчеркивают A. Koestler (320), A. Storr (334), Н. Rugg (329).

Эти и другие определения воображения представляют его как активную деятельность продуктивно-творческого, конструктивного характера. Что значит преобразование уже знаемых связей и отно­шений? На наш взгляд, это значит воссоздать реальность, но в со­ответствии с иным существенным системообразующим принципом. Механизм подсказан самим определением воображения: некое свой­ство имеющегося образа отрывается от других его свойств и пере­носится на другой образ. Процедура в целом аналогична поиску Золушки путем примеривания на ножки многих женщин крохотной хрустальной туфельки. Если отчлененное свойство существенно для отражаемого в образе объекта, то получается новый образ, для ко­торого отчлененный признак становится системообразующим и пере­структурирующим его в соответствии с самим собой. Но что озна­чает отчленять от имеющихся элементов существенные признаки и переносить их на другие? Вероятно, это и значит моделировать.

Уровень переработки материала с целью вычленения в нем нового может быть разным. Чаще всего говорят о субъективной и объек­тивной новизне продукта воображения. В первом случае речь ско­рее всего идет о так называемом воспроизводящем (репродуктивном) воображении, при котором получаемый образ рефлектируется субъек­том как новый, но его сущностные характеристики уже имеются в общественном сознании. Так обстоит дело, например, когда при чтении литературы мы воспроизводим облик героев, интерьеры, ландшафты, течение каких-то процессов и т. п. Во втором случае субъект открывает нечто, принципиально ранее не известное. Кроме того, говорят о различении воображения и фантазии. Мы не мо­жем согласиться с утверждением тождества воображения и фанта­зии, хотя такая точка зрения присутствует даже в широко исполь­зуемых учебниках по психологии (183, с. 348).

В свое время К. С. Станиславский в беседе с Н. И. Сац сказал:

«Воображение создает то, что есть, что бывает, что мы знаем, а фантазия — то, чего в действительности мы не знаем, чего никогда не было и не будет» (236, с. 318). И хотя о научной строгости этого определения можно спорить, нам такое разделение представ­ляется в общих чертах верным. Речь, очевидно, должна идти о раз-

ных уровнях одного и того же процесса. Приведем еще одно такое же нестрогое определение, данное еще в 1890 году И. Анненским в работе «Книги отражений»: «Что такое фантастическое? Вымыш­ленное, чего не бывает и не может быть» (3, с. 207). Недаром Ге­гель называл фантазию «ведущей художественной способностью». Воображение как таковое обладает большей связанностью с реаль­ностью, позволяя представлять уже существующие в реальности объекты или в принципе возможные объекты и явления. Исходя из такого понимания различии между собственно воображением и фантазией, мы можем отнести фантазию скорее к следующему уровню развития знаково-символической деятельности — умствен­ному экспериментированию, к творческим, креативным, порождаю­щим процессам, а воображение — к уровню моделирования раз­ной сложности. Э. В. Ильенков также предлагал рассматривать фантазию как операциональный момент творческой деятельности, являющейся по сути процессом манипулирования образами, в ре­зультате которого создаются новые оригинальные образы.

Еще один несомненно важный вопрос, который связан с пре­дыдущим,— вопрос о взаимоотношениях воображения и мышления. Диапазон ведущейся дискуссии здесь достаточно широкий: от пол­ного противопоставления до полного отождествления этих процессов. Первую позицию защищают многие исследователи, подчеркивая самостоятельное существование и функции воображения (79, 135, 136, 190, 191, 217, 226, 227 и другие). Второй точки зрения придер­живается А. В. Брушлинский, отрицающий специфику воображения как особой формы отражения и сводящий его к мышлению. Ему принадлежит формулировка парадокса взаимоотношений мышления и воображения: «Если воображение заключается в „создании новых мыслей“, то чем тогда должно заниматься собственно мышление?» (29, с. 80). Если же воображение создает "новые чувственные об­разы«’, «то неизбежен вывод, что в ощущениях, восприятиях и пред­ставлениях, как и в мышлении, человеку не открывается ничего но­вого, что, очевидно, абсурдно» (29, с. 63). Отсюда А. В. Брушлин­ский делает заключение, что у воображения нет собственной спе­цифики, во всяком случае ее невозможно уловить. Мы в данном вопросе придерживаемся первой точки зрения: воображение сущест­вует как самостоятельная деятельность и выполняет собственные специфические функции, отличные от функций мышления.

Возникновение такой дискуссии, как указывает О. И. Никифо­рова (181), вызвано рядом причин. В первую очередь это интен­сивное изучение мышления, особенно его творческой стороны, выявив­шей существенную важность в мышлении нелогических процессов для создания оригинальной интеллектуальной продукции. Во-вто­рых, это связано с недостаточным прояснением природы и меха­низмов обоих процессов. Отсюда известные попытки отождествить

воображение с интуитивным мышлением (27, 32). Третью причину О. И. Никифорова видит в недостатках самой дефиниции вообра­жения: с самого начала воображение изучалось как образный про­цесс с включением образной памяти. Еще Т. Рибо (222, 223) и Ф. Кейра (116, 117) говорили о двух видах воображения: репро­дуктивном воображении, отождествляемом с образной памятью, и творческом как создании новых образов. Только после сороковых годов психологи постепенно стали отказываться от включения в оп­ределение воображения образной памяти, специфицируя его как творческий процесс создания новых образов на основе переработки материала действительности (181, с. 67–75). Такое определение закрепилось и является наиболее распространенным, хотя, по вер­ному замечанию Л. С. Коршуновой и Б. И. Пружинина, само по себе указание на новизну продукта недостаточно для определения специфики воображения, ибо под такое определение легко подво­дятся такие разные образования, как ложь, иллюзии да и любые адекватные продукты отражения (136, с. 34).

Именно на основании критики таких неудачных определений А. В. Брушлинский и пришел к отрицанию сущности воображения. Для такого отрицания оказалось достаточным показать, что те функции, которые обычно приписываются воображению, могут быть сведены на другие психические процессы, и тогда обнаружится, что в воображении нет ничего своего. Но ведь это свидетельствует лишь о недостаточной определенности дефиниции, а не об отсутствии спе­цифических функций у воображения. Если перейти с уровня анализа терминов на уровень фактологии, то становится трудно согласиться с утверждениями А. В. Брушлинского.

Мы полагаем, что многие недоразумения связаны просто с неи­зученностью природы и механизмов воображения. В частности, ме­шает двойственный характер всех психических процессов, высту­пающих и как самостоятельные процессы, и как компоненты других психических процессов. Творческая функция воображения не сво­дится только к преобразованию образного материала, в равной сте­пени она может быть отнесена и к преобразованию понятий, созда­нию новых идей. Кроме того, наличие в познавательных процессах воображения, как их компонента, не размывает специфики самих этих познавательных процессов и не ведет к отрицанию возмож­ности самостоятельного существования воображения.

О. И. Никифорова отмечала, что «...воображение направлено на познание образов желаемого, возможного, будущего или образов того, что отсутствует в опыте данного человека, но что может быть вос­создано им по каким-либо данньм. Психическим продуктом процесса воображения является создание объективно новых или частично но­вых образов, выражающих желаемое, возможное будущее, или — субъективно новых образов, позволяющих субъекту познать то, что

он сам не воспринимал... Оно служит основой создания новых пред­метов, удовлетворяющих те или иные потребности человека, и рас­ширяет возможности познания чувственной, наглядной стороны действительности не только путем непосредственного опыта через восприятие, но и путем построения образов на основе тех или иных данных (знаков или элементов предметов)» (181, с. 69).

Если так понимать воображение, что, в общем, не противоречит его характеристике как продуцированию нового, то легко конста­тировать его отличие от мышления, которое направлено на позна­ние сущностей и взаимосвязей предметов и явлений действитель­ности и связано с продуцирозанием понятий и систем понятий. По­нимаемое указанным образом, воображение отделяется и от образ­ной памяти, так как, по верному замечанию О. И. Никифоровой, «сколько бы сильно ни перерабатывались в памяти образы дейст­вительности, они никогда не отражают возможного, будущего и ни­когда не превращаются в образы реально существующих предме­тов, с которыми субъект не сталкивается в своем личном опыте» (181, с. 69).

Кроме того, следует подчеркнуть наличие большого числа сте­пеней свободы у воображения. Многие авторы говорят о том, что воображение способно заполнять пробелы интеллектуального про­цесса, участвуя в плохо определенных ситуациях. Чем больше не­определенность ситуации, тем больше в поиске решения задейст­вовано воображение; чем она меньше, тем сильнее включается мы­шление. Вполне правомерно предположить, что в творческой дея­тельности воображение, фантазия играют роль своеобразного поис­ково-иллюстративного средства, направленного на объективно-истин­ное отражение сущности путем продуцирования новых оригиналь­ных образов. Ценность фантазии в познании в известном смысле определяется тем, что она позволяет снизить дефицит информации, заполнить интеллектуальные пустоты. Путем своеобразных конст­рукций воображение позволяет перепрыгнуть через некоторые этапы мышления, подчиненного логике, и дать возможность сразу увидеть конечный результат. Кроме того, можно, на наш взгляд, считать воображение поставщиком самых невероятных решений, опирающих­ся на очень далекие и на первый взгляд поверхностные, малообос­нованные ассоциации и аналогии. В этом смысле мы могли бы на­звать воображение «зоной ближайшего развития» мышления. Но в этом и ограниченность решения интеллектуальных задач с помощью воображения. Такие решения при всей их оригинальности не строги, так как опираются на возможное, а не на логически обоснованное действительное. Мышление в этом плане более строго, каждый его ход, каждая логическая цепочка должны быть строго выверены и сопоставлены с реальностью, объективно обоснованы.

Обобщение сказанного позволяет из существующих представле-

ний о воображении выделить ряд его существенных характеристик:

1) воображение определяется как процесс порождения нового (образов, идей); 2) воображение определяется как конструктивная деятельность, в основе которой лежит переработка элементов прош­лого личного опыта субъекта; оперирование ими; 3) воображение определяется как экстраполирующая, антиципирующая деятельность, прогнозирующая, создающая «модель потребного будущего» (190, с. 12). Кроме того, Л. С. Коршунова и Б. И. Пружинин говорят о необходимости внесения в понимание воображения такой характе­ристики, как рефлексивность: «О самостоятельности воображения можно говорить лишь в том случае, если есть возможность рефлек­сивной самоидентификации образов воображения (в их отличии or образов чувственного познания и рационального мышления)» (136, с. 33). Эту идею поддерживает и Я. А. Пономарев, говоря, что «в воображении человек использует модели и функции оригиналов, сохраняя при этом отчет о своем допущении» (203, с. 138).

Указанные характеристики позволяют нам заключить, что дея­тельность воображения может быть описана как продуцирование новых сущностных характеристик того, что ранее не встречалось в опыте субъекта, за счет оперирования в сознании элементами имеющегося прошлого опыта.

Теперь обратимся к типичному определению моделирования: мо­делирование есть оперирование сущностными характеристиками за­мещаемого объекта, зафиксированными в знаковой, образной и т. п. форме с целью получения новой информации об этом объекте.

И в том и в другом случаях речь идет о получении существен­ных характеристик, признаков, свойств объекта за счет опериро­вания элементами имеющегося опыта. Только когда речь идет о мыш­лении, субъект имеет дело с реальным объектом и идеальной мо­делью, а в случае воображения — с идеальным объектом и идеаль­ной же моделью. В первом случае существование реального объекта определяет модель и возможные операции над ней. Во втором случае модель и оперирование ею могут породить объект, а могут и не по­родить, оставив его на уровне модели, составленной за счет обоб­щения из элементов моделей других реальных объектов. В вообра­жении, таким образом, реализуется чрезвычайно важная функция моделирования — создание новой действительности. В этом случае создаваемые воображением «модели потребного будущего» — это новые идеальные фрагменты действительности, результат обратного воздействия субъекта на мир, усиления себя в мире. Идеи о твор­честве как проектировании, усилении и удлинении себя, своей лич­ности содержатся в работах Н. Роджерс (222) и Ф. Баррона (9). Наш анализ показывает, что моделирование в форме воображения — это возможный путь воплощения вымысла человека в практику, точнее, начало этого пути.

С точки зрения процессов мышления модель выступает замес­тителем некоторого оригинала, системой, «отражающей созидатель­ный потенциал действительности» (173, с. 13), для воображения же сама модель становится как бы оригиналом, «воплощающим в себе и раскрывающим для других принцип конструирования своих копий» (179, с. 13).

Возможность раскрыть механизмы воображения через операции моделирования представляется нам достаточно перспективной. В са­мом общем виде, опираясь на уже имеющиеся в литературе поопе­рационные схемы моделирования как учебного действия, мы пред­ставляем себе работу механизма воображения следующим образом:

1) предварительный анализ реальности;

2) перевод реальности на знаково-символический язык, постро­ение моделей, ассимиляции их как фактов своего субъективного опыта;

3) анализ имеющихся в опыте моделей;

4) оперирование моделями: а) переброска моделей или их частей из одной, адекватной им, системы координат в другую (мыслимую как потенциально для них возможную) с опережающим отраже­нием — усмотрением нового целого до уточнения его частей и де­талей; б) усмотрение в исходной модели элементов (свойств, призна­ков), воспринимаемых как целых внутри целого, как в каком-то смысле разнородных с ней, и «снятие» этих элементов с одновре­менным изменением структуры самой преобразуемой модели, чтобы она сохраняла целостность и устойчивость, становясь в то же время чем-то другим в соответствии с целями субъекта (своеобразное вы­читание ряда свойств, признаков, качеств); в) привнесение в модель ранее не присущего оригиналу свойства, качества с изменением ее структуры и содержания для сохранения ее целостности и устой­чивости; если привнесенный признак окажется существенным, модель приобретает новую структуру, новый системообразующий центр и превращается в нечто иное по сравнению с исходной; пред­варительно, разумеется, субъект усматривает в чертах исходной мо­дели возможность создания некоего нового целого путем запол­нения потенциальных белых пятен, пустот, «зазоров опыта» (рабо­чее название этой операции — сверхдополнение признаков); г) вто­ричная работа с полученной моделью в соответствии с изменением ее структуры: коррекция, подлаживание отраженных в ней свойств оригинала под новый организующий принцип, достраивание, видоиз­менение, переструктурирование и т. д. (рабочее название операции — балансировка);

5) проверка созданной модели на устойчивость, целостность, правдоподобие, испытание ее, соотнесение с реальностью; возмож­ное воплощение ее в жизнь в материальном или материализованном виде.

Работа воображения, таким образом, может быть представлена как поочередное развертывание и свертывание качественных харак­теристик создаваемой модели, как постоянное превращение ее то в разнородную, то в однородно-целостную, то в сукцессивную, то в симультанную. Главное же, на наш взгляд, чтобы привносимое или отчленяемое свойство было существенным для модели. В против­ном случае, мы столкнемся с известным фактом, описанным Д. Юмом:

он обратил внимание на то, что представления могут комбиниро­ваться в воображении и, доводя это положение до абсурда, писал, что мы можем представить себе «добродетельную лошадь» — доста­точно представить себе «добродетель» и это представление прикре­пить к фигуре лошади!

В целом же, обобщая сказанное, можно согласиться с идеей Э. В. Ильенкова (101) о том, что способность воображения состоит в умении «схватывать» целое раньше частей, в умении на основе отдельного намека, элемента, тенденции строить целостный образ. Как отмечал М. А. Лифшиц (150), в своей развитой форме это умение позволяет познавать обобщенные связи и закономерности действительности и выражать их в специфических символических формах, а также обеспечивает, по образному выражению С. Л. Ру­бинштейна, возможность отлета от реальности, когда на основе отдельного признака реальности создается новый образ, а не просто реконструируются и перестраиваются имеющиеся представления, что характерно для работы внутреннего плана действий. Таким образом. вполне можно заключить, что в воображении присутствует фунда­ментальная основа моделирования.

К возможности создавать новые сущности из элементов прош­лого опыта ребенок приходит не сразу, не вдруг. Моделирование как основа воображения развивается на базе замещения на про­тяжении не только дошкольного, но и более поздних возрастов. Но уже исследователи дошкольного периода имеют возможность наблюдать за созданием ярких и порой весьма оригинальных про­дуктов детского воображения. Недаром еще во времена Л. С. Вы­готского была развернута дискуссия о том, богаче ли воображе­ние дошкольника воображения взрослого человека.