Выбор и презентация референта. Коммуникативная интенция

Две важнейшие группы вопросов, возникающих по поводу референта в речевой практике,— выбор и пре­зентация референта в коммуникативном акте, с одной стороны, и «перемещение» референта в структуре коммуникативного акта, или транспорт референта, — с другой.

Будем исходить из того, что коммуниканты соблюда­ют принцип кооперации и принцип вежливости и таким образом сохраняют контакт на протяжении всего акта общения. Достаточно ли этого для того, чтобы считать коммуникативный акт состоявшимся? Может быть, го­воря исключительно и только гипотетически, и доста­точно, если имеется в виду фатический акт. Если же пе­ред нами акт общения, то, видимо, нет.

Акт общения допустимо считать состоявшимся тогда, когда он выполняет условия корректной референции и когда референт из пункта А в пункт В «доставляется в сохранности». Вероятно, должны существовать правила презентации и правила транспорта референта. Принци­пы эти и будут подлежать рассмотрению.

Проблему выбора и презентации референта в тео­рии речевых актов традиционно не принято оставлять в стороне. Чаще всего в данной связи обсуждается заин­тересованность обеих сторон в акте общения по поводу именно данного референта, причем обсуждается на уровне некоего постулата: референт должен быть инте­ресен коммуникантам. В силу самоочевидности этого постулата рассматривать его не имеет смысла.

Для порядка следует только заметить, что референт мо­жет не только быть, но и стать интересным коммуникантам уже в ходе коммуникативного акта. Здесь все зависит, как кажется, от того, под каким углом зрения рассматривается референт, и остается лишь повторить, что хороший рече­вой стратег найдет способ сделать референт интересным. Безнадежно неинтересных референтов не существует — существуют безнадежные коммуникативные стратегии.

Что касается обнадеживающих коммуникативных стратегий, то они предполагают презентацию референ­та (интродуктивную референцию) не через область об­щих речевых действий коммуникантов, но через об­ласть частных интересов каждого из них. В этом случае некая «зацепка» всегда может быть найдена. Однако по­нятно, что в каждом частном случае она будет индивиду­альной. Потому-то в этой связи и не может существо­вать, видимо, никаких типологий и схем.

Однако намерения коммуникантов типологизации вполне поддаются.

Описав, что значит «сказать», Дж. Остин отнюдь не ограничился этим. В его задачи входило объяснение не только механизма появления высказывания, но и меха-

низма превращения высказывания в то, что сам он назы­вал речевым актом, т. е. речевым действием, и что на протяжении всего данного учебного пособия рассматри­вается либо как коммуникативный акт, либо как состав­ляющая коммуникативного акта.

Всякое действие предполагает вопрос «Зачем?». По­этому, квалифицируя речевой акт как действие, неизбе­жен разговор о намерениях говорящего. С помощью речевого акта «что-то совершается», т. е. готовится (или осуществляется) некое изменение в реальном мире. Дж. Остин не обошел вниманием высказывания, которые не только готовят изменения в действительности, но сами по себе уже изменяют действительность, т. е. являются действием (например, сказать — при наличии соответст­вующей ситуации и прав на высказывание — «объявляю вас мужем и женой» значит совершить акт бракосочета­ния). Однако обсуждение этого вопроса увело бы нас слишком далеко в сторону от наших целей. Вернемся к вопросу «Зачем?». Осуществив фонетический акт (1), фатический акт (2), ретический акт (3),

(т. е. единый акт продуцирования полноценного вы­сказывания),

говорящий, решая вопрос «зачем?», обязан придать высказыванию определенную целенаправ­ленность (4).

(О том, до какой степени это условие существенно, можно судить хотя бы на основании одной из статей Дж. Остина — знаменитой статьи под названием «Три способа пролить чернила», где обсуждаются отношения между такими действиями, как пролить чернила умыш­ленно, пролить чернила преднамеренно и пролить чер­нила нарочно. Очевидно, что в каждом из трех случаев наша целевая установка варьируется!)

Если бы загадочный автор Л. Л. поступил в соответст­вии с предложением Остина, то на вопрос: «Зачем я рас­сказываю о Тваше?», он (автор) мог бы ответить следую­щим образом: «Чтобы предложить эти сведения в виде энциклопедической статьи», со всеми вытекающими от­сюда последствиями. А «последствия» таковы:

• неспециализированность круга читателей;

• разный уровень подготовки читателей;

• потребность читателей в оперативной справке, то есть:

а) возможность в целом понять текст, не обращаясь

к другим текстам,

б) в случае необходимости — возможность продук­тивного обращения к другим текстам издания;

• потребность читателей в точной справке, то есть:

а) достаточность сведений,

б) корректность представления сведений.

При такой (развернутой) постановке цели можно бы­ло бы ожидать совсем другой статьи в энциклопедии «Мифы народов мира», поскольку учет этой цели дейст­вительно придал бы высказыванию целенаправлен­ность, то есть обеспечил выполнение четвертого требо­вания к высказыванию.

Последнее (пятое) требование, которое предъявля­ется к высказыванию в теории речевых актов, есть требование виелингвистического характера. В этом смысле высказывание считается не просто целена­правленным, но и успешным высказыванием тогда, когда ему присуща коммуникативная перспектива. Иными словами, осуществить успешный коммуникативный акт означает:

вызвать желаемые последствия в реальности (5).

Проще всего представить себе реализацию этого требования на таких примерах:

• суд приговаривает Вас к пожизненному тюремному заключению (=> остаток жизни Вы проводите в тюрьме);

• собрание посвящает Вас в рыцари Черной Розы

(=> с этого момента Вы становитесь рыцарем Черной Розы);

• завещаю Вам маленький чайник для заварки

(=> после моей смерти Вы обладаете маленьким чай­ником для заварки) и т. д.

Эти примеры демонстрируют, так сказать, отчетли­во ощутимые последствия соответствующих высказы­ваний. Однако последствиями, разумеется, можно счи­тать не только такие радикальные изменения в жизни адресата, как отбывание пожизненного срока в тюрьме или приобретение маленького чайника для заварки, но и, скажем, случаи обычного согласия с адресантом или, наоборот, возникновение конфликта с ним. Любая ре­зультативная форма воздействия на сознание или по­ведение адресата считается выполнением пятого тре­бования к высказыванию, которому таким образом придается коммуникативная перспектива.

При всем многообразии коммуникативных пер­спектив можно тем не менее зафиксировать типичные формы приемов воздействия на адресата. Лучше все­го представление об этих приемах дает наблюдение над тем, каким образом коммуникативная стратегия говорящего преобразуется в его коммуникативную тактику. Механизм этого преобразования мы и обсу­дим сейчас.

Стратегическое представление о собственном наме­рении говорящего выражается в форме коммуникатив­ной интенции. Представления о коммуникативных ин­тенциях разных типов входят в коммуникативную компетенцию говорящего.

При терминологическом употреблении слова «ин­тенция» в него вкладывают следующий смысл (см. также Предисловие): интенция есть представление о способе объединения совокупности стратегических ходов для достижения коммуникативной цели.

При крайне объективной сложности и неразрешен-ности в науке отношений между такими категориями, как цель/цели, задача/задачи и намерение/намерения, удобнее, «практичнее» всего — чтобы избежать разного рода недоразумений,— представлять себе интенцию следующим образом. Интенция есть способ превраще­ния коммуникативной стратегии в коммуникативную тактику.

Понятно, что «замысел» (стратегия) и его «воплоще­ние» (тактика) вполне могут и не совпасть. Например, мне не удается убедить собеседника в моей правоте (же­лаемый результат коммуникативной стратегии, или ком­муникативная цель). Осознавая нереальность этой цели, я вполне могу «по пути» принять такое тактическое решение: мне следует удовольствоваться тем, что, ис­пользуя систему необходимых речевых ходов (интенция), я смогу убедить собеседника в необходимости подумать над его собственной точкой зрения, которая мне пред­ставляется спорной (это и будет моей новой тактикой).

Таким образом, интенцию можно действительно рассматривать как движущую силу коммуникативного акта на пути к поставленной говорящим цели.

Любой коммуникативный акт есть акт интенцио-нальный, т. е. подчиненный интенциям коммуникантов. Поскольку я не вступаю в акт общения для того, чтобы «просто поговорить» (на то существует обширная груп­па фатических актов), я обязан «действовать». Дейст­венный характер моему вступлению в коммуникатив­ный акт придает моя интенция, то есть некий (иногда тайный, иногда «явный») умысел взаимодействия с со­беседником, от которого я всегда стремлюсь чего-ни­будь добиться для достижения моей (иногда объявлен­ной, иногда — нет) цели.

Как уже говорилось, носителями (агентами) намере­ний, вне всякого сомнения, являются коммуниканты, но, как еще не говорилось, реагентом (точкой приложения) их намерений является референт. Этот аспект проблемы коммуникации чрезвычайно существенен: часто бывает гораздо важнее знать, что в ходе коммуникативного акта происходит с референтом, чем иметь представления о том, что происходит с коммуникантами.

Ответить сначала на первый вопрос и только потом уже, при необходимости, на второй требуется потому, что сам выбор референта, не говоря уже о его интродук­ции (представлении), интенционально окрашен. Проис­ходит это вследствие того, что интенциональность ле­жит в природе человека. Свойство (и способность) человека «заряжать» передаваемый другому или другим референт есть явление объективное. Его невозможно «устранить» из общения, от него нельзя отказаться — понятно ведь, что я как-то отношусь ко всему, что попа­дает в мои руки! Я определенным образом присваиваю любой референт, превращая его в мой референт, и в коммуникативном акте передаю другому не референт как таковой, но мой референт. Одно из самых трагичес­ких, в частности и с точки зрения последствий, заблуж­дений есть заблуждение о том, что собеседники могут быть «объективными», т. е. обмениваться референтом как таковым, «чистым» референтом.

С точки зрения науки такая процедура обмена была бы вовсе лишена смысла. Референт как таковой, «чис­тый» референт, есть нечто, не принадлежащее никому (или принадлежащее сразу всем). Им практически да­же и обмениваться нельзя. Совершая процедуру упо­мянутого обмена, мы на самом деле обмениваемся не референтом (всегда — объективно — одним и тем же), а некоторыми «довесками» к нему в виде наших пред­ставлений, мнений, желаний, надежд, связанных с ним. И то, с чем партнер выйдет из коммуникативного ак­та,— есть мой «довесок» (может быть, уже преобразо­ванный в ходе коммуникативного акта) к так и остав-

шемуся загадочным референту; довеском этим партнер и будет (или не будет) пользоваться в дальнейшем.

Стало быть, освободить референт от меня в ходе ком­муникативного акта мне ни при каких обстоятельствах не удастся. И самое большее, на что я могу претендо­вать,— это понять или хотя бы отдавать себе отчет в том, сколько именно меня «вступило в соединение» с рефе­рентом и как это повлияло на состав референта. Интен-циональный аспект анализа коммуникативного акта и предполагает изучение его с точки зрения того, в каком свете или в каком направлении представлен референт в ситуации речевого взаимодействия. Обычно таких на­правлений выделяется три и они соответствуют трем обсуждаемым типам речевой интенции:

положительная речевая интенция (презентация ре­ферента в позитивном свете);

отрицательная интенция (презентация референта в негативном свете);

нейтральная — иногда ее называют еще конструк­тивной — интенция (презентация референта в объек­тивном, во всяком случае, на уровне намерения, свете).

Было бы ошибкой сказать, что положительная интен­ция и отрицательная интенция — в отличие, скажем, от нейтральной (описание которой сопровождается соци­ально одобряемым словом «конструктивная») — означа­ют некритическое отношение к референту. Представлять себе первые два типа интенции как сугубо «беспринцип­ные» отнюдь не стоит. И не только потому, что в реаль­ности существует огромное количество референтов, действительно заслуживающих нашего одобрения (про­паганды, рекламы и т. п.) или порицания (критики, осуж­дения и т. п.), но и потому, что сама структура референта способна провоцировать к фиксации полярных его сто­рон. Тут многое зависит просто оттого, на какой из полюсов, прежде всего, направляет свое внимание говорящий или на какой из полюсов заставляет (фактически вынуж­дает) его направить конкретная речевая ситуация.

Легко представить себе, что наше отношение к одно­му и тому же явлению может меняться в зависимости от многих факторов, даже от таких «незначительных», как настроение в момент разговора. Сегодня поступок N представляется мне чудовищным, однако это не означа­ет, что завтра, послезавтра или через несколько дней (недель, лет) я не изменю своего отношения к нему на противоположное.

Характерный пример многократной смены ракурсов в рассмотрении референта описан, в частности, Куртом Воннегутом в его романе «Сирены Титана», где отноше­ние «народа» к главному герою произведения, Малачи Константу, видоизменяется на протяжении повествова­ния от обожествления (поклонения изображениям ге­роя) до обструкции (публичного сожжения фигурок идола), в то время как с самим референтом, находящим­ся вне планеты Земля, не происходит никаких измене­ний — и во время своих визитов на Землю он всякий раз с удивлением застает здесь полностью изменившуюся парадигму отношения к себе.

Мы сами были счастливыми (счастливыми потому, что приобрели некоторый серьезный прагматический опыт) свидетелями изменений парадигмы отношения ко многим и многим референтам вокруг нас на протяжении периода «строительства коммунизма». Авторитеты пере­шли в разряд пугал, пугала стали авторитетами, достоин­ства стали квалифицироваться как недостатки, недостат­ки — как достоинства и т. д. Смена «векторов» в отношении к событиям и людям повлекла за собой ре­структурирование тезаурусов и смещение критериев оценки. Трудно (а пожалуй, и невозможно, да и ни к че­му) рассматривать все эти тенденции как прогрессивные или регрессивные. Понятно одно: смена точек зрения всякий раз убеждает нас в том, что референтный мир от­нюдь не так однопланов, как нам порой представляется.

Итак, презентация референта может быть осуществ­лена тремя способами.

Date: 2016-05-15; view: 431; Нарушение авторских прав