Мышечник — работоголик

«Замерзли родные болота, последняя радость — работа». Один премьер-министр России хвастался, что он «не знает выходных и ни разу не был в отпуске». Это — Россия, ментальность, в которой нет безработицы. Одна половина этноса копает котлован, другая зарывает его. И впрямь, не выглядят ли жутким безумием с одной стороны бомбежки Чечни, с другой — выделение средств на ее восстановление?

Мышечник подозрительно относится к сексу как процедуре продолжения жизни. Вот почему лозунг «секса у нас нет» (крылатая фраза второй половины ХХ века) следует расшифровывать как «некромания у нас есть».

3 ноября 1993 года на международной конференции в Санкт-Петербурге «Тема смерти в духовном опыте человечества» А. В. Гнездилов, директор первого в России хосписа (в хосписе находятся неизлечимо больные люди, страдающие неизлечимыми формами онкологических заболеваний) в своем докладе «Динамика психологических ценностей в терминальный период» сообщил о своих наблюдениях умирания. Он заметил, что больные умирают группами, в которые входят люди, находящиеся на разной стадии болезни. Создалось впечатление, что в различные смены-дежурства люди умирали с разной частотой.

В реаниматологии этот феномен хорошо известен. Как только на дежурство заступает бригада, возглавляемая мышечным некрофилом, процент реанимированных оказывается существенно ниже, чем средний статистический. А разве может быть иначе? Ведь некрофил и пришел в эту профессию, чтобы иметь дело с трупами, а не наоборот! Чуть не сказал: «Пришел в профессию, чтобы делать трупы».

В книге Л. Трегубова и Ю. Вагина «Эстетика самоубийства» описан пример анальномышечного поведения: «С юности он увлекался коллекционированием. Начал с нумизматики, вскоре стал признанным знатоком. Дальше — больше... Антиквариат, иконы, старинный фарфор, изделия фирмы Фаберже и многое другое. Когда он перешел невидимую грань между коллекционированием и преступлением, никто не знает...

Когда наступила развязка, и он получил повестку из прокуратуры, то, очевидно, все понял и благоприятного исхода от этого визита не ждал. На несколько дней он пропал. Когда же, заподозрив неладное, работники милиции с трудом вскрыли стальную дверь его малогабаритной трехкомнатной квартиры, то даже они удивились тому, что увидели.

Квартира напоминала не то склад, не то музей, в котором находилось множество ценных предметов, антиквариат, произведения искусства на огромную сумму. Его коллекции мог позавидовать не один музей. Но в каком виде были эти ценности! Сломано и разбито было все, что только можно было разрушить. Золотые монеты огромной ценности были грубо расплющены молотком и превратились в обыкновенные золотые лепешки, иконы разбиты, повсюду валялись осколки коллекционного фарфора и старинного хрусталя... И в довершение всей этой картины — висящий посреди комнаты хозяин!»

Коллекционирование — это по-анальному, а вот уничтожение культуры — это уже некрофилия мышечного эротика, который, не имея возможности уничтожить всю планету, уничтожит хотя бы себя. «Ни себе, ни людям» — внешнее выражение глубинного желания потопа еще при нас. Взорвать Чернобыльскую АЭС могли только сублимирующиеся некрофилы, ведомые бессознательным желанием уничтожить и жизнь на планете, и саму планету тоже.