Разговор об истине в «сонном царстве»*

*Здесь Джед употребляет слово dreamstate, которое дословно можно перевести как «состояние сна», и которое им используется для обозначения всего дуального бытия, наряду с «дворцом иллюзии Майи», «парком развлечений» и т.д.

Когда знакόм ты с Атманом,

что тьмою будет для невежды,

твой ум осознан полностью и пробуждён.

Невежда пробуждён для жизни чувственной,

что тьмой является для мудреца.

– Бхагавад Гита –

Прошло, наверное, минут двадцать, прежде чем все угомонились, и разговор постепенно перешёл на темы, которые, очевидно, уже обсуждались между членами группы. Я сидел довольный, слушал, и пытался прочувствовать разные личности и как они взаимодействуют между собой. Время от времени меня призывали, чтобы я взял правление в свои руки, но я был краток и в основном оставлял им инициативу, задавая вопрос. Всё шло легко и просто.

В какой-то момент один из них, красивый искренний парень по имени Брендан, спросил, в чём смысл жизни, но как-то небрежно, предполагая, что на этот вопрос нет ответа, поэтому я пропустил его.

– Джед, – заговорил один из парней, Рэнди, – когда вы говорите, что не нужно ничего знать, чтобы стать просветлённым…

– И?

– Я не могу примирить это с другими великими мировыми учениями и религиями. То есть, а как же йога, веданта, буддизм. А греческие и немецкие философы? А христианство, ислам, иудаизм? Как же не нужно ничего знать?

Очевидно, это его действительно волнует.

– Это непостижимо. Это уж слишком. Я никак не могу это понять.

Я услышал одобрительный ропот. Похоже, вопрос задевал их всех.

– Я знаю, о чём ты, – ответил я. – Единственное, что необходимо понять, это отрицание – процесс постепенного отрывания слой за слоем. Я знаю, что вы хотите узнать что-то, понять и принять. Человек состоит из эмоций и разума, и это естественное желание – следовать одному или обоим этим своим аспектам внутрь к истине, но это невозможно. Вы можете провести тысячу лет, зарывшись в книги, или у ног мастера, и всё равно не продвинуться ни на шаг к пробуждению от иллюзии. Фактически, никакое количество знания или его комбинация не может привести к реализации истины.

Все стали очень внимательны. Это касалось их всех. Они сидели, стояли, некоторые сидели на корточках и на влажной траве, но все были сфокусированы на словах, как будто в пионерском лагере слушали историю о привидениях.

– Это не то, во что вы могли бы вырасти или развиться. Это не эмоция и не состояние сознания. Может, это сложнее понять, пока вы не осознаете, что эмоция и сознание – одно и то же, или, точнее, эмоции это состояния сознания. К примеру, полчаса назад я подошёл к костру и начал говорить, и мы вместе вошли в необычное состояние сознания – сорт групповой эйфории. Пятнадцать или двадцать минут спустя мы вернулись в обычное состояние. Это пример изменённого состояния, не так уж отличающего от слепой ярости или безумной любви. Вы оглядываетесь на это из вашего нормального состояния, и вам кажется, что вы были словно другой человек. Наркотики, дыхательные упражнения, медитация и прочее могут изменить ваше состояние сознания, но само-реализация – реализация истины – это не состояние сознания.

Я оглядел освещённые огнём лица и увидел разочарование. Они не понимали, как возможно достичь чего-то, что вне их досягаемости, стать чем-то, чем нельзя стать.

– Вы хотите опустить это на тот уровень, где вы могли бы иметь с ним дело, но это невозможно. Истина это не идея и не концепция. Она не в библиотеках и не в словах мудрецов. Она не приходит в виде вспышки озарения или пикового переживания. Это не чувство блаженства или экстаза. Это не концепция, которую нужно понять, и не чувство, которое нужно испытать. Она не в сердце и не в голове. Она дальше.

Воздух был наэлектризован. Танцевал огонь, моросил мелкий дождь, но присутствовал ещё некий элемент. Каждый был подключён к словам. Каждый был очень внимательным и присутствующим. Они чувствовали, что возможно стоят на пороге важного шага вперёд, и если всё идёт хорошо, так оно и есть.

– Значит, вы говорите, – сказал Рэнди, – вы говорите, что все религии и философии… Понимаете, здесь я не могу подобрать слов… в общем, вы говорите, что все духовные учения… то есть, все они…?

Он остановился, не зная, как сформулировать вопрос, но я знаю, этот вопрос они все хотели бы задать. Для меня это звучало как сочетание двух нот таким образом, что из них непременно должна выйти целая симфония. Паттерн начинал раскрываться и, если я всё не испорчу, из этого должно получиться что-то сногсшибательное.

– Что я говорю? – спросил я. – Мы говорим о лжи. О важной лжи. Лжи, лежащей в самом сердце того, кем и чем мы являемся. Мы выдвигаем серьёзные обвинения. Мы совершаем акт ереси, потому что этим и является ересь – разговор об истине в «сонном царстве».

Будет весело.

– Духовное пробуждение, – продолжал я, – это обнаружение истины. Всё, что не касается достижения истины должно быть отброшено. Истина это не знание чего-то – вы и так уже много знаете. Истина это не-знание. Вы не можете стать истинными – вы должны перестать быть ложными, и тогда всё, что останется, и будет истиной. Если вы хотите стать священником, ламой, раввином, теологом, тогда вам придётся много узнать – тонны и тонны. Но если вы хотите выяснить, что есть истина, тогда это совершенно иной процесс, и меньше всего здесь вам потребуется много знаний.

Я использую много слов, чтобы сказать то, что хочу сказать, но в конечном счёте я говорю только об одном. Я прошёл туда и обратно перед костром, рассматривая, как танцует огонь на их мокрых, внимающих лицах.

– Отвечая на вопрос Рэнди короче и проще, можно сказать, что все системы верований это просто истории, которые мы создаём, чтобы сделать что-нибудь с пустотой. Эго ненавидит вакуум, поэтому каждый из кожи лезет, создавая иллюзию чего-то там, где ничего нет. Системы верований это просто устройства, которые мы используем, чтобы оправдать невообразимый ужас перед отсутствием «я».

Дело идёт неплохо. Иногда мне приходится оценивать отклик на мои слова, поскольку то, что совершенно очевидно для меня, может быть абсолютно невероятным для слушателя. Для некоторых из слушающих меня сейчас, полагаю, огульное обличение всех человеческих религий и философий завораживает, для других это не новость. Для цели сегодняшнего вечера это лишь вспомогательное средство.

– Верования это свечи, которыми человек пользуется, чтобы разогнать окружающую его тьму. Они как чары, с помощью которых мы не подпускаем к себе бесконечность, пытаемся рассеять чёрную тучу, нависающую над каждой головой.

Я не хочу двигаться дальше, не пригвоздив этого. Они не обязаны мне верить или соглашаться со мной, но я хочу, чтобы сейчас они оставались со мной. То, что я хочу сказать сегодня, предназначено не для понимания теперь же, но для их будущего, и если они сейчас это упустят, то и в будущем им труднее будет это понять.

– Что здесь происходит? – вопрошал я. – В чём дело? Кто я? Что я? Что находится за пределами «я»? Это большие вопросы, и все религии и духовные традиции олицетворяют наши попытки ответить на них. Конечно, мы не можем ответить правильно, но это не важно, потому что нам не обязательно отвечать правильно, нужно лишь ответить адекватно. Нам не обязательно заставить чёрную тучу исчезнуть, нужно лишь заставить её казаться тёмно-серой вместо чёрной. Наши объяснения могут быть неудовлетворительными в 99,99%, и этого достаточно, потому что нам нужно лишь, чтобы чёрная туча стала чуть светлее.

Я дал словам повиснуть в воздухе. Никто не двигался. Все молчали. Я знаю, что они молча переоценивали свои убеждения в этой перспективе, но сейчас не время. Я продолжил.

– Вы когда-нибудь были в депрессии? – обращался я к ним. – В реальной депрессии? Когда всё теряет значение? Когда ни в чём нет никакого смысла?

По их реакции я понял, что все они знают, о чём я говорю.

– Что самое худшее в этих печальных моментах? Откуда они берут силы?

Я секунду подождал, чтобы они могли подумать об этом, и, когда я скажу, распознать это.

– Из своей неопровержимости, верно? Из того факта, что их не ставят под сомнение. Когда вы находитесь в том состоянии, вы точно знаете, что оно истинно?

Они закивали головами, тихо соглашаясь.

– Вот именно. Когда вы находитесь в этом пространстве, вы знаете, что это не просто настроение. Вы видите то, что в нормальном состоянии не позволяете себе видеть. Минуты вашего самого глубокого отчаяния на самом деле ваши самые откровенные минуты – ваши самые светлые минуты. Тогда вы видите без защитных линз. Тогда вы срываете занавес и видите вещи такими, какие они есть.

Долгая тишина. Тяжёлая тишина. Это очень личное. Они все испытывали эти неотфильтрованные моменты. Им всем знакомо чувство полной тщетности. А самое главное, они все помнят, что в самом сердце этого отчаяния лежит знание, что это реальность: всё тщетно.

– Представьте руку, стирающую одну из тибетских песочных мандал, – сказал я тихо.

Я сделал глоток из бутылки с водой. Это ещё не то, куда всё направлено, но определённо, это важная остановка. И я не хочу покидать её слишком быстро, или оставаться здесь слишком долго. Спустя несколько мгновений я нарушил молчание.

– Кто-нибудь знает истории о привидениях?

Они засмеялись, и пелена, окутавшая их, немного рассеялась.

– А как же атеисты? – спросил Мартин. – У них нет никакой защитной системы верований.

– В данном контексте нет такого понятия, как атеист. Если уж на то пошло, мы все агностики, разница только в степени. Каждый во что-то верит, но лишь настолько, насколько это необходимо для функционирования. Туча, конечно же, висит над головой, сводя на нет все надежды и мечты, но благодаря нашим религиям и философиям, она не абсолютно чёрная, а очень тёмно-серая, что позволяет нам продолжать жить.

Вампиры ведь не входят, пока их не пригласят? Для собственного развлечения я немного поиграл с этой мыслью, пока не поступило приглашение. Рэнди задал вопрос.

– Значит, вы говорите, что… это всё как… то есть, всё? Всё, во что все верят, просто… как… как чушь собачья?

Это не простой вопрос, это один из главных. Этот вопрос нужно задавать и отвечать на него в самых понятных словах – чтобы глубоко проникнуть в суть и удержаться там. Мы потратили некоторое время на то, чтобы подойти к нему, подготавливали почву, но если бы я теперь остановился и gave a pop quiz, никто из них бы так и не понял, что это было.

В этом всё дело. Вот почему большие вопросы производят большое действие. Это не песня, которую нужно спеть, и не гора, на которую нужно взобраться – это сон, который нужно расплести. Нет абсолютно никаких шансов, что мы сможем распутать фантастически сложную многослойную ткань за один вечер, но нитку, за которую мы дёрнем сегодня, уже никогда нельзя будет снова затянуть. Полотно нельзя будет заштопать.

Колокол не сможет перестать звонить.

Я дал вопросу Рэнди повисеть в воздухе несколько мгновений, позволяя всей линии исследования выстроиться в тишине. Все глаза были направлены на меня в ожидании. «Что скажет этот мудрец?» – думали они. Это часть спектакля. Они так много раз видели её в одном о том же исполнении, что должны были думать, что я сейчас буду ходить вокруг да около, что мол, нужно уважать людские верования, что все взгляды имеют право на существование, что мы все в одной лодке. Они ожидают политкорректных отговорок, потому что именно это они слышали всегда. Но в этот раз всё по-другому. Я не отвечаю на вопрос, я подтверждаю подозрение.

– Да.

Я сделал паузу для драматического эффекта.

– Истинной веры не существует. Не. Существует. Истинной. Веры.

Я помолчал немного, позволяя этому отпечататься в их мозгах, чтобы позже они могли найти и подтвердить это сами. Это очень большая концепция, но скоро будет ещё больше.

Танец огня и моросящий весенний дождь были единственным движением. Я говорил громко достаточно лишь для того, чтобы быть услышанным.

– Все веры. Все концепции. Все мысли. Да, все они ложны, все – чушь. Конечно, так и есть. Не только религии и духовные учения, но и все философии, все идеи, все мнения. Если вы охотитесь за истиной, вы оставляете их все. Всё, что говорит «два, не одно», погибает.

Так я говорил. Это звучит правдиво, потому что это и есть правда. Это прозвучит чистой нотой и срезонирует с их умами, и эти вибрации превратят их системы ложных верований в кучу булыжников. А как же иначе? Ведь я говорю им не то, что я знаю, я показываю им то, что они знают.

Я сделал паузу, чтобы каждый мог сам сделать вычисления, вместо того, чтобы просто смотреть, как учитель делает это на доске. Как ни соблазнительно думать, что я могу пробуждать людей путём потрясения, или пощёчины, или просто глядя им глубоко в глаза и уговаривая, я знаю, что не так-то просто вывести их из этого транса. Такой вид прямого штурма, однако, это моя версия палки дзен.

А теперь, поскольку они всё-таки не до конца понимают,

– Окей, Брендан, – сказал я.

Он, похоже, испугался, что его выделили.

– Какой ответ на твой вопрос?

– Я, ыы, я не знаю. Какой вопрос?

– О смысле жизни. Разве ты не спрашивал меня, в чём смысл жизни?

– Амм, ну да, я просто, ыы, пошутил. Я вообще-то не ждал… амм, ответа или чего-то…

– Почему нет? – я обращался ко всей группе. – Почему не нужно спрашивать, в чём смысл жизни? Чёрт, разве это не должно быть первым вопросом? Почему из всех вопросов этот должен быть шуткой? Мы что, домашний скот? Как мы можем что-либо делать, пока не ответим на самый основной вопрос?

Никто не рвался отвечать, и меньше всех Брендан.

– Итак, Брендан, скажи на милость, в чём смысл жизни?

Он выглядел, как олень, пойманный в свете фар. Он думал о том, о чём сегодня говорилось, и пытался увязать всё вместе.

– Его нет, – сказал он.

– Чего нет?

– Нет смысла. В жизни нет смысла.

Щёлк.

Вот так. Вот куда было всё направлено. Сказать, что не существует истинной веры, значит сказать другими словами чётко и ясно – в жизни нет никакого смысла.

– Спасибо, Брендан. Очень хорошо.

Но если это совершенное утверждение может быть конечной целью данного вечера, оно не является таковой процесса само-реализации. Это только начало – начальная точка исследования. Как я сказал Джулии у лодочного склада, начать нужно с пересмотра того, что ты знаешь наверняка. И чур не выдавать желаемое за действительное и не выгораживать свой страх разными сказками.

– Я не священник, – обращался я к молчаливой группе. – Я не святой и не гуру. У меня нет учения. Я не представляю никакую линию или систему. Я не говорю вам, что чёрная туча это нормально, я говорю, что она бесконечно большая и бесконечно чёрная. Я не говорю вам, что вы можете жить с этой тучей, я говорю, что это реальность, так сражайтесь с ней, и если она убьёт вас, что с того?

Не знаю, как они это восприняли, но для меня это было лучшей частью. Там находится свобода – единственная свобода.

– Тот, кто намеревается пробудиться, не может позволить себе роскошь притвориться, что чёрная туча это нормально. Это не нормально. Она не тёмно-серая. Это реальность – ваша реальность – и если вы хотите стать реальными, именно туда вам следует отправиться.

– Но… – начал Рэнди.

– Никаких но. Смотри: Одна миллионная процента лжи – абсолютная ложь. В дуальности всё ложно – неистинно – чушь собачья. Исключений нет. Чёрное и белое, никаких оттенков серого. Истина едина, недвойственна, бесконечна, одно без другого. Истина это растворение, не-я, единство. О ней ничего нельзя сказать, её нельзя почувствовать, нельзя познать. Вы либо истинны, либо ложны, в оковах эго, в дуальности, во сне.

Тишина. Это хорошо. Полотно разорвалось. Какие бы истории не использовали эти люди, чтобы загородиться от реальности, и в какой бы степени они в них не верили, их структуры сейчас основательно пошатнулись. Истории могут оставаться в живых неделями, месяцами, годами, но их кончина теперь предрешена, и каждый из этих людей получит то, за чем он сюда пришёл – прямое столкновение с реальностью.

Или нет. Никогда не ставь против Майи. Истина бесконечно проста, иллюзия бесконечно сложна. Невозможно переоценить нашу способность избегать прямого взгляда на очевидное. Может быть, кто-то из них ещё глубже закопается в свою историю, но для тех, кто находится здесь, чтобы услышать, тональная нота прозвучала.

Ещё раз, Рэнди озвучил вопрос, на который они все хотели бы ответить.

– Значит, все верования – ложь, по сравнению с… чем?

– По сравнению с фактами. По сравнению с «Да пошли вы все! Я выясню всё сам». По сравнению с заявлением «Истина или смерть!», именно это имея в виду. Истина любыми средствами. Истина не смотря на последствия. Истина любой ценой.

Фьють!

***

Я плюхнулся в кресло и дал всем посидеть в тишине со своими мыслями, пока я сижу со своими. Непросто было это передать. Хорошо ли я сказал? Не упустил ли чего-то важного? Я проиграл всё заново в голове и был удовлетворён тем, что сделал всё возможное в этом трудном, но решающем, разговоре.

Несколько минут никто даже не двигался, и мне показалось, что я задремал. Наконец, диалог возобновился.

– А правда ли то, что все религии основаны на одном и том же фундаменте? – спросила Марла. – Что они все содержат одну и ту же истину?

Хороший охлаждающий вопрос. Интенсивная часть окончена, и теперь я могу использовать это как скат, по которому мы съедем вниз в более плодородную – посмею ли сказать? – колею.

– О, боже, да, возможно, я полагаю, если ты действительно хочешь потянуть время, но это ни коим образом не будет иметь практической ценности для того, кто пытается пробудиться. Я бы сделал такую оговорку, если бы хотел показаться открытым и принимающим, но я уж точно никогда не стал бы предлагать кому-то изучение мировых религий и духовных учений, чтобы помочь ему пробудиться. То есть, я – Джед – могу взять библию, или коран, или талмуд, или упанишады, или дхаммападу, или любой другой из достойных упоминания духовных текстов, и могу расшифровать его в истинном контексте. Я вижу, что ценного они несут, я вижу, что было ценного до того, как спящие умы их переписали, и я вижу, что является просто ерундой. Короче говоря, я могу прочесть великие духовные учения мира с перспективы того, кто совершил путешествие, и судить о них, основываясь на их эффективности в качестве карт для других путешественников.

– Теперь, чтобы ответить на твой вопрос так, чтобы это имело ценность для тебя, я могу сказать, да, окей, можно сказать, что все большие религии и великие духовные учения имеют одну и ту же истину в основе, но в реальности, это не делает их полезными для того, кто ищет просветления, потому что полезное там запутано в слишком большом количестве бесполезного. Говорят, что если миллион обезьян будут стучать по кнопкам печатных машинок, в конце концов они напечатают полное собрание сочинений Шекспира, но я не хотел бы быть тем, кто будет это всё читать.

Это вызвало смех. Атмосфера немного расслабляется. Безумный борец с предрассудками, нигилист и еретик исчез, а весельчак, мудрец и добрый малый вернулся.

– Вы ищете точную карту, а эти великие тексты – просто толстые кипы листов, исписанных каракулями. Да, некоторые строчки в этих каракулях более или менее ровные, насколько ровными могут быть каракули, но у вас нет другого способа узнать, какие из них верны, пока вы не проделаете путь сами, а тогда, конечно, карта вам будет уже не нужна.

Даже Мартин, с его сильной привязанностью к ведическим писаниям, кажется внимательным и задумчивым.

– Все вы слышали пословицу «Когда ученик готов, появляется учитель». Это значит гораздо больше, чем волшебное своевременное появление гуру. Это значит, что необходимое вам знание появится, когда вы будете готовы. Способность открыть следующую дверь никогда не отрицается, но способность открыть дверь после следующей никогда не гарантирована. В этом смысле у вас будет много, много учителей. В этом смысле отрывок из библии может быть верной посылкой в верное время, но это не значит, что вся библия верна всё время. Даже те книги и учения, которые мне больше всего нравятся, я считаю на девяносто процентов бесполезными.

Я оглядел лица и увидел спектр понимания от почти пустого до почти полного. Этого стоило ожидать.

– Вам необходимо открыть следующую дверь, – продолжал я, – и наличие тысячи ключей ничего не значит, если ни один из них не открывает дверь, перед которой вы стоите. «Учитель» это другое слово для ключа, который нужен вам, чтобы открыть следующую дверь. После того, как вы достигнете просветления, вы сможете перечитать эти великие книги и учения для своего удовольствия, и тогда они уже не будут для вас загадочными и непостижимыми, но будут и по-прежнему бесполезными, поскольку вы уже просветлены, поэтому для вас это будет лишь развлечением.

– Тогда зачем вы держите столько книг в доме? – спросила Рита.

Хороший вопрос. Потому что, хотелось сказать, каждый день загадочным образом появляется дюжина новых.

– Большинство книг в доме не имеют никакой ценности для того, кто хочет пробудиться. Не могу представить себе книгу, которую я мог бы дать ученику и сказать, «Вот, это то, что ты должен знать». Намного хуже те, которые кажутся лучшими, как сочинения дзен адвайты. Если бы я мог позволить оставить только необходимые книги в доме, их было бы всего несколько десятков.

Я ожидал, что следующий вопрос будет вытекать прямо из моего последнего заявления, но они удивили меня. Вместо того, чтобы спросить, какие книги я бы оставил, заговорила Мэри.

– А почему вы сами не напишете книгу? – спросила она. – Про вас, Сонайю, про дом и всех студентов?

Все разразились аплодисментами и возбуждёнными выкриками, одобряя идею. Когда они успокоились, я ответил.

– Всё слишком далеко зашло, – сказал я. – Никто никогда не поверит, что такое могло произойти в Айове. Чёрт, я сам почти в это не верю.

И все засмеялись.

Date: 2015-05-22; view: 413; Нарушение авторских прав