Зак. 4338. В своих научных исследованиях оксфордцы самым широким образом использовали новые философские и научные источники

В своих научных исследованиях оксфордцы самым широким образом использовали новые философские и научные источники, ставшие доступными в XIII в. Так, знаменитая космологическая теория Роберта Гроссетеста, которого в определенном смысле мож­но считать зачинателем оксфордской научной традиции, вряд ли была бы возможна без знания арабской философии, работ арабов в области оптики и перспективы.

Роберт Гроссетест (ок. 1170—1253) оказал огромное воздей­ствие на интеллектуальную атмосферу Оксфордского университе­та. Изучение классических языков, интерес к лингвистическим исследованиям, логике и математике — эти области научных интересов Гроссетеста во многом определили и общую ориента­цию университета.

По сложившемуся в истории науки мнению, Гроссетеста можно считать одним из основоположников научного метода. Действительно, он стремился, говоря современным языком, к разработке методологической проблематики науки. Он много занимался и непосредственными научными исследованиями. Наука, по Гроссетесту, должна пользоваться и индуктивными и дедуктивными методами. Индукция позволяет на основе имею­щихся наблюдений установить законы, по которым существуют и действуют вещи в соответствии с их формами, т. е. с их природой. Законы, таким образом, объясняют вещи и позволяют делать относительно них определенные выводы. Однако установ­ление причин вещей в науке о природе будет всегда неполным, поскольку мы не знаем всех фактов и не можем рассматривать все объяснения, которые можно было бы сделать на основе неизвестных фактов.

Недостоверность познания, проистекающая из ограниченности человека, может быть исправлена посредством божественного вме­шательства. Если душа освободится от отягчающего воздействия тела, то с помощью божественного озарения ей станет доступным знание вещей в свете их идей. Законы, управляющие вещами, суть отражения идей, существующих в божественном уме. А необходи­мость чувственного познания, наблюдения, даже эксперимента свя­зана только с тем, что в нашем земном существовании нам недо­ступна совершенная истина, заключающаяся в соответствии идее в божественном уме.

Математика гораздо достовернее естествознания и метафизики, но и она в силу ограниченности способностей человека не дает абсолютно достоверного знания. Тем не менее познание природы должно опираться на математику.

Космология Гроссетеста, в отличие от его методологических рассуждений, не оказала сколько-нибудь заметного воздействия на развитие науки. Однако в XIII столетии его космологическая концепция, базировавшаяся на его теории света, имела широкий резонанс.

Роджер Бэкон (ок. 1214-1294) — еще один выдающийся пред­ставитель Оксфордского университета (он преподавал и в Па­рижском университете) вошел в историю как энтузиаст науки, страстный пропагандист ее возможностей, ее преобразовательной силы. Он предугадал некоторые научно-технические достижения грядущего. Бэкон превозносил мощь разума, ратовал за обраще­ние к опыту. Он, по-видимому, первым употребил понятие "опытная наука". Однако он никогда не выходил за пределы христианской ортодоксии, и все его высказывания, даже самые смелые, следует понимать в контексте его религиозного миро­созерцания.

В своих рассуждениях о характере отношений между теологией, философией и науками Бэкон не нарушает традицию, сложившую­ся в предшествующие столетия. Теологию Бэкон, вслед за Августи­ном, понимает как универсальную науку, как всеобщую мудрость, охватывающую все знание, потребное для правильного и глубокого постижения Св. Писания, а также для правильной ориентации в жизненных делах. Философия должна подчиняться и служить тео­логии, хотя у нее есть своя правомерная ограниченная сфера дея­тельности.

Науки при всех приносимых ими материальных благах и пре­имуществах должны все же в первую очередь служить религиоз­ным и моральным целям. Соответственно, и науки, как и филосо­фия, должны стать служанками теологии как универсальной науки, истолковывающей мудрость божественного откровения. Трудно с полной определенностью сказать, считал ли Бэкон необходимым, чтобы все виды светского знания растворились во всеединстве тео­логии, или стремился только к строгому соблюдению соответству­ющей субординации. В любом случае речь может идти о традици-

онном, унаследованном от раннего средневековья образце отноше­ний теологии, философии и наук.

1.3. Коперниканская революция.

XVI век является временем оформления нового образца отно­шений между религией и наукой, между теологией и наукой. Событием, ознаменовавшим начало этого процесса, явился выход в 1543 г. книги Николая Коперника (1473—1543) "О вращении небесных сфер". Астрономия Н. Коперника означала отказ от птолемеевско-аристотелевской картины мира, лежащей в основе средневекового мировоззрения и науки, дистанцирование от хри-стианско-теологического комплекса идей, связавшего себя с ари-стотелевско-птолемеевской космологией и астрономией.

Коперниканская астрономия влекла за собой появление совер­шенно новой картины мира, а также заявку со стороны науки на свою автономию и право судить о мире самостоятельно, независи­мо от теологических положений. На заре истории Нового времени формируется новый образец отношений религии и науки.

1.3.1. Чтобы понять суть и значение мировоззренческой рево­люции, осуществленной Коперником, напомним на примере астро­номии, с чем пришла христианизированная наука к XVI в.*. В аст­рономии отсутствовала единая систематическая теория. С одной стороны, существовала концепция мира как системы гомоцентри­ческих сфер Аристотеля, которая не "спасала явления", т. е. не опи­сывала наблюдаемые движения светил и не объясняла нерегуляр­ности в их движениях, но была обоснована общепринятой физи­кой, метафизикой и теологией. С другой стороны, была система мира Птолемея, которая "спасала явления", описывала и объясняла все наблюдаемые нерегулярности, однако противоречила не только системе гомоцентрических сфер, служившей в качестве общепри­нятой картины мира, но и тем метафизическим постулатам, кото­рые лежали в ее основе.

Теория гомоцентрических сфер Аристотеля — космологическая система мира, разработанная Аристотелем на основе и в соответ­ствии с базисными постулатами его физической теории. Такими

* Более подробно об этом см.: Ю. А. Кимелев, Н. Л. Полякова. Наука и религия: историко-культурный очерк. — М.: Наука, 1988.

постулатами были концепция естественного места (для земли - в центре мира) и естественного движения, а также постулат пяти, иерархически расположенных элементов (земля - в центре, да­лее - вода, воздух, огонь и на периферии - эфир). Эти три постулата и определили тезис о центральном и неподвижном положении Земли, находящейся в центре мира как в своем ес­тественном месте.

Еще два положения физической теории Аристотеля определили количество сфер и их порядок в космологии - это отрицание пус­тоты и утверждение о том, что движение возможно только через взаимодействие, благодаря которому движутся сферы с прикреп­ленными к ним светилами, а также положение о независимости движения каждого отдельного светила. Последнее положение явля­ется чрезвычайно важным, поскольку установление любого при­оритета приведет к вычленению дополнительного (помимо Земли) центра.

В результате теоретической реализации этих положений систе­ма мира Аристотеля выглядит следующим образом. Центром всех сфер является неподвижная Земля. Вокруг нее располагаются вло­женные друг в друга сферы. Их порядок тот же, что и у Евдокса и Каллиппа: над Землей идут сферы Луны, Солнца, Меркурия, Вене­ры, Марса, Юпитера, Сатурна и, наконец, сфера неподвижных звезд. Между системами сфер Сатурна и Юпитера, Юпитера и Марса Аристотель помещает по 3 компенсирующие сферы и по 4 сферы между каждыми другими системами сфер светил. Таким образом, в целом число различных сфер достигает 55.

Система мира Птолемея явилась результатом последовательной реализации принципа "спасения явлений", а не физической теории Аристотеля.

Греческая астрономия базировалась на представлении о боже­ственной природе небесных светил, а также на представлении о том, что только круговое равномерное движение может быть адекватно ей. Стремление представить наблюдаемые движения небесных све­тил как равномерные круговые движения божественных сущнос­тей, собственно, и составляет содержание истории астрономии вплоть до Коперника.

Основным средством осуществления этого устремления гречес­кой астрономии стал так называемый "принцип спасения явле-

ний". В наиболее полной форме этот принцип был реконструиро­ван известным французским историком науки Пьером Дюгемом, который, ссылаясь на Симпликия, воспроизводит его следующим образом: "Наблюдательная астрономия показывает, что некоторые светила движутся в небе по необыкновенно сложным траекториям, из-за чего непосвященные и дали этим божественным существам святотатственные названия "блуждающих светил". Но эти измен­чивые и сложные движения — лишь видимость, под которой скры­та неизменная сущность, являющаяся ее основой. Эту неизменную сущность мы можем познать лишь с помощью геометрического метода, т. е. обнаружить истинные движения должна математика. В поисках истинных движений она должна руководствоваться дву­мя моментами: во-первых, они должны быть круговыми, соверша­ющимися всегда в одном и том же направлении и с неизменной скоростью; во-вторых, истинные движения в совокупности долж­ны воспроизводить внешнее движение, описываемое наблюдатель­ной астрономией, т. е. в них должна воспроизводиться видимость"³. Греческие астрономы исходили из некоторого числа заданных из­вне идей и в соответствии с ними строили, дополняли и уточняли некоторую гипотетическую математическую модель до тех пор, пока она не оказывалась способной удовлетворительно "спасти" наблю­даемые явления.

Таким образом, главными составными частями принципа "спа­сения явлений" выступают: заданная извне аксиома равномерного кругового движения; различение между являющимся, т. е. наблю­даемым, и истинным движением; истолкование кажущегося движе­ния как являющегося истинного движения; рассмотрение резуль­тирующей космологической схемы как описательной гипотетичес­кой модели.

Отметим, что в таком разработанном виде принцип "спасения явлений" сформировался в результате долгого исторического раз­вития от Анаксимандра до Прокла и был транслирован в средневе­ковую и нововременную европейскую науку.

Птолемеем на основе этого принципа была создана астроно­мическая система, просуществовавшая вплоть до Коперника. Со­гласно этой системе вокруг неподвижно покоящейся Земли про­исходит вращение светил, причем все они, за исключением Сол­нца, движутся по эпициклам и деферентам, являющимся экс-

центрами. Солнце, единственное из всех, движется только по эксцентру.

Эта система, равной которой не было на протяжении более тысячи лет, прекрасно спасала явления, однако противоречила сво­им же собственным метафизическим принципам: во-первых, ак­сиоме равномерного кругового движения, поскольку введение эк-ванта было безусловно искусственным и компромиссным решени­ем проблемы, по крайней мере, с физической точки зрения: и, во-вторых, эпицикло-эксцентрическое строение мира со множе­ством различных центров вращений нарушало геоцентрический принцип Аристотеля, допускавший один единый центр для всех движений. Оба эти противоречия коренились в изначальном про­тиворечии между принципом спасения явлений и теорией гомо­центрических сфер, составляющей основу картины мира и обо­сновывающейся физикой Аристотеля, которая в то время была общепринятой.

Главное достоинство аристотелевской физики заключалось в том, что она хорошо согласовывалась с опытом, во всяком случае, с опытом здравого смысла и чувственного восприятия. Опыт здра­вого смысла утверждал геоцентризм, однако программа математи­ческой астрономии, выстраивавшаяся на принципе спасения явле­ний, никак ему не соответствовала, что не замедлило сказаться в противоречии теории эпициклов-эксцентров и теории гомоцент­рических сфер.

Птолемей ставит задачу примирить систему гомоцентрических сфер со своей системой эпициклов-эксцентров, которую пытается осуществить в трактате "Планетарные гипотезы".

Птолемей предлагает свою космологическую систему, следуя Аристотелю, однако видоизменяет его концепцию. Если в "Син­таксисе" Птолемей заявляет, что нет твердого критерия относи­тельно порядка планет, помещая при этом Венеру и Меркурий ниже Солнца, а остальные - выше, то в "Планетарных гипотезах" он повторяет аристотелевский порядок и утверждает, что каждая планета имеет одно естественное движение и другое - насиль­ственное. Насильственное движение - это движение с востока на запад в унисон с универсальным суточным движением. Он следу­ет Аристотелю в том, что суточное вращение самой внешней сфе­ры - сферы звезд - является необходимым благодаря непрекра-

щающимся усилиям Неподвижного Двигателя, находящегося за

этой сферой.

Вся остальная аристотелевская мировая механика отбрасыва­ется Птолемеем, и он даже высказывает сомнение в том, что в природе существует что-либо, что имеет смысл, не будучи полез­ным. Это относится прежде всего к аристотелевским сферам, которые взаимодействуют друг с другом, не говоря уже о гро­мадном количестве этих сфер, которые занимают слишком много места в пространстве и не нужны для описания наблюдаемого движения планет. Птолемей избавляется от аристотелевских вза­имодействующих сфер, механически передающих движение от планеты к планете.

Как же движутся планеты в системе мира Птолемея? Во-пер­вых, как уже сказано, они движутся необходимым суточным дви­жением вместе со сферой неподвижных звезд. Во-вторых, им всем присуще естественное движение. Взаимодействие не может быть источником движения, как у Аристотеля, взаимодействие мешает движению. Источником естественного движения планет является их жизненная сила. Каждая планета имеет свою соответствующую жизненную силу, которая движет ею. Телам, связанным с ней по самой своей природе, она также передает движение. Это движение начинается сначала в самых близких к ней телах и затем распрост­раняется дальше. Так, движение передается сначала эпициклу, за­тем эксцентру и затем кругу, центр которого расположен в центре универсума.

Картина мира Птолемея, выросшая из попыток примирить тео­рию эпициклов с теорией гомоцентрических сфер, не разрешала, однако, этого противоречия, а показывала лишь искусственность построения.

История астрономии последующих веков демонстрирует посто­янно возобновляющиеся попытки примирить эти две теории. Так как утверждаемый здравым смыслом геоцентризм, философски и физически обоснованный Аристотелем, превратился в непререкае­мую догму, проблема свелась к тому, чтобы осмыслить теорию эпициклов таким образом, чтобы она не противоречила теории го­моцентрических сфер. Все эти попытки можно условно разделить на две группы. Одни, в духе Птолемея, пытались совместить эти две теории, другие отказывались от какого бы то ни было совмеще-

ния, беспрекословно принимая теорию гомоцентрических сфер в качестве истинной картины универсума. Теория же эпициклов объявлялась ими математической фикцией, лишенной истинного онтологического содержания и призвана была служить лишь сред­ством астрономических вычислений.

К приверженцам первой точки зрения, т. е. к тем, кто пытался как-то примирить обе теории, можно отнести Сосигена. Сосиген считал, что схема эпициклов и эксцентров является более про­стой, чем схема гомоцентрических сфер, поскольку делает ненуж­ным обращения столь многих сфер и спасает явления, которые не может спасти вторая. Для того же, чтобы совместить их, Сосиген делит все небесные светила на два рода: на вращающиеся вокруг центра Вселенной, как, например, сфера неподвижных звезд, и вращающиеся вокруг собственных центров, например, планеты. Однако, вращаясь вокруг своих собственных центров, планеты вместе со сферой неподвижных звезд, которая передает свое движение концентрическим сферам, несущим деференты пла­нет, совершают суточное вращение вокруг центра Вселенной. Сосиген стремился показать, что теория эпициклов не противо­речит Аристотелю, если она верно осмысляется. Основной прин­цип ее интерпретации состоит в том, что планеты универсума все равно концентрически движутся вокруг центра универсума, своим ли собственным движением или движением несущей их сферы. В этом смысле круговые аристотелевские движения светил дол­жны рассматриваться как истинные.

Представителем второй точки зрения на отношение теории гомоцентрических сфер и эпициклов-эксцентров был знаменитый философ-неоплатоник Прокл (410—485 гг.). Его астрономические взгляды изложены в комментариях к платоновским диалогам и в трактате "Очерк астрономических гипотез". Он признавал теорию гомоцентрических сфер в качестве космологической схемы мира, однако допускал, что вследствие того, что планеты занимают промежуточное положение между божественными созвездиями и земными телами, они могут иметь аномалии в движении в силу своей промежуточной природы. Эпицикло-эксцентрическое стро­ение мира Птолемея не удовлетворяло Прокла по нескольким пунктам. Он полагал, что введение эпициклов и эксцентров, во-первых, вело к нарушению принципа кругового и равномерного

движения небесных светил, а во-вторых, нарушало постулат еди­ного центра для всех движений. Он считал, в-третьих, что в системе эпициклов-эксцентров Птолемей отошел от требования объяснения возможно большего количества явлений с помощью наименьшего числа принципов, введенного якобы пифагорейца­ми. В-четвертых, по мнению Прокла, эпицикло-эксцентрическая астрономия "фешила" произвольностью построения, физической необоснованностью и внутренней несогласованностью. В-пятых, Прокл обвинял астрономов в отступлении от канонов методо­логии: геометры выводят следствия из гипотез (аксиом), тогда как астрономы поступают наоборот, они от следствий идут к гипотезам.

В силу всего этого Прокл рассматривал эпициклы и эксцентры как чистые фикции, существующие только в голове астронома и не имеющие реального физического существования. Тем не менее он признавал эффективность этих фиктивных гипотез в деле упоря­дочения планетарных движений. По его мнению, теория эпицик­лов не может объяснить физические причины движения небесных тел, но делает их умопостигаемыми.

Таким образом, Прокл повторяет введенное Посидонием разде­ление астрономии и физики. С одной стороны, существует физи­ческая система мира Аристотеля, представляющая собою систему гомоцентрических сфер, равномерно вращающихся вокруг покоя­щейся в центре Земли, в рамках которой не находят объяснения не одна из наблюдаемых нерегулярностей в движении планет. С дру­гой стороны, есть хитроумная математическая теория Птолемея, нарушившая геоцентрический принцип для всех движений и акси­ому равномерного кругового движения, но зато спасающая все эм­пирически наблюдаемые нерегулярности.

Таким образом, единое знание о космосе разделяется на две части: физическую, или метафизическую, астрономию и практи­ческую астрономию, но обе эти части существуют одновременно и в единстве, причем метафизическая часть имеет статус непререкае­мой истины. В течение многих последующих веков можно было как угодно экспериментировать с астрономической теорией, улуч­шая и уточняя Птолемея, но нельзя было посягать на физически обоснованную, а потом и подкрепленную авторитетом церкви гео­центрическую схему мира Аристотеля.

Это противоречие между двумя теориями, зафиксированное уже самим Птолемеем и выступавшее как постоянный возмущаю­щий фактор в развитии науки, оказывалось неразрешимым в ус­ловиях господства аристотелевской физики, а также безоговороч­ного приоритета метафизического и религиозного знания над на­учным. Это противоречие и этот компромисс, предложенный Проклом, пришли в латинскую европейскую науку и теологию через арабо-мусульманских мыслителей, прежде всего через Авер-роэса.

Фома Аквинский, христианизировав аристотелевскую картину мира, утвердил за астрономической системой Птолемея статус "фик-ционалистской" модели. Таким образом, он фактически воспроиз­вел компромисс, предложенный Проклом. С этого времени ведет свое начало и дисциплинарное расчленение астрономии: теория го­моцентрических сфер Аристотеля преподавалась в рамках филосо­фии, а астрономия Птолемея — в рамках математики и астрономии. Более того, "фикционалистская" установка стала общераспростра­ненной, не офаничиваясь рамками только астрономии и применя­ясь ко всем теориям, так или иначе входившим в противоречие со схоластическим аристотелизмом.

1.3.2. Коперником, однако, двигало не только стремление к разрешению это теоретического противоречия. Важнейшее исто­рическое обстоятельство, явившееся причиной того, что астроно­мия в XVI в. все более стала приковывать к себе внимание многочисленных математиков и широких кругов ученых, было следующим. Ошибки юлианского календаря привели к тому, что празднование Пасхи отодвигалось на все более и более раннее время в связи с тем, что действительное время весеннего равно­денствия перестало совпадать с календарным. Начиная с XIV в. стали говорить о необходимости исправления календаря. К XVI в. ошибка юлианского календаря составляла уже 10 дней. Так, на­пример, сам Коперник в 1515 г. наблюдал Солнце в момент весеннего равноденствия не 21, а 11 марта. Коперник считал, что реформа календаря невозможна без "достаточно хороших опреде­лений продолжительности года и месяца и движения Солнца и Луны"⁴.

Таким образом, реформа календаря явилась той практической задачей, которая оказала несомненное влияние на оживление аст-

рономической практики, стимулировала интерес к теоретической ас­трономии и развивала критическое чутье к астрономическим дости­жениям древних. Кроме того, к этому времени в полной мере выя­вились расхождения системы Птолемея с наблюдаемыми явлениями, например, несоответствие его теории движения Луны наблюдаемым закономерностям, неудовлетворительность принципов определения тропического года и т. д.

Прежде чем приступить к созданию теории, Коперник опре­деляет свое отношение к предшествующей традиции. Он признает неудовлетворительным состояние астрономической теории из-за несистематичности и произвольности астрономических построе­ний, отсутствия единых принципов и единого метода, повторяя тем самым один из аргументов Прокла против системы Птолемея. Он показывает, что целый ряд явлений не находит в системе Пто­лемея объяснений и носит характер случайных совпадений. Пто­лемей не смог, как говорит Коперник, определить форму мира и точную соразмерность его частей; у него получилось так, "как если бы кто-нибудь набрал из различных мест руки, ноги, голову и другие члены, нарисованные хотя и отлично, но не в масштабе одного и того же тела; ввиду полного несоответствия друг с дру­гом, из них, конечно, скорее составилось бы чудовище, а не чело­век". Однако, в отличие от Прокла, Коперник критически оцени­вает и систему мира Аристотеля, и сам метод построения обеих теорий.

В своем "Обращении к Павлу III" он пишет, что к размышле­ниям о другом способе расчета движений мировых сфер его побу­дило именно то, что сами математики не имели ничего вполне установленного относительно исследования этих движений. У них не было ни единых или одинаковых принципов и предпосылок или одинаковых способов представления видимых вращений и дви­жений. Одни использовали только гомоцентрические круги, дру­гие — эксцентры и эпициклы, однако никто не достиг желаемого. "Хотя многие, полагавшиеся только на гомоцентры, и могли дока­зать, что при помощи их можно путем сложения получать некото­рые неравномерные движения, однако, они все же не сумели на основании своих теорий установить чего-нибудь надежного, бес­спорно соответствовавшего наблюдающимся явлениям. Те же, ко­торые измысляли эксцентрические круги, хотя при их помощи и

получили числовые результаты, в значительной степени сходные с видимыми движениями, однако должны были допустить многое, по-видимому, противоречащее основным принципам равномернос­ти движения.... Итак, обнаруживается, что в процессе доказатель­ства, которое называется цевобоу (методом), они или пропустили что-нибудь необходимое, или допустили что-то чуждое и никак не относящееся к делу"⁵.

Как видим, Коперник ясно сознавал имманентное противоре­чие птолемеевской исследовательской программы, противоречие между принципом геоцентризма и принципом "спасения явлений" через аксиому кругового равномерного движения, которому следо­вала вся история астрономии со времен античности.

Как математик, Коперник прекрасно понимал, что нет иных математических средств, кроме как описания движения планет через систему круговых движений. Круговое равномерное дви­жение светил являлось базисным компонентом обоих теорети­ческих построений — и Аристотеля, и Птолемея. И Коперник следует в этом античной астрономии, формулируя свою задачу так же, как Евдокс, Каллипп, Аристотель и Птолемей свои: спасти явления через систему круговых равномерных движений. Но далее уже начинается существенное расхождение. У Копер­ника принцип спасения явлений через систему круговых равно­мерных движений становится всего лишь методом. Он не опи­рается на предзаданную метафизическую схему мира, где кру­говое равномерное движение выступало бы как движение божественных светил. Он опирается на явления, которые следует рациональным образом объяснить, используя систему круговых равномерных движений. Вот почему он сразу отказывается как от системы гомоцентрических сфер Аристотеля, так и от системы Птолемея.

Поставленную задачу спасения явлений с помощью круговых равномерных движений Коперник решает совершенно иным спо­собом. Прежде всего он отказывается от принципа геоцентризма. Посылки, выдвинутые им в "Малом комментарии", гласят, что не существует единого центра для всех небесных орбит или сфер и что центр Земли не является центром мира. И далее Коперник пытает­ся найти такой организующий эти явления принцип, который бы оказался гармоническим принципом, способным объяснить все на-

блюдаемые закономерности и нерегулярности в движениях светил. Таким принципом оказался гелиоцентризм. Именно благодаря пред­положению о движении Земли все оказывается "так связанным, что ничего нельзя... переставить ни в какой части, не производя путаницы в других частях, и во всей Вселенной". Впервые в исто­рии астрономии не метафизическая схема накладывается на явле­ния, а явления диктуют картину мира.

Но этого мало. Как искренний ревнитель истины и научного знания Коперник полагает, что у науки достаточно сил для самостоятельного отыскания и утверждения истины, что ей не нужны "поводыри" и что для обретения самостоятельности ей надо освободиться от чужеродных для нее элементов. Научное знание должно быть единым. Коперник поэтому категорически возражает против разделения астрономии на физическую и мате­матическую, против того, что астрономы-математики якобы не могут делать физических выводов, в результате чего их теорети­ческие построения не могут претендовать на истинную картину универсума.

Коперник ликвидирует дисциплинарное и методологическое раз­деление астрономии на физическую и математическую и утвержда­ет за последней статус физически реальной. По его мнению, астро­номия — это дело самих астрономов и математиков, а не филосо­фов и теологов, и только ученые могут судить о правомерности и достоверности своих теоретических построений.

В конкретной исторической ситуации XVI в. этот акт имел значение, далеко выходящее за рамки астрономии и даже науки в целом. Ведь утверждать, что проблемы астрономии - это про­блемы самих астрономов и что наука сама способна судить о физической реальности на основе своих собственных теоретичес­ких построений, означало по сути дистанцировать науку от те­ологии, освободить ее из-под власти религиозных и философских положений. Это была самая настоящая мировоззренческая рево­люция. Об этом Коперник недвусмысленно заявляет в "Обраще­нии к Павлу III": "Если и найдутся какие-нибудь, которые, бу­дучи невеждами во всех математических науках, все-таки берутся о них судить и на основании какого-нибудь места Священного Писания, неверно понятого и извращенного для их цели, осме­лятся порицать и преследовать это мое произведение, то я,

ничуть не задерживаясь, могу пренебречь их суждением, как легкомысленным. Ведь не тайна, что Лактанций, вообще говоря знаменитый писатель, но небольшой математик, почти по-детски рассуждал о форме Земли, осмеивая тех, кто утверждал, что Земля имеет форму шара. Поэтому ученые не должны удивляться, если нас будет тоже кто-нибудь из таких осмеивать. Математика пишется для математиков... "⁶ (Курсив наш. — Ю.К.)

В связи с этим становится понятным, почему первые главы книги Н. Коперника посвящены физическому обоснованию прин­ципа гелиоцентризма, опровержению аристотелевских и птолеме-евских аргументов против движения Земли, а также критике физи­ческих теорий того времени.

Главным аргументом Коперника в пользу отказа от геоцентри­ческого тезиса была основанная на идеях относительности движе­ния апелляция к наблюдательной эквивалентности гео- и гелио­центрических систем, о которой он говорит в V главе Первой книги "О вращениях".

Доказывая наличие годового вращения Земли и выявляя поря­док планет и структуру Вселенной, Коперник апеллирует к явлени­ям и предлагает интерпретацию этих явлений, основываясь на дос­тижениях оптики, полученных вне рамок аристотелевской физики. Он ссылается на неадекватность теории гомоцентрических сфер, выявленную еще во времена Автоликия Питанского, младшего со­временника Аристотеля, и показывает, что невозможно утверждать центральное положение Земли.

Коперник решительно отвергает положение аристотелевской физики о том, что центр тяготения Земли является также центром тяготения Вселенной, опираясь на теорию тяготения, разработан­ную Жаном Буриданом и Николаем Оремом. Тяготение, стало быть, есть не отношение физической сущности и естественного места, как думал Аристотель, а отношение между физическими сущностями. Поэтому любое тело может двигаться не только в направлении к центру мира (Земле) или от него, но и по отно­шению к другим телам — Луне, Солнцу и так далее. Земля поэтому есть такая же планета, как и все остальные, и потому любая из них может быть центром вращений остальных, а Земле можно приписать движения, аналогичные тем, которые наблюда­ются у всех других планет. Наконец, само Солнце можно считать

занимающим центр мира; во всем этом наличествует разумный порядок, в котором следуют друг за другом все светила, и гар­мония всего мира.

Приняв за исходный тезис о центральном положении Солнца, а также суточном и годичном вращении Земли, Коперник пытается установить и точный порядок светил.

Исходя из того, что размеры орбит измеряются величиной времени обращения, Коперник устанавливает порядок вращений. Первой и наивысшей из всех является сфера неподвижных звезд, которая сама является неподвижной; она служит точкой отсчета движений и положений всех остальных светил. Далее следует первая из планет — Сатурн, завершающий свое обращение в 30 лет, после него — Юпитер, движущийся двенадцатилетним обращением, затем — Марс, который делает оборот в два года. Четвертое по порядку место занимает годовое вращение Земли вместе с лунной орбитой, как бы эпициклом. На пятом месте стоит Венера, возвращающаяся на девятый месяц. Наконец, ше­стое занимает Меркурий, делающий круг в 80 дней. В середине всех вращений находится Солнце.

Указывая на преимущества и несомненные достоинства новой системы мира, Коперник пишет: "В этом расположении мы нахо­дим удивительную соразмерность мира и определенную гармонич­ную связь между движением и величиной орбит, которую иным способом нельзя обнаружить... Все это происходит по одной при­чине, которая заключается в движении Земли"⁷.

1.4. Утверждение новой картины мира.

Восприятие коперниканской системы в XVI в. определялось в основном теми притязаниями, которые высказал Коперник в "Об­ращении к Павлу III", т. е. притязаниями на постижение истинной структуры универсума.

Гелиоцентрические идеи получили широкое распространение. Однако знакомство с этими идеями было большей частью непро­фессиональным. Очень немногие читали непосредственно произ­ведение Коперника, соответственно не знали и его обоснования гелиоцентризма.

Современные польские коперниковеды Е. Рыбка и П. Рыбка задались целью восстановить на основе ремарок, сделанных на

первом и втором изданиях книги Коперника "О вращениях", имена тех, кто читал эти издания, и их отношение к коперни-канству. Всего было найдено и проанализировано 100 экземпля­ров. Ими был составлен список лиц (вероятно, неполный), дей­ствительно читавших первые два издания Коперника. В него вошли лишь семь человек: Ретик, единственный ученик Копер­ника; Эразм Рейнгольд, автор Прусских таблиц, профессор Вит-тенбергского университета; Иоган Шонер, профессор Нюрнберг­ского университета; Тихо Браге; Христофор Клавий, иезуит, ас­троном, принимавший участие в реформе календаря; Михаил Местлин, профессор математики Гейдельбергского, а затем Нюр­нбергского университетов, теолог по образованию, учитель Кеп­лера; Иоганн Кеплер. Отсюда явствует, что круг лиц, знавших и способных оценить аргументацию Коперника, в ту эпоху был крайне ограниченным.

Тем не менее новая космология Коперника была известна в Европе даже задолго до того, как она предстала в строгой математи­ческой обработке в его основном труде "О вращениях". Слухи и общее представление о его работе бродили по Европе начиная с 1515 г., когда в виде манускрипта появился его "Малый коммента­рий". Широкому распространению его идей в непрофессиональ­ных кругах способствовало выработанное гуманистами такое пред­ставление о человеке, в котором образованность и эрудиция играли не последнюю роль. Каждый культурный человек считал себя обя­занным быть в курсе идей эпохи. Трудно сказать, сыграл ли этот момент положительную или отрицательную роль в процессе при­знания коперниканства. С одной стороны, он, безусловно, способ­ствовал тому, что идея гелиоцентризма стала привычной для куль­турного непрофессионального сознания. С другой стороны, необ­ходимо учесть и то, что воспринималась она таким сознанием вне контекста математической доказательности. Вот почему утвержде­ние теории Коперника не могло не сопровождаться скептическим к ней отношением, особенно если учесть широкое распространение скептицизма в ХУ1-ХУ11 вв.

Критика гелиоцентризма осуществлялась на основе аристоте­левской физики и ее аргументов против движения Земли. Эти ар­гументы, использованные в свое время Птолемеем, а затем повто­ренные в средневековой дискуссии относительно суточного враще-

24 С/г) Зак. 4338.

ния Земли (XIV в.), стали достоянием культурного сознания, по­скольку единственным источником, на основании которого форми­ровались космологические и физические представления этого со­знания, была физика Аристотеля. Примером этому может служить поэма Дю Бартаса "Неделя, или Творение мира", опубликованная в 1575 г. и ставшая широко известной во Франции и Англии. В этой поэме гелиоцентрическая гипотеза Коперника опровергает­ся именно на основании физики Аристотеля. Аналогично Дю Бар-тасу опровергал Коперника и один из авторитетных в то время французских философов Жан Бодэн.

Особенно ощутимым противодействие было там, где оно свя­зывалось с этико-религиозными чувствами. В коперниканском кос­мосе не оставалось места ни для рая, ни для ада, под сомнением оказалась идея спасения и загробной жизни. Именно это было определяющим мотивом в отношении к коперниканству, например, английского поэта Джона Донна, который, обращаясь к коперни-канцам, писал, что вполне возможно, что их мнение верно и поэто­му оно широко распространяется среди людей, но ничего, кроме вреда, он в этом не видит. Именно религиозно-этический мотив в неприятии коперниканства как самый важный звучит в его поэме "Анатомия мира" (1611). Почти дословно позицию Донна повторя­ет Джон Мильтон в "Утерянном рае" (1667): гелиоцентрическая космология, хотя она, возможно, и верна, не оставляет места для драмы христианской жизни.

1.4.1. Жестким было сопротивление теологов. Протестанты начали оспаривать гелиоцентризм еще до появления главного труда Коперника и делали это главным образом на основании библейских текстов. Современники Лютера приписывали ему высказывания о Копернике как о выскочке, который старается показать, что вращается Земля, а не небеса, Солнце и Луна. Лютеру приписывают слова о Копернике как о глупце, который желает перевернуть астрономическую науку. Но Св. Писание говорит нам, что Иисус Навин потребовал, чтобы остановилось Солнце, а не Земля. В 1549 г. Филипп Меланхтон также при­соединил свой голос к антикоперниканскому хору. Некоторые люди, пишет он, или из любви к новшествам, или чтобы показаться оригинальными, утверждают, что движется Земля, а не Солнце, и восемь сфер. Это является проявлением недостатка

честности и приличия, поэтому необходимо опровергать эти воззрения и пример как пагубные. Уму приличествует прини­мать истину такой, какой она открывается Богом, и молча соглашаться с ней. При этом Меланхтон не ограничился про­стым опровержением Коперника, он призвал принять строгие меры для наказания неблагочестивых коперниканцев. Сходным образом высказывался Ж. Кальвин. В "Комментарии к Книге Бытия" он восклицал: "Кто осмелится поставить авторитет Коперника выше авторитета Святого Духа?".

Борьба с коперниканством велась Реформацией осознанно и методично. Цитаты из Библии были главным аргументом, и пред­ставители протестантских церквей не жалели сил в отыскании все новых и новых мест в священных книгах, свидетельствующих в пользу неподвижности Земли, а Коперник и его немногие привер­женцы все чаще обвинялись в отсутствии благочестия. Такое ак­тивное неприятие коперниканства было связано с его явно разру­шительными потенциями относительно сложившегося христианс­кого миропонимания и достигнутого единения с наукой. Сомнительными представали не только христианская картина мира и некоторые места из Св. Писания, но, как считалось, под сомне­ние ставились все представления о судьбе христианина.

Гелиоцентризм поставил перед христианином, представляв­шим универсум в соответствии с учением церкви, много жизнен­но важных вопросов. Если Земля не покоится в центре мира, а, являясь всего лишь одной из планет, вращается вместе с ними вокруг Солнца, то как быть с историей падения и спасения человека? Если Земля ничем не отличается от других планет, то возможно, что и другие планеты также населены людьми, а как тогда эти люди относятся к Адаму и Еве и первородному греху, что они знают о Боге и вечной жизни? Как быть с пониманием человека как занимающего срединное положение между ангель­ским и дьявольским? А если мир бесконечен, то где находится Бог и как он в этом бесконечном космосе может найти человека, а человек — Бога?

Волею судеб коперниканство было вовлечено в борьбу двух конфессий — католиков и протестантов. Особо активное неприя­тие коперниканства со стороны последних объясняется еще и тем, что для них коперниканство представлялось образцом пус-

того мудрствования и схоластической учености, потакание кото­рой якобы и увело Римскую церковь далеко от истинного учения Христа.

" Виттенбергская интерпретация". Виттенбергский университет, основанный в 1502 г., сыграл огромную роль в истории протестан­тизма. Здесь Лютер в 1517 г. выступил со своими тезисами, здесь были собраны лучшие профессорские кадры. Виттенбергский уни­верситет стал также и центром оппозиции протестантов коперни-канству. Наиболее заметную роль в академической протестантской оппозиции сыграл Андреас Осиандер (1498—1552) — лютеранский теолог из Нюрнберга, написавший анонимное предисловие к трак­тату Коперника и назвавший гелиоцентризм всего лишь удобной гипотезой.

Оснандер первым сформулировал эту позицию в отношении коперниканства. Не подписавшийся автор "Обращения к читателю о предположениях, лежащих в основе этой книги" сводил все со­держание теории Коперника к математической части, а гелиоцент­рическую картину мира предлагал рассматривать как вспомогатель­ное средство, служащее удобству математических вычислений, а не как истинную структуру универсума.

Справедливости ради надо сказать, что эта позиция Осиандера была не совсем уж необоснованной для той эпохи. Два момента заслуживают здесь внимания. Первый аргумент можно было бы назвать эпистемологическим. Суть его в следующем: существова­ние сразу нескольких наблюдательно-эквивалентных картин мира указывает на невозможность достижения какого-либо достоверного знания. Одни и те же движения небесных тел могут быть выведе­ны из различных геометрических гипотез, поэтому в астрономии не существует способа показать истинные причины этих движе­ний. В качестве обоснования при этом использовалось одно из положений аристотелевской "Аналитики", гласящее, что истинное следствие может быть получено из ложных посылок, т. е. верные предсказания могут быть сделаны на основе ложных теоретических посылок. Другой аргумент может быть назван дисциплинарным. Принято было считать, что решение вопроса о движении Земли должно лежать в иной, нежели астрономия, области. Астроном не может делать физические выводы из геометрических посылок, это — дело натурфилософии.

В Виттенберге была разработана математическая модель по­нимания коперниканства. Эта модель прежде всего отрицала гелиоцентрический тезис Коперника. Из математической части его учения были приняты только те положения, которые не противоречили геостатической астрономии и могли быть в ней легко ассимилированы. Они касались прежде всего способов предсказания угловых положений планет. Те же, которые про­тиворечили геостатической астрономии, замалчивались. Харак­терным для виттенбергского прочтения было сознательное иг­норирование коперниканского анализа порядка планет и рассто­яний между ними, который свидетельствовал в пользу реа-листской интерпретации системы Коперника, в пользу ее ис­тинности.

Особое место среди виттенбержцев занимал Ф. Меланхтон (1497-1560). Соратники друг Лютера, ученик Эразма Роттердамс­кого, он, как уже говорилось, отрицал гелиоцентризм на основе Св. Писания. Но как гуманист, как человек, создавший и реформиро­вавший принципы организации протестантских университетов, как ученый, писавший по проблемам физики, астрономии, истории, этики, он всячески способствовал изучению книги Коперника. На первый взгляд такая его позиция может показаться противоречи­вой, однако в рамках введенного в средневековье дисциплинарного членения астрономии на практическую и физическую она является естественной.

В своем отношении к идеям Коперника Меланхтон прошел несколько этапов. Поначалу он рассматривал новую теорию как явление случайное и скорее как недоразумение, чем что-то угро­жающее теории Птолемея. В дальнейшем его отношение приняло более определенный характер. Меланхтон начал рассматривать коперниканский гелиоцентризм как абсурдный парадокс, как реминисценцию античных идей Аристарха, которые должны быть отброшены, поскольку противоречат Св. Писанию и аристотелев­ской доктрине движения простого тела. При этом Меланхтон с большим уважением относился к теории движения Луны у Ко­перника, поскольку она более соответствовала наблюдениям; он использовал данные Коперника для солнечного апогея и для апогеев верхних планет. Позднее он смягчил свое отношение к Копернику, перестав в духе Лютера характеризовать коперникан-

Date: 2015-11-15; view: 321; Нарушение авторских прав