Непредвзятость

Негативная позиция по отношению к другим людям нередко связана с упорством в связи с однажды вынесенным суждением. Даже однажды оброненное критическое высказывание о челове­ке пересматривается неохотно. Вместо этого зачастую, более или менее осознанно, пытаются отыскать еще больше ошибок и доказать их наличие другим людям. В конце концов видятся только одни ошибки и недостатки. Если однажды будет выска­зано суждение, то это имеет почти магическое воздействие — прежде всего на того, кто это суждение высказал, но также и на других людей. Это может сделать нас слепыми и нечуткими по отношению к реальностям, которые совсем не согласуются с вы­сказываниями и суждениями.

Пожалуй, нет такой области, где бы это было так отчетливо, как в политике. Непредвзятое суждение, беспристрастное мыш­ление — это идеалы, едва ли достижимые для многих людей со­временности. Потребность в упорном настаивании на уже при­нятой точке зрения является только одной из причин этого. Но существует еще много других факторов, которые способствуют тому, чтобы отгородить нас от действительности. Рабочий ритм, транспорт, средства массовой информации, весь современный образ жизни являются такими напряженными и такими утоми­тельными, что мы лишь изредка находим силы для воспринимания и переработки новых идей и нового опыта.

Люди в водовороте современного бытия стремятся достичь определенных успехов в работе, и им часто особенно трудно выслушать другого человека и глубоко пережить его жизненные проблемы. Они хотят полностью сконцентрироваться на собст­венных проблемах.

Быть действительно «открытым» в наше время, учитывая все эти причины, действительно очень трудно. Но кто хочет осу­ществить последовательное духовное ученичество, нуждается именно в этом качестве. Он должен постоянно быть готовым к постижению нового опыта и пересмотру своих прежних мнений.

Чтобы не быть все время вынужденным изменять или брать обратно уже высказанные оценки, нужно постепенно учиться внимательно наблюдать и осмотрительно рассуждать. В пятом упражнении пытаются в течение некоторого времени восприни­мать мир с открытыми органами чувств и непредвзятым мышле­нием. Человеку, делающему это упражнение, нужно сказать что-то новое о каждой вещи и каждом существе, с которыми он сталкивается, увидеть что-то, чего он не знал до этого.

«Любое дуновение ветерка, любой лист на дереве, каждое лепетание ребенка могут нас чему-нибудь научить, если мы готовы занять такую позицию, которую мы прежде не занимали» («Очерк тайноведения»).

Кто начинает делать одно из таких упражнений, конечно, не должен забыть или отказаться от своего уже приобретенного до этого опыта или от своих полученных другим путем знаний. Его опыт может даже оказать ему большую помощь.

Человек, который уже произвел в какой-нибудь области мно­жество наблюдений и исследований, будет иметь хорошие пред­посылки, чтобы систематизировать вновь поступающие факты и при этом констатировать, что они действительно новые. Он дол­жен лишь следить, чтобы у него не возникла точка зрения, что он уже может больше не учиться!

В этом, собственно говоря, суть дела. Быть действительно «открытым» означает всегда оставаться способным к развитию.

Читатель этих строк, может быть, спросит себя, до какой степени можно преобразовать антропософию, чтобы она дей­ствительно стала живой. Наверняка, есть люди, которые назы­вают себя антропософами и которые тем не менее кажутся догматиками или людьми замкнутыми на своей внутренней по­зиции. Иногда не только противники антропософии, но даже ее сторонники и защитники рассматривают ее как полностью раз­работанное учение, установленное Рудольфом Штайнером на все времена.

Антропософская литература не является собранием догм, а представляет собой обилие материала для работы, еще не за­конченного, еще не окончательного, несовершенного, как и все другие труды человека. Если серьезно углубиться в антропосо­фию, то нередко возникают сомнения; но антропософия не оставляет никого равнодушным. Более того, появляется потреб­ность узнать больше.

Я сам знаю людей, которые вступили на антропософский путь познания и остались с его помощью до преклонного воз­раста проницательными, недогматичными, открытыми для сомне­ний и возражений, гибкими и поэтому способными к развитию. Для меня они являются конкретным примером того, что антро­пософия — это не воздвигнутое однажды здание, а живой сти­мул, импульс.