Практическая риторика

1. Перевести письменный текст в устный и прочитать его в качестве диктора.

Необходимо сделать нужные выделения, подготовить текст к чтению вслух, развернуть аббревиатуры и т. д.

2. Озвучить чужой текст как свой.

3. Произнести двухминутную речь по выбранному афоризму. Необходимо либо развить идею, либо опровергнуть ее. Требует­ся повторить афоризм в процессе выступления не менее двух раз и иллюстрировать свое выступление примером из жизни.

4. Произнести речь на заданную тему в рамках определен­ного временного лимита (1 мин, 2 мин, 3 мин).

5. Развить предложенный сюжет в рассказ до двух минут.

6. Превратить предложенный факт в интригующую информа­цию.

7. Упражнение на развитие внутреннего ощущения времени.

Развить ощущение 1, 2, 3 минут. Сначала обучаемые си­дят молча; по команде руководителя «Минута пошла» они ожи­дают окончания минуты и поднимают руку, когда посчитают, что минута завершена. Руководитель фиксирует реальное время, потом сообщает его слушателям.

Второй этап — слушатели читают текст вслух или выступают с устным сообщением и должны прервать его по истечении 1, 2 или 3 минут.

8. Рассказать «похоронную историю» («Как у меня что-то сор­валось, не вышло и т. д.»).

9. Рассказать «победную историю».

10. Проанализировать собственное выступление по анкете са­моанализа.

11. Проанализировать выступление постороннего лица по ан­кете экспертной оценки.

12. Анализ собственного выступления по видеозаписи.

13. Анализ чужого выступления по видеозаписи.

14. Риторическая игра «Сумей убедить».

Три участника выступают перед аудиторией, убеждая по­жертвовать деньги на какой-либо проект — частная школа, ком­мерческий банк, рок-концерт и др. После выступления всех трех каждый слушатель бросает в отдельную коробку с фамилией каждого из выступивших ораторов определенную сумму денег — 10, 30 и 60 копеек. Можно жертвовать только эти суммы; каж­дый должен бросить деньги каждому из ораторов, определяя лишь размер пожертвований — 10, 30 или 60% своих средств. Побеждает набравший больше пожертвований.

15. Конкурс ораторов.

Ораторы выступают на заранее подготовленную тему в рам­ках установленного регламента. Остальные слушатели оцени­вают их выступления по анкете экспертной оценки. Каждый оратор перед выступлением сообщает тему и перед какой ауди­торией он выступает, а после завершения выступления сообща­ет жанр и цель своего выступления.

16. Выдели главную мысль.

Оратор пишет заранее главную мысль своего выступления, слушатели, прослушав его речь, записывают главную мысль, как они ее поняли, а потом оратор зачитывает свою записку и совпа­дения/несовпадения обсуждаются.

17. Развей тему.

Все ораторы выступают на одну тему, но по-своему, аудито­рия оценивает выступления по анкете экспертной оценки, выявля­ется победитель.

18. Свободное минутное высказывание на инициативную тему.

19. Минутный экспромт на предложенную тему.

20. Обработка текста. Предлагается текст со стилистически­ми нарушениями, его надо подготовить к устному воспроизве­дению (например, на радио).

Печатается по изданию: Стернин И. А. Практическая риторика.— Воронеж, 1993.— С. 30—31, 128—129.

Роды и виды

Риторика обобщала опыт разных форм речевой дея­тельности, определенные разновидности которых тради­ционно назывались «родами и видами красноречия». Представления о родах и видах ораторской речи фор­мировались исторически. Еще Аристотель в своей «Рито­рике» обратил внимание на то, что существуют речи совещательные (которые произносятся по поводу фи­нансов, войны и мира, охраны страны, законодательства и продовольствия), судебные и эпидейктические (торжественные, произносимые по специальному случаю). К XIX в. в риториках выделялось до десяти родов и ви­дов красноречия: социально-бытовое, академи­ческое, судебное, военное, духовное (церковно-богословское), дискутивно-полемическое (со­циально-политическое), дипломатическое, парла­ментское, митинговое и даже торговое (коммер­ческое).

В отечественной словесности для многих из основ­ных родов и видов красноречия была разработана своя особая теория. Она помогала регулировать речевое об­щение в обществе, определяя социально-речевую практи­ку и нормативные оценки. Составитель хрестоматии стре­мился показать типичные образцы социально-быто­вого, академического и лекционного, дискутивно-полемического, судебного, военного и духовного красноречия, отраженного в учебных пособиях, а также в некоторых материалах литератур­ных, критических и мемуарных.

Социально-бытовое красноречие. Первая книга в этом подразделе — «Хороший тон. Сборник правил и советов на все случаи жизни общественной и семейной» (1881). Формам изъяснения и обращения, принятым в семье и в обществе, в кругах интеллигенции всегда придавалось и придается большое значение. Нами приведены образцы

нормативного «практического» речевого общения. В конце XIX в. иерар­хичность отношений составляла важное звено всего социального укла­да и в семье, и в обществе. Рассуждения о «хорошем тоне» предста­ют перед современным читателем как своеобразный документ семейно-обшественной жизни человека того времени. Требовалось соблю­дать строгую этикетность речи, изживать сомнительные речевые мане­ры. Однако, рекомендации, советы, образцы, предложенные в «Хорошем тоне...», не воспринимаются читателями конца XX в. как выставка от­живших нравов, ушедших в прошлое. В доступной и ненавязчивой фор­ме в цитируемой книге сообщалось о значении таких качеств в жизни каждого человека, как вежливость, такт, предупредительность и дели­катность в общении, умение слушать и отвечать. Немало места уде­лено и эпистолярному стилю: подробно рассказывалось о том, как пи­шутся благодарственные, рекомендательные, увещевательные, поздра­вительные и деловые письма.

В одной небольшой брошюре начала XX в. «Приветственные ре­чи» (1911) ее автор П. Словцов писал: «Общество для русского чело­века является оазисом, светлым маяком, куда он постоянно стремит­ся; русский человек всегда ищет повода, предлога побывать в кругу своих знакомых или принять их у себя». Это замечание совершен­но правильное. Тот факт, что частная жизнь человека оказалась в цент­ре внимания, бесспорно, ценен, актуален и в наши дни.

В 1893 г. А. П. Чехов выступил с откликом на организацию кур­сов ораторского искусства при Московском университете. «В сущности ведь для интеллигентного человека дурно говорить должно бы считать­ся таким же неприличием, как не уметь читать и писать,— отмечал Чехов,— а в деле образования и воспитания обучение красноречию сле­довало бы считать неизбежным». Писатель точно обозначил все те ситуа­ции в нашей жизни, когда каждому из нас, независимо от профессии и образования, приходится выражать свои мысли и отношение к происхо­дящему.

В речевой коммуникации существуют свои модели. И даже в самом поверхностном, бытовом диалогическом слое общения имеются прави­ла, которых следует придерживаться. Именно об этом прекрасно напи­сал в конце XIX — начале XX в. Н.Абрамов (Н. А. П ер е ф е р -кович) —автор популярного «Словаря русских синонимов и сходных по смыслу выражений», а также широко известных книг под общим на­званием «Дар слова» (1900—1912.— Вып. 1 —15). В хрестоматию вклю­чены из «Дара слова» фрагменты «О разговоре», «Что значит разго­варивать», «О чем разговаривать», «Искусство приказывать, просить и отказывать». Актуальность этих тем и в наше время не надо доказы­вать.

Несколько слов о всей серии книг Н. Абрамова «Дар слова» и тех взглядах, которые выражены в ней. Красноречию посвящены первые четыре выпуска. По мнению автора, речь, проблемы словесного выра­жения должны вызывать к себе постоянный интерес, должны быть об­ластью неослабных забот и определенных целенаправленных усилий го­ворящего коллектива прежде всего потому, что между речью и процессом мышления существует самая прямая связь. «Мы мыслим словами,— говорит Н. Абрамов.—...Мысль так тесно связана со словом, что она лишь только тогда может считаться вполне законченной, вполне жиз­неспособной, когда она воплощена в форме слова». Автор считает, что образцовая речь должна удовлетворять трем основным требованиям — быть п р а в и л ь н о й, я с н о й и благозвучной.

Правильность достигается соблюдением законов грамматики, словоупотребления и стилистики. Стилистике при этом отводится особая роль, поскольку именно «стилистика указывает те средства, благодаря которым речь достигает наибольшей целесообразности, удовлетворяя требованиям ума, воображения, душевного настроения и эстетического вкуса».

Ясность обеспечивает понимание мыслей автора. Определяя ус­ловия, которые лишают речь ясности, Н. Абрамов не мог не обратить­ся к ставшей в то время чрезвычайно злободневной проблеме заимство­ваний. Н. Абрамов отмежевывается от пуристов, полагающих, что ино­странные слова искажают русскую речь. Его позиция истинно науч­на: «Иностранные слова лишь тогда вредят языку, когда они остают­ся иностранными, т. е. непонятными большинству читателей. Но если сло­во, хотя бы иностранного происхождения, принялось на русской поч­ве, вошло во всеобщее употребление, то нет решительно никаких при­чин изгонять его. Это прибыль языка, а не убыток (...) Чужое не вытесняет своего, а, наоборот, облегчает его службу. Когда являют­ся два однозначащих слова, одно заимствованное, а другое свое, то сейчас же устанавливается оттенок между ними. Таким образом, язык не беднеет от этого, а богатеет».

Благозвучие квалифицируется Н. Абрамовым как одно из важ­нейших условий хорошего слова. Достигается оно соблюдением опре­деленных условий, которым должна удовлетворять речь (неблагозвуч­ны, например, многосложные слова с ударением на четвертом или пя­том слоге; неблагозвучно повторение одних и тех же слов в одном пред­ложении, нагромождение придаточных предложений и т.д.).

Выразительность речи должна создаваться определенными приемами образности — содержательно оправданным введением в текст эпитетов, фигур, тропов.

В «Даре слова» даются интересные и ценные рекомендации к построе­нию письменных текстов, к их оформлению с целью максимального выявления заложенного в них содержания.

Незаурядные рассуждения о своеобразии диалога и полилога, особен­но светского — того, что в быту мы называем «светской болтовней», находим в сборнике статей И. А. Ильина «Книга раздумий» (1938). И. А. Ильин (1882—1954) — выдающийся отечественный философ и мыслитель, обращавшийся в своих трудах к истории русского народа и его культуры.

Академическое и лекционное красноречие. Первые университеты России, созданные в XVIII в. в Петербурге (1726—1766) и в Москве (с 1755 г.), сыграли выдающуюся роль в развитии национального прос­вещения (другие университеты страны были открыты позже — в начале XIX в.). Продолжая традиции М. В. Ломоносова, русские профес­сора, его ученики, Н. Н. Поповский, А. А. Барсов и др., многое сдела­ли для создания национальных кадров, для укрепления, упрочения и раз­вития отечественного языка. В предисловии к известному изданию 1819 г. Московского университета — «Речи, произнесенные в торжественных соб­раниях императорского Московского университета русскими профессора­ми с краткими их жизнеописаниями» — говорится о том, что Московский университет «открыл россиянам на их родном языке позна­ния, прежде только немногим известные по иностранным сочинени­ям (...) Русские, можно думать, более успели бы и в просвещении и в об­разовании словесности своей, если бы издавна не были равнодушны к трудам соотечественников».

Русское академическое красноречие как самостоятельное направ­ление возникает и утверждается в XIX в. Его главной отличительной чертой стало сочетание прогрессивной гражданской позиции с глубоким научным анализом и подлинной познавательной ценностью излагаемого материала. У представителей русского академического красноречия спе­циальная научная информация не заключалась в оформленные, завер­шенные истины и постулаты, а как бы создавалась перед слушате­лями; аудитория включалась в творческий процесс становления истины. Основоположником этого рода русского красноречия по праву считает­ся профессор Московского университета знаменитый историк Т. Н. Г р ано в с к и й.

В хрестоматии помещен фрагмент из «Опыта риторики» (1796) И. С. Рижского — «Об академических речах», в котором автор обри­совал особенности академического красноречия. Этой же теме посвяще­ны и заметки об академическом красноречии Н. В. Гоголя, извлечен­ные из его статьи «О преподавании всеобщей истории» (1834). Писа­тельский дар Гоголя проявился даже в этом сравнительно небольшом отрывке: он написан блистательно и убедительно.

Воспоминания онаучно-лекторской деятельности замечательных рус­ских ученых XIX в. дают возможность читателям почерпнуть полез­ные сведения о своеобразии лекторского мастерства, о том, как и кем пре­подавалась риторика в XIX в. Эти материалы удачно дополняют общие взгляды на русское академическое красноречие. В хрестоматию включе­ны отрывки из мемуаров известных ученых: А. Н. Афанасьев — «Московский университет (1844—1848)», Ф. И. Буслаев — «Мои вос­поминания»; В.О.Ключевский —«С.М.Соловьев как преподава­тель» и «Памяти Т. Н. Грановского»; Б. Н.Чичерин — «Воспоминания: Москва сороковых годов».

Эти фрагменты привлекают тем, что читатель получает достоверное представление об эпохе, они покоряют своим эмоциональным и образ­ным описанием характера и манеры преподавания самых талантли­вых ученых того времени.

Учителю и лектору необходимо знать интереснейшую работу А. Ф. Кони «Советы лекторам», которая впервые увидела свет в 1956 г. Кони, как уже отмечалось ранее, был выдающимся русским юристом, судебным и общественным деятелем, сенатором, членом Государственного Совета, почетным академиком АН и талантливым лектором и ли­тератором. Кони читал лекции и в Институте Живого Слова. На его публичные лекции нелегко было попасть: зал был переполнен. Интерес­ны воспоминания учеников Кони, слушавших его лекции в последние годы его жизни: «Старый, небольшого роста, немощный на вид, совсем седой человек (...) читал лекции без всяких внешних эффектов, без блеска, без открытого проявления бурных эмоций, без «ораторских приемов» (...) Но ни на чьих лекциях не бывал так переполнен зал (...) Никто не захватывал аудитории с такой силой. А ведь его слушателями были и девочки с косичками, не закончившие еще среднюю школу, и люди солидные — бывшие адвокаты, лица, имевшие опыт политической работы, авторитетные специалисты в различных областях знания».

В «Советах лектора» Кони обобщил свой богатейший опыт. Пред­ставляется, что это — одно из лучших и самых полезных руководств и для лектора, в первую очередь, и для учителя, и для любого читате­ля, который хочет заняться лекторской деятельностью.

Блещут безукоризненным литературным языком и нешаблонным сти­лем работы, посвященные мастерству лектора, которые принадлежат перу выдающегося хирурга-мыслителя С.С.Юдина (1891 —1954). Это «О точности литературных передач» и «Источники и психология твор­чества».

Особенно ценными представляются рассуждения Юдина о стилисти­ческих различиях лекторской речи в зависимости от состава слуша­телей. Одно дело — студенческая аудитория (в институтах и универ­ситетах) и совсем другое — аудитория специалистов и профессионалов (на конференциях, сессиях, симпозиумах).

Дискутивно-полемическое красноречие. Древние справедливо пола­гали, что в споре рождается истина. Мысль эта подтверждается и в наши дни. Во всех случаях, наряду с конкретным содержанием спора, зна­чением отстаиваемых положений, необычайно возрастает роль сло­весной формы спора, обязательности соблюдения логических пра­вил мышления и определенных форм речевого этикета. Этому особенно важно учить детей уже со школьной скамьи.

Изучение логических, психологических и языковых аспектов спора имеет давнюю традицию. В Древней Греции к теме спора обраща­лись Зенон, Протагор, Сократ, Платон, Аристотель. В XIX в. искусст­ву спора особую работу посвятил А. Шопенгауэр. Он написал книгу «Эристика, или Искусство спорить» (пер. с нем. — СПб., 1900).

В отечественной литературе самые необходимые сведения, касающие­ся логической и словесной культуры спора, излагались в риториках и логиках.

Конечно, спор спору рознь. Напомним: во втором разделе хрестома­тии помещена программа лекций по теории спора, которые читались в Институте Живого Слова. В этом курсе лектор Э. 3. Гурлянд-Эльяшева подчеркивала необходимость различать два основных рода споров:

1) спор как средство совместного уяснения вопроса (споры научные),

2) спор как средство психологического воздействия и прямого или не­прямого подчинения одной стороны другой (споры политические).

В научных спорах на первый план выходит аргументативное на­чало: важно обосновать и защитить выдвинутое положение. Предмет спора оказывается в центре внимания, а спорящие придерживаются свободного и независимого взгляда на обсуждаемый вопрос.

В политическом споре не всегда практикуются приемы логи­ческого переубеждения другой стороны. Его характерной чертой явля­ется равноценность всех способов ведения спора, как логических, так и не­логических, поскольку они способствуют ослаблению позиции противни­ка. Формы отношения спорящих сторон нередко враждебны, лишены бла­гожелательности. Оппоненты используют и «сильные» языковые стилисти­ческие средства для достижения цели.

На практике мы постоянно сталкиваемся с тем, что разные типы споров сосуществуют и оказываются взаимопроницаемыми. Выделяют­ся следующие ярко очерченные типы речевых ситуаций в процессе спора.

1) Спор-диалог, который ведется в кругу присутствующих лю­дей. Причем нарушение этики спора происходит в том случае, если трое, двое или один из собеседников говорят без умолку, не давая сказать дру­гим. Стилистика такого спора чрезвычайно агрессивна.

2) Спор-дискуссия, представляющая собой обмен мнениями ря­да участников определенной ситуации (например, на конференциях, сим­позиумах, собраниях и т.д.).

3) Спор, длящийся иногда на протяжении многих месяцев, лет, десятилетий по крупным, этапным научным, рели­гиозным, культурологическим проблемам. Он ведется обычно на страницах журналов, книг и других печатных изданий.

Совместное выявление истины в споре должно исключать, конеч­но, агрессивное поведение спорящих сторон. Такую манеру спора в свое время точно оценил А. И. Куприн: «Какой-нибудь отросток мысли, при­дирка к слову, к сравнению случайно и вздорно увлекают их внимание в сторону, и, дойдя до тупика, они уже не помнят, как вошли в него. Промежуточные этапы исчезли бесследно, надо схватиться поскорее за первую мысль противника, какая отыщется в памяти, чтобы продлить спор и оставить за собой последнее слово» (Куприн А. И. Собр. соч.— М„ 1964.— Т. 4.—С. 459).

В хрестоматии помещен фрагмент из работы Н. Абрамова «Дар слова», в котором автор излагает основные сведения об искусстве спо­рить. Их важно не только знать учителю, но и в доступной форме донес­ти до ученика. Н. Абрамов охарактеризовал виды спора, пути и спосо­бы опровержений доводов оппонента, наконец, раскрыл наиболее часто применяемые уловки и хитрости нечестных спорщиков. При этом автор опирался на работу А. Шопенгауэра.

В 1918 г. в Петрограде вышла в свет книга С. И. Поварнина «Спор. О теории и практике спора». Поварнин (1870—1952) был рус­ским философом и логиком — автором ряда известных специалистам книг: «Логика отношений. Ее сущность и значение» (1917), «У истоков живой религии» (1918) и др.

Мировоззренческие позиции Поварнина были тесно связаны со взгля­дами представителей «космической» философии в России (Н. Ф. Федорова, В. С. Соловьева и др.). В книге о споре, весьма актуальной для своего времени, автор предпринял, по его словам, «попытку популяр­ной разработки одной из областей практической логики». Тема книги и по сию пору остается злободневной. Ее цитируют многие современные авторы, ее перепечатывают (см.: Вопросы философии.—1990.— № 3.— С. 60—133). Фрагменты из этой книги, помещенные в хрестоматии, по­могут учителю в воспитании культуры спора и способности понимать и слушать своего оппонента.

В 1928 г. вышла в свет книга Г. Д. Давыдова «Искусство спо­рить и острить». В ней автор использовал идеи А. Шопенгауэра и повто­рил вслед за ним характеристику основных уловок в споре. В работе Да­выдов использовал собственный иллюстративный и литературный матери­ал. Поэтому рассказ автора о наиболее распространенных приемах веде­ния спора, об игре слов и каламбурах, об остроумии и неожиданном сопря­жении контрастных понятий и слов — привлекает особое внимание читателей. И, конечно, столь оригинальный материал будет по досто­инству оценен учителем.

Интересна также и статья замечательного отечественного филосо­фа XX в. И.А.Ильина, в которой затрагиваются проблемы спора, искусства его ведения.

В осмыслении всех трудных проблем нашего времени помогают пос­тоянно вспыхивающие дискуссии и споры. Поэтому следует признать чрез­вычайно полезной книгу для учащихся старших классов средней школы «Спор, дискуссия, полемика» Л. Г. Павловой. Книга была выпущена в свет в 1991 г. Она написана живо и занимательно. В ней приводят­ся и словарик полемиста, и литература для дальнейшего чтения. В хресто­матии помещены отрывки, в которых сообщаются полезные сведения о манере спорить, о поведении полемистов, об уважении оппонентов друг к другу. Адресуя свою книгу ученикам, Павлова дает советы и рекомен­дации, которые могут пригодиться и учителю.

Судебное красноречие. Расцвет русского судебного красноречия приходится на вторую половину XIX в.— в связи с проведением судеб­ной реформы 1864 г. Эта реформа учредила Судебные уставы, которые ввели новые принципы судоустройства и судопроизводства. Был учрежден институт присяжных заседателей и создана адвокатура как самостоятель­ное звено судебной системы. Самим видом гласно творящейся юстиции «все упивались» (по словам замечательного юриста В. Д. Спасовича). Гласность, публичность, состязательность обвинения и защиты привле­кали к судебным деятелям внимание всего общества. Знаменитую шко­лу русского судебного красноречия составили такие «гиганты и чародеи слова» (по словам Кони), как К. К. Арсеньев, Н. П. Карабчевский, Ф. Н. Плевако, В. Д. Спасович, А. И. Урусов и, конечно, сам А. Ф. Кони. Так, например, о себе и своих соратниках ярко, образно говорил выдающийся судебный оратор — Н. П. Карабчевский: «Судебное красноречие — красноречие особого рода. На него нельзя смотреть лишь с точки зрения эстетики. Вся деятельность судебного оратора — деятель­ность боевая. Это — вечный турнир перед возвышенной и недосягаемой «дамой с повязкой на глазах». Она слышит и считает удары, которые наносят друг другу противники, угадывает и каким орудием они наносят­ся» (Речи.—М., 1914).

Русское судебное красноречие второй половины XIX в. было явлением столь значительным, что о нем написано немало специальных исследо­ваний.

Подраздел «Судебное красноречие» открывается фрагментом из ра­боты К. К. Арсеньева «Русское судебное красноречие», опубликован­ной в журнале «Вестник Европы» (1888.— Кн. 4). В этой статье К. К. Ар­сеньев дал глубокий анализ судебных речей А. Ф. Кони, произнесенных в 1868—1888 гг. В приведенном в хрестоматии отрывке показаны наибо­лее характерные черты русского судебного красноречия.

В статье судебного прокурора М. Ф. Громницкого показалась нетривиальной мысль о значении живых, ненаписанных речей. «Во сто крат лучше и убедительнее несочиненная речь; пусть будет она шеро­ховата, неплавна, пусть оратор говорит отрывисто, даже и с запинка­ми и краткими паузами,— это еще только полбеды...» Совет дельный. Совсем еще недавно в преподавании речевых умений обучающимся при­ходилось многое заучивать наизусть. А надо научиться говорить без бу­мажки, творя речь в процессе ее произнесения.

Наиболее авторитетной и для наших дней признана книга Сер­геи ч а П. (П. С. Пороховщикова) «Искусство речи на суде» (1910). Именно поэтому ей уделено в хрестоматии несколько больше места сравнительно с другими теоретиками судебного красноречия. П. С. Пороховщиков следующим образом определял специфику судебной речи: «В чем заключается ближайшая, непосредственная цель всякой судеб­ной речи?— В том, чтобы ее поняли те, к кому она обращена. (...) Каж­дое слово оратора должно быть понимаемо слушателями совершенно так, как понимает он (...) Красота и живость речи уместны не всегда; можно ли щеголять изяществом слога, говоря о результатах медицин­ского исследования мертвого тела, или блистать красивыми выражения­ми, передавая содержание гражданской сделки? Но быть не вполне по­нятным в таких случаях значит говорить на воздух. Но мало ска­зать: нужна ясная речь; на суде нужна необыкновенная, исключи­тельная ясность. Слушатели должны понимать без усилий. Ора­тор может рассчитывать на их воображение, но не на их ум и прони­цательность. Поняв его, они поймут дальше; но поняв не вполне, попа­дут в тупик или забредут в сторону (...) Не так говорите, чтобы мог понять, а так, чтобы не мог не понять вас судья». Помещенные фраг­менты из книги Сергеича П. (П. С. Пороховщикова) «Искусство речи на суде» в наибольшей степени связаны с риторическими идеями. Это главы, посвященные теории слога, орнаментальной части риторики (фи­гурам и тропам), проблеме пафоса (рассудок и чувство, теория «страст­ного» в слове).

Работа А. Ф. Кони «Приемы и задачи обвинения» особенно прив­лекательна тем, что в ней автор проникновенно писал о своей любви к русскому языку. «У нас в последнее время происходит какая-то ожесто­ченная порча языка,— писал Кони,— и трогательный завет Тургенева о бережливом отношении к родному языку забывается до очевидности: в язык вносятся новые слова, противоречащие его духу, оскорбляющие слух и вкус и притом по большей части вовсе ненужные, ибо в сокро­вищнице нашего языка уже есть слова для выражения того, чему дерзост­но думают служить эти новшества». Интересны также высказывания Кони о современном ему духовном красноречии. Кони — классик в своем деле. Естественно, что мимо его наследия не может пройти ни один учи­тель риторики.

Благодаря усилиям многих замечательных судебных деятелей Рос­сии была создана особая теория судебного красноречия (на русском материале). Так, в пособии для уголовной защиты Л. Е. Вла­димирова (1911), отрывки из которого приводятся нами, автор изло­жил не только основные юридические правила защиты, но и те положе­ния, которыми должен руководствоваться защитник, составляя свои речи.

В 1913 г. вышла в свет книга юриста К. Л. Луцкого «Судебное красноречие», в которой автор особую главу посвятил изложению спосо­бов «вызвать убеждение, настроение и расположение судей и присяж­ных заседателей». При этом Луцкий руководствовался постулатами классической риторики и понимал, что «убеждают — доказательства­ми, взволновывают — возбуждением соответствующего настроения или чувства и пленяют — своею личностью, т. е. чертами характера». В хрес­томатию включена как раз та глава, где говорится об ораторских прие­мах, с помощью которых создается определенное настроение, формирует­ся эмоциональное отношение к фактам. Без понимания законов эмоцио­нального воздействия словом невозможно говорить о воспитании чувств. Любому учителю важно знать те шесть основных правил в этой об­ласти, которые предлагает и которые обосновывает Луцкий.

Военное красноречие. Военное красноречие выделяется в особый вид речевой деятельности с древнейших времен. Наиболее талантливые пол­ководцы всех народов понимали, что для успеха в войне недостаточно лишь вооружения и войск большой численности. Эту мысль особенно хорошо выразил Л. Н. Толстой в «Войне и мире» в рассуждениях о мыслях Кутузова: «Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, (...) что решают участь сражения не распоряжения глав­нокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пу­шек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его влас­ти». Дух этот поддерживается во многих случаях словом, общением, нравственным состоянием войска.

Русское военное красноречие как определенный риторический тип словесности четко оформилось в начале XIX в. Именно в первой чет­верти XIX в.— как результат осмысления опыта Отечественной войны 1812 г.— появились труды по русскому военному красноречию: Толма­чев Я. В. Военное красноречие, основанное на общих началах словес­ности с присовокуплением примеров в разных родах оного (1825.— 4. 1—3); Фукс Е. Б. О военном красноречии (1825).

Хотя эти руководства и основывались на положениях тради­ционной риторики, однако отмечали ряд специфических черт военного красноречия. В нем — и это очень существенно — содержится прежде всего сильный нравственный заряд. Вспомним хотя бы обращение Петра I к солдатам перед Полтавской битвой:

Воины! Се пришел час, который решит судьбу Отечества...

Основные качеста военного слова: краткость, эмоциональ­ность и впечатляющая сила мысли: «Военный оратор пред­стоит своему воинству, в виду которого победа или смерть» (Я. Толма­чев).

Своеобразие военного красноречия связано с тем, что оно должно наставлять, пленять и побуждать. Е. Б. Фукс свидетельство­вал о Суворове: «Дерзну только сказать, как очевидец подвигов его в Ита­лии и Швейцарии, что уста его порождали бурю, которая несла всех воинов на сражение; все летели за знаменами».

Исторически сложилось большое разнообразие жанров, относящих­ся к языку военных: приказы, прокламации, военные предписания (инструкция и уставы), словесные поучения, наставления солдатам, об­ращения к войску и населению и др.

В хрестоматии подраздел по военному красноречию открывается фрагментами из книги Я. В. Толмачева «Военное красноречие, основаное на общих началах словесности, с присовокуплением примеров из разных родов оного» (1825).

Книга была написана в форме учебника для школы гвардейских прапорщиков. Помещенный отрывок из риторики посвящен специфике общения в военной среде, рассказу о необходимых качествах речи воен­ных, о наиболее значительных жанрах военного ораторства.

В работе Е. Б. Фукса «О военном красноречии» (1825) приводит­ся немало поучительных примеров из военного красноречия, связанного с отечественной историей, чем книга особенно интересна.

Устойчивость своеобразных норм военного языка сохранилась и в на­ши дни. Об этом свидетельствуют современные авторы: «Мне хочется обратить внимание читателей на особенность военного командного язы­ка, на его лаконичность и предельную ясность. Перечитайте, пожалуйс­та, решение Петрова на освобождение Тамани. Всего два десятка слов, а какой огромный смысл! Все сказано: что делать, как и куда насту­пать, где упредить, где перехватить противника и куда его не допустить после разгрома на тыловом рубеже. Поразительная четкость, предель­ная ясность, высший пилотаж в командно-штабном искусстве! Это дается не сразу и не каждому, вырабатывается многолетним опытом, подкреп­ляется талантом. И еще — чудом самого языка...» (В. Карпов. Пол­ководец).

Духовное красноречие. Этот род красноречия иногда называют и церковно-богословским, поскольку он всегда связан с изложени­ем и разработкой религиозных тем. Однако первое название представ­ляется более предпочтительным. Эпитет духовное в сочетании со словом красноречие в большей степени отражает содержательную сторону те­мы. В России этот род красноречия со времени введения христианст­ва был наиболее разработанным по жанру и формам отделки высоко­го стиля.

Подраздел открывается фрагментами из книги А. С. Шишкова «Рассуждение о красноречии Священного Писания». Сорок пять лет дея­тельность автора этой книги — Александра Семеновича Шишкова — была самым тесным и непосредственным образом связана с Российской ака­демией: в 1796 г. он был избран ее действительным членом, а с 1813 г. стал четвертым ее президентом.

По основным идеям книга «Рассуждение о красноречии Священно­го Писания» тесно связана с другой работой Шишкова — его «Рассуж­дением о старом и новом слоге российского языка». Сама компози­ция книги по красноречию напоминала о центральных положениях этой монографии. Первая часть «Рассуждения о красноречии...» называется «О превосходных свойствах русского языка», вторая — «О красноречии Священных писаний», третья — «В которой рассматривается, какими средствами словесность наша обогащаться может и какими приходит в упадок».

Даже краткое перечисление разделов книги убеждает в том, что автор в подходе к теме был совершенно нетрадиционен. Его «Рассужде­ние...» не представляло собой курса по риторике или даже очерка опре­деленного раздела из теории красноречия. К понятию «красноречие» Шишков обращался как к наиболее употребительному ключевому тер­мину русской словесности XVIII в. «Красноречие» автором ставилось в один синонимический ряд со словами «хорошая и правильная речь, благоязычие», как тогда говорили. Разговор о языке Священного пи­сания явился поводом для дальнейшего развития мыслей автора о поль­зе и значении «славенского» языка. При этом нельзя забывать, что научные познания Шишкова были дилетантскими.

Помещенный в хрестоматии отрывок интересен тем, что автор выра­зил в нем свою искреннюю любовь к отечественному языку, духовно­му красноречию и тем несметным стилистическим богатствам, которые привнес церковнославянский язык в общую языковую культуру русско­го народа.

Второй памятник духовного красноречия, фрагменты из которого нами приведены, называется «Цветник духовный. Назидательные мысли и добрые советы, выбранные из творений мужей мудрых и святых» (1903). Авторами лаконичных поучений-афоризмов были христианские деятели, отцы церкви и духовные просветители. Отобраны те разделы, которые касаются нравственных качеств речи. Это — рассуждения об употреблении дара слова, об отношении слова к делу, о соблюдении важнейших законов общения.

Искусство взглянуть на себя со стороны и правильно, по всем кано­нам построить свою исповедь существовало и существует в церков­ной практике. Представляется полезным познакомить читателей с кни­гой, которая так и называется — «Опыт построения исповеди» (1993). Как написано в предисловии, «эта книга не принадлежит перу опреде­ленного автора». В ней обобщен опыт предшествующих поколений и тех духовных бесед, которые проводились в Псковско-Печерском монас­тыре архимандритом Иоанном в семидесятые годы. Исповеди построе­ны по десяти заповедям, но нами приведены лишь те из них, которые наиболее близки образу жизни молодых людей: не идолопоклонствуй; люби и почитай родителей своих; не произноси на ближнего твоего ложного слова и т. д. В этих исповедях соединились те качества, кото­рые характерны для русской риторики, учившей гармонично сочетать слово разума, рассудка и логики со словом сердечным, откровенным и эмоциональным. Внушающие элементы исповеди возмещаются удивитель­но искренним словом обо всех острых и (увы!) отрицательных мо­ментах нашей повседневной жизни.

В России на протяжении многих столетий в области духовного крас­норечия работали мастера, развивавшие достижения своих предшест­венников. В жестких рамках церковных канонов со временем все боль­ше проступали и проступают современные языковые формы и современ­ная лексика. В последнем фрагменте поразительно контрастно и нагляд­но соседствует и старое, и новое.

Отходя от старой манеры преподавания, учителю предстоит создать новый синтез духовных знаний, основываясь на новых представлениях о принципах человеческого общения.