ИНСТИТУТ 7 page

Вынужденное заимствование культуры сочетает
вынужденное _{в ce}g_{e элементы} внешней добровольности и внут-
КУЛЬТУРЫ реннего принуждения. Этот вариант заимствова-

ния преимущественно возникает в тех ситуаци­ях, когда представители той или иной культуры (сегодня это чаще всего мигранты — как из одной страны в другую, так и из села в город) оказываются вынужденными принять другую культуру — не на основе добровольного выбора, а как условие включения в иную социокультурную среду, что делает вынужденное заимствование ак­культурацией.

В подобных случаях следует говорить о наличии донорской и реципиентной групп в культурном взаимодействии. Реципиентная группа вынуждена перенимать нормы и принципы поведения, ов­ладевать моделями деятельности, которые обеспечивают выживае­мость в новой среде. Насколько быстрым и глубоким будет заим­ствование, произойдет ли полная ассимиляция в новой культуре, зависит от ряда обстоятельств.

Культура — это «язык» социальных связей. И если нет общнос­ти, в рамках которой «старые» нормы, принципы могут воспроиз­водиться, то культура быстро распадается. Вот почему для сохране­ния культуры важное значение имеет сохранение общности (се­мья, землячество, община), в рамках которой данная культура могла бы выполнять свою роль как регулятора социальных связей.

Стремление к сохранению своей культуры, ее самобытности прояв­ляется и в том, что эмигранты одной национальности стремятся устроиться на работу к своим землякам, которые могут делать для них какие-то исключения, давать привилегии; это стремление мо­жет проявиться и в ориентации молодежи к вступлению в брак только с членами своего землячества, своей национальности. Все это проявления защитной реакции представителей данной культу­ры в условиях угрозы их ассимиляции, стремление сохранить объе­диненными усилиями свою культуру.

* См/ Гидценс Э Социология, с. 257—277.

441

Как показал опыт, в зависимости от степени развитости защит­ных способностей, соответствующих традиций той или иной куль­туры ассимиляция реципиента в рамках донорской культуры может быть полной или частичной. Но как бы прочно ни придерживалась семья своих национальных традиций, как бы сплоченно ни жили члены общины, они в главном подчиняются нормам, образцам по­ведения донорской культуры. Более того, могут возникнуть проти­воречия между стандартами, на которые ориентируется человек, работая на производстве, и нормами отношений с земляками, в семье. Иными словами, может возникнуть синкретичный (эклек­тичный) эффект.

Многое из того, что проявляется в ходе вынужденного кросс-культурного заимствования, характерно и для соответствующих внут-рикультурных процессов, например для аккультурации сельских жителей в городе. Конечно, тот факт, что заимствование происхо­дит в рамках одной культуры, делает его менее драматичным и конфликтным, однако селяне при установлении межличностных контактов все же тяготеют к людям, выросшим в аналогичной сель­ской среде (и не обязательно к землякам).

Существует два варианта принудительного внедре­ния культуры: а) кросс-культурное — в результа­те порабощения (в том числе колониального) народа и стремления навязать ему чуждые куль­турные нормы, нравы, традиции; б) внутрикуль-турное — принудительное навязывание одной социальной группой людей, приобретших политическую власть, своей идеологии ос­тальной части общества.

Внешнее принуждение может и не сопровождаться навязывани­ем культуры. Угнетение народа может ограничиться выплатой дани, признанием политической и экономической зависимости, уста­новлением общего колониального управления страной, предо­ставлением колонизаторам заметных экономических и политичес­ких привилегий. В других случаях зависимость (политическая, эко­номическая) может сопровождаться принудительным навязыва­нием культуры поработителя, подавлением местной националь­ной культуры, принудительной ассимиляцией народа. Это навя­зывание может осуществляться как во внешне лояльных формах (поддержка миссионеров, предоставление привилегий для осуще­ствления ими своей деятельности, предоставление преимуществ тем, кто владеет языком, культурой нации угнетателя, ограниче­ние возможностей для развития национальной культуры и т.д.), так и в принудительных формах (переход системы образования на учебники, учебные программы, которые ретранслируют иную куль­туру, запрет на ведение делопроизводства на родном языке, ис-

442

кусственное внедрение правового регулирования там, где ранее царствовал обычай, адат и т.д.).

Во внутрикультурных взаимодействиях, как правило, захват вла­сти сопровождается принудительной обработкой умов в духе идео­логии, системы ценностей, выражающей интересы социального слоя, на который опирается группа людей, захватившая власть: запрет на распространение какой-либо другой идеологии, жесткая цензура, преследование диссидентства, возведение концлагерей, запреты на профессии для людей, разделяющих ценности иной культуры, и т.д.

Яркой чертой принудительного заимствования является заим­ствование не того, что считала необходимым культура реципиента (что характерно для добровольного заимствования), а того, что считает необходимым донор. Право выбора принадлежит домини­рующей культуре, которая для осуществления своих целей может принудить культуру перенять важнейшие элементы своей культуры. Конечно, и в этом случае реципиентная культура в чем-то по-сво­ему трансформирует внешнюю принудительную инновацию. Созда­ние полиции, уголовного права по образцу западноевропейских в реальности оказывается мало похожим на образцы, сохраняя ощу­тимые особенности реципиентной культуры.

Конечно, не все навязываемое донорской культурой оказывает­ся вредным для реципиентной культуры, кое-что подчиненная куль­тура может перенять у донора и добровольно, пытаясь решить свои проблемы. Но в данном случае мы хотели бы обратить внимание на следующее. Что касается ядра культуры (нравов, обычаев и т.д.), навязываемые донорской культурой образцы могут нарушить цело­стность культуры реципиента, его внутреннюю логику. Так, реши­тельное отбрасывание традиционно-аскриптивной регуляции, ис­кусственное внедрение регуляции, основывающейся на достижен-чески-универсалистских принципах не раз и не два приводили к серьезным деформациям реципиентной культуры. Искусственно внедряемые элементы, которые часто поддерживаются ресурсами власти, нарушают принятый порядок, в результате наблюдается рост аморальности, воровства, коррупции — ведь старые, понят­ные регуляторы «унижены» новой властью, а новые правила, нор­мы непонятны.

Эффект навязывания культуры, глубина принудительной асси­миляции народа зависит как от силы принуждения захватчика (в том числе физического насилия), культурного подавления, так и от способности порабощенного политически и экономически на­рода отстоять свою культуру, его сплоченности вокруг.националь-но-культурной идеи (Рим латинизировал почти все народы, во­шедшие в состав империи, но не смог культурно подавить еврейс-

443

Г

кий народ; известны безуспешные попытки «онемечивания» запад­ных славян, «отуречивания» юго-западных славян).

Современный мир, его культура, сформировались отнюдь не только мирным путем, но и огнем, и мечом. Так, во многом благодаря при­нуждению, навязыванию культуры распространилось мусульманство. Но сегодня даже потомки народов, которые до принудительного принятия мусульманства были христианами, вряд ли могут себя представить вне мусульманских ценностей, норм шариата и т.д. Мусульманство стало основой их восприятия мира, фундаментом культуры. Конкистадоры мечом и кровью утверждали католицизм в Центральной и Южной Америке.

Причем следует учесть, что даже в этих случаях порабощенная, умирающая культура способна оказать обратное влияние на куль­туру поработителя. Это влияние может проявиться достаточно быс­тро, а может оказать кумулятивный эффект, может ограничиться сугубо внешними изменениями, затронув лишь верхние слои об­щества, или распространиться на широкие массы. И нередко на­род, проигрывая в военно-техническом отношении, оказывается победителем в социокультурном. Варвары поработили и разрушили Рим, но использовали римское право и политический опыт при налаживании собственной политической организации обществен­ной жизни.

Во внутрикультурном взаимодействии подавление культуры преж­де всего связано с деятельностью тоталитарных режимов. В нашей стране в горниле гражданской войны, концлагерей, массовой эмиг­рации, цензуры, преследования инакомыслия были уничтожены целые пласты многообразной культуры — все принудительным об­разом было сведено к субкультуре городского пролетариата.

Современная культура человечества — результат функциониро­вания культуры как социального явления, взаимодействия, соци­альной селекции, социального иммунитета, с одной стороны, а с другой — развития культуры за счет как саморазвития, так и заим­ствований, взаимовлияния. Все это породило многообразие куль­тур, которое является важным фактором жизни современного че­ловека.

§ 3. Многообразие культур

Говоря о культуре, мы обращаем внимание прежде всего на многообразие ее конкретных вариантов. Человеку, наверное, про­ще было бы взаимодействовать с другими людьми, если бы в мире утвердилась одна культура: многих разногласий и конфликтов мож­но было бы избежать, — но почему-то не хочется жить в таком

444

скучном, унылом и однообразном мире. Ведь взаимодействуя с людьми другой культуры, человек невольно выявляет нечто новое для себя, обнаруживает удобства, преимущества норм, традиций, способов деятельности другой культуры, что способствует измене­ниям, улучшениям. Поэтому жить в условиях одной культуры не только скучно, но и нежелательно, даже опасно. Отсутствие внут­реннего многообразия, дифференциации — это свидетельство не­способности данной системы к развитию, застоя.

Чем богаче многообразие культур, тем богаче арсенал идей, представлений, норм, способов деятельности, культурных предло­жений, которые могут быть использованы. В этом отношении внут­реннее многообразие всегда признак развитой адаптационной спо­собности, способности к развитию той или иной системы, идет ли речь о человечестве в целом или об отдельном обществе. Вместе с тем нельзя и абсолютизировать принцип дифференциации, внут­реннего многообразия — оно не должно угрожать сохранению це­лостности системы.

Многообразие культур мы рассмотрим в двух аспектах:

• многообразие культур в масштабах человечества с акцентом
на социокультурных суперсистемах;

• внутреннее многообразие культур отдельного общества, народа
с акцентом на субкультуры.

социокультурные А^нализ великих культур человечества (так их суперсистемы. называли О. Шпенглер и Н. Бердяев), или ло- запад и восток кальных цивилизаций (А. Тойнби), или боль­ших культурных систем и суперсистем (П. Со­рокин) всегда привлекал пристальное внимание философов и ис­ториков. Но с конца XIX в. он приобрел как бы «второе дыхание», будучи подкрепленным новыми наблюдениями, новой системой аргументации научных теорий. Большинство исследователей (преж­де всего О. Шпенглер, Н. Данилевский, А. Тойнби) особое внима­ние уделяли различиям между цивилизациями, определенным груп­пам народов, близких друг другу географически, стремились выде­лить повторяющиеся этапы, циклы развития подобных цивилиза­ций. Так, согласно А. Тойнби, динамика цивилизации (ее возник­новение, рост, «надлом», упадок и разложение) определяется за­коном вызова географической, исторической ситуации и ответа, который может дать данная цивилизация, прежде всего — ее твор­ческое меньшинство*.

В современном мире мы обнаруживаем две основные социокуль­турные тенденции, идущие из глубины истории, взаимодействую­щие, обогащающие друг друга, но вместе с тем сохраняющие свою

См ' Тойнби А. Постижение истории. — М., 1993.

445

целостность и самобытность: Запад и Восток. Объясняя своеобра­зие Запада, отметим особую роль христианства. К. Ясперс отмечал, что из иудейства были заимствованы религиозные импульсы и пред­посылки, от греков — философская широта, ясность и сила мысли; от римлян — организационная мудрость в сфере реального. Он так­же подчеркивал, что в отличие от Китая и Индии, которые в куль­турном отношении всегда были очень замкнуты и «продолжили в своей жизни собственное прошлое», Греция выходила за эти рам­ки, отправляясь от чуждого ей прошлого восточных народов. По­этому западный мир обеспечил непрерывность в формировании образованности*.

Считается, что Запад и Восток — эти две великие мировые тра­диции — выявляют свои различия при решении конечных вопро­сов бытия, что, соответственно, определяет основные акценты в понимании конкретных задач, путей их решения, иными словами, переопределения мира и себя в нем.

На основе работ современных философов, социологов, культу­рологов попытаемся хотя бы в общей форме обозначить эти две великие мировые культурные традиции ценностных приоритетов. Эти традиции прежде всего проявляются в следующем:

• Отношение к человеческой личности. В соответствии с запад­
ной традицией человек есть начало и творец мира, его «Я» является
центром мироздания. Соответственно, главная задача человека —
самовыражение и самореализация, приоритет личности как глав­
ного творца, уважение прав личности.

Восточные же религии основываются на идее ложности инди­видуальных форм духовной жизни, культивируют идею отказа от личного «Я» в пользу безличного абсолюта, подчинения личных интересов судьбе, абсолюту, государству, обществу.

• Отношение к миру, реальности. Западная традиция склонна под­
черкивать активное отношение человека к условиям своего суще­
ствования, внешнему миру, в том числе социальному. Западный
человек воспринимает мир как арену своей деятельности, ему свой­
ственна решительность во взаимоотношениях с внешним миром.
Ориентация на успех, достижение, предприимчивость — осново­
полагающие алгоритмы его жизни. Именно западному человеку из­
вестна идея и реальность политической свободы, демократии, воз­
никшая в Греции и более не возникавшая долгое время нигде.

Восток скорее предпочитает доктрину «недеяния» во внешнем мире, «вписывание» в естественный порядок вещей, уход в себя. В рамках восточной традиции возникает идея о поиске нирваны как подлинного смысла бытия человека, предполагающего, в частно-

* Ясперс К. Смысл и назначение истории —М., 1991, с. 82—84. 446

сти, абсолютную отрешенность от внешнего бытия, отсутствие стра­сти, жажды жизни, исключающую необходимость обращения к внешнему, утверждающую покорность. Для Востока в целом харак­терна не столько ориентация на внешнее обустройство жизни, сколь­ко на внутреннее духовное виртуозное (по словам М. Вебера) само­совершенствование.

• Отношение к возможностям разума. Для Запада характерны ни перед чем не останавливающаяся рациональность, которая от­крыта силе логической мысли и эмпирической данности, прагма­тизм.

Восток тяготеет к интуитивному познанию, чем и обусловлены традиционные для Востока медитация и самовнушение. Знание на Востоке носит скорее чувственно-практический характер, понима­ется как интуитивное овладение, интуитивная мудрость, а не как абстрактно-логическая доказательная система представлений.

Конечно, это лишь беглый и контурный абрис двух великих куль­турных традиций. Как мы уже отмечали, идет диалог, взаимодей­ствие между двумя великими культурными традициями, сохраняю­щими, тем не менее, ощутимые своеобразие, самобытность.

Нередко называют и другие различия двух традиций. В частно­сти, указывается на то, что Восток — традиционалистская культу­ра. Следование традициям жить так, как было принято, — важней­шая ценность для Востока, что, соответственно, предопределяет невысокую динамичность восточного общества. Но традиционализм может быть воспринят не как специфика (самобытность), отличи­тельная особенность восточной культуры, а как определенный этап социально-исторического развития Востока. Ведь традиционализм, как, кстати, и общинность (связанная с сельским укладом жизни), был характерен и для культуры Запада до периода Ренессанса, Ре­формации и индустриализации и т.д. Поэтому нельзя утверждать, что в рамках западной культуры вообще не может идти речь о тра­диционализме. Точнее было бы сказать, что в современной запад­ной культуре традиционалистская мотивация (да и общинная) пред­ставлена ощутимо слабее (поскольку во многом изжита), чем в во­сточной.

Анализируя различия между Востоком и Западом, мы постоян­но вынуждены решать, что является социально-историческими раз­личиями и что является различиями, порожденными собственной спецификой Запада или Востока, т.е. что является отсталостью, а что — самобытностью.

Приведем примеры из современной японской жизни — чем они порождены: социально-историческими особенностями современ­ного этапа развития японского общества или самобытностью япон­ской культуры?

447

1. «Японцы очень заботятся о произведенном на других впечатле­
нии. Они во многих случаях определяют свое поведение в зависи­
мости от того, что скажут окружающие: похвалят или будут ругать.
Поэтому в японском языке появилось такое трудно переводимое
слово «сэкэнтэй» — впечатление, производимое на людей, благо­
пристойность, репутация. Но японца интересует мнение не всех
людей, а лишь близкого круга лиц. В Японии очень большое значе­
ние придается разделению людей на знакомых и незнакомых. Счи­
тается, что в обществе незнакомых можно вести себя как угодно.
Не стыдно купить без очереди билет, если в этой очереди нет зна­
комых. Японцы не соблюдают чистоту в общественных местах, не
относятся бережно к общественной собственности, не являющейся
собственностью их групп. В человеческих отношениях они могут
обойтись очень невежливо с незнакомым человеком и причинить
ему неприятность»*. По признанию одного из японских исследова­
телей Ц. Кэндзо, характерная для японцев склонность разделять
«своих» и «чужих», «поступать как все», восходит к земледельческой
общине, к клановому характеру общества**.

2. Сотрудник Института культуры при Японской радиовещательной
корпорации И. Есихика, проведя социологическое обследование 3600
японцев, исследовал проявления национальной психологии в со­
временной речевой практике японцев. Респондентам было пред­
ложено назвать свои любимые слова. Самыми популярными оказа­
лись слова «усилие» и «терпение» (26,8% опрошенных), затем «спа­
сибо», «преданность», «характер» (натура)", «любовь», «согласие», «со­
чувствие», «дружба» и «доверие»***.

На наш взгляд, если в первом примере мы имеем дело с при­знаками традиционалистски-общинной организации социальной жизни, то во втором — со спецификой, самобытностью японской культуры. Причем (и это особенно следует подчеркнуть) в реаль­ной жизни эти две составляющие тесно переплетаются, взаимо­действуют, взаимодополняют и выступают в тесном и органичном единстве, предстают как единая целостная культура.

Одной из наиболее актуальных проблем совре­менной отечественной социальной науки явля­ется осмысление культуры России в мировом социокультурном пространстве, в том числе в ракурсе двух великих мировых культурных тра­диций. Выявление сущностных составляющих феномена российс­кой культуры является важным условием формирования самосоз­нания россиян, определения особенностей социокультурной орга­низации российского общества и т.д.

^: См.: Социоку/ь.турные исследования о Японии — М., 1981, с. 118—124. ' Там же., с. 125 '**Тамже, с. 110.

448

Возникновение этой проблемы восходит к дискуссии «славяно­филов» и «западников». Начало научному изучению особенностей российского социокультурного пространства и российской циви­лизации положила книга Н.Я. Данилевского «Россия и Европа» (1869). Являясь одним из основоположников учения о глобальных цивили­зациях, Данилевский вводит термин «российская цивилизация», подчеркивая, что российская культура с присущими ей приорите­тами и стандартами является суперсистемой, что «Россия — это не просто страна, а часть света» (по выражению Николая II), культура которой и по масштабам распространения, и по глубине своеобра­зия, самобытности позволяет ей фактически выступать как особый культурный мир (цивилизация).

В 20—30-х гг. XX в. российские ученые-эмигранты выдвинули идею «евразийства». Обоснование «евразийства» с позиции концепции многовариантности (мультилинейности) исторического процесса было дано Н.С. Трубецким. Россия рассматривалась как особый зам­кнутый культурный регион — Евразия, пространственно, истори­чески и духовно слитый с азиатским ареалом.

Происходящие в нашем обществе реформы, идущие трудно и противоречиво, вновь остро ставят вопрос об особенностях рос­сийского общества, его культуры, которая во многом определяет пути и возможности нашего дальнейшего развития.

Для ответа на столь вахшые в научном, политическом и даже практическом отношении вопросы в науке пока не накоплен дос­таточный фактуальный и аналитический материал. Сегодня анализ российской цивилизации носит во многом умозрительно-философ­ский, в чем-то идеологический характер. В этих дискуссиях не всег­да разводятся социально-исторические особенности российской культуры и ее самобытность, специфичность. Сопоставление с дру­гими мирами (цивилизациями) носит нередко пропагандистский характер.

Существуют следующие позиции.

«Западническая». Российская цивилизация рассматривается как запаздывающая по отношению к Западу. Западный путь развития рассматривается как единственное и последовательное выражение общечеловеческих тенденций развития. Подобные взгляды объеди­няют «западников» XIX в. и реформаторов начала 90-х гг.

«Славянофильская». Отрицается отставание от Запада и отстаива­ется самобытность российской цивилизации — ее духовность, мо­ральная направленность, что выгодно отличают ее от западной куль­туры. В частности, указывается на такие самобытные черты, как общинность и соборность, способствующие преодолению индиви­дуализма. (Но где здесь самобытность, а где социально-историчес­кая особенность российской цивилизации?)

449

15 Общая социолси ия

«Антиномийнал» (условное название). Делается акцент на анали­зе внутренних «непримиримых» противоречий российской культу­ры, которые, как считают сторонники этой позиции, обрекают ее на аморфность и непоследовательность, а принадлежащую подоб­ной культуре систему социальных взаимодействий наделяют непред­сказуемостью, нестабильностью, господством произвола власти и т.д. По утверждению Н. Бердяева, Россия соединяет в себе Запад и Восток как два потока мировой истории, и это соединение пре­вращает ее отнюдь не в некий интегральный вариант, а в арену столкновения и взаимодействия двух потоков мировой истории — Востока и Запада*.

Представители «антиномийной» позиции отмечают, что исход­ная характеристика русской культуры состоит в том, что в ней от­ражается пограничное положение России между двумя континен­тами и цивилизациями — Европой и Азией, Западом и Востоком. Это промежуточное положение имеет не только исторический, но и социокультурный, этнический характер. На территории России с первых шагов становления российской культуры и государственно­сти шло глубокое взаимодействие славянских, тюркских, угрофин-ских народов, их культур и религий. При этом сам русский народ занимал огромную территорию, проживал в самых различных при­родно-климатических условиях, входил в контакт с народами, ис­поведующими самую различную культуру и веру. Это также способ­ствовало чрезмерной вариативности обычаев, обрядов, образцов поведения. Промежуточное положение между Западом и Востоком, взаимодействие с обоими этими началами в самых разных формах и противодействие им обусловили глубокую противоречивость рус­ской культуры, ее раздвоенность и внутренний раскол, постоян­ные перемены во внутренней (от реформ к консерватизму) и внеш­ней (от союза с Западом до противостояния ему) политике**.

Конечно, в любой культуре можно обнаружить противоречия, несостыкованности приоритетов, создающих разнообразие нацио­нально-духовной жизни: индивидуализм — коллективизм, смире­ние — бунт, галантность — мужественность, сентиментальность — жесткость***. Подобные противоречия вполне обоснованы — ведь в зависимости от ситуации, области деятельности мы можем делать акцент на досуге или работе, доброте или жестокости. Более того, наличие подобных противоречий, присущих любой сложной сис­теме ценностей, как уже отмечалось в предыдущих главах, позво-

* Бердяев Н.А. Русская идея//Вопросы философии. — 1990 — № 1, с. 78

** Проблемам раздвоенности русской культуры посвящены рыботы А С Ахие-

зера, Б.С Ерасова, Ю.М. Лотмана и др.

*** «Хризантема и меч» — таково название книги Р Бенедикт о Японии

450

ляет культуре проявлять большую гибкость, легче адаптироваться к ситуации. Это не непримиримые противоречия, а различные тен­денции, которые могут сочетаться в зависимости от ситуации и области применения. При этом в целом не нарушается соразмер­ность, целостность культуры и в то же время ее самобытность.

Но в русской культуре, по мнению Б.С. Ерасова, «наряду с эти­ми антиномиями постоянно присутствуют устойчивые черты прин­ципиального разрыва: между природно-языческим началом и высокой религиозностью; между культом материализма и привер­женностью к возвышенным духовным идеалам; между всеохватной государственностью и анархической вольницей, духом свободы и покорностью и т.д.»*. Наличие подобных непримиримых тенденций делает культуру неустойчивой, неспособной дать целостную, ин­тегрированную картину мира. Личность получает в подобной куль­туре противоречащие друг Другу, но считающиеся при этом одина­ково приемлемыми предуказания. Подобная «антиномийность» ве­дет к тому, что культура с трудом реализует одну из важнейших своих функций — интеграцию общества, несет в себе зримые зерна его раскола, перманентных конфликтов ценностей, атомизации, при которой автономия личности легко трансформируется в анар­хическую безответственность, сочетающуюся со страхом, неуве­ренностью в себе.

Проблема «российской цивилизации» требует серьезного и не­предвзятого исследования философов, социологов, культурологов. Лишь поняв свою культуру своей страны, ее традиции, ценност­ные приоритеты, стандарты поведения, мы можем анализировать пути развития российского общества, формулировать реалистичес­кие, выполнимые задачи, которые будут поняты и реализованы российским народом.

«Единство через многообразие» — вот краткое выражение сути культурной жизни общества. Куль­тура любого современного общества представляет собой совокуп­ность различных субкультур, которые взаимодействуют, сочетают­ся друг с другом, сохраняя вместе с тем свои особенности.

Основу культуры любого общества составляет общеразделяемая всеми членами общества система базовых ценностей, прежде всего «конечные истины бытия», исходные ценностные приоритеты, предпочтения. В то же время существуют модификации культуры общества в соответствии с возрастными, профессиональными, тер­риториальными, классовыми и другими особенностями той или иной группы людей. Речь идет именно о модификации, при кото-

* Ерасов Б.С Антиномии российской цивилизации В кн.: Российская цивили­зация. — М., 1998, с 44.

451

Г

рой, сохраняя характерный для данной культуры менталитет, иерар­хию ведущих ценностей, норм и образцов поведения, в рамках той или иной группы, возникают, во-первых, специфические, особые ценности, нормы, обычаи, обеспечивающие регулирование связей в соответствующих социальных институтах (воинская, врачебная субкультуры и др.), во-вторых, стилевые особенности, акценты, которые выражают особенности типа жизнедеятельности носите­лей субкультуры, их истории (городская субкультура, субкультура казаков и т.д.), в-третьих, определенные (идеолого-групповые) разли­чия в понимании путей развития общества (идеология рабочего класса и т.д.). «Следовательно, мы имеем дело с двумя уровнями ценностей, норм, обычаев: общеразделяемыми и специфически­ми... Безусловна зависимость второго локального уровня от фунда­ментальных ценностей общества, которые позволяют не только ин­тегрировать группы с самыми различными субкультурами, но и оп­ределенным образом осуществляют ценностный и нормативный кон­троль над ними...»*

Рассматривая субкультуры общества, необходимо отделить те субкультуры, которые противостоят культуре данного общества, являются ее антагонистами, нарушают социальный порядок, — это субкультура преступного, уголовного мира (делинкветная субкуль­тура), а также так называемая контркультура.