Взаимодействия: формы, типы и принципы регуляции 4 page

2. В конечном счете внутрисистемные конфликты — это столкно­
вение, противоборство идей, критериев приемлемости ценностей.

Проблема конфликтов весьма многообразна. Существует огром­ное количество видов конфликтов, их форм, причин возникнове­ния и т.д., что крайне затрудняет их систематизацию и выявление общесоциологических аспектов анализа конфликтов.

На наш взгляд, систематизация конфликтов затруднительна по той причине, что основания для их типологии взаимопересекаются. Мы уже указывали, что главной причиной внутреннего (внутрисис­темного) конфликта могут быть пересмотр одной из сторон норм, ценностей, ее несогласие со старыми правилами игры, т.е. в основе лежит конфликт ценностей. Но конфликт ценностей (на наш взгляд, решающий вид конфликта) может быть не только внутрисистем­ным, но и межсистемным, когда два государства или две группиров­ки государств, имеющих различные системы ценностей, по-разному оценивают те или иные события (например, «холодная война» меж­ду СССР и США). Нередко такие конфликты возникают и между странами одной религии, одной системы ценностей (пример — пер­вая мировая война).

В то же время и внутренний (внутрисистемный) конфликт не обязательно представляет собой конфликт ценностей. Вполне воз­можно, что два конкурента конфликтуют в борьбе за должность начальника. Оба молоды, оба имеют одну и ту же шкалу ценнос­тей, оба имеют равные притязания. Здесь уже имеет место конф­ликт притязаний.

Во многом схожи с конкурентными, хотя имеют существенные отличия, «экспансионистские» конфликты, сопровождающиеся зах­ватом чужой территории, чужих зон влияния, чужой собственнос­ти, зон компетентности.

Но при всем разнообразии конфликтов можно констатировать, что любой «конфликт... есть одновременно развертывание действия и контрдействия. Это реализация намерений и вместе с тем преодо-

199

ление сопротивления, которое неизбежно встречается в ходе этой* реализации. Это исключительно сложное совместное действие по "' меньшей мере двух сторон, объединенных противостоянием»*.

Современная социология далека от идиллического умиления сотрудничеством и негативного отношения к соперничеству. Идео­логическая нейтральность, непредвзятость современной социоло­гии позволили ей выработать объективное отношение к этим видам взаимодействия, отрицающее однозначную похвалу или однознач­ное осуждение того или иного их вида, оценить их внутреннюю сложность и многозначность.

Прежде всего отметим, что в реальной жизни дружба может со­четаться с элементами внутренней конкуренции и, более того, иметь некоторый элемент статусного неравенства, статусного превосход­ства одного из партнеров, а сотрудничество со временем может перерасти в конфликт. Стремление же любой ценой сохранить со­трудничество, согласие, стабильность может привести к тому, что будет законсервировано такое сотрудничество, в котором одна из сторон чувствует себя несправедливо обделенной, а другая откро­венно паразитирует на активности, энергичности партнера. Подоб­ное сотрудничество чревато неприятными последствиями — может произойти внезапный крах всей системы взаимодействий ввиду наличия скрытого конфликта. Поэтому нельзя однозначно пози­тивно оценивать любое сотрудничество, стремясь сохранить его любой ценой.

Также нельзя однозначно негативно оценивать и соперничество. Общепризнанна польза конкуренции для общества, если она ве­дется по определенным правилам. Чем шире область социальных взаимодействий, в которых установлены конкурентные связи, тем выше вероятность того, что наиболее подготовленные, конкурен­тоспособные люди, организации будут востребованы в этом обще­стве. Достаточное развитие конкурентных начал означает, что мы имеем дело с развитой в обществе достиженческой мотивацией (в противовес аскриптивной).

Сложнее обстоит дело с конфликтами, особенно с их крайними формами, характеризующимися высокой интенсивностью соци­альных столкновений, в результате которых в короткий промежу­ток времени расходуется большое количество психологических ре­сурсов.

Некоторые (например, К. Маркс) считали конфликты локомо­тивами истории, «повивальной бабкой истории», решительно раз­решающей противоречия социальной жизни, осуществляющей ко­ренные преобразования социальных связей и тем самым открыва-

* Здравомыслов А.Г. Социология конфликта, с. 101. 200

ющей путь быстрому развитию производительных сил и обществен­ных отношений. При этом чем решительнее форма разрешения клас­сового конфликта, порождением которого и является социальная революция, в ходе которой конфликт достигает своего апогея, чем последовательнее уничтожаются старые традиции в ходе револю­ции, тем быстрее идет общество вперед.

Другие, подводя итоги череды французских революций XVIII— XIX вв., русских революций XX в. и анализируя более свежие собы-1ия (социалистические революции в странах Восточной Европы после второй мировой войны, исламская революция в Иране и т.д.), усматривают в любых революциях преимущественно деструктивное начало, что приводит к неправильной оценке конфликтов вообще.

Утверх<дается, что история социальной эволюции свидетельствует о том, что все фундаментальные и по-настоящему прогрессивные процессы — результат развития знания, солидарности, концепции и мотива (т.е. ассоциаций), а не ненависти, зверства, сумасшедшей борьбы — неизбежных атрибутов любой великой революции. «Рево­люция есть худший способ улучшения политических и духовных условий жизни масс... Революции скорее... не увеличивают, а сокра­щают все базовые свободы, не улучшая, а скорее ухудшая эконо­мическое и культурное положение рабочего класса. Чего бы она ни добивалась, достигается это чудовищной и непропорционально великой ценой»*.

Как уже отмечалось, любое сотрудничество может со временем не устроить одну из сторон и перерасти в конфликт. Следователь­но, возникновение конфликта — это свидетельство не патологии той или иной системы социальных взаимодействий, а ее естествен­ного развития, источник новых качественных изменений.

Конфликты возникают неизбежно, являясь свидетельством рос­та социального организма. Именно конфликты несут в себе заряд обновления системы социальных взаимодействий. В этом кредо так называемого конфликтологического направления в современной социологической мысли. Ее наиболее известные представители (Р. Дарендорф, Л. Козер), восприняв у своих предшественников мно­гие идеи о роли и природе конфликтов, в то же время предложили более зрелую (на наш взгляд), лишенную политической ангажиро­ванности концепцию. Признавая естественную неизбежность кон­фликта, американский социолог Л. Козер использует своеобразную метафору: конфликт, по его мнению, выполняет функцию страху­ющего клапана, который позволяет своевременно произвести не­обходимые реформы, преобразования, повышающие адаптацион­ные способности социального организма к окружающей среде. Тем

Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество, с. 270—271.

самым за счет определенных преобразований сохраняется целост­ность социальной системы.

Но конфликт — это очень острое оружие. В умелых руках оно лечит, развивает, а в неумелых — скорее разрушает, дезорганизует. На наш взгляд, суть современного отношения к конфликтам выра­зил Р. Дарендорф, который указывал, что конфликт «является от­цом всех вещей, т.е. движущей силой изменений, но конфликт не должен быть войной. Пожалуй, в рациональном обуздании соци­альных конфликтов заключается одна из центральных задач поли­тики»*.

Весь исторический опыт свидетельствует: если обе стороны кон­фликта проявляют терпимость, готовность к разумным компромис­сам, именно конфликт становится фактором, как правило, конст­руктивных изменений систем социальных интеракций, способствует установлению новых норм, критериев взаимоотношений, зон ком­петентности, которые (в той или иной степени) устраивают обе стороны, повышают эффективность социальных взаимодействий, укрепляют, стабилизируют социальную систему.

Если же конфликтующие стороны идут на обострение своих от­ношений, рассматривая друг друга как непримиримых антагонис­тов, придавая конфликту черты «непримиримой классовой борь­бы», то подобные конфликты имеют, как правило, огромные раз­рушительные последствия (разрушается семья, в пожаре гражданс­ких войн уничтожаются накопленные обществом ресурсы, вымы­ваются целые социальные слои, утрачивается их культура и т.д.).

Правда, истории известны случаи, когда разрешение конфлик­та, приобретшего разрушительные формы, приводил к созданию благоприятных условий для быстрого развития всего общества, в частности война между Севером и Югом в США. В целом в этом случае созидательный потенциал конфликта, несмотря на жерт­вы, все-таки превысил его разрушительные последствия. Но го­раздо чаще гражданские войны, смуты, сопровождавшиеся каз­нями, «экспроприацией экспроприаторов», отбрасывали общество назад.

Никто не может предсказать, что перевесит — созидательный импульс или разрушительное начало конфликта. Это обнаруживает­ся, как правило, постфактум. Политики, призывая к «решительному бою», всегда рисуют заманчивые картины быстрого развития страны. Но все здравые люди должны понимать: конфликт — настолько слож­ное явление, что рационально просчитать все его последствия и уп­равлять им в соответствии со своими планами невозможно.

* Дарендорф Р Элементы теории социального конфликта// СОЦИС. — 1994. — №5, с. 147.

202

В нашу задачу не входит подробное описание условий и техно­логий мирного разрешения конфликта. Опираясь на опыт и мнения социологов, мы хотели бы обратить внимание на то, что для ком­промиссного разрешения конфликта необходимы две основные фуппы условий: ценностные условия и институализация процесса предупреждения и разрешения конфликта (институализация конф­ликта).

Первое, Если конфликтующие стороны считают высшей ценно­стью, приоритетом избежание острых форм разрешения конфликта: сохранение мира на земле, неприемлемость гражданской войны в обществе, процветание организации, единство семьи и т.д., — то, каким бы острым ни был конфликт, он, как правило, может избежать той формы, которая приводит к разрушительным по­следствиям.

Как видим, и в этом-случае проблема конфликта, форм и мето­дов разрешения связана с проблемой ценностей.

Есть и другие ценностные условия: признание другой стороны правомочной, имеющей право на существование, отстаивание своих интересов. И вообще признание конфликта как такового. Пока не признано наличие конфликта (хотя бы одной из сторон), невоз­можно вести переговоры о его разрешении.

Второе. Конкуренция, конфликты неизбежны. Это часть соци­альной жизни, которую также можно и нужно упорядочить, ин-ституализировать. Конкуренция должна протекать в рамках зако­нов, правил конкурентной борьбы, которая направляет конкурен­цию (политическую, экономическую, творческую) в определен­ное русло. Закон, корпоративные правила, инструкции должны пресекать попытки нечестной конкуренции, ведущей к перераста­нию в конфликт.

Что касается конфликтов внутри социальных систем (семьи, организации, общества и т.д.), то должны быть выработаны опре­деленные процедуры, которые помогают их разрешению.

Так, в некоторых семьях не принято вмешивать детей в конфликт родителей Или рассмотрим роль партий, парламента в упорядочи­вании общественно-политической борьбы в обществе. Наличие хорошо организованных партий позволяет рядовым членам обще­ства, придерживающимся тех или иных взглядов на общественное устройство, проявлять несогласие с режимом, отдавая на выборах голоса той партии, которая этот протест наиболее точно сумела выразить. Вместо стихийных, неосознаваемых форм несогласия, протеста (которые зачастую заканчивались, как известно из исто­рии, бунтами, восстаниями, крестьянскими войнами) формируется иной механизм выражения протеста, предъявления претензий. В тех странах, в которых успешно действует парламент, исчезают гражданские войны. Ибо парламентская форма борьбы, предпола-

203

тающая как заявления протеста, несогласия, требования изменений, так и союз фракций, блоки, переговоры, согласительные комиссии, компромиссы, позволяет социальным конфликтам найти конструк­тивную форму выражения и разрешения.

По мнению Р. Дарендорфа, одним из важнейших обстоятельств, ме­няющих картину общественной жизни на Западе (ранее потрясае­мом классовыми выступлениями рабочих), явилась институализация конфликтов между рабочими и предпринимателями, вызванных рас­пределением прибыли и заработной платы. Была выработана сис­тема, элементами которой стали отраслевые профсоюзы, законода­тельство, государственная политика регулирования заработной пла­ты и т.д. Другими элементами институализации конфликта являют­ся законы о забастовках, устанавливающие сроки предупреждения о забастовке, процедуру согласительных комиссий и т.д.

§ 3. Формы социальных взаимодействий. Власть

«Ассоциация — диссоциация» как основной тип социальных взаи­модействий воплощается в конкретных формах интеракций. Рас­смотрим наиболее важные из них, представив формы социальных взаимодействий в виде своеобразной цепочки, логика и последова­тельность которой в какой-то степени воспроизводит историю воз­никновения и развития основных форм социальных взаимодействий (рис. 1). При этом мы, как и другие исследователи этих проблем, будем частично основываться на классических положениях Э. Дюр-кгейма и идеях М. Вебера (в первую очередь о власти, ее легитим­ности и т.п.).

На самых ранних этапах развития социума сотрудничество (I на рис. 1) между людьми носило достаточно широкий неспециализиро­ванный характер, чем-то напоминая взаимоотношения между со­седями в современной деревне, где принят обмен продуктами в случае необходимости. Соседи равны, ни один из них не обладает монополией на какую-либо услугу, ресурс. По Э. Дюркгейму, по­добные взаимоотношения характерны для обществ с относительно небольшими объемом и плотностью населения, ведущим натураль­ное хозяйство. Возникающие взаимодействия с другими носят спо­радический и неспециализированный характер.

Но уплотнение массы людей, порожденное ростом населения, неизбежно ведет к взаимодействию с нарастающим числом парт­неров, которые предлагают широкий набор неспециализирован­ных услуг.

Возникает конкуренция (II) между теми, кто предлагает третьему одинаковые услуги. Обострение конкуренции чревато возникнове­нием прямого противоборства, конфликтов между конкурентами.

С целью снижения конкуренции и избежания разрушительных конфликтов развивается специализация предоставляемых услуг (не

204

г

только материально-хозяйственных, но и интеллектуальных, обра-; зовательных, оборонно-силовых, управленчески-координационных, художественно-эстетических и др.), что приводит к социальному разделению труда. По выражению Э. Дюркгейма, «разделение труда есть борьба за существование, но оно представляет ее смягченную развязку. Благодаря ему соперники (конкуренты) не вынуждены истреблять друг друга, но могут сосуществовать бок о бок»*.

Специализация, разделение труда закрепляется, утверждается, приобретает самовозобновляемый характер. Возникают специаль­ности, профессии. Закрепленная специализация обеспечивает пред­сказуемость характера услуги, ее качества, количества, ее оплаты с учетом ценности и дефицитности предоставляемой специализиро­ванной услуги. Тем самым обеспечивается регулярность, возобнов-ляемость интеракций субъектов, предоставляющих специализиро­ванные услуги.

Возникает социальная кооперация (III), особая форма сотрудниче­ства, в основе которой — социальный обмен (чаще не непосредствен­но-двусторонний, а опосредованный, многоступенчатый) между субъектами, обменивающимися специализированными услугами. Спе­циализируются все социально значимые услуги — от производства сельскохозяйственной продукции до оказания интеллектуальных, обо­ронно-силовых, управленчески-координационных услуг и т.д.

Вместе с тем специализированные услуги начинают разделяться не только по конкретному содержанию, но и по ценности, дефи­цитности, рангу.

Соответственно, социальная кооперация приобретает как гори­зонтальные измерения (IV), так и вертикальное (иерархическое — V, VI). В иерархических формах взаимодействий на одном полюсе находится благодетель, наставник, правитель, на другом — опека­емый, ученик, управляемый.

Проанализируем иерархизированные формы взаимодействия.

Как уже отмечалось, способность отдельных людей, групп пре­доставлять особо ценные, дефицитные услуги ведет к тому, что те, кому предоставляются эти услуги, вынуждены расплачиваться дос­таточно дорого: ува>кением, признанием особых заслуг и даже ус­тупками, подчинением своим «благодетелям». Соответственно, глав­ным проявлением иерархических взаимодействий является оказа-, ние одним из участников взаимодействия (предоставляющим осо-| бо важные услуги) воздействия на поведение другого.

Сделаем одно уточнение. Мы рассматриваем иерархические вза-| имодействия (да и все формы взаимодействия), которые как бы!

* Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии, с. 253.| 206

«рождаются» на наших глазах. Конечно, очень часто и сегодня про­исходит становление неформальных групп, завоевание человеком лидерства в силу особых способностей, связей, умений и т.д. Но основную роль играют другие формы иерархии, в которых истори­чески возникшее сегодня функционирует как уже ставшее, в «сня­той» форме. Эти формы иерархической кооперации заранее огово­рены должностью, рангом, степенью, званием и т.д., за которыми закреплены определенные функции, права, обязанности.

Итак, основной признак иерархических взаимодействий — спо­собность оказывать воздействие на поведение другого.

В более слабом виде — это влияние (V), предполагающее учет (но не обязательно полное принятие) одним человеком мнения другого при выработке собственных решений на основе уважения, признания заслуг, ума, таланта, а значит, признания значимым для себя мнения этого человека, этой профессии, занимающего;ту должность (вспомним пример с профессором и уборщицей). Влияние — переходная к власти форма взаимодействия. С одной стороны, есть воздействие (и это роднит влияние и власть), а с другой стороны, не пастырь, а сама паства принимает решение о юм, прислушиваться ли к мнению «благодетеля».

На наш взгляд, примером такой переходной иерархизированной формы взаимодействия является феномен морального авторитета известных писателей, общественных деятелей, научного авторитета крупных ученых — создателей известных научных школ. Ярким при­мером является влияние средств массовой информации, которые в силу огромных возможностей воздействия на слушателей получи­ли название «четвертая власть».

Конечно, здесь еще нет полного подчинения, принуждения Обязы­вающая сила уважения, престижа еще не гарантирует, что во всех случаях мнения морального, научного авторитета будут учтены. Но так или иначе влияние уже содержит намек на господство, подчи­нение.

Высшая форма иерархизированных социальных взаимодей­ствий — социальная власть (VI), не только политическая, но и власть родителей, начальника над подчиненными и т.д. Нас ин­тересует прежде всего механизм фактической власти, т.е. власти, способной настоять на своем.

Основой власти как формы взаимоотношений является такое средство обмена (вознаграждения), как уступка: получатель жиз­ненно важной и дефицитной услуги (или надеющийся получить гакую услугу) обрекает себя на повиновение, т.е. на то, что его деятельность будут контролировать, координировать, программи­ровать и преобразовывать.

Наиболее точно определил это понятие М. Вебер, подчеркивав­ший, что власть означает способность настоять на своем даже при

I

наличии сопротивления, независимо от того, в чем эта способ-' ность выражается. Иными словами, власть — это такое взаимоотно­шение, при котором один субъект способен тем или иным образом, вызвать в поведении других изменения (уступки), желательные для него, даже в тех случаях, когда этого не желают те, кто должен изменить свое поведение.

Данное социологическое понимание власти фактически в тех или иных вариациях было воспринято всеми социологами, каждый из которых вносит новые нюансы, аспекты анализа власти как обя­зывающего воздействия на другого.

Интересную и логически связанную с веберовской трактовку j власти как степени свободы («властителя») дает 3. Бауман, фикси- ^! руя еще один аспект данного феномена. «Чем больше у человека власти, тем... большее количество решений может считаться для него реалистичным, тем шире круг целей, которые он может пре- < следовать вполне обоснованно, тем больше гарантий, что он полу-; чит (от тех, кто ему обязан уступить — подчиняться его воле. — А.Г.) то, чего хочет... Таким образом, власть заключается в способ­ности пользоваться действиями других людей как средствами для j достижения собственных целей (курсив наш. —А.Э.)»*.

Власть как процедура, как механизм взаимодействия — явление * сложное, многослойное.

О том, что и как порождает такое вознаграждение, как уступка, \ мы говорили в § 1 данной главы. Но выявление причин готовности (вынужденной?) подчиненного идти на уступки позволяет осмыс­лить глубинный механизм власти, который, однако, еще не исчер­пывает задачу постижения основных социологических ракурсов понимания власти.

Власть — это форма социальных взаимодействий и в то же время инструмент, обеспечивающий упорядоченный характер этих взаи­модействий. В последнем случае мы особо подчеркиваем главную социальную функцию власти. Власть имеет место именно в систе­мах взаимодействий (в группах, партиях, организациях, обществе, наконец) прежде всего как решающий инструмент, обеспечиваю-' щий, гарантирующий соблюдение принятых правил игры, норм, координированность, соорганизованность, упорядоченность дей­ствий отдельных индивидов; инструмент — препятствующий про­изволу и анархии, которые способны разрушить системы взаимо­действия, породить беспорядок, непредсказуемость. В этих целях-власть наделяется правом ограничения свободы действий отдель­ных индивидов, обладает силой принуждения.

* Бауман 3. Мыслить социологически, с. 121, 122. 208

Вместе с тем власть — это сложный механизм социального вза­имодействия. Он включает не только властные воздействия, волю, последовательность со стороны властителя, но и признание обо­снованным доверия к властным действиям и ко всему порядку, системе отправления власти со стороны опекаемых. Социология делает особый акцент не на деятельности властителя, а на леги­тимности — массовой поддержке, признании власти опекаемыми. «Господство, то есть реальная способность подчинить себе других, покоится на готовности тех, кому приказывают, слушаться прика­заний»*.

Главное не столько и не только в том, почему люди борются за власть, упиваются властью (это как раз и понятно), а в том, по­чему люди подчиняются, исполняют распоряжения других — это и есть центральный пункт социологического анализа механизмов власти.

Анализ власти как формы социального обмена способствует дос­таточно ясному пониманию природы легитимности, ее критериев: человек ожидает, что положительный эффект услуги, которую ока­зывает ему властитель, превысит те издержки, которые он несет, подчинясь распоряжениям властителя. На чем основано доверие подчиненных к властителю, что признается приемлемым, разум­ным во властных деяниях, до каких пределов власти позволительно вмешиваться в личную жизнь, приказывать, ошибаться, наконец?

Это объясняется проблемой легитимности. М. Вебер выделил три разновидности «легитимных оснований господства»: харизматичес­кое господство-подчинение; традиционное господство-подчинение; легальное господство-подчинение, — которые представляют собой вариант веберовского континуума мотивации социального действия (аффективное действие — традиционное действие — целерацио-нальное действие).

Харизматическое господство-подчинение основано на эмоцио­нальной, аффективной реакции поклонения особому дару лидера, вождя в силу его уникальных интеллектуальных, этических и дру­гих способностей и качеств. Люди подчиняются вождю не потому, что так принято, не потому, что этого требует закон, а потому, что они очарованы его обаянием.

«Харизматическое господство основано на аффективной предан­ности вождю и на дарованной ему благодати (харизме). Харизму могут обеспечить магические способности, откровение, героичес­кие деяния, сила духа или зажигательность речи... Наиболее чистые типы — господство пророков, военных героев, великих демагогов. Тот, кто распоряжается, — вождь. Те, кто подчиняются, — «учени-

Вебер М. Три типа господства, с. 185.

209

ки». Они подчиняются вождю исключительно на основании его небывалых свойств; не по своему уставному положению и не в силу традиционной почтительности*.

Харизматически обоснованное господство-подчинение играет огромную роль в изменениях общества. Можно согласиться с П. Бергером: «возможность прорыва сквозь социально «принятый мир как данность», разработаны Вебером в тезисах харизмы... Не­смотря на ясное понимание недолговечности харизмы, Вебер рас­сматривал ее как главную движущую силу истории... харизма несет в высшей степени страстный вызов или предопределение. Она за­меняет старые смыслы новыми и радикально переопределяет ос­новные посылки, касающиеся человеческого существования»**.

Но харизма быстро увядает, поэтому она выступает как некая историческая увертюра, пусковой механизм установления новых социальных порядков, социальных нововведений. В любом обще­стве — основанном или на традиционной, или на рациональной мотивации социальных действий, — преодоление устоявшегося, привычного требует особых усилий, которые возможны лишь на основе особого эмоционального порыва, доверия, создающего не только рассудочное, но и чувственно практические основания для признания, легитимации нового, его утверждения на практике. Харизма нужна новому властителю, устанавливающему новые по­рядки, законы, уставы, иначе говоря, харизма является фактором преобразования.

Если человек обладает харизмой, его господство (на производ­стве, в семье и т.д.) будет более эффективным, распоряжения бу­дут обладать большей обязывающей силой, безотлагательностью. При отсутствии у начальника харизмы его подчиненные, ориентируясь на устав, конечно, будут исполнять свои обязанности, но, воз­можно, не с таким рвением, которое могло быть при наличии у него харизмы.

Итак, харизма необходима для серьезных изменений социальных порядков, деятельности фирмы, кафедры и т.д. Для обеспечения же простого воспроизводства, функционирования общества, кол­лектива, предприятия харизма желательна, но не обязательна.

Традиционное господство-подчинение основано на вере в священ­ное происхождение существующих порядков. Человек покоряется властителю (государю, хозяину), его приказу, требованиям не по­тому, что тот имеет на это право по конституции, закону, догово­ру найма и т.д., а потому; что так принято. Но и властители долж-

* См.: Вебер М. Три типа государства//Двадцать два, № 72, июль—август, М

1990.

** Бергер П Приглашение в социологию, с. 118, 119.

210

Г

ны отдавать лишь определенные, освященные традицией распоря­жения, традиционно заботиться о своих подчиненных. Традиция достаточно надежно регулирует взаимоотношения между властите­лем и подчиненным (например, подчинение распоряжениям стар­шего в семье, традиционное подчинение аксакалу и т.д.)- Традици-: онный тип легитимности при всей своей недостаточно рациональ-| но-логической обоснованности, осмысленности обладает достаточно (сильными ресурсами принуждения.

Легальное господство-подчинение, или господство на основании устава (договора, контракта, закона) осуществляется «в силу веры в обязательность легального установления власти, обоснованной рационально созданными правилами, т.е. ориентации на подчине­ние при выполнении установленных правил — господство в том виде, в каком его осуществляет современный государственный слу­жащий и все те носители власти, которые похожи на него в этом отношении»*.