Глава 55. Томми Ньютон проводил выходные в своем лос‑анджелесском доме, заканчивая работу над сценарием

Томми Ньютон проводил выходные в своем лос‑анджелесском доме, заканчивая работу над сценарием.

– Что‑то случилось? – спросил он вошедшую сестру.

– Тебе только что звонил какой‑то шутник, – ответила она и добавила с нервным смехом:

– Точнее, я надеюсь, что это был шутник.

– Лос‑Анджелес – большой город, и в нем масса сумасшедших, которые обожают телефонные розыгрыши, – успокоил ее брат. – По‑моему, – добавил он, улыбнувшись, – они таким образом борются со скукой и одиночеством.

– Это был не обычный розыгрыш, Томми.

– Почему ты так решила?

– Звонивший назвался Захарием Бенедиктом.

– Бенедиктом? – Томми отрывисто рассмеялся. – Но это невозможно. И что же он сказал?

– Он сказал… Он просил передать, что убьет тебя. За то, что ты якобы знал истинного убийцу Рейчел Эванс, но не сказал об этом.

– Но это же смешно!

– Этот человек не смеялся. Он говорил совершенно серьезно. Мне кажется, что тебе нужно позвонить в полицию. Томми задумался, но потом решительно покачал головой.

– Нет, кто бы ни был звонивший, он – либо неостроумный шутник, либо обычный сумасшедший.

– И откуда же тогда он взял номер твоего телефона, которого нет ни в одной телефонной книге?

– Очевидно, – попытался пошутить Томми, – этот сумасшедший – один из моих знакомых.

Сестра Томми подошла к журнальному столику, взяла телефон и протянула его брату.

– Звони в полицию. Даже если тебе безразлична собственная безопасность, ты все равно должен это сделать.

Поняв, что она не отступит, Томми со вздохом снял трубку:

– Ладно. Но я не удивлюсь, если они просто рассмеются мне в лицо.

Диана Коупленд высвободилась из объятий любовника и потянулась к телефону, стоявшему на столике в гостиной роскошного особняка в Беверли‑Хиллз.

– Диана, – недовольно пробурчал человек, лицо которого было так же хорошо знакомо зрителям, как и лицо Коупленд, – неужели твоя горничная не может ответить на звонок?

– Это моя личная линия, – объяснила она, снимая трубку. – Наверное, какие‑то изменения в завтрашних съемках. Алло?

– Ди‑Ди? – послышался в трубке низкий мужской голос. – Это Зак. Ты знала, кто убил Рейчел, но позволила им осудить меня. Теперь можешь считать себя покойницей.

– Зак, подожди!.. – начала Диана, но в трубке уже раздавались короткие гудки.

– Кто это был?

Посмотрев на него невидящим взглядом, Диана медленно поднялась с дивана и застыла.

– Зак Бенедикт… – Голос ее дрожал.

– Что? Ты уверена?

– Он… Он назвал меня Ди‑Ди. А так меня называл только Зак.

С этими словами Диана вышла из столовой и направилась в спальню. Сняв трубку телефона, который стоял на тумбочке рядом с кроватью, она набрала знакомый номер.

– Тони? Я… Мне только что звонил Зак Бенедикт.

– Мне тоже. Не волнуйся. Это был просто какой‑то, сумасшедший.

– Но этот сумасшедший назвал меня Ди‑Ди! А так меня звал только Зак, Он сказал, что я знала, кто убил Рейчел, но позволила ему сесть в тюрьму. И теперь он собирается убить меня.

– Успокойся! И не забивай себе голову всякой ерундой! Скорее всего, это какой‑то дотошный репортеришка, который за неимением лучшего пытается оживить уже начавший затухать скандал с побегом.

– Я звоню в полицию.

– Это твое дело. Если тебе нравится выглядеть полной идиоткой, не смею тебе мешать. Только не надо втягивать в это меня. Звонивший, кто бы это ни был, – не Зак.

– А я тебе говорю, что это он!

Эмили Макдэниелс подошла к бассейну и поудобнее устроилась в шезлонге. Бассейн, так же как и весь этот дом в Бенедикт Каньоне, принадлежал ее мужу, доктору Ричарду Гроуверу. Они были женаты уже полгода, и все это время казалось сплошным медовым месяцем. Заметив жену, Гроувер подплыл к бортику.

– Кто это звонил? – поинтересовался он, откидывая волосы со лба, и Эмили в очередной раз подумала о том, какие у него красивые руки – изящные, длиннопалые, чуткие руки нейрохирурга.

– Только не говори, что это срочный вызов на операцию, – полушутя‑полусерьезно взмолился он, с тревогой вглядываясь в ее побледневшее, расстроенное лицо.

– Это не был вызов на операцию.

– Так это же чудесно! – Ричард попытался перейти на игривый тон. – А теперь, раз все мои пациенты оказались хорошо воспитанными людьми и не стали портить нам этот чудесный субботний вечер, почему бы тебе не присоединиться ко мне и не доказать, что ты все еще любишь меня.

– Дик, – сдавленным от сильного волнения голосом сказала Эмили, – это звонил папа.

– Что‑то случилось? – вылезая из бассейна, спросил Ричард, не на шутку встревожившись.

– Он сказал, что ему звонил Захарий Бенедикт.

– Бенедикт? – недоверчиво переспросил ее муж. – Если этот парень после всего, что произошло, решил наведаться в Лос‑Анджелес, то он не только убийца, но и сумасшедший. Полиция сцапает его в мгновение ока. И чего же он хотел?

– Меня, – чуть не плача ответила Эмили и пояснила:

– Зак думает, что я знаю, кто на самом деле убил Рейчел. И он передал моему отцу, что я должна немедленно сообщить об этом во все газеты, потому что иначе он будет убивать всех, кто в тот день был на съемочной площадке. – Эмили ненадолго задумалась, а когда заговорила снова, в ее голосе не было ни страха, ни тревоги. – Должно быть, это какой‑то сумасшедший. Зак никогда бы не стал мне угрожать. Он не имеет ничего общего с тем чудовищем, каким его изображают. После тебя это самый замечательный человек, которого я когда‑либо встречала в жизни.

– Боюсь, что очень немногие разделяют твое мнение.

– Но это действительно так! Что бы там ни говорили и ни писали во время суда, на самом деле Рейчел Эванс была злобной, эгоистичной интриганкой, которая вполне заслуживала смерти! Мне только очень жаль, что Заку из‑за нее пришлось сесть в тюрьму. – Эмили снова задумалась и невесело рассмеялась:

– Все думали, что Рейчел – весьма посредственная актриса. Как же они заблуждались! Это была просто гениальная актриса, правда, не на сцене, а в жизни. По‑моему, никто так и не понял, что скрывалось за ее безмятежной улыбкой. Все считали ее элегантной, изысканной и очень спокойной женщиной с безупречными манерами. Ничего подобного! Если хочешь знать мое мнение, то она была самой настоящей уличной кошкой.

– Ты хочешь сказать, такой же блудливой?

– И это тоже, но я имела в виду нечто другое. – Эмили нагнулась и подняла полотенце, которое Ричард оставил рядом с бортиком бассейна. Аккуратно свернув его, она снова заговорила, тщательно подбирая слова; – Ты, наверное, не раз обращал внимание, как ведут себя бродячие кошки. Они осторожно крадутся, стараясь поменьше попадаться на глаза, рыскают по помойкам и живут за счет людей, выбросивших объедки, а те об этом даже не подозревают. Вот и Рейчел Эванс была точно такой же.

– Очень образно, – поддразнил Ричард, – но боюсь, что по‑прежнему непонятно.

Откинувшись на спинку шезлонга, Эмили попыталась объяснить, что она имела в виду, на более конкретных примерах.

– Если Рейчел знала, что какой‑то человек чего‑то очень хочет – будь то роль, любовник, платье или украшение, – она делала все от нее зависящее, чтобы помешать ему заполучить желаемое. Так было, например, с Дианой Коупленд, которая любила Зака – по‑настоящему любила. Но она настолько тщательно скрывала это, что я оказалась, наверное, единственным человеком, который узнал ее секрет, да и то случайно.

Эмили надолго замолчала, и Дик, так и не дождавшись продолжения, сказал:

– Я никогда не спрашивал тебя о Бенедикте и о суде, потому что видел, что эта тема тебе неприятна, но теперь, раз уж ты сама заговорила, то не буду скрывать, что мне очень интересно узнать кое‑какие подробности, которые не попали в газеты. Например, никто не писал о том, что Диана Коупленд влюблена в Бенедикта.

– Действительно, я никогда не говорила об этом. Просто в свое время я дала себе слово никогда и ни с кем не говорить на эту тему. Ведь даже мужчинам, с которыми я встречалась, я не могла рассказать всю правду, не будучи уверена в том, что мои слова в искаженном виде не попадут в газеты. Но теперь, – улыбнулась Эмили, – я, наверное, могу сделать исключение. Кому же и доверять, как не родному мужу?

Она снова задумалась, но на этот раз ненадолго, и начала свой рассказ:

– О том, как Диана относится к Заку, я узнала через несколько месяцев после суда, когда Зак уже сидел в тюрьме. Я написала ему одно письмо, но оно вернулось нераспечатанным, с пометкой «Вернуть отправителю», сделанной рукой Зака. А через пару дней после этого ко мне приехала Диана. Она попросила меня отправить Заку ее письмо, но в конверте, надписанном моей рукой. Оказалось, что ее письмо тоже вернулось нераспечатанным и с точно такой же пометкой. Я объяснила, что ничем не могу ей помочь и что, насколько мне известно, то же самое произошло с письмами Харрисона Форда и Пата Свейзи. А потом Диана разрыдалась.

– Почему?

– Она только что вернулась из Техаса, куда ездила навестить Зака. Как только он увидел ее по другую сторону экрана, то молча развернулся и попросил охранников увести его обратно в камеру. Я пыталась объяснить ей, что это, наверное, произошло потому, что Зак очень остро переживал то, что с ним произошло, и не хотел, чтобы старые друзья видели его в таком положении. И тогда Диана расплакалась. Она говорила, что эта тюрьма – самый настоящий кошмар, что там грязно и убого, что они заставляют Зака носить тюремную одежду…

– А она что, ожидала его увидеть в костюме от братьев Брукс?

– Нет, конечно, – улыбнулась Эмили, – но ее просто потряс его вид в тюремной одежде. В общем, как бы там ни было, но она призналась мне, что была влюблена в Зака и даже согласилась на эпизодическую роль в «Судьбе» только ради того, чтобы быть рядом с ним. Рейчел догадывалась о чувствах Дианы, потому что неоднократно поддразнивала ее по этому поводу. Но одними поддразниваниями не ограничивалась – она прилагала все усилия, чтобы ни на минуту не оставлять их с Заком наедине. И это при том, что у нее самой был роман с Тони Остином и через считанные дни она собиралась подавать на развод. Кроме того, многие слышали, как она уговаривала Зака не снимать Диану в его следующем фильме.

– Но так как следующего фильма не было, то можно считать, что Диана ничего не потеряла.

– Дело не в этом, – возразила Эмили. – Дело в том, что Рейчел была самой настоящей ведьмой. Она просто не могла переносить, когда кто‑то из окружающих был счастлив. И если она узнавала, что что‑то может принести человеку хоть немного радости, то прилагала все усилия, чтобы этому помешать. Наверное, она бы не остановилась даже перед воровством.

За полгода семейной жизни Ричард достаточно хорошо изучил свою жену, чтобы понять, что она чего‑то недоговаривает.

– А что она украла у тебя, Эмили? – мягко спросил он. Эмили вздрогнула, но потом посмотрела прямо в глаза мужу и спокойно сказала:

– Тони Остина.

– Ты шутишь!

– Мне бы очень хотелось, чтобы это было шуткой. Но тогда я была слишком юной и очень глупой. И была совершенно без ума от него.

– Но он же наркоман и алкоголик! Он уже даже не актер…

– Я все это знаю не хуже тебя, – перебила Эмили, вставая. – Но тогда я считала, что смогу спасти его от всего этого и от него самого. С тех пор я много передумала и поняла, что именно в нем так привлекало женщин. На первый взгляд Тони казался очень сильным и мужественным, но потом за этим фасадом обнаруживался беспомощный и ранимый маленький мальчик, и у любой женщины тотчас же возникало желание любить и опекать его. И не только у женщины. Бедный Томми Ньютон тоже был влюблен в Тони. Зак же являлся полной противоположностью Остину – он не нуждался ни в чьей опеке, и все это сразу чувствовали.

Муж проигнорировал ее последние слова.

– Томми Ньютон, – с омерзением повторил он. – Ты хочешь сказать, что парень, который ставил твой последний фильм, был влюблен в Тони Остина? – Эмили кивнула, и Ричард задумчиво покачал головой. – В каком же дерьме тебе приходилось жить с самого раннего детства! Это же не люди, а какой‑то паноптикум.

– Иногда они действительно далеки от совершенства, – рассмеялась Эмили, – но большую часть времени это просто трудяги, которые периодически собираются вместе и в течение четырех‑пяти месяцев тяжело работают, а потом разъезжаются каждый в свою сторону, чтобы через какое‑то время снова встретиться на съемках нового фильма.

– Наверное, ты права, – согласился Ричард, – потому что в сплошной грязи не смогло бы вырасти такое удивительно чистое, доброе и порядочное существо, как Эмили Макдэниелс. – Обняв жену, он снова вернулся к теме разговора:

– Меня только удивляет, что все эти истории с тобой. Тони, Дианой и Рейчел не выплыли наружу во время следствия и суда.

Эмили пожала плечами:

– Полиция не особенно усердствовала в поисках других подозреваемых. Понимаешь, они ведь знали, что это именно Зак подменил патроны в пистолете, из которого была убита Рейчел. Мы все это знали. Кроме того, накануне вечером он угрожал, что убьет ее, и имел для этого все основания. Только у него были мотивы для убийства, и только у него было достаточно решимости, чтобы его осуществить.

– Может быть, у него и было достаточно решимости, но вот мозгов ему явно не хватило, если после всего он надеялся выйти сухим из воды.

– Нет, мозги здесь совершенно ни при чем. Ты просто не знал его. Здесь дело совсем в другом. – Эмили немного помолчала, размышляя над тем, как бы получше объяснить мужу то, что она имеет в виду. Когда же она снова заговорила, в ее голосе звучало неприкрытое восхищение. – Зак был… как сила, которой невозможно противостоять. Как ветер, который дует одновременно со всех сторон. Он был как кристалл с множеством граней, и ты никогда не знал, какой именно из них он к тебе повернется в следующую минуту. Он мог быть очень добрым, остроумным, чутким, обходительным, галантным…

– Прямо не человек, а какое‑то средоточие добродетелей…

– Но он мог также быть жестоким, грубым и совершенно бессердечным.

– В общем, сложная индивидуальность.

– Очень сложная, – не замечая иронии мужа, продолжала Эмили. – И еще ему было совершенно безразлично мнение окружающих. Если он хотел что‑то сделать, то делал это, не считаясь ни с кем и ни с чем. Из‑за этого он нажил массу врагов, многие его терпеть не могли, но все равно все относились к нему с уважением. Заку было абсолютно безразлично, что его ненавидят, как, впрочем, и то, что им восхищаются. Единственная вещь в жизни, которая его волновала, – это работа. Казалось, что ему вообще никто не нужен… То есть, я хочу сказать, что он никогда не подпускал никого слишком близко. Пожалуй, я была к нему ближе, чем кто бы то ни было.

– Только не говори мне, что он был в тебя влюблен. Еще одного любовного треугольника я просто не вынесу. Эмили весело рассмеялась:

– Я была для него всего лишь ребенком. Может быть, именно поэтому он и подпустил меня так близко. Он говорил со мной о таких вещах, о которых наверняка не говорил ни с кем, даже с Рейчел.

– О каких, например?

– О самых разных. Однажды поздно вечером, после съемок на ранчо неподалеку от Далласа, я вышла немного подышать свежим воздухом и увидела Зака, который сидел рядом с трейлером. Он стал показывать мне разные звезды и рассказывать, почему то или иное созвездие получило свое название. Рейчел, очевидно, услышала наши голоса и вышла, чтобы поинтересоваться, чем мы занимаемся. Когда я ей рассказала, в чем дело, нужно было видеть выражение ее лица. Оказывается, она даже не подозревала о том, что Зак интересуется астрономией или вообще что‑то знает о звездах.

– Понятно. Но согласись, что все, что ты мне только что рассказала, никак не объясняет его сегодняшний телефонный звонок твоему отцу.

– Я уверена, – убежденно сказала Эмили, – что это звонил какой‑то сумасшедший. Правда, отец также сказал, что видел человека, очень похожего на Зака, около нашего дома. Но скорее всего, он просто обознался.

Озабоченное выражение исчезло с лица Ричарда, уступив место легкому раздражению.

– Эмили, в каком состоянии был твой отец, когда звонил? Потому что если он опять…

– Не надо. Дик, – мягко перебила его Эмили. – Не суди его слишком строго. Пойми, что если он иногда и выпивает, то только от одиночества. Ведь я была для него всем, а потом бросила, чтобы выйти замуж…

– Не говори глупостей! Никто его не бросал. Ты же ему дочь, а не жена.

Эмили обняла мужа и положила голову ему на плечо.

– Я знаю. И поверь, папа это тоже прекрасно понимает. Но пожалуйста, никогда не забывай о том, что я смогла стать таким, как ты выразился, «чистым, добрым и порядочным существом» только благодаря папе и его самопожертвованию. Он отказывал себе во всем ради меня и посвятил мне всю свою жизнь, без остатка.

Ричард наклонил голову и нежно поцеловал жену в лоб.

– Я не забуду.