Глава 53. Забросив небольшую сумку в багажник машины, Джулия посмотрела на часы, убедилась в том, что до двенадцатичасового рейса у нее еще масса времени

Забросив небольшую сумку в багажник машины, Джулия посмотрела на часы, убедилась в том, что до двенадцатичасового рейса у нее еще масса времени, и снова вернулась в дом. Она заканчивала мыть посуду, когда зазвонил телефон.

– Привет, красавица, – раздался в трубке уже хорошо знакомый голос Пола Ричардсона, – я понимаю, что почти не оставляю тебе времени на размышления, но очень хотелось увидеться с тобой в эти выходные. Я бы мог завтра прилететь из Далласа и сводить тебя в какой‑нибудь ресторан в честь Дня Святого Валентина.

Джулия решила для себя, что если за ней действительно по‑прежнему следят, то именно «невинная» поездка, подобная той, которую она собиралась предпринять в эти выходные, могла бы помочь обмануть ее стражей и усыпить их бдительность.

– К сожалению, Пол, я не могу. Через полчаса уезжаю в аэропорт.

– И куда же ты собираешься лететь?

– Это официальный допрос? – ехидно поинтересовалась Джулия, прижимая трубку щекой к плечу и продолжая мыть посуду.

– Если бы это был официальный допрос, то я бы вряд ли проводил его по телефону.

Джулию раздирали совершенно противоречивые чувства. С одной стороны, Пол был ей симпатичен и после всего того, что он для нее сделал, она привыкла доверять ему. Но с другой стороны, именно сейчас ей следовало особенно остерегаться малейшего неосторожного шага, который бы мог поставить под угрозу предстоящий побег. Колебания были недолгими – Джулия решила придерживаться легкомысленного, ни к чему не обязывающего тона, и ни в коем случае не откровенничать сверх меры.

– Боюсь, я еще недостаточно хорошо изучила ваши методы работы, – попыталась отшутиться она.

– Джулия, что я должен сделать, чтобы ты наконец поверила мне?

– Как насчет того, чтобы бросить свою нынешнюю работу?

– Неужели нет никакого менее кардинального пути?

– Пол, извини, пожалуйста, но мне еще нужно переделать кучу дел. Давай поговорим после моего возвращения.

– Откуда и когда?

– Я собираюсь навестить бабушку одной моей приятельницы, которая живет в небольшом пенсильванском городке – Риджмонте, если тебя интересуют более точные координаты. Вернусь завтра поздно вечером.

Пол огорченно вздохнул:

– Что ж, счастливого пути. Придется еще раз попытать счастья на следующей неделе. Надеюсь, больше никаких поездок у тебя не намечается?

– Ммм. Нет. Спасибо, что позвонил. А теперь мне пора, – торопливо попрощалась Джулия, выключая посудомоечную машину.

Пол Ричардсон повесил трубку рабочего телефона и тотчас же набрал следующий номер. Его пальцы нетерпеливо барабанили по крышке стола – он явно нервничал в ожидании ответа.

– Мистер Ричардсон, – сообщил бодрый женский голос, – Джулия Мэтисон заказала билет на дневной рейс, следующий из Далласа в Риджмонт, штат Пенсильвания. У вас есть еще какие‑нибудь вопросы?

– Нет, – сразу повеселев, ответил Ричардсон и, откинувшись на спинку стула, облегченно вздохнул.

– Ну и? – поинтересовался Дэвид Ингрэм, выходя из соседней комнаты. – Что она тебе сказала по поводу сумки, которую положила в багажник?

– Правду, черт бы тебя побрал! Она сказала мне правду, потому что ей нечего скрывать.

– Черта с два. Ты, кажется, предпочитаешь не задумываться о такой небольшой мелочи, как звонок из Южной Америки, которого она ждала в школе прошлым вечером?

– Южной Америки? – переспросил Пол, резко поворачиваясь к другу. – От его недавнего благодушия не осталось и следа. – Надеюсь, ты выяснил, откуда именно звонили?

– Угу. Пять минут назад. Из гостиницы в Санта Лючия Дель Map.

– Бенедикт! – с ненавистью прошептал Пол. – И под каким же именем он зарегистрировался?

– Хосе Фелисиано, – несмотря на всю серьезность ситуации, Ингрэм с трудом сдерживал улыбку. – Ты представляешь? У этого сукиного сына хватило наглости зарегистрироваться именно под таким именем!

– Он что же, и по паспорту Хосе Фелисиано? – недоверчиво переспросил Пол.

– Портье не попросил его предъявить паспорт. Он подумал, что это кто‑то из местных. А почему бы и нет? Если ты помнишь, Бенедикт – смуглый, кареглазый брюнет и прекрасно говорит по‑испански, как очень многие в Калифорнии. Кстати, теперь он еще и отпустил бороду.

– Из гостиницы он уже наверняка выписался?

– Естественно. Он заплатил за сутки вперед, и на следующее утро, когда горничная пришла убирать, в номере уже никого не было. Постель была даже не тронута.

– Он может наведаться в эту гостиницу еще раз – если возникнет необходимость позвонить. Установите за ней наблюдение.

– Уже установили.

Пол наконец перестал нервно вышагивать по кабинету и снова сел за стол.

– Они разговаривали почти десять минут, – добавил Ингрэм. – За это время можно о многом договориться. В том числе и о плане побега.

– Ты забываешь о том, что такая девушка, как Джулия, могла просто переживать за симпатичного ей человека и пойти на этот разговор лишь затем, чтобы убедиться, что у него все в порядке. У нее доброе сердце, и она искренне верит в то, что этот мерзавец – жертва обстоятельств. Если бы она хотела бежать с ним, то сделала бы это гораздо раньше.

– Может быть, он просто не захотел взять ее с собой?

– Ну да, конечно! – язвительно воскликнул Пол. – А теперь, через несколько недель, он вдруг решил, что не может жить без нее, и начал осаждать ее звонками, несмотря на то, что ему прекрасно известно о том, что им и, естественно, ею интересуется ФБР.

– Послушай, Пол, – угрожающе процедил Ингрэм, – может быть, хватит упорно напрашиваться на неприятности? Твое навязчивое желание опекать эту девицу уже стало предметом для шуток всего нашего отделения. Это может плохо закончиться. Ежу понятно, что она нас водит за нос. Нам давно надо было привезти ее в Даллас и…

Пол сделал глубокий вдох и в сотый раз напомнил себе, что Ингрэм – его друг и все, что он говорит, вызвано искренним беспокойством за него. Пола.

– Дэйв, – как можно спокойнее сказал он, – не забывай о том, что у нас нет никаких серьезных оснований для подозрений. Не говоря уже о доказательствах.

– А как тогда назвать ту информацию о телефонном звонке из Южной Америки, которую мы получили пять минут назад?

– Послушай, – примирительно сказал Пол, – если ты прав, то она приведет нас прямо к Бенедикту. Если же нет, то незачем подвергать Джулию лишним унижениям.

– И тем не менее я все же распорядился установить за ней постоянное наблюдение.

Теперь уже Пол сдерживался из последних сил.

– Разреши тебе напомнить, – сквозь зубы процедил он, – что меня пока еще никто не отстранял от ведения этого дела. А потому, прежде чем что‑либо предпринять, изволь это согласовывать со мной. Понятно?

– Понятно! – огрызнулся Дэйв, который был почти так же зол, как и его друг. – Тебе удалось что‑нибудь выяснить о машине, которая на прошлой неделе стояла у ее дома почти весь вечер?

Порывшись в бумагах. Пол нашел нужную и швырнул ее через стол.

– Машина была взята напрокат в компании «Херц» Джозефом О'Харой. Чикагский адрес. Досье чистое как слеза младенца. Работает шофером‑телохранителем в трастовой компании «Коллье».

– Это что‑то вроде банка?

– Это банк и трастовая компания. Основная контора находится в Хьюстоне, но отделения разбросаны по всей стране.

– Ты, конечно, забыл спросить у мисс Воплощенная невинность про ее недавних гостей из Чикаго?

– Для чего? Чтобы окончательно подтвердить ее подозрения о том, что за ней следят?

Ингрэм тяжело вздохнул и, возвращая досье О'Хары, попытался привести еще один, последний довод, который мог бы урезонить его влюбчивого друга:

– Послушай, Пол, прости, если я тебя чем‑нибудь обидел. Но мне действительно больно видеть, как ты рискуешь карьерой из‑за какой‑то синеглазой шлюшки, пусть даже с очень красивыми ногами.

Пол уже успел остыть и потому в ответ лишь широко ухмыльнулся:

– Когда‑нибудь тебе придется на коленях просить прощения за эти твои слова. Иначе мы с Джулией не позволим тебе быть крестным отцом нашего первенца.

Теперь Ингрэм окончательно понял, что любые увещевания бесполезны.

– Очень надеюсь, что этот день когда‑нибудь наступит. Клянусь Богом. Я буду очень рад за тебя.

– Вот и хорошо. В таком случае не особенно пялься на ноги моей будущей жены.

В тот момент, когда Джулия, покончив с домашними делами, уже снимала с вешалки пальто, в дверь постучали. Вздрогнув от неожиданности, она открыла и еще больше удивилась, когда обнаружила на пороге Теда вместе с Кэтрин.

– Давненько я не видела вас вдвоем, – с улыбкой сказала она.

Но Тед и не думал отвечать на ее улыбку.

– Кэтрин сказала, что ты собираешься лететь в Пенсильванию по какому‑то делу, связанному с Захарием Бенедиктом. Что это значит, Джулия?

Не дожидаясь приглашения, Тед прошел в прихожую. За ним с виноватым видом юркнула Кэтрин.

Отложив в сторону пальто, Джулия взглянула на часы. В любом другом случае она бы резко пресекла всякую попытку такого беспардонного вмешательства в ее личную жизнь, но сознание того, что через несколько дней она должна будет покинуть своих родных навсегда, придало ей кротости.

– К сожалению, у меня осталось для объяснений меньше пяти минут, – спокойно ответила она. – Тем более вчера я уже объяснила все Кэтрин. Мне, конечно, очень приятно видеть вас снова вместе, но я бы предпочла, чтобы это произошло в другой обстановке и по другому поводу.

– Прости меня, это я виновата, – торопливо начала оправдываться Кэтрин. – Я случайно встретила Теда утром, и он спросил меня о тебе. Если бы ты мне сказала, что собираешься держать эту поездку в секрете, то…

– Я не собираюсь делать ничего подобного.

– Тогда объясни мне, пожалуйста, что происходит и что ты собираешься делать.

Тед был настолько огорчен и встревожен, что Джулия невольно испытала острое чувство вины.

Она напряженно размышляла над тем, что именно следует сказать брату и подруге. Не могла же она объяснить им, что ей не дает покоя вчерашнее замечание Зака о том, что их брак будет проклят с самого начала. Но с другой стороны, ей была мучительна сама мысль о необходимости лгать им. Хотелось хотя бы частично передать то, что творилось у нее на душе, чтобы после побега им было легче понять и простить ее. Переводя взгляд с одного обеспокоенного родного лица на другое, она спросила:

– Скажите, вы верите в то, что любое дело очень важно хорошо начать? – Тед и Кэтрин обменялись недоуменными взглядами, поэтому Джулия пояснила:

– Я хочу сказать, что если какое‑то дело плохо начать, то из него уже никогда не выйдет ничего хорошего. Вы согласны со мной?

– Да, – тотчас же откликнулась Кэтрин.

– Нет, – почти одновременно с ней сказал Тед, и то, как он это сказал, заставило Джулию подумать, что в этот момент он вспомнил о своем браке с Кэтрин.

– Так как ты, судя по всему, решил постоянно вмешиваться в мою личную жизнь, – с улыбкой продолжала Джулия, – то позволь и мне ответить тебе взаимностью. Если ты имеешь в виду свой брак с Кэтрин, то все дело в том, что он просто никогда не заканчивался. Кэтрин, в отличие от тебя, это понимает. И на твоем месте я бы тоже не стала закрывать глаза на совершенно очевидные вещи. А теперь о моей поездке в Пенсильванию. Зака вырастила его бабка, и он расстался с ней при очень некрасивых обстоятельствах, когда ему было восемнадцать. С тех пор все в его жизни шло наперекосяк. И сейчас, когда он в опасности и совершенно одинок, мне бы очень хотелось, чтобы ему все‑таки хоть немного сопутствовала удача. Можете считать это суеверием, но мне кажется, что, наведя те мосты, которые он в свое время безжалостно сжег, я тем самым помогу ему снова обрести своего ангела‑хранителя.

Ее слова вызвали у Теда такое недоумение, что он не сразу нашелся, что ответить, как, впрочем, и Кэтрин. Глядя на этих так любимых ею людей, Джулия очень старалась говорить как можно спокойнее, но даже невооруженным глазом было видно, какое огромное значение она придает следующим своим словам:

– Запомните, пожалуйста, то, что я вам сейчас сказала, ладно? Для счастья бывает так важно знать, что твои родные и близкие желают тебе добра… даже если ты поступаешь не совсем так, как они считают нужным. Когда же твоя семья тебя ненавидит, это… это хуже проклятия.

Джулия уехала, а они все молчали. Наконец заговорил Тед:

– Какого черта она хотела всем этим сказать?

– По‑моему, она выразилась достаточно ясно, – задумчиво ответила Кэтрин. Ей не давали покоя странные, напряженные нотки, которые она безошибочно различила в голосе Джулии. – Боюсь, что я слишком суеверна, как и мой отец, но мне кажется, что ей все же не стоило употреблять такое сильное слово, как «проклятие». Так можно и беду накликать.

– Я сейчас говорю совсем не об этом. Я хочу знать, что она имела в виду, когда говорила, что наш брак на самом деле никогда не заканчивался и ты это понимаешь?

В течение последних нескольких недель Кэтрин наблюдала за тем, как Джулия мужественно противостояла ФБР и всему миру, открыто высказываясь в поддержку Захария Бенедикта, убежденная в его невиновности. И это несмотря на то, что при прощании там, в Колорадо, он жестоко посмеялся над ее любовью. В то же самое время стараниями той же Джулии ей удавалось довольно часто встречаться со своим бывшим мужем. Но в общении с Тедом Кэтрин прилагала все усилия для того, чтобы ничем не выдать своих истинных чувств по отношению к нему. Она лишь продолжала настойчивые попытки преодолеть его неприкрытую враждебность, избрав постепенную, чрезвычайно осторожную стратегию поведения и ни в коем случае не пытаясь как‑то ускорить естественный ход событий. Она справедливо опасалась, что открытым признанием в любви лишь еще сильнее оттолкнет этого нового, посуровевшего и ощетинившегося Теда. Нельзя было также забывать и о том, что сейчас он встречался с совсем другой женщиной, и эти свидания участились после ее возвращения в Китон. Теперь Кэтрин приходилось с горечью признать, что все ее усилия оказались тщетными, что Тед ни на йоту не изменил своего отношения к ней, что он лишь вынужденно терпит ее присутствие, скрывая свое презрение под маской деланной, безразличной вежливости.

И внезапно Кэтрин почувствовала, что если она не скажет всей правды именно сейчас, то уже не решится на это никогда. Что она просто не выдержит этого постоянного нервного напряжения, если немедленно не расскажет Теду о своих истинных чувствах по отношению к нему. Боязнь быть осмеянной и униженной сменилась твердой решимостью как можно скорее поставить все точки над i.

– Может быть, ты все‑таки когда‑нибудь снизойдешь до ответа на мой вопрос? – резко спросил Тед, все больше раздражаясь от затянувшегося молчания.

Мужественно стараясь не обращать внимания на дрожь в коленях и внезапно вспотевшие ладони, Кэтрин нашла в себе силы взглянуть прямо в ледяные, колючие глаза Теда и сказать:

– Джулия считает, что наш брак все еще не закончен, потому что я до сих пор тебя люблю.

– Потрясающе! И откуда же у нее взялась эта дурацкая мысль?

– От меня, – пытаясь унять дрожь в голосе, ответила Кэтрин. – Я сама сказала ей об этом.

Ответом ей послужил такой ледяной и презрительный взгляд, что Кэтрин невольно вздрогнула.

– Ты сказала Джулии, что до сих пор любишь меня?

– Да. Я рассказала ей все, и то, каким жалким подобием жены я была на самом деле, и даже… даже о ребенке.

И теперь, спустя несколько лет, одно только упоминание о ребенке, от которого она тогда сознательно избавилась, привело Теда в такую ярость, что он с трудом подавил желание ударить стоящую перед ним женщину.

– Никогда, слышишь, никогда не смей даже упоминать о гибели ребенка ни при мне, ни при ком бы то ни было. А не то… да поможет тебе Бог. Я…

– Что ты?! – в отчаянии воскликнула Кэтрин. Теперь уже никакие силы не смогли бы заставить ее замолчать. – Ты возненавидишь меня? Никто не может ненавидеть меня сильнее, чем я сама ненавижу себя за то, что произошло. Ты разведешься со мной? Ты это уже сделал. Ты не поверишь, что это был несчастный случай? Не верь! – Голос Кэтрин сорвался на истерический крик. – Но знай, что это действительно был несчастный случай. Лошадь, на которой я тогда ехала…

– Да замолчишь ты когда‑нибудь или нет?! – Тед яростно тряс ее, мертвой хваткой вцепившись ей в плечи, но Кэтрин не замечала боли.

– Нет, не замолчу! Я хочу, чтобы ты хоть раз выслушал меня до конца. Целых три года я пыталась забыть о том, что произошло между нами, о том, что я сделала с нашей с тобой жизнью.

– Не желаю больше ничего слушать! – Тед попытался оттолкнуть Кэтрин с дороги, но встретил настолько решительное сопротивление, что решил уступить. Иначе ему бы просто пришлось отшвырнуть ее в сторону, а он никогда не смог бы так поступить с женщиной. – Какого черта тебе от меня нужно?

– Мне нужно, чтобы ты поверил мне, что это был несчастный случай, – всхлипывала Кэтрин.

Тед изо всех сил пытался игнорировать ее слова и те чувства, которые пробуждались в нем при взгляде на такое знакомое, залитое слезами лицо, но у него это очень плохо получалось. За все те годы, что они были знакомы, он никогда не видел, чтобы его гордая, избалованная жена унизилась до слез. Но даже сейчас он смог бы устоять, если бы Кэтрин не подняла на него печальные, влажные от слез глаза и не прошептала:

– Давай не будем притворяться, Тед. Мы же оба страдали все эти годы. Так обними меня, пожалуйста, и давай покончим с этим раз и навсегда.

Теперь руки Теда действовали против его воли. Крепко прижав к груди залитое слезами лицо жены, он почувствовал, что еще немного, и от его самообладания вообще ничего не останется.

– Послушай, – предпринял он еще одну отчаянную попытку сопротивления, – между нами все кончено. Кончено, понимаешь?

– Ты можешь хотя бы выслушать то, ради чего я приехала в Китон? Тогда мы могли бы расстаться друзьями, а не врагами. – Почувствовав, как напряглось тело Теда, Кэтрин на мгновение испугалась, что сейчас последует отказ. Но ничего не произошло, и она торопливо продолжала:

– Скажи, ты хоть раз пытался допустить возможность того, что я действительно не собиралась сознательно избавиться от ребенка? Если бы ты задумался об этом, то понял бы, что у меня никогда не хватило бы элементарной смелости на такой отчаянный шаг. Разве бы стала такая трусиха, как я, рисковать собственным здоровьем, а может быть, и жизнью? Я же боялась всего на свете – крови, змей, пауков…

Прошедшие годы наложили свой отпечаток и на Теда. Он стал достаточно мудрым для того, чтобы найти в себе силы посмотреть на вещи объективно и признать, что в словах Кэтрин есть своя логика. Кроме того, теперь, когда он видел ее глаза, ему не нужно было больше никаких доказательств. Здесь он ошибиться не мог – она действительно говорила правду. При мысли об этом Тед почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение. Оно росло по мере того, как уходила ненависть, которую он заботливо лелеял в себе в течение последних трех лет.

– Ты боялась даже обычной моли.

Кэтрин кивнула. Сейчас, когда впервые за долгое время она наконец не увидела в его глазах враждебности, ей даже удалось улыбнуться сквозь слезы.

– Я не могу тебе передать, как я раскаивалась в бездушном эгоизме, из‑за которого погиб наш ребенок. Как я раскаивалась в том, что превратила наш брак в пародию. Теперь я понимаю, каким кошмаром была для тебя наша совместная жизнь…

– Ну не таким уж и кошмаром, – невольно вырвалось у Теда, но он тотчас же добавил:

– По крайней мере не все время.

– Теперь тебе нет нужды притворяться. Я уже взрослая и вполне в состоянии нести ответственность за собственные поступки. Теперь я понимаю, что была тебе не женой, а всего лишь капризным, взбалмошным ребенком, который вдруг решил поиграть в семейную жизнь. Я не убирала, не готовила, а когда тебе надоедало потакать моим прихотям, отказывалась даже спать с тобой. Я, и только я, виновата в том, что наш брак не удался.

К ее великому изумлению, Тед тяжело вздохнул и, задумчиво покачав головой, сказал:

– А ты по‑прежнему любишь заниматься самобичеванием. Все так же беспощадна по отношению к самой себе.

– Беспощадна к самой себе? – Кэтрин не верила собственным ушам. – Тед, ты или шутишь, или путаешь меня с кем‑то другим! На тот случай, если ты за эти годы кое‑что подзабыл, я попытаюсь немного оживить твою память. Я – та самая женщина, которая только чудом не отправила тебя на тот свет своей стряпней. Это, конечно, касается тех редких дней, когда я снисходила до появления на кухне. Это я сожгла три твои форменные рубашки в первую же неделю нашей совместной жизни. Это я всегда заглаживала стрелки на твоих брюках таким образом, что они приходились как раз на боковые швы.

– Не нужно преувеличивать. Не думаю, чтобы мне на самом деле грозило пищевое отравление.

– Мне очень сложно что‑либо преувеличить, Тед! Я же прекрасно помню, как насмехались над тобой все полицейские. Я сама не раз слышала шпильки в твой адрес.

– Неужели ты думаешь, что их насмешки ранили меня больнее, чем сознание того, что я женат на женщине, которую бессилен сделать счастливой?

Но Кэтрин так давно готовилась к этой исповеди, что решительно отвергла галантную попытку Теда взять часть вины на себя:

– Это не правда! Зачем ты возводишь на себя напраслину? О Боже, как вспомню, что твоя бедная мама, стараясь хоть чем‑то помочь, даже дала мне рецепт твоего любимого гуляша! Но я и его ухитрилась приготовить так, что ты постарался незаметно выкинуть его в мусоропровод. Да‑да! Не отрицай. Я сама это видела. Наверное, та же участь постигала и всю остальную мою стряпню, но я едва ли могу винить тебя за это.

– Черт возьми, Кэтрин, не говори ерунды. – Тед снова начинал сердиться. – Я ел абсолютно все, что ты готовила. Кроме гуляша. Мне очень неудобно, что ты заметила, как я выбрасываю его в мусоропровод, но я его с детства не перевариваю.

– Тед, зачем ты лжешь мне? Твоя мама сказала, что это твое любимое блюдо.

– Это любимое блюдо Карла. Мама просто перепутала. Такое уже случалось.

Внезапно до них обоих дошла вся нелепость и мелочность этого их спора. Теперь Кэтрин с трудом сдерживала смех.

– Почему же ты не сказал мне об этом тогда?

– Ты бы мне не поверила. – Обняв Кэтрин за плечи, Тед попытался объяснить своей повзрослевшей жене то, чего никак не мог объяснить двадцатилетней девчонке. – Понимаешь, в свое время юная, красивая и умная дочь Диллона Кахилла вбила себе в голову, что может сделать все что угодно, и причем гораздо лучше, чем кто бы то ни было. Когда же она в чем‑то терпела неудачу, то была настолько огорчена, сердита и зла на саму себя, что ей было бесполезно что‑либо объяснять. Кэти, пойми, ты тогда представляла себе жизнь как выполнение ряда заранее поставленных задач. Причем решать их нужно было в полном соответствии с имеющимся образцом, и ответ был тоже предопределен заранее.

Никто, кроме Теда, никогда не называл ее этим забавным уменьшительно‑ласкательным именем. И теперь, услышав его снова после такого долгого перерыва, Кэтрин почувствовала, как ее сердце сжалось от сладкой боли. А Тед тем временем продолжал:

– Ты ведь захотела вернуться в колледж сразу после того, как мы поженились, вовсе не из детского каприза. Нет. Просто неожиданное замужество никак не вписывалось в тот стройный план, который уже был у тебя в голове. И в этом плане под первым номером, естественно, стояло получение первоклассного образования в одном из престижных колледжей Восточного побережья. И твое огромное желание иметь собственный особняк тоже не было всего лишь пустой прихотью. И уж, конечно, оно не было вызвано тем, что ты хотела кому‑то доказать свое превосходство. Нет. Просто ты искренне верила в то, что мы будем счастливы в этом новом прекрасном доме, потому что… потому что именно в таком доме, по твоим представлениям, должна была жить Кэтрин Кахилл.

Прислонившись к стене и закрыв глаза, Кэтрин слушала его со смешанным чувством любви и печали.

– Ты знаешь, – наконец сказала она, – после возвращения в колледж я почти целый год каждую неделю ходила к психоаналитику, пытаясь разобраться в самой себе и в причинах нашего развода.

– Ну и что же ты выяснила?

– Практически ничего сверх того, что ты сказал две минуты назад. И знаешь, что я сделала потом?

Легкая улыбка наконец коснулась губ Теда, и он отрицательно покачал головой:

– Боюсь, что не смогу догадаться даже приблизительно. Так что же ты сделала потом?

– Я поехала в Париж и поступила учиться на самые лучшие кулинарные курсы!

– Ну и каковы были твои успехи на этом поприще?

– Не могу сказать, что я числилась среди лучших учеников, – неохотно признала Кэтрин. – Пожалуй, первый раз в моей жизни я не смогла преуспеть в том, в чем действительно хотела преуспеть.

Только Тед мог понять, чего ей стоило это признание, и он по достоинству оценил ее мужество.

– Но ты хотя бы сдала выпускные экзамены? – шутливо поинтересовался он.

– Я успешно сдала говядину, – в тон ему ответила Кэтрин, – но потерпела полное фиаско с остальными видами мяса. Особенно с телятиной.

Пожалуй, впервые за последние три года они смотрели друг на друга с улыбкой.

– Поцелуй меня. Пожалуйста, – мягко попросила Кэтрин.

– Нет! – Тед резко отшатнулся, как будто она его ударила.

– Ты что, боишься?

– Прекрати! Ты уже использовала этот трюк несколько лет назад. Больше не сработает. Я уже сказал тебе, что между нами все кончено, черт побери!

Стараясь ничем не выдать того, насколько сильно уязвлена ее гордость, Кэтрин скрестила руки на груди и ласково улыбнулась:

– Для сына священника ты слишком много ругаешься.

– И это ты мне уже говорила несколько лет назад. И я снова отвечу тебе то же самое, что и тогда. В отличие от моего отца, я сам не священник. Кроме того, – добавил он, желая окончательно развеять все иллюзии Кэтрин по поводу возможного продолжения их отношений, – за эти годы у меня несколько изменились вкусы. Теперь я предпочитаю сам выступать в роли соблазнителя.

Этого последнего удара уязвленная гордость Кэтрин выдержать уже не могла.

– Понятно, – тихо сказала она, резко поворачиваясь, чтобы уйти.

– Если хочешь знать мое мнение, – не унимался Тед, – то я бы на твоем месте поскорее вернулся в Даллас к этому Хейуорду Спенсеру или Спенсеру Хейуорду. Думаю, что бриллиантовое колье каратов эдак в пятьдесят быстро залечит любые душевные раны. Кроме того, оно идеально подойдет к этому безобразно вульгарному обручальному кольцу, которое ты носишь на пальце.

Несколько лет назад Кэтрин не спустила бы ему даже одной десятой из только что сказанного, но теперь перед Тедом стояла совершенно другая женщина, непредсказуемые реакции которой постоянно ставили его в тупик. Вот и сейчас она как‑то странно посмотрела на него и спокойно сказала:

– Спасибо за совет, Тед. Но боюсь, что я уже давно не нуждаюсь ни в чьих советах. Может быть, тебе покажется странным, но на сегодняшний день многие люди, включая и Спенсера, спрашивают совета у меня.

– По поводу чего? – насмешливо поинтересовался Тед. – Как получше сделать заявление для колонки светской хроники?

– Ну хватит! – не выдержала Кэтрин. – Я ничего не имела против твоих упреков, пока они были справедливы, но я никому не позволю оскорблять меня, прикрывая этим свою нерешительность в сексуальных вопросах.

– Свою что? – взорвался Тед.

– Ты был таким замечательным, таким великодушным, таким галантным до тех пор, пока я не попросила тебя поцеловать меня. После этого ты начал себя вести просто по‑хамски. Теперь тебе придется либо извиниться, либо поцеловать меня, либо признать, что ты испугался.

– Извини меня, – выпалил Тед с такой поспешностью, что Кэтрин не смогла удержаться от смеха.

– Извинения приняты, – сказала она, немного успокоившись, и снова повернулась, чтобы уйти.

Только теперь, окончательно сбитый с толку ее непривычной кротостью, Тед наконец до конца осознал, насколько она изменилась за прошедшие годы.

– Кэтрин, прости меня, – еще раз повторил он. – Мне действительно очень стыдно за свое поведение.

Кэтрин кивнула, но глаз не подняла. Они могли выдать ее, а она и так с трудом сдерживала смех.

– Все в порядке, Тед, не нужно больше извиняться. Ты просто, наверное, не правильно меня понял. Я ведь хотела, чтобы ты поцеловал меня на прощание – лишь для того, чтобы скрепить наше перемирие.

Она ожидала чего угодно, но только не того, что последовало дальше. Тед уступил.

– Ну что ж, – сказал он, нежно приподнимая ее подбородок, – пусть будет по‑твоему. Поцелуй меня. Но только быстро.

Последняя реплика, сказанная наигранно‑строгим тоном, рассмешила Кэтрин.

– Прекрати смеяться, – предупредил он, когда ее рот коснулся его улыбающихся губ.

Но последнее предупреждение было явно излишним. Одного мгновения оказалось достаточно, чтобы в них обоих вспыхнула прежняя страсть.

Date: 2015-09-22; view: 365; Нарушение авторских прав