Глава III. исторические формы метафизики

Задача, которая стоит перед нами, — понять логику развития мировой философской мысли — нелегка. Существует ли вообще эта логика?
Или философские идеи рождаются спонтанно? Есть ли в богатстве и многообразии этих идей некое единство? Почему менялась сама проблематика философии? Это непростые вопросы. И нам предстоит на них ответить.

Первое, что привлекает наше внимание, когда мы смотрим на прошлое философии, — это скопище мыслей об одном и том же. Мнения противоречат одно другому, авторы обвиняют друг друга в заблуждениях. Таким образом, философское прошлое — это как бы совокупность заблуждений. Г. Гегель хорошо сказал по поводу человеческой жизни вообще: «Когда мы обращаем взгляд на прошлое, то первое, что мы видим, это руины». Эти слова можно отнести и к истории философии. История философии, будучи изложением философских систем, становилась их критикой: «Глядя на это бурное море, если мне будет дозволено называть так человеческие мнения и рассуждения, я не в состоянии отыскать в столь обширном пространстве ни надежного убежища, ни укромного места, которые не были бы отмечены крушением какого-нибудь знаменитого мореплавателя». Вот так изящно, в стиле барокко, характеризует ситуацию французский писатель XVII века Ж. Боссюэ.

Но удивительно то, что каждое новое учение было бы лишено всякого смысла, если бы не стремилось преодолеть прежние заблуждения. Они невольно выступают как инструменты познания истины, приобретая положительные черты. При этом используются недостатки и ошибки предыдущих учений. Теперь уже история философии напоминает ошпаренного кота, который избегает тех домов, где он обжегся. Так с течением времени философия набирает в свою котомку «кучу» признанных заблуждений, которые становятся пособниками истины. Память о прошлых кораблекрушениях, говорил Ж. Боссюэ, увековечивается в маяках, предупреждающих
о рифах и мелях. Таким образом, прошлое встает перед нами не просто
как заблуждение, а как сокровищница заблуждений, в которой время
от времени попадаются зерна истины. Если же теперь мы более пристально рассмотрим, в чем заключается то «опровержение», которому каждое философское учение подвергает своих предшественников, то увидим,
что оно не имеет ничего общего с умерщвлением. Далее обнаруживается, что заблуждение является таковым не потому, что оно не есть истина,
а потому, что оно еще не вся истина. Предшествующий философ прервал ряд своих мыслей раньше времени, не «продолжил мыслить». И произошло так, что его последователь воспользовался его же учением, загнал его
в контекст своих новых идей, избежав при этом только одной ошибки: он не остановился. Воспринятый тезис не остается в новой системе таким же, каким был в старой, он дополняется. На деле речь идет уже о совершенно новой идее, отличной от той, что была вначале раскритикована, а затем использована. Эта идея «исчезает» в новом интеллектуальном построении,
так как ассимилируется другой, более полной истиной.

Такова судьба идей, которые умирают, будучи превзойденными другими, более сложными идеями. Создается впечатление, будто еще до того, как человек начал мыслить, истина разбилась на множество осколков, которые теперь он вынужден собирать по одному, чтобы сложить воедино. Немецкий философ Г. Зиммель рассказывает об «обществе разбитой тарелки», которое существовало в Германии в конце XIX века. Отмечая некий юбилей, группа друзей собралась пообедать вместе. Они решили разбить тарелку и разделить между собой осколки, при этом каждый из них обязался передать перед смертью свой осколок кому-нибудь из друзей. Постепенно все осколки оказались у последнего из оставшихся в живых друзей, который сумел восстановить тарелку. И философские истины подобны разбитой тарелке: это частичные истины, представляющие собой опыты человеческой мысли по поводу реальности, через которые надо пройти. Каждая из них — «путь», «дорога», приближающая нас к истине
и позволяющая познать одну из ее сторон. Но наступает такой момент, когда по старой дороге дальше идти нельзя, и не остается ничего другого,
как попытаться пойти по иной. Чтобы новая дорога вела к цели, ее следует выбирать, не упуская из виду прежнюю. В этом смысле новая дорога — это продолжение старой, но уже в другом направлении.

Вся вереница философов выступает как единый философ, проживший как бы две с половиной тысячи лет, в течение которых он «продолжал мыслить». Можно сказать, что этот философ существует: это современный философ. В сегодняшней философской практике и вытекающем из нее философском учении мы не упускаем из виду и учитываем значительную часть всего ранее осмысленного и продуманного в отношении проблем, составляющих нашу дисциплину. Это значит, что философские учения прошлого вносят свою лепту в нашу сегодняшнюю философию, сохраняя
в ней активность и жизнеспособность.

Когда мы впервые осмысливаем какое-либо философское учение, оно поражает нас той истиной, которая в нем заключена. Не знай мы других учений — оно показалось бы нам самой истиной. Поэтому изучение любой философии вызывает незабываемое ощущение озарения. Последующие размышления заставляют нас внести поправку: истинно другое учение,
а не освоенное нами ранее. Но это вовсе не отрицает и не обесценивает наше первое впечатление: устаревшее учение продолжает «все еще» оставаться истиной, т. е. истиной в том смысле, что через нее неизбежно пройдет наш мысленный путь к другой, более полной истине.

Каждое философское учение содержит в себе все прежние учения в качестве составных частей, шагов, которые следует сделать, чтобы пройти мысленный ряд. Их присутствие может быть более или менее явным,
а может случиться и так, что старая система будет представлена в более поздней лишь в виде рудимента. Чтобы ясно и полно почувствовать,
что это действительно так, достаточно сравнить более позднюю философскую систему и более раннюю. Мало того: если внимательно рассмотреть древнюю философию, то в ней можно увидеть контуры едва зарождающихся, еще не воплощенных идей будущего. Иначе и быть не может. Поскольку проблемы философии — основополагающие, то нет ни одной философии, в которой эти проблемы не присутствовали бы. Они неразрывно связаны между собой, и если начать раздумывать над одной из них, то
за ней потянутся и все остальные.

«Беседа» философов продолжается уже более двух тысяч лет. Это непрерывный диалог или диспут, ведущийся на общем языке, в роли которого выступает сама философская деятельность. Отсюда можно сделать вывод, что под маской враждующих учений скрывается одна и та же философия, что философские идеи являются внутренне тождественными. Чтобы раскрыть это тождество философских идей, можно рассмотреть каждое
из расположенных в хронологическом порядке учений, понять, что у него «внутри», сравнить с другими учениями. Можно для удобства распределить философов по десятилетиям и столетиям. Но тогда мы не заметим
в этом потоке идей некие содержательные единства, которые в историко-философском процессе являются относительно устойчивыми (например, «предметные поля», «парадигмы», «типы рациональностей» или что-то
в том же духе). Кроме того, переход от одного единства идей к другому должен характеризоваться качественными изменениями, позволяющими провести между ними четкую границу.

Поскольку для обозначения периодов философии (как содержательных единств) нам все-таки нужны хронологические вехи, мы вынуждены использовать выражения типа «V столетие», «XVII» или «начало», «рубеж столетий» и т. п. Такой подход позволяет избежать погони за недостижимым — стремлением представить в учебном пособии всех без исключения персонажей истории философии, да к тому же еще «всесторонне». Мы рассмотрим только несколько принципиальных идей, используя остальные лишь для иллюстрации конкретной исторической контекстуальности представляемых идей и концепций.

Все философские учения преподносят привычный нам мир как бы разделенным на два мира. Один из них — явный, открытый для человека,
а другой — мир, который скрывается за первым, и раскрыть его суть — задача философии. Таким образом, философия рассекает надвое казавшийся нам единым мир, или (что на первый взгляд кажется чем-то совершенно противоестественным) — удваивает существующий мир путем создания
за ним или над ним другого мира. В обоих случаях результат оказывается одним и тем же, поскольку рассекая ли, удваивая ли, но философия преподносит нам два мира. Связь между этими мирами различна. Они могут быть тесно переплетены, связаны друг с другом, так что скрытый мир окажется видным сквозь мир, который нам открыт.

Философия всегда пыталась за конкретными вещами увидеть нечто другое, то, что объединяет каждую вещь с другими вещами. Одной из таких первых форм философии была метафизика. Само понятие метафизики достаточно многозначно. Так, в переводе с древнегреческого оно буквально означает — «после физики». Ее рассматривали как философское учение о предельных, сверхопытных принципах и началах бытия, знания, культуры. Термин «метафизика» предложил Андроник Родосский (I в. до н. э.) при систематизации произведений Аристотеля: книга о «первых родах сущего» («Метафизика») должна следовать после «физики». Трактовка метафизики неразрывно связана с пониманием философии, ее предмета
и функций в культуре. Поэтому, по-разному определяя предмет философии, философы давали различные, зачастую альтернативные, интерпретации метафизики. Часто метафизика употреблялась как синоним философии. В марксизме это понятие обозначало противоположный диалектике философский метод, отрицающий качественное саморазвитие бытия
через противоречия, тяготеющий к построению однозначной, статичной
и умозрительной картины мира.

Date: 2015-09-22; view: 936; Нарушение авторских прав