Стражников

Требовать же от Фальстафа непременной жизнерадостности,

≪фальстафовского жизнелюбия≫ стало просто критическим

Штампом, настолько навязчивым, что его повторяет даже тот,

Кто точно угадывает замысел режиссера и исполнителя.

≪...Думающий, понимающий Фальстаф по-своему интересен,— пишет критик В. Неделин.—Он и трогателен, и беззащитен

У Лебедева —этот грустноватый апологет пьянства, обжорства,

Распутства. И все же очень не хватает ему фальстафовского

жизнелюбия, которого не истребят никакие предчувствия...≫ 1

≪Предчувствия≫ —это именно то, что придает сценическому пребыванию

Фальстафа смысл, внутреннее действие. Не может

Быть никакого жизнелюбия вообще, вне конкретных сценических

Задач. Жизнелюбие Фальстафа в этом спектакле, может

Быть, не слишком броское, но безусловно убедительное. Это не

Жизнерадостность от покоя и довольства, а мужественное жизнелюбие

На вулкане, под угрозой ежеминутной потери всего,

Может быть и жизни.

Д.-Б. Пристли писал о том, что Фальстаф обязан своим первенствующим

Положением среди комических персонажей тому,

Что в нем сочетается клоун, увеселяющий толпу, которая любит

Над кем-нибудь посмеяться, и остроумный шутник, пленяющий

Философа, который любит с кем-нибудь посмеяться.

Фальстаф спектакля был повернут к зрителю этой своей

стороной натуры: он любил с толком и смыслом пошутить

С кем-нибудь —часто с принцем Гарри, иногда с публикой, которую

Он подчас приглашал посмеяться с ним над третьими

Лицами —над Шеллоу и Сайленсом, например, демонстрируя

Нам степень их маразма.

Не было, кажется, ни одного критика, который не предъявил

Бы претензий к трактовке образа Фальстафа, отдавая,

Правда, должное артистическому таланту Е. Лебедева. Перед

Лицом такого единодушия трудно настаивать на собственном