Глава 20. Карина медленно ехала по незнакомой улице

Карина медленно ехала по незнакомой улице. Это и не улица была даже, а широкая просека в сосновом бору. Правда, вырубив сосны, успели и асфальт положить, и забором обнести угодья, угадывающиеся по конькам крыш. Она никогда не бывала тут прежде и жутко трусила. Ее не просто могли прогнать прочь. Ее просто могли не пустить дальше ворот. И уж точно могли тут же доложить Мельникову, какая гостья пожаловала.

Вспомнив о Мельникове, она глухо застонала и до боли прикусила нижнюю губу. Ей трудно было бы вспомнить, кого еще она так люто ненавидела, как его. Таких людей просто больше не было! Нет, пожалуй, чуть меньше, если не так же, она ненавидела саму себя – за слабость, за малодушие, за нежелание жить в нищете, за невольную или осознанную подлость по отношению к мужу. Она не желала копаться в этом, потому что знала, что не выиграет. Она, только она была во всем виновата! И даже теперь ее искреннее желание спасти Гену казалось ей фальшивым.

Что она скажет ему, когда ей удастся – если ей удастся – спасти его от тюрьмы?!

«Гена, прости меня! Я просто не могла позволить себе вернуться в тот кошмар, в котором жила когда‑то давно‑давно. Не могла с завистью смотреть в сторону более удачливых, более обеспеченных, более веселых. Я не хотела стать бездомной!..»

Так что ли ему сказать, если удастся его освободить?! Так?!

Мельников безошибочно все угадал. И безошибочно выбрал ее из десятка других девушек, работающих на фирме. Нет, он спал с кем‑то еще, разговоры ходили всякие. Но там все было по‑другому. Не так, как с ней.

Карина припарковала машину на обочине. Глянула на глухие ворота без глазка, переговорного устройства или кнопки звонка. Непонятно, как она попадет внутрь. Но попасть очень было нужно, очень! Мысль, неожиданно посетившая ее минувшей бессонной ночью, поначалу показалась ей безумной. Она сидела, укутавшись в одеяло, на веранде, курила сигарету за сигаретой и все думала, думала, думала. И вот потом, ближе к утру, когда от сигаретного дыма плыли круги перед глазами, от неподвижного сидения затекли плечи, шея, поясница, она вдруг подумала: а почему бы и нет! Почему так не могло быть?!

Стоило проверить.

Карина вылезла из машины, поежилась. Воскресное утро было прохладным, а на ней – тонкая кофточка, короткие джинсовые шорты и сандалии. Следовало одеться, наверное, как‑то иначе, как‑то серьезнее. Нельзя было являться сюда с голыми ногами, руками и едва прикрытой грудью. Но когда собиралась, решила, что для фривольного разговора с охранником Володей строгое деловое платье вряд ли подойдет. Он не станет с ней говорить и решит, что она явилась с проверкой.

А так что он решить может? Что она явилась его соблазнить? Или явилась за какой‑то забытой вещью, оставленной здесь по рассеянности? А забыть ее она могла?

Правильно! Когда приезжала сюда с Мельниковым и Севастьяновым. Было это? Ну, Володя, вспоминай! Володя должен будет непременно вспомнить последний визит учредителя. И глядишь, должен будет вспомнить что‑нибудь из разговора, который вели мужчины, когда он их хлестал веником в бане. А это очень важно! Володя мог не вспомнить ее, потому что ее там не было. Но она найдет способ обвести его вокруг пальца. Что‑нибудь придумает на ходу.

Карина остановилась перед металлическими воротами, перевела дыхание и громко постучала кулаком. Где‑то далеко‑далеко, в глубине дачных угодий господина Севастьянова, залаяла собака. К ее голосу присоединился еще один собачий, потом еще один. И вскоре от собачьего хора за высоким забором у Карины закружилась голова.

О чем она вообще думала, явившись сюда?! Идиотка! Этот Володя далеко не дурак. Он вмиг сообразит, что она ему врет. И спустит на нее этот собачий выводок, который теперь надрывается, лая и повизгивая. Скормит ее собакам, а кости зароет в сосновом бору и…

– Тебе чего?

Она слишком задумалась и пропустила момент, когда в воротах приоткрылась узкая калитка. Охранник Володя, а он тут, по сведениям, жил и работал один, смотрел на нее с высоты почти двухметрового роста. Неплохо смотрел, с интересом, без подозрения.

– Здрасте… – Карина протянула ему ладошку лодочкой. – Я – Карина. Карина Илюхина. Я работаю в фирме начальником отдела продаж. То есть работаю на Мельникова, и Севастьянова в том числе.

– Ну и? – Руки он не пожал, калитки шире не открыл, но и не разозлился, просто смотрел и ждал объяснений. Хотя вдруг предупредил: – Только не говори, что заблудилась, девушка.

– Нет, я приехала вполне целенаправленно. Тут ведь баня господина Севастьянова? – Она нервно улыбнулась. – Он тут отдыхает, когда прилетает из‑за границы, так?

– Тебе‑то что с того, Карина Илюхина? – Его большущие руки легли на талию.

– А может, я сюда приглашена, а? Может, приехала чуть раньше? А следом сейчас Валерий Сергеевич подъедет? А ты меня за воротами держишь, непорядок!

– Слышь ты, голоногая, – вот теперь уже Володя подозрительно сузил глаза, осмотрев ее с головы до ног. – Во‑первых, указаний насчет тебя не было.

– Не успели! – вставила быстро она.

– Всегда успевают, – фыркнул он недоверчиво. – А во‑вторых…

– А во‑вторых?

Она так продрогла, что зубы стучали. А может, оттого что сильно нервничала.

Этот высокий сильный парень с низким лбом, узкими глазами, тонкими губами был ее последней надеждой. Если он ей не поможет, то не поможет никто! В ее жизни наступил как раз тот самый момент, когда весь мир ополчился против нее. Нет, ну не сходиться же ей, в самом деле, с Мельниковым!!! Это же бред!!!

– А во‑вторых, Мельникову тут без Николая Егоровича делать нечего.

– А что так? Не пускаешь?

– Не положено! – Володя шагнул назад и медленно начал прикрывать калитку.

– Погоди! Погоди, пожалуйста!!! – Карина что есть сил легла грудью на металлическую дверцу. – Вообще‑то мне нужен ты!

– Зачем? – Он зафиксировал калитку ногой, будто бетоном залил.

– Поговорить! Мне просто нужно с тобой поговорить, Володя! Это вопрос жизни и смерти, поверь!!!

То ли у нее лицо в этот момент было очень несчастным, то ли он просто очумел от затянувшегося одиночества и вынужденного безделья, но Володя неожиданно смягчился и проговорил:

– Если привезла на хвосте корреспондентов, скормлю собакам.

– Нет никого! Я одна! – Карина повела вокруг себя рукой, глянула умоляюще. – Пожалуйста, впусти! Я замерзла…

– Греть не буду, и не проси, – хохотнул он утробно, приоткрыл калитку чуть шире, сграбастал ее за шиворот майки и втащил внутрь. – Шагай к дому, голоногая…

Он провел ее к своему флигелю. Распахнул деревянную дверь.

– Входи, – велел властно и строго. – Первый поворот по коридору направо. Сядешь за стол и жди.

Наверное, он пошел кому‑то звонить или докладывать. Ну и пусть!

Карина прошла темным коридором пару метров, минуя лестничный марш, ведущий на второй этаж. Свернула направо и оказалась в уютной теплой кухне с деревянной мебелью, широким диваном вдоль подоконника. На столе стоял электрический чайник. Горячий. Карина тут же уселась за стол, приложила ледяные ладони к его теплым бокам. Посмотрела в окно. В самом деле, Володя с кем‑то разговаривал по телефону. С кем и о чем он мог говорить, оставалось только догадываться. Вот Володя убрал телефон в карман широких джинсовых штанов, покрутил головой по сторонам и пошел к крыльцу флигеля.

Вошел в кухню, встал у притолоки, прислонившись к ней широченным плечом. Глянул с неудовольствием на Карину, ухватившуюся за чайник.

– Чай будешь? – предложил он не очень приветливо.

– Буду, – обрадовалась она.

– Заваривай сама. Посуда, чай, сахар, лимон – все в шкафу, – он прошел к дивану, сел, развалившись, на него. – Там сухари с изюмом. Тоже можешь есть.

– Спасибо.

Карина встала, прошла к шкафу, принялась хлопотать, достав две чашки. Приготовив чай и разложив на красивой тарелке сухари с изюмом, она улыбнулась парню, наблюдавшему за ней, как дрессировщик за питомцем.

– Прошу к столу, – предложила она неуверенно.

– Перебьемся. Ты грейся и рассказывай. Да проваливай побыстрее.

– А что так? Не устал от одиночества? – Она окунула сухарик в чашку с огненным чаем. Откусила. – Ты ведь тут один?

– Не твое дело! – огрызнулся он, мышцы на руках у него напряглись. – Ну! Я жду, Карина Илюхина! Какого черта ты притащилась в такую даль?

– По делу, я же сказала!

Она начала согреваться, к ней возвращалась уверенность: если не скормил ее собакам сразу, решил напоить чаем, то все еще может закончиться хорошо. Для нее хорошо. А если для нее, то и для Генки – тоже.

– И что за дело?

– Ты работал, Володя, когда в последний раз прилетал Севастьянов? – спросила она, отодвигая чашку с недопитым чаем. Приветливость охранника таяла просто на глазах, он мог запросто вышвырнуть ее за ворота в любой момент. – Только прошу тебя, не отвечай: тебе‑то что! Это очень важно, поверь! И я объясню, почему это важно.

– Допустим, работал. И что? – ответил он в странной манере – вопросом на вопрос.

– То есть когда Севастьянов сюда прикатил с Мельниковым, ты топил им баню, подавал напитки? Или тут еще кто‑то бывает в день его приезда? Я Севастьянова имею в виду.

– Сам справляюсь, – последовал краткий ответ. – Дальше что?

– А дальше… – Карина взяла стул и села напротив охранника, почти упираясь своими голыми коленками в его мощные коленные чашечки. – А дальше вот что… Перед тем как в тот день уйти с работы, я имела неосторожность брякнуть одну нелепость в своем рабочем кабинете.

– Какую же? – Его взгляд сделался чуть заинтересованнее.

– Я сказала своей подчиненной в ответ на ее всякие глупости, что готова переспать с Севастьяновым, если он сможет сделать так, что Мельников сгорит в аду… заживо.

– Круто ты со своим благодетелем! – ухмыльнулся Володя, без особого стеснения рассматривая ее голые ноги. – Спишь с ним?

– С кем?! С Севастьяновым?!

– При чем тут Севастьянов! – фыркнул Володя, усаживаясь ровнее и перемещая взгляд с ее ног на грудь и плечи. – С кем спит мой босс, я знаю! С Мельниковым? Спишь с ним?

– Это… Это он со мной спит. А я его ненавижу!!!

– Понятно, – хохотнул Володя. – И за это готова сжечь его заживо. Круто! Пойми вот вас, баб… В постель пускаете и тут же ненавидите. Ладно, проехали. Суть просьбы‑то в чем? Ты же с просьбой сюда, так?

– Да. С просьбой, Володя.

Карина опустила голову. По перемещению его поплывшего взгляда она поняла, что парень вот‑вот начнет к ней приставать.

– И чего хотела? – Он по‑хозяйски уложил громадные ладони ей на коленки.

– Говорил они об этом в тот день?

– В какой? О чем? – не понял он сразу.

– Когда в последний раз они тут парились, говорили или нет о том, что я желаю сгореть Мельникову заживо?! – Она стиснула зубы, желание заехать охраннику прямо в переносицу крепко сжатым кулаком нарастало.

– А чё? – Его глаза потемнели, когда он глянул на нее.

– А то, что, кажется, господин Севастьянов запал на меня, – соврала она, желая хоть немного отрезвить Володю, одуревшего от женского присутствия в своем флигеле.

– Да ладно! – Он разочарованно выдохнул, будто кто пробку из него вытянул невидимой властной рукой. Тут же убрал руки с ее коленок, сунул кулаки под мышки.

– Я точно тебе говорю! – решила она держаться беспроигрышного курса. И продолжила врать: – А Мельников, гад, никого ко мне не подпускает. И в тот день, когда я лишнего наболтала, думаю, моя подчиненная меня…

– Сдала? – догадался Володя и покрутил головой. – Вот поэтому я сказал Николаю Егоровичу, что буду тут работать либо один, либо никак. Люди – скоты! Сдадут непременно!

– Точно! – кивнула она. – Так вот, Мельников, чтобы меня обгадить в глазах Николая Егоровича, должен был непременно рассказать о моем страстном желании видеть его на костре!

– И чего?

– Ты… Ты ничего такого не слышал? – Она жалко улыбнулась, уставившись в его глаза, показавшиеся в этот миг удивительно пустыми.

– А что я должен был слышать?

– Ну… Что Мельников что‑то такое говорил обо мне? Или отговаривал Севастьянова? Может, хоть фамилию мою слышал?

– Илюхина?

– Илюхина.

Володя резво поднял крупное тело с дивана, походил по кухне, заставляя деревянные половицы повизгивать. Глянул на нее с интересом и спросил:

– А зачем это тебе? Ну, знать зачем, говорили они о тебе или нет?

– Понимаешь, Володя…

Врать следовало дальше осторожнее, парень не такой уж и дуболом, может разгадать ее замысел. И тогда уж точно скормит собакам.

– Хочешь поменять хозяина? – подсказал он ей неожиданный выход. – Хочешь из койки Мельникова переметнуться в койку Севастьянова?

– Да‑а‑а, – выдохнула она, боясь дышать.

– Губа не дура! – криво ухмыльнулся Володя, глянув на нее если не с отвращением, то с брезгливостью – точно. – Что вы, бабы, за народ! Чем тебе Валерий Сергеевич‑то не угодил? С виду нормальный мужик.

– А ты с ним спал?! – рявкнула Карина.

– Нет, но…

– Вот и помолчи тогда! – Она взяла в руки сухарь и сунула его в остывший чай. – Мало того что эта жирная сволочь пользует меня как хочет, так еще и жениться на мне собрался!

– Да ладно! – фыркнул охранник. – А у Николая Егоровича он спросил, умник? Он ему, блин, женится!

И тут же, поняв, что проговорился, прикусил язык.

– Значит… Значит, они говорили обо мне, Володя?! Я могу на это надеяться, да?! – Она подскочила к охраннику и, вцепившись в его мощную руку, с силой тряхнула. – Я могу послать Мельникова, да???

– Посылай, – разрешил он через паузу. – Говорил точно о тебе, Карина Илюхина. И Николай Егорович… Он знал о твоих словах, ну про это…

– Что я желаю Мельникову заживо гореть?!

– Ну да. Что‑то такое было. Николай Егорович еще смеялся…

– Спасибо тебе, Володя! Спасибо!!! Ты просто… – ее глаза увлажнились. – Ты просто спас мне жизнь!..

Она даже вызвалась убрать со стола. Правда, он отказался, поспешил выставить ее. И сказал, что если хоть одна живая душа узнает об их разговоре, он ее за ноги на ближайшей сосне подвесит.

– Ни за что! – в очередной раз соврала она. – Никому…

И уже на следующее утро мерила шагами коридор перед кабинетом Вострикова, который с чего‑то не спешил на службу утром в понедельник. И когда в лестничном пролете показалась его белобрысая макушка, она едва не расплакалась от радости.

– Александр Александрович, я к вам, – окликнула она его, когда Востриков сделал вид, что не заметил ее и прошел мимо.

Он вообще‑то пребывал в отвратительном настроении. Его стройная версия с убийством бывшей жены Грищенко рассыпалась карточным домиком, когда секретарша Грищенко категорически отказалась называть компаньона своего работодателя.

– Я работаю у Ивана Ивановича, – сцепив зубы, твердила она без конца. – Он принимал меня на работу. Больше ничего не знаю.

– Да как ты не поймешь! – кипятился Востриков. – Ты сама себе могилу роешь! Этот твой работодатель, знаешь, кого первым делом назвал убийцей?

– Кого?

Марина уставила на Вострикова разного цвета глаза. Линзы растеряла в тюремной камере.

– Тебя! Тебя, дорогая ты моя! Он первым делом сказал, что ты собиралась разобраться с его Катериной!

– Собиралась. Да так и не собралась, – равнодушно пожимала полными плечами Марина. – Кто‑то меня опередил.

– Кто?! – орал на нее не своим голосом Востриков, ощущая полную беспомощность перед ее спокойствием и отсутствием улик.

– Ищите…

Она ничего не сказала. Так же, как ничего не добавил к уже сказанному и Сиротин. Обоих пришлось отпустить под подписку. Востриков бесновался почти все выходные, испортив их и себе, и семье. С начала понедельника встал пасмурнее того утра, что накрыло непогодой город. Изо всех сил надеялся, что неделя начнется более или менее спокойно, и тут – пожалуйста! – госпожа Илюхина с утра пожаловала. И наверняка ведь с оправдательными речами в адрес мужа. А мужа ее уже закрыли по подозрению, так что пускай не старается. Сидеть он будет, пока идет следствие, все!

– Я знаю, кто и почему угнал машину у Мельникова и убил того несчастного в ней, – заявила Карина сразу, как уселась напротив Вострикова.

– Да ну! – Востриков скрипнул зубами. – И это, конечно же, не ваш муж!

– Конечно! Это Севастьянов!

– Кто???

Он аж ложку выронил, а в ложке был сахар, и сахар рассыпался по полке в шкафу, и это взбесило так, что он не выдержал и потребовал от нее освободить кабинет.

– Немедленно!!! – сопроводил он свое требование тем, что запустил пустую ложку в стенку шкафа.

– Вы не кипятитесь, Александр Александрович. Я могу свои слова подтвердить свидетельскими показаниями.

– То есть кто‑то что‑то видел?

– Нет, не совсем так… Просто… Севастьянов знал, что я желала Мельникову смерти на костре. То есть желала ему гореть заживо.

– И что?!

– Севастьянов знал об этом и… И устроил акт устрашения для Мельникова. То есть намекнул ему, что так с ним может произойти, если он не прекратит…

Господи! Собственные слова казались ей сущим бредом! Когда она репетировала свою речь дома на веранде, все казалось простым и логичным. Теперь, под тяжелым взглядом этого сыщика, готова была сквозь землю провалиться от стыда и нелепицы, которую несла.

– Не прекратит что, Карина Георгиевна?!

– Не прекратит обворовывать его! – выдала Карина.

– А он его обворовывает? – не поверил Востриков, хотя в душе занялся огонек надежды. Крохотный такой, вяло трепещущий, но занялся‑таки.

– Я не могу привести вам фактов. Но точно знаю, что Мельников за спиной Севастьянова ведет нечестную игру.

– Как такое может быть, Карина Георгиевна? Фактов нет! А вы точно знаете!

– Да, знаю! – огрызнулась она.

– И что же вы знаете?

Востриков решил немного сбавить обороты. Может, и правда ей что‑то известно? Ну хотя бы что‑то! Так же дальше не может продолжаться, ну!

– Я точно знаю, что у Мельникова есть доля в другом бизнесе, – выпалила она.

– Да? И что за бизнес? Каково его долевое участие? И при чем тут Севастьянов?

Теплее, Востриков!!! Уже теплее!!! Это хоть как‑то подтверждает, что Сиротин не врал!

– Точно не знаю. Но я краем глаза видела бумаги. Когда он меня… – она запнулась, считая невозможным рассказать ему правду.

Это было несколько месяцев назад. Мельников тогда полдня отсутствовал. Потом вернулся веселый, с первого этажа на второй прошел, насвистывая какой‑то бравурный марш. Через полчаса затребовал ее к себе, она в тот день опоздала на семь минут. И вот, когда он пластал ее по столу, она и рассмотрела часть документа сквозь полупрозрачный пластик папки. И в документе было сказано, что Мельникову Валерию Сергеевичу принадлежит часть фирмы. Дробное число его долевого участия она не увидела, как не увидела и названия фирмы. Но что это факт, сомневаться не приходилось.

– Я видела нотариально заверенные бумаги, – закончила Карина твердо, подняв на Вострикова мученический взгляд. – Почему вы мне не верите?

Потому что ты дрянь! Потому что ты ежедневно предавала своего мужа, отдаваясь боссу за какие‑то сомнительные материальные блага! Потому что ты послала своего бедного слабовольного мужа лазутчиком в дом Мельникова. Даже не зная, как потом будешь это использовать, но все равно послала.

Но он ничего ей не сказал. Не ему ее судить. Она сама себя судит.

– Итак, вы считаете, что Мельников тайно от Севастьянова имел долю в каком‑то бизнесе. И Севастьянов, узнав об этом, решил устроить ему акт устрашения, угнав его машину и убив в ней какого‑то несчастного таким вот страшным образом?

– Да!

– Это звучит по меньшей мере нелепо, – произнес Востриков не совсем уверенно.

– Но почему?! Мельников, когда был в бане с Севастьяновым, жаловался тому на меня. Вот, мол, пригрел змею на груди, а она мне подобной смерти желает! Это охранник может подтвердить.

– Откуда такая уверенность?

– Я вчера говорила с ним. Он помнит тот разговор. Говорит, что Севастьянов точно знал о моих словах. О моих пожеланиях гореть тому заживо.

Востриков задумчиво смотрел на Илюхину. Конечно, она переживала. И за несколько дней, что муж в СИЗО, осунулась, даже подурнела. И уж теперь‑то вряд ли станет врать.

И ведь запросто могло такое быть! Запросто!

Севастьянов, услышав жалобы Мельникова на неблагодарную любовницу, мог, в самом деле, устроить ему акт устрашения, если к тому же подозревал того в нечестных играх за своей спиной. А он подозревал! Не просто так пристроил следить за ним Сиротина. Это ведь Севастьянов его нанял, к гадалке не ходи. И когда убедился в том, что тот благополучно украл его идею и наживается на этом, то…

– Все ваши слова требуют проверки, Карина Георгиевна, – произнес Востриков на прощание. – Если вы правы и Севастьянов имеет отношение к происшествию в загородной зоне, то тогда многое становится понятным. И убийство Катерины Грищенко…

– Как вы сказали?! – вздрогнула Карина у самой двери. – Грищенко?!

– Да, а что?

– Какой‑то Грищенко несколько месяцев назад часто навещал Мельникова в его рабочем кабинете. Потом пропал, – произнесла она задумчиво.

– Это вы к чему? – Востриков вдруг впервые за три дня подумал, что все налаживается.

– Нет, нет, так просто вспомнила. Фамилия показалась знакомой.

И она ушла. А Востриков засобирался, позвонив Климову, чтобы тот ждал его возле офиса Ивана Ивановича. Тот хоть и вышел на работу, но был еще слишком слаб. И даже, по слухам, повязки с головы не снял. Может, там и Сиротин поблизости окажется? Ведь ему никто отбоя не давал по его поручению. Всех Востриков там накроет, голубков!

Ай да господин Севастьянов! Ай да выдумщик! И Мельникова насмерть выпугал. Бедный мужик неделю пил, не просыхая. Наверняка понял, откуда ноги растут. Промолчал просто. И сам остался вне подозрений! Так надо уметь!

Ну, ничего. И на такого умника найдется парочка ребят поумнее. О ком речь? Да лично о нем и о Климове! Они быстро найдут и господина Севастьянова, и управу на него…

Date: 2015-09-05; view: 265; Нарушение авторских прав