Глава 16. Ненастное утро за окном спальни показалось Мельникову прекрасным

Ненастное утро за окном спальни показалось Мельникову прекрасным. Удушающая жара отступила. Пронзительное голубое небо занавесилось мощными тучами, простреливаемыми сполохами молний. Грохотало так мощно и так часто, будто неподалеку была зона боевых действий. И лило, лило как из ведра. Он немного постоял у распахнутого окна, вдыхая полной грудью очистившийся воздух, стянул трусы и пошел в ванную. Долго стоял под душем, долго и с удовольствием брился, внимательно рассматривая себя в зеркале.

А что? Он еще вполне ничего! Морщин на полном лице мало. Взгляд больших черных глаз пронзительный, острый, повелительный. Крупный нос, губы сластолюбца – полные, капризно изогнутые. Мощная грудная клетка, крепкие мышцы. Да и возраст его – сорок пять лет – для мужчины почти юношеский.

Не посмеет его не полюбить Илюхина. Не посмеет! Он ее заставит, если что.

За завтраком он не встретил никого. Стол был накрыт на одну персону.

– А где все? – спросил он у Валентины, застывшей за его плечом с горшочком, в котором – Мельников знал – пыхтел только что подоспевший омлет на сливках.

– Так… – она глянула на него недоуменно. – Вы же сами сказали…

– Да помню я, – оборвал он ее с неудовольствием. Надо же, совсем забыл, что сыновьям приказал убираться из дома. – Парни понятно где. Девки куда подевались?

– София Валерьевна уехали в город на занятия.

– Так рано? – Он недоуменно покрутил головой.

– Сейчас каникулы, и ее преподаватель решил увеличить нагрузку.

– Ну‑ну… – проворчал он.

Надо же, домработница сраная знает о его детях больше, чем он сам! А зачем отца в известность ставить? Кто он такой? Вот домработница – это да! Это важный человек! Ей можно и доложиться! Ну, Софийка, ну засранка! Надо провести с ней беседу на тему: кто в доме хозяин и что из этого следует.

– А Машка где?

Он не хотел спрашивать о жене. Наверняка дрыхнет. Воспользовавшись тем, что теперь никто ее не толкнет в бок и не заставит приготовить одежду, она до полудня теперь спать станет.

– Хозяйка тоже уехала в город, – неожиданно не в такт его мыслям ответила Валентина.

– В город?! Зачем?! Девяти утра же нет! – Ему сделалось неспокойно. – Знаешь, куда поехала?

– Не могу знать, Валерий Сергеевич, – громким шепотом ответила домработница.

Поставила горшочек с омлетом перед хозяином и тут же умчалась в кухню за кофейником.

Мельников в три приема опорожнил горшочек с завтраком. Напился кофе с мягкими теплыми булочками, которые Валентина каждое утро подавала к завтраку. Громко рыгнул, погладил живот, глянул на женщину, убирающую со стола. Она молодец, дом содержит в полном порядке. Готовит необыкновенно вкусно. Стирка, глажка – все на ней. Может, премировать стоило? В этом месяце у нее, кажется, день рождения. Взять и к ее празднику подарить ей конверт с деньгами. А что? Можно было бы за такую самоотверженность. Хотя…

Хотя подаришь раз, потом так и будет ждать. Муж ее, Валентин, опять же возмутится. Скажет: чего это тебе ко дню рождения конверт с деньгами, а мне нет? Еще приревнует, станет наблюдать за Мельниковым в его же собственном доме, подозревать. Нет, обойдется Валентина без премии. К тому же теперь у нее работы меньше будет – пацаны съехали.

Он и так им хорошо платит. А любое доброе дело – что? Правильно! Не остается безнаказанным.

– К обеду не ждите, Валентина, – проговорил Валерий, выбираясь из‑за стола. – Банковская карточка на продукты в моем кабинете на столе. Пин‑код там же. Максимальный расход на день – пять тысяч рублей. Это лимит. Меньше – можно. Больше – нет.

– Я поняла, – она исчезла из виду прежде, чем он поднялся.

Мельников прошел в гараж через дом. На улице по‑прежнему бесновалась непогода.

Интересно, куда это Машка сорвалась в такую грозу? Чего приспичило? А что, если?..

Мысль, пронзившая его в тот момент, когда он уже одной ногой был в машине, его буквально парализовала. Так и остался стоять – одна нога в машине, вторая на бетонном полу гаража.

А что, если эта старая курва подалась к семейному адвокату?! Что, если решила‑таки оттяпать у него половину состояния?! Ах, твою же мать!!! Он же ее тогда…

Да он ее просто собственными руками на части порвет!!! На мелкие клочочки, не способные ему вредить!!!

Мельников рывком усадил себя на сиденье автомобиля. С пульта открыл гаражные ворота, снова невольно порадовавшись сумрачному небу, сыпавшему дождем. И выехал на улицу.

В офис он прибыл в весьма дурном настроении. Прежде чем вылезти под дождь, осмотрел стоянку. Старая колымага Илюхиной была на месте. Одно утешило. Она тут, и он сможет сейчас ее вызвать к себе и… и просто поговорить. Нормально поговорить. И, может, даже предложить ей финансовую помощь на погашение кредита. Хотя…

Хотя, обойдется. Нельзя желанную женщину лишать зависимости. Никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя. Эти двуногие предательницы должны пастись на поводке. Как только ослабишь, все! Все пропало! С Машкой вот где‑то слабину дал, и она уже не считает нужным докладывать ему о своих перемещениях. Собралась вон и уехала еще до его подъема. А и ладно, пускай едет. Сегодня ей было на что. Завтра будет не на что. И не на чем, что характерно!

– Илюхину ко мне вызови, – буркнул он Татьяне, застывшей столбом возле входа в приемную.

Сегодня она была особенно неприятна Мельникову. Может, потому что родственница Машки? Или потому что морда у нее сегодня уж очень белая, будто в муке всю ночь спала его секретарша.

– Что?! – рявкнул на нее Мельников, чуть притормаживая рядом.

– А?! – Она дернулась и отпрянула, ударилась башкой о косяк и сморщилась.

– Господи, Танька! – взвыл Мельников. – Уволить тебя, что ли, к чертовой матери, а?!

– За что?! – ахнула она, делаясь еще белее. – Что я вам сделала, Валерий Сергеевич?!

– Сделала она! – фыркнул он, схватил ее за локоть и оттащил на ее место за столом, усадил. – Вот где ты должна что‑то делать, поняла?! Не столбом в дверях стоять у меня на пути. А работу свою работать. Все понятно?

– Да, да. Только я… – и тут некрасивое лицо Татьяны сморщилось, как от боли, и по лицу потекли слезы. – Я не знаю, что мне делать, Валерий Сергеевич! Не знаю!!! Я так запуталась… Тетя Маша, она мне тетя, а я… А вы… Я не знаю, что делать…

– Та‑а‑ак!

Вот он сразу понял, что что‑то не так. Не просто так Танька столбом стояла у дверей. Будто караулила кого‑то. Его или кого?!

– А ну, пошли в кабинет, – мотнул он головой в сторону двери. – Пошли, расскажешь!

– Нет, нет, нельзя, – она ухватилась за край стола так, что ногти сделались синими. – Нельзя!

– Что – нельзя? Почему – нельзя?! – Он терял терпение. – Если ты сейчас не скажешь мне отчетливо, я тебя выгоню! Ну!!!

– Вам нельзя идти в кабинет, Валерий Сергеевич! – Таня рыдала уже в полную силу.

– Почему?!

Мерзко екнуло в низу живота. А вдруг там полиция? Вдруг там засада? По сути, не могут они там быть, а вдруг?!

– Тут была тетя Маша, – зашептала истерично Таня, размазывая слезы с тушью по лицу. – Она была не одна, а с каким‑то парнем. Кажется, кажется, это один из ваших уволенных программистов. И они установили в вашем кабинете прослушку!!! Тетя Маша кричала на меня. Она так кричала!!! Обвиняла меня в том, что я ей ничего про вас не рассказывала! И говорит, что теперь вы никуда не денетесь. Теперь она вас поймает, и…

– И???

Мельников сделался на удивление спокойным. Даже улыбнулся бабьей глупости. Хотя внутри у него образовалась громадная глыба льда, сдавившая сердце, легкие, желудок.

Его толстобрюхая жена решила установить за ним наблюдение? Она решила поймать его на неверности и устроить бракоразводный процесс с демонстрацией фактов этой самой неверности?! Она решила его опозорить и оставить ни с чем?! Раздеть то есть донага?!

Ах ты, сволота!!! Ах ты, мелкая, мерзкая душонка, нечистотами забитая!!! Да он тебе такой процесс устроит! Он тебе…

– Тетя Маша бегала по кабинету и хохотала, как безумная! – жаловалась Таня, сморкаясь в жесткий лист бумаги, который комкала перед этим. – Я пыталась ее остановить. А она меня выставила и заперла дверь кабинета. Я даже не знаю, где это установлено теперь!!! И ударила меня по лицу вот так.

Таня мазнула себя по левой щеке тыльной стороной ладони.

– Когда уходила, ударила. И сказала, что я буду уволена, если проговорюсь. Вот я вас и караулила, Валерий Сергеевич. Просто не знаю, что делать‑то?!

– Все, что могла, ты уже сделала, – еле шевеля губами, сделавшимися деревянными, проговорил Мельников. – Сиди и работай, никто тебя не уволит, Таня. Да, и еще…

Он осмотрел ее с головы до ног. Жалкая, зареванная, неприятная. Может, деньжат подкинуть девчонке? Переживает, тетку родную слила во имя и во благо. Ну, а вот сколько ей можно дать? Тысячу сунешь, подумает, мало. Тут же сочтет его скупердяем. Пять – много. Три? Так потом так и станет ждать от него мзды за любое слово и дело. А ведь, по сути, виновата в том, что посторонние проникли в кабинет! Виновата!!! И не денежного вознаграждения заслуживает, а порицания.

– Что, Валерий Сергеевич?

– Ты… Ты молодец, Таня. Не переживай. Найду я ее микрофоны. Есть у меня оборудование. Да, и Илюхину‑то все же пригласи минут через двадцать…

Он нашел два микрофона и одно видеонаблюдение, спрятанное в плафоне прямо над его рабочим столом. Извлек и растоптал, тяжело дыша и матерясь что есть силы. Причем материться начал, еще когда первый микрофон нашел. Пусть послушают, что он обо всем этом думает. И пусть уже ждет возмездия, старая сука!!! Он ей сегодня дома вечером устроит прослушку и видеонаблюдение. Он ей таких микрофонов вставит, что месяц из дома не выйдет! Забыла, гадина, как попадалась ему под горячую руку? Что, давно это было? Забыла? Как выла в углу за диваном с разбитой рожей, забыла? Ну, ничего! Он сегодня освежит ей память! Заставит вспомнить!

Через десять минут в дверь осторожно заскреблись.

Илюхина? Так рано еще. И чего это она стучится? Она всегда входила без стука, потому что приходила по вызову. Кто‑то другой? А кто смеет без Танькиного доклада к нему являться?!

– Да! – гавкнул Мельников так, что самому уши заложило.

Он только‑только сел на место, распалившийся, потный, с растрепанной шевелюрой. Он только что растоптал последний «жучок», подложенный его женой. Просто язык уже не поворачивался называть ее так!

– Валерий Сергеевич, разрешите?

В дверь просунулась аккуратно причесанная головка девушки, что работала за соседним с Кариной столом. Оля. Ее звали Оля. Он с ней говорил. И она готова была, он это тоже слышал, переспать с кем угодно – с ним или с Севастьяновым – за крутую машину, за денежное вознаграждение. Мелкая дешевая шлюшка, решил он для себя, внимательным взглядом ощупывая фигуру вошедшей девушки.

Ничего интересного. Слишком худая. Кожа блеклая. Зубки нехорошие. Он ее не хочет.

– Да, – он нелюбезно глянул на нее, жестом приглашая сесть перед ним за столом переговоров. – Что‑то важное? Если нет, лишу премии.

– Почему?! – Ее лицо вытянулось.

– Потому что у вас нет права, Ольга, врываться ко мне в кабинет без доклада по каким‑то глупым вопросам. И у вас нет права использовать свое рабочее время, за которое вам, между прочим, неплохо платят, на сплетни!

– Я поняла, – она кивнула. – И у меня действительно важный вопрос, Валерий Сергеевич.

– Я вас слушаю.

Он ехидно ухмыльнулся. Машка‑то отслушалась! Где‑нибудь сидит сейчас неподалеку в машине уволенного им программиста и с досады локти кусает. Ничего, еще вечером сюрприз тебя ждет, дорогая супруга!

– Я совершенно случайно узнала сегодня. Буквально утром! – Маленькая ручка Ольги легла ей на грудь в покаянном жесте. – Буквально утром узнала, что тем мерзким разговором по поводу вашей… Гм‑мм. Ну, вы помните, я говорила, что Илюхина желала вам сгореть заживо? И желала на это посмотреть? Так вот, этим не ограничилось! Она пошла дальше!!!

– Опа!

Мельников принужденно рассмеялся, выражая недоверие. Но занервничал. Ему одной подлости за это хмурое утро хватит. Машкиной! Если еще и Илюхина что‑то такое ему уготовила, он тогда вообще…

У него же на нее планы, в конце концов! Она должна будет быть с ним! Пусть и привыкать ей придется долго. Вот с муженьком ее он что‑нибудь придумает, определит его дальнейшую участь, и тогда Карина будет свободна! И тогда она должна будет быть с ним.

– Зря вы, Валерий Сергеевич, – мягко укорила его Оля. – Тут не до иронии! Речь идет о судьбе, а может, о жизни вашей дочери.

– Что‑о‑о‑о???

Он не понял сам, как выскочил из своего рабочего кресла, подлетел к Ольге, схватил ее за шею и прижал ее голову к столу. Привычный излюбленный прием. Только захват теперь был такой силы, что она тут же захрипела и забилась на стуле.

– Валери‑и‑и‑ий Сергеевич‑ч‑ч! – сипела Оля, пытаясь лягнуть его ногой в босоножке на высоченном тонком каблучке. – Вы с ума сошли??? Что вы делаете??? Отпустите меня‑а‑а‑а!!!

Он разжал пальцы, руки тряслись, колени подгибались. Он перестал контролировать себя, вот что! Он готов был сломать эту хрупкую тонкую шейку! Господи, прости!!! Мельников вдохнул, выдохнул. Кровь стучала в висках, перед глазами плыли стены кабинеты с размытыми по ним картинами. Он потерял контроль над собой, почему?! Потому что новость о Софье так ослепила его? Или… или он почувствовал полную власть над этой пигалицей? Такую полную власть, что готов был убить ее? Давить на ее горло и наблюдать, как наливаются кровью ее выпученные глаза, как синеют губы, судорожно дергаются пальцы…

– Прости. Прости, – он отечески шлепнул ее по спине, тут же погладил это место. – Просто срывает крышу, когда слышу, что кто‑то пытается навредить моим детям… Моей дочери – особенно! Она милая, юная крошка. Она совершенно не способна защитить себя. Ну? Что там еще придумала сотворить Илюхина?

– Уж не знаю, она это придумала сотворить или нет, гм‑мм, – закашлялась Оля, продолжая держаться за горло. – Но все уже закрутилось, Валерий Сергеевич.

– Ты можешь говорить внятно и по существу? – Он с силой стиснул зубы, чтобы не заорать на нее.

– Я точно знаю, что ваша дочь начала заниматься китайским языком. Ей долго искали преподавателя. Так?

– Ну, допустим.

– И, кажется, нашли?

– Ну да. Жена занималась этим вместе с учительницей Софьи по английскому языку Аллой Михайловной. И, кажется, нашли. Софийка сегодня аж спозаранку уехала. А в чем проблема‑то, Оля?! – И он выразительно постучал пальцем по циферблату часов.

– Проблема в преподавателе, Валерий Сергеевич.

Оля скорбно поджала губы, отняла руки от горла, вроде ничего, не опухло, следов нет. И то хорошо.

– А что с этим преподавателем не так? Плохой преподаватель? Недостаточно квалифицирован?

– Да как раз нет. Ему нет равных в нашем городе. Он знаток китайского. Лучше его нет, – она вздохнула. – Дело не в его квалификации, Валерий Сергеевич.

– А в чем? В чем?!

– В том, кто он! – Ее глаза зловеще прищурились.

– И кто же он?

Он немного успокоился. И делов‑то! В преподавателе все, оказывается, дело! А то ведь жизни Софии что‑то угрожает! Сто процентов девка себе дорогу мостит в его койку. Сто процентов стойку сделала на эту позицию.

– Кто он, Оля? Заканчивай и убирайся, – он небрежно мотнул ладонью в сторону двери. – Ну?!

– Китайский язык вашей дочери преподает Илюхин Геннадий Сергеевич, – на одном дыхании выпалила она.

– Илюхин Геннадий Сергеевич? – задумчиво повторил Мельников.

Потом повторил еще и еще раз. Лицо его сделалось пурпурным. Взгляд бешено скакал по кабинету с предмета на предмет. Наконец остановился на Ольге.

– Это тот, о ком я подумал? Это ее муж? Муж Илюхиной Карины Георгиевны?! – У него кончилось дыхание, и отчество такой ненавистной, такой желанной женщины вылетело тихим сипом. – Это ее муж???

– Да, Валерий Сергеевич! Китайский язык вашей дочери преподает муж Карины Георгиевны. И… – Оля была мастерицей на эффектные паузы, очередная – его едва не добила. И он даже рад был, когда она закончилась. – И одному богу известно, зачем они это делают!..

Date: 2015-09-05; view: 267; Нарушение авторских прав