Глава 15. Востриков к ужину домой опоздал

Востриков к ужину домой опоздал. А обещал Ольге, что будет вовремя. Все Климов, засранец!

– Вы меня дождитесь, Сан Саныч! Информация интересная, – сообщил по телефону два часа назад помощник невероятно таинственным голосом, отказавшись от комментариев. – Все при личной встрече!

Востриков и прождал Климова два часа в душном кабинете. Ольге на звонки не отвечал, написав сообщение, что он на совещании. Вот и жене любимой пришлось соврать из‑за этого засранца. А он не явился! И телефон отключил.

Идиот! И Климов, и сам он! Парочка идиотов, точнее. Ну, ничего, завтра он ему устроит.

Домой зашел с сурово сведенными бровями и в дурном настроении. Представлять, что скажет Ольга по поводу его опоздания на ужин, не хотелось. И не хотелось выдумывать какие‑нибудь объяснения, нелепые, лживые. Итак уже соврал, написав, что на совещании. А сам в это время пасьянс раскладывал, поджидая Василия.

– Устал? – Оля вышла из комнаты к нему навстречу с улыбкой, под мышкой была зажата книга. – Есть будешь?

– Конечно!

– Что конечно: устал или про то, что есть? – Она тихонько рассмеялась, прижимаясь к его лицу щекой и ероша ему волосы на макушке.

– И устал, и есть буду, – он поймал ее, прижал к себе, вдохнул, выдохнул, – Как хорошо, Оль!

– Что хорошо?

– Что ты у меня есть. Встретила вот, не ворчишь, – Востриков шлепнул ее по попке, сбросил с ног ботинки и пошел в ванную. – Я в душ, малыш. Буду через пару минут.

Минут ушло почти десять. Потому что, приняв душ, почистил зубы. И решил еще побриться. Настрой жены, ее улыбка, то, как она поцеловала его, – все намекало на романтическое продолжение. Дочки дома не слышно – значит, у подруг. Стало быть, они могут успеть уединиться в спальне, не остерегаясь поскрипеть кроватью и, никого не стесняясь, постонать в полный голос, пока дочери нет в соседней комнате. Так что лучше побриться.

Он вошел в кухню в одних шортах и тут же разочарованно выдохнул. Опершись о поддонник тощей попкой, в кухне стояла его десятилетняя дочь. Длинноногая, светловолосая в него и черноглазая в мать, Викуля обещала вырасти в настоящую красавицу. Она грызла морковку и спорила с матерью.

– А я сказала, нет! – Оля что‑то разогревала в сковороде, на мужа не глянула.

– Ну, мам, ну почему?! – ныла Вика. – Почему нельзя‑то?! Там его родители будут, ну мам!!!

– В чем проблема, дочь? – Он дотянулся до ее шеи, притянул к себе, чмокнул в макушку, все еще пахнувшую детством.

– Просится сегодня с ночевкой к Никите на дачу, представляешь?!

– Мам, ну с родителями же! Там у них бассейн, мам! – Голос дочери зазвенел слезой.

– Еще простудись с этим бассейном! – возмутилась Оля, повернувшись к ним.

И тут же осеклась, остановив взгляд на гладко выбритых щеках Сани. Их глаза столкнулись над макушкой дочери. Оля пульнула в него виноватой улыбкой. Он кротко вздохнул и пожал плечами.

«Я думал, ее дома нет», – прочла она в его глазах.

«Она дома. И что теперь? Как?» – ответила она без слов.

«Не знаю. Тебе решать», – он потерся щекой о дочкину макушку и сел на свое место.

Оля задумчиво теребила пуговицу на клетчатой рубашке. Разочарование мужа было ей понятно. Они так редко и так мало бывали вместе. Его работа, присутствие взрослой дочери, усталость, заботы. Нет, они любили друг друга по‑прежнему. Но как‑то уже наспех, урывками, чтобы не забыть, что это у них все еще есть. Саня брился перед сном всегда. Всегда надеялся, что не уснет, когда она ляжет. То, что побрился сразу как вошел, и то, как смотрел на нее…

Понимать друг друга без слов они научились с первого года совместной жизни. А прожили уже двенадцать.

– Ладно, Вика, поезжай, – вдруг выпалила Оля, так и продолжая крутить пуговицу. – Только на телефоне постоянно! Как выедете, как приедете, как устроитесь и…

– И маме Никиты непременно дам трубку, как будем на месте, – взвизгнув, дочь подпрыгнула и помчалась собирать вещи.

Он все же оторвал потом эту чертову пуговицу, которую крутила Оля, не решаясь дать дочери позволение. А она застряла в прорези! А у него сил просто нет больше терпеть! И ужинать не стал, подхватив жену на руки. И старые пружины их супружеского ложа удивленно взвизгивали снова, и снова, и снова, и снова.

– Ты у меня просто красавица, малышка, – шептал он, целуя упругий животик жены. – Ты у меня одна… Моя… Любимая… Мне никто не нужен, кроме тебя…

Через час они все же уселись за стол ужинать. Оля рассматривала его, будто видела впервые.

– Что? – глянул он на нее с оттопыренной щекой, там пряталась почти целая котлетка.

– Ты сегодня такой… – выдохнула она с восхищением.

– Какой? Неутомимый?

– Нет. Хотя это тоже. Но… – Оля дотянулась до его щеки, нежно погладила. – Тебя что‑то расстроило сегодня, да? Ты так любил меня… Как будто не мог насытиться, не мог напиться. Что‑то расстроило тебя сегодня, милый?

– Я всегда тебя так люблю, если обстоятельства позволяют, – отозвался Востриков, откладывая вилку. – И всегда так любить буду. Кстати, Вика доехала?

– Да, все в порядке, – Оля вздохнула. Она знала, что Саня не любил говорить о чувствах. – С мамой Никиты переговорила. Все хорошо. Может… Может, пойдем погуляем?

– Не‑а, – Востриков снова взял вилку и вонзил ее в котлету. – Никуда мы не пойдем. Там люди. Много людей. Станут на тебя пялиться. Не хочу тебя делить ни с кем вообще, даже с чужими взглядами.

– Ух ты! – Жена опешила. – Ты ревнуешь меня к чужим взглядам?!

– Нет, просто не хочу. Не хочу делить, – невнятно ответил Востриков, прекрасно понимая, что глуп и неубедителен, и за долгие годы супружества так и не научился складно говорить. – Ты, Оля, у меня такая… Чистая, славная, я тебя очень люблю.

– Ух ты! – снова выдохнула она, округлив глаза. – Класс! Я согласна.

– На что?

– На то, чтобы у тебя там что‑то такое происходило ежедневно. Чтобы ты вот так каждый день мне говорил. Здорово, Востриков! Я тебя обожаю!

– Происходило! – проворчал он, отодвигая тарелку. – Все, наелся. Не хочу. Все вкусно. Вот ты мне скажи: как можно жить с мужем, спать с начальником и потом обо всем мужу докладывать?

– Не можно! – ахнула Оля, пересаживаясь к нему на коленки. – То есть нельзя!

– Вот и я говорю, что нельзя! А они так делают, так живут!

– И муж что? – Ее губы коснулись его уха, сделалось щекотно.

– А муж молча все проглатывает и пользуется деньгами, которые жена таскает от начальника. Оль, щекотно! – Он рассмеялся и потерся ухом о плечо.

– Муж, получается, сутенер? Жена проститутка, муж сутенер. Хороша семейка! Безнравственность какая! Полное отсутствие принципов!

– Безнравственность… – эхом отозвался Востриков и задумался. – Полное отсутствие принципов… Согласен! Оля, погоди‑ка.

Он вскочил и бросился за мобильником. Тут же набрал номер Васи Климова. Странно, но тот вдруг ответил. Зло ответил, устало.

– Тебя где черти носят? – рявкнул для начала Востриков.

– Работаю, между прочим, Сан Саныч! – огрызнулся тот. – Не то, что некоторые! Машинка‑то уже часа два во дворе стоит, так, Сан Саныч? Я мимо тут катаюсь, а машинка стоит. А я, между прочим, работаю!

– Молодец. Если снова прокатиться мимо вздумаешь, заходи. Оля котлет наделала, с вилкой съешь. Заодно и поговорим.

– Еду, – смиренно отозвался помощник и дал отбой.

Явился минут через пять, будто у подъезда стоял и ждал приглашения. Злой, потный, лохматый. Оля сразу погнала его в ванную, сунув чистое полотенце, новую носочную пару и чистую футболку мужа.

– Ты мне всю квартиру потом провоняешь, Васенька, – отрезала она, вталкивая его в ванную, когда он попытался застесняться. – Быстро в душ и за стол. А ты, Востриков, не смей его допрашивать, пока он не поест.

И пришлось ждать, пока Климов слопает тарелку зеленых щей, гору котлет с картошкой и расправится с салатом.

– Хорош наглеть! – прикрикнул на него Востриков, когда разомлевший Климов запросил еще и кофе. – Говори, где слонялся целый день? Если все даром – уволю! Ты у меня на стульях поспишь, черт побери!

Вася откинулся на спинку стула, сыто улыбнулся:

– Увольнять не за что. А вот поощрения жду!

– И?

– Начал я пробивать машинки, чьи номера вы мне продиктовали, Сан Саныч. И обнаружилась преинтересная историйка, – Вася загадочно улыбнулся. – Машинка, которую арендовал потерпевший Грищенко, странным образом принадлежит по документам жене, знаете, чьей?

– Щас как дам по башке! – пригрозил Востриков.

– Мельникова! По документам, этот автомобиль Мельникова Мария приобрела лет семь назад в одном из наших автосалонов. И Грищенко катается на нем по доверенности, которую Мария Мельникова собственноручно ему выписала.

– Ух ты!!! Они что, знакомы? Грищенко и Мельников знакомы?!

– Получается, так. Но это, собственно, ерунда. Люди крутятся в бизнесе, невольно пересекаются. Ничего странного нет. Странно другое…

– И что?

– Та машина, на которой доставили в больничку нашего Грищенко, управляется одним человечком по фамилии Сиротин.

– Нашли его?

– А как же! – самодовольно хмыкнул Вася. – Нашли и в отдел доставили. Я даже немного поговорил с ним, прежде чем закрыть.

– Закрыть?! Ты его закрыл??? За что?! – Востриков раздраженно покачал головой. – За то, что он человеку первую помощь оказал?

– Ага! И очень своевременно оказался рядом с этим человеком. Он следил за ним!

– Да‑да, что‑то такое Грищенко говорил, – наморщил лоб Саня. – Но доктор посоветовал не брать во внимание его утверждения: после такой травмы, говорит, могут быть и глюки, и бред. Вот когда поправится, тогда, говорит, и допрашивайте.

– Все так, Сиротин следил за Грищенко. И он этого не отрицает. Отрицает другое.

– Что?

– Что он причастен к убийству бывшей жены Грищенко.

– Опа! Так Грищенко свою секретаршу обвиняет. Говорит, она собиралась с Катей разобраться. Мы к палате этой секретарши, так несвоевременно хлопнувшейся в обморок, даже охрану приставили. Думаешь, зря?

– Не знаю. Сам говоришь – Грищенко может бредить. К тому же никто из жильцов дома ее минувшей ночью не видел. До сегодняшнего утра не видел ее никто.

– А Сиротина видели? – догадался Востриков.

– Совершенно верно! – обрадованно подхватил Вася и заныл: – Ну все же, может, кофе? Сан Саныч?

– Ладно, сварю. Так, когда видели Сиротина? Он же там сидел в машине, верно? И отвозил его в больничку. И что?

– А то, что он потом вернулся. И одна глазастая бабуля видела его, входящим в подъезд Грищенко. Где‑то около двух часов ночи! И видела, как он потом летел оттуда стрелой. И что скажете, Сан Саныч?

– Ну, одно из двух: либо он убил бывшую жену Грищенко в пылу скандала и с перепугу бежал, либо он бежал с перепугу, обнаружив ее уже мертвой. Думаю, он склонен ко второму варианту?

– Ну‑уу, с вами неинтересно, – заныл Вася, почесывая щетину. – Конечно, он говорит, что обнаружил ее уже мертвой.

– А зачем пошел, не говорит?

– Нет.

– И кто нанял его следить за Грищенко, тоже не говорит?

– Нет.

– И требует адвоката?

– Совершенно верно! – Вася восхищенно крутил головой. – Вы… Вы, Сан Саныч, просто…

– На твой кофе, – Востриков вылил в чашку из турки густую кофейную жижу, поставил сахарницу и бутылку молока. – Ладно, будет ему адвокат, куда денешься. Закон есть закон. Но! Но прежде, чем этот адвокат к нему явится, ты, Вася, должен узнать об этом Сиротине все! Где родился, где крестился, на ком женился и так далее. Понял?

– Так уже, Сан Саныч! – Вася с удовольствием пил крепчайший кофе, не став разбавлять его молоком и сахаром.

– И кто же наш господин Сиротин?

– Он – частный детектив! Специализирующийся на делах с разного рода аферами, промышленным шпионажем и так далее. Короче, помогает малому, среднему и крупному бизнесу. Супружеская неверность не его конек.

– Думаешь, снова Мельников? Он его нанял? – Вася пожал плечами. – Ладно… Утро вечера мудренее. Завтра я из этого Сиротина всю душу вытрясу, или сядет он у меня за убийство как миленький!..

Date: 2015-09-05; view: 280; Нарушение авторских прав