Глава 13. Марина не находила себе места

Марина не находила себе места. Уже час как шло рабочее время, а Вани нет. Он с ума сошел, что ли?! Или с Мельниковым вчера напился, передав ему конверт в условленном месте? Так не принято у них было выпивать при встрече. Они вообще очень официально держались. Может, только при ней? Может, вне стен этого офиса они очень тесно общались? И могли позволить себе развлечение в виде загородной бани и девок под рюмку коньяка?!

Она психовала, мерила шагами тесную приемную и без конца смотрела на часы. Вани не было. И телефон его был отключен, что казалось еще более странным. Звонить Мельникову она не решилась. Тот вообще при редких встречах ее не замечал. А если и смотрел в ее сторону, то лучше бы и не смотрел, – столько презрения было в его взгляде.

Надо ехать, решила она ближе к обеду. Привычно глянула в окно: странно, но машины наблюдения сегодня не обнаружилось. Ее, к слову, не было с самого утра. Но Марина тогда мимоходом подумала, что наблюдатель просто проспал, потому и опаздывает.

Его не было до сих пор, и она подумала, выходя из офиса, что, скорее всего, ошиблась. Тот парень на «Приоре» никакого отношения к наблюдениям за ними с Ваней не имеет.

Она взяла такси и назвала адрес Грищенко. Она его знала наизусть, как и многое другое, касающееся его биографии. И ключи у нее от его квартиры имелись. Он сам дал, хотя она и отказалась посещать его убогую холостяцкую берлогу. Одного раза хватило.

Доехали быстро. Марина расплатилась по счетчику, сказала, что ждать ее не нужно, и скорым шагом, взметающим длинный подол ее легкой юбки, двинулась к дому Вани Грищенко. Во дворе было пустынно. Может, потому что близился полдень, и было очень жарко.

Двор Ваниного дома никто не потрудился озеленить – ни тебе кустов, ни тебе деревьев или цветов. Бетонная семиэтажная коробка дома была окружена домами‑близнецами. Территория между ними была плотно закатана в асфальт с редкими прогалинами детских песочниц и лавочками у подъездов. Были места, отведенные под автомобильные стоянки. Кстати, на той, что располагалась напротив Ваниного подъезда, преспокойненько стояла машина, которую ему дал напрокат Мельников.

– Сволочь! – скрипнула зубами Марина, влетая в подъезд. – Нажрался, телефон отключил и спит теперь…

Тут же острой болью прожгла догадка. А что, если он с Катериной?! Что, если бывшая жена все же уговорила его принять ее – блудную – под собственной крышей?!

Вставляя ключ в замок Ваниной двери, Марина едва не плакала. И когда вошла в прихожую, ярко освещенную лампочкой на длинном шнуре, то слезы брызнули.

Женские босоножки на тонких высоких каблучках валялись в беспорядке под вешалкой. Тут же стояла распахнутая дорожная сумка, и еще одна – застегнутая. А на крючке вешалки висела маленькая дамская сумочка.

Все! Это конец! Он принял ее, они помирились. И, отключив телефоны и отключившись от внешнего мира, спят теперь в обнимку на его единственном диване, на котором он не стеснялся трахать Марину.

– Сволочь!!! Какая же, Ванечка, ты сволочь!!!

Она судорожно вздохнула, вытерла прослезившиеся глаза и решительно шагнула в проем его единственной комнаты. Заготовленная речь застряла у нее еще в легких – она просто лишилась дыхания, прежде чем лишилась дара речи.

Да, Катя, как и ожидалось, лежала на Ванином диване. И была совершенно голой, бесстыдно демонстрируя шикарное загорелое тело. Но Катя лежала на диване одна! И тело ее было мертвым! А голова почти отсутствовала!!! То есть прежде чем выскочить с диким криком из квартиры, Марина успела заметить на подушке месиво из костей, крови и спутавшихся волос…

Следующие часы показались ей самым страшным кошмаром, который только мог приключиться в ее нескладной жизни. Думала, что все, все уже позади! Больше не будет ничего гадкого и плохого в ее жизни. Никто не станет над ней смеяться, тыкать в нее пальцем, называть уродиной, толстухой. Никто не будет хватать ее за подол длинных платьев и брезгливо морщить лицо, советуя укоротить сантиметров на сорок. Никто не станет отворачиваться и возвращать ей ее резюме. Все, с этой неприятной, отвратительной полосой в ее жизни покончено! Такого больше не повторится.

Оказалось, что это была ерунда! Это и не полоса невезения вовсе была, а так – штрих неуверенный. А черной краской начала раскрашиваться ее будто бы наладившаяся жизнь только теперь. Теперь, когда она обнаружила труп бывшей жены Вани Грищенко, ее работодателя и любовника в одном флаконе.

Боже, какой ужас!!! Что теперь будет?! Как она, они станут дальше жить?! Как с этим они теперь станут жить?! Катю убили на Васином диване! Он куда‑то пропал. Какие мысли могут посетить здравомыслящего человека в первую очередь? Правильно! Именно такие мысли, которые ворочались громадными, больно жалящими муравьями у Марины в голове.

Ваня Катю простил, впустил к себе в дом. У них случилось примирение прямо на Ванином диване. Неспроста же Катя голая! Потом они что‑то не поделили, и…

И Ваня ее убил!

Господи, какой ужас!!! Как он мог?! Разве он мог???

Марина сидела в углу лестничной клетки прямо на пыльном бетонном полу и плакала. Мимо нее проходили чьи‑то ноги. Много ног! Они ходили туда‑сюда, будто у них дел других не было, только пыль месить подъездную. Люди тихо говорили, задавали кому‑то какие‑то вопросы и на нее не обращали вовсе никакого внимания. Потом прошли двое. Они несли носилки, на которых колыхалось что‑то, упакованное в черный пластиковый мешок.

Катя!!! Шарахнуло ей в голову, и тут же ее вырвало в углу. И тут же возле нее остановились ноги, обутые в черные тупоносые ботинки. Серые брюки она видела лишь до колен, потому что не могла поднять глаза и сама не могла подняться.

– Возьмите, – мужская рука в светлых волосках, голая до локтя, протянула ей бутылку воды и бумажный носовой платок.

Она с благодарностью приняла. Вытерла рот, прополоскала, сплюнув прямо в угол. Снова утерлась чистой стороной носового платка.

– Вам помочь? Или сможете самостоятельно подняться? – та же рука вытянулась в ее сторону, предлагая помощь.

Марина неуклюже встала, ухватившись за чужое мужское запястье.

– Спасибо, – прохрипела она и глянула на мужчину.

Приятный, лет сорока, светловолосый, голубоглазый. Смотрит с сочувствием, хотя и мент. Он успел ей уже удостоверение показать.

– Нам надо поговорить, – он предложил ей пройти к подъездному окну, возле которого никто не топтался теперь. – Вы сможете? Или, может, вам помощь медиков нужна?

– Нет, спасибо, справлюсь, – неуверенно проговорила Марина, взбираясь на подоконник, ноги определенно отказывались ее держать.

– Хорошо… – он встал рядом, достал блокнот и авторучку. – Вы? Вас как зовут?

– Марина. Марина Клюева, – представилась она и кивнула на распахнутую дверь Ваниной квартиры. – Я его секретарша.

– Ага… – полицейский быстро что‑то записал. Глянул на нее: – Я – Востриков Александр Александрович, начальник убойного отдела. Поговорю пока я с вами, потом еще будет следователь и… Короче, и так далее. Говорить с вами еще многие будут.

– Я никого не убивала!!! – перепугалась она, и слезы снова закапали из глаз. – Я искала Ваню! То есть Ивана Иваныча. Он не явился на службу, телефон отключен, и я…

– И вы, как примерная секретарша, поехали к нему домой, чтобы разбудить, сварить кофе и пожарить омлет, – закончил за нее скороговоркой Востриков и тут же без переходов спросил: – Вы с ним спали, Марина?

– Я?!

Она хотела возмутиться. И начать лопотать что‑нибудь типа: я не такая, как вы могли подумать, кто вам дал право думать в таком оскорбительном ключе. Но тут же передумала. В самом деле, выглядело бы странным, окажись она невинной и целомудренной. Мало того что приехала к своему работодателю домой, так еще и дверь его квартиры открыла своим ключом.

– Да, – кротко ответила она и обняла себя трясущимися руками.

Ее знобило, невзирая на палящее солнце, греющее спину через подъездное окно.

– Встречи проходили в этой квартире?

– Нет, что вы! – фыркнула она. – Вы видели эту квартиру? Отстойник холостяцкий!

– А где проходили ваши встречи?

– Да на работе и проходили.

– А как на это реагировали другие сотрудники?

Еще одна, подумал с отвращением Востриков. О, времена! О, нравы! Уходят люди на работу, а там такое вытворяют!

– Так нет других сотрудников. Весь штат нашего офиса – это я: секретарь, бухгалтер, экономист, отдел кадров, диспетчер. Остальные сотрудники на складах. А тут – я и Грищенко Иван Иванович. Он хоть и числится директором, а тоже пашет как вол. Времени у нас свободного почти нет, потому что работы много. Но когда появляется окошко, то… То мы его используем по собственному усмотрению. А что? Нельзя? – Она с вызовом подняла на него некрасивое, распухшее от слез лицо. – Мы с ним одинокие люди. Имеем полное право!

– И как же, скажите, в постели одинокого мужчины появилась эта мертвая женщина?

У Вострикова мгновенно пропало желание сочувствовать ее потрясению. Эта секретарша запросто могла убить соперницу, обнаружив ее в постели своего начальника и любовника. И его могла убить, и труп спрятать где‑нибудь. Мускулатура будь здоров! Еле поднял ее с пола бетонного. Чуть его не повалила на пол, вцепившись в его руку.

– Это Катька! – плаксиво отозвалась Марина. – Бывшая жена Грищенко Иван Иваныча.

– Ага! Бывшая жена, стало быть. И как давно бывшая? Знаете?

– Я все знаю! – похвасталась она. – Пять лет они не живут, Александр Александрович. Десять лет назад поженились. Пять прожили. И потом она ушла от него к какому‑то более удачливому и богатому. А Ваня на тот момент был жалким бедным неудачником. И она его бросила.

– А чего вдруг снова в его койке оказалась?

– Так вернулась! Вернее, начала проситься обратно! Явилась тут не так давно прямо под окна офиса на шикарной тачке. Перехватила Ваню, когда он за едой пошел в ларек, и говорит: я возвращаюсь. Мол, у нас с тобой на двоих общая жилплощадь осталась, я имею право.

– А он что?

– А он возмутился, конечно! – фыркнула Марина, поправляя длинный подол темной тонкой юбки. – Говорит: с какой стати? Мы с тобой давно расстались!

– А она?

– А она говорит: так я, говорит, с тобой не разводилась. Времени не было. Так что, квартира общая!

– А он?

– А он говорит: у тебя времени не было, зато у меня, говорит, его было навалом. И развелся давно, чтобы… – и тут Марина прикусила язык, заметив, что от сочувствия опера не осталось и следа. Но закончить ей все же пришлось: – Он же бизнес затеял. Вот и поспешил с разводом. Мало ли что!

– Бизнес прибыльный? Дела идут? Как давно?

– Недавно. Нормально. Нормально все, – пробурчала она, рассматривая свои пыльные сандалии и запущенные ногти на пальцах ног. Катькины‑то пальчики даже мертвыми выглядели идеально.

– Значит, если я правильно вас понял, то Грищенко оформил развод до того, как затеял собственное дело?

– Да.

– Дело приносило доход, все шло нормально и у вас с ним. И тут как гром среди ясного неба появляется его бывшая жена с претензиями. Так?

Востриков уже сейчас точно знал, что Катерину убил кто‑то из них: либо бывший муж, если он еще жив, либо его любовница. Но не спешил надевать наручники. Еще успеет.

– Так. Но она про бизнес ничего такого, помалкивала. Может, толком и не знала ничего. Она в квартиру пыталась попасть.

– Ну‑у‑у, начинать‑то с чего‑то надо. А он, так я понимаю, был против ее возвращения?

– Да, против.

– Но все равно не устоял перед чарами бывшей супруги, – пробормотал Востриков, кивая на распахнутую дверь, за которой минувшей ночью разыгралась трагедия. – Как‑то же она оказалась в его кровати. Причем абсолютно голой!

– Я не знаю, – слезы обиды закипели снова, Марина заплакала. – Я ждала его утром, ждала. А его нет. Я – звонить, телефон выключен. Поехала сюда, а тут такое!

– А где же сам Грищенко? Как думаете?

– Не знаю!!! – Она вскинула голову, глянула на него полубезумными зареванными глазами. – Что характерно, машина на стоянке!

– Его машина? – удивился Востриков, делая пометку в блокноте.

– Ну, она не совсем его. Он ее на прокат где‑то взял. Своей у него нет.

– У кого взял? Фирма? Частное лицо? Наверняка у вас в офисе договор аренды имеется?

– Нет, не имеется, – перепугалась она, понимая, что имя Мельникова едва не сорвалось у нее с языка. – Иван Иваныч с кем‑то лично договорился.

Ладно, не проблема установить, на кого оформлена эта машина. Востриков записал под диктовку номер и марку машины, которую арендовал пропавший в неизвестном направлении Грищенко Иван Иванович и которая теперь сиротливо жалась к парковочному бордюру.

– Значит, машина на стоянке, хозяина нет. А в кровати – его бывшая мертвая жена. А у вас ключи от квартиры, – задумчиво перечислил Востриков, наблюдая за бледностью, заливающей полное Маринино лицо. – А случайно от машины у вас нет запасных ключей?

– Есть, – проговорила она едва слышно. – Но они в офисе.

– А давайте за ними съездим. Вдруг ваш работодатель в машине, а?

– Как это? Он бы увидел меня, если бы был в машине, – она неуверенно шагнула за ним следом, когда он стащил ее за локоток с подоконника.

– А вдруг он в багажнике?! С таким же раскроенным черепом, а? Вдруг…

Вдруг никакого не случилось. Только зря мотались за ключами. Машина была пустой. Багажник девственно чист, с одной лишь запаской под резиновым ковриком. В салоне тоже чистота – ни тебе документов или крохотулечной записки за козырьком, ни тебе хотя бы чего‑то в отделении для перчаток – ничего, кроме автомобильного дезодоранта, все кармашки пусты.

– Каков аккуратист ваш директор, – пробубнил Востриков себе под нос, решив, что машину ночью кто‑то тщательно вымыл.

И если и был вывезен на этой машине труп Грищенко куда‑то за пределы города, то следы все уничтожены.

– Скажите, Марина, – Востриков повернулся к девушке, наблюдающей за работой экспертов, обмахивающих кисточками дверцы и стекла машины. – Где вы были минувшей ночью?

– Как где? Дома! – возмутилась она. – Спала! Ночью я имею привычку спать!

– Кто может подтвердить это? Алиби! Алиби на минувшую ночь у вас есть, когда была убита бывшая жена вашего начальника, и сам он исчез в неизвестном направлении?!

– Вы что?! Меня??? Меня подозреваете???

И она наконец благополучно грохнулась в обморок.

– И что с ней теперь делать? – с кислой миной обратился следователь прокуратуры к Вострикову.

Они стояли чуть поодаль и наблюдали, как в карете «Скорой помощи» пытаются привести подозреваемую в чувство.

– В больницу везти? Так там охрану к ней надо будет приставить.

– Людей нет! – возмутился Востриков.

– Чтобы в лазарет тюремный ее определить, нужно постановление.

– У нас его нет! – скрипнул зубами Востриков и прикрикнул на врачей. – Нашатыря, что ли, нет?! Ватку, ватку с нашатырем под нос ей!

– Я не учу вас работать, – возмутился доктор и резко закрыл дверь машины.

– Думаешь, она? – кивнул прокурорский на красную полосу, прочертившую бок неотложки.

– А кто же! Тут все ясно как божий день! Закрутила роман с директором, – забубнил Сан Саныч. – Тут является его бывшая. Он сначала повыкобенивался. Потом простил. Принял дома. А эта… Видал, силищи сколько?

– Да, мадам крупна телесами.

– А она явилась к ним среди ночи и укокошила обоих по очереди. Любовника вывезла куда‑то. А эту не успела. Пришлось разыграть истерику, вызывать нас. Ох, как же мне все это надоело!!! Не успел с одним треугольником разобраться, тут в другом увяз. Черт знает, о чем люди думают, когда живут вот так, по‑скотски!!! На какое счастье надеются?!

Востриков с раздражением пнул воздух тупоносым ботинком и решительно постучал кулаком в дверь «Скорой». Та через минуту отъехала в сторону. И на улицу высунулось злое лицо доктора.

– Ну что у вас, гражданин начальник?! Что?!

Пропускать Вострикова внутрь он явно не собирался.

– Позвольте мне делать мою работу, – вежливо попросил его Востриков, ставя одну ногу на подножку.

– А вы мне – мою! – рявкнул сердитый доктор и, сбросив его ногу, с силой дернул дверь.

– Черт знает что творится!!! – разозлился Востриков и начал маршировать вокруг машины, чтобы хоть немного успокоиться.

Коллеги понемногу разъезжались. Из подъезда вышел участковый, он должен был опечатывать дверь. Наверное, опечатал. Стоит на ступеньках подъездных, щурится на ярком солнышке и, улыбаясь, трындит с пожилой женщиной, дергающей за поводок нетерпеливую собаку. Потом вдруг оба посмотрели в сторону Вострикова и ходко направились в его сторону.

– Сан Саныч, тут такое дело, – неуверенно начал участковый и указал на женщину с собачкой. – Тут вот женщина вчера стала невольным свидетелем еще одного происшествия.

– Какого происшествия, Семеныч?! – Востриков выразительно закатил глаза. – Может, сам разберешься, а?

– Я бы и разобрался, да, боюсь, это имеет непосредственное отношение к нашему сегодняшнему происшествию, – миролюбиво отозвался участковый, пропуская женщину вперед.

Та подошла к Вострикову почти вплотную. Осмотрела его с головы до ног. Хорошо, не обнюхала, как ее собачка.

– Значит, так… – начала она рубить свободной рукой плотный горячий воздух. – Мы вчера с Мусечкой гулять вышли.

– Мусечка – это? – Востриков ткнул пальцем в обнаглевшую собаку, облизывающую его левый ботинок.

– Да, совершенно верно. Мусечка – это моя собачка. Так вот, мы с ней вышли гулять. Тут подъехал мужчина вот на этой машине, – ребро ее ладони указало на машину, которую арендовал неизвестно у кого Грищенко.

– Как он выглядел? – уточнил участковый.

– Невысокий, рыжеволосый.

– Грищенко, – авторитетно кивнул участковый. – Я его хорошо знаю. И что было дальше?

– А дальше… Дальше он вошел в подъезд. Мы с Мусечкой справили нужду.

Что, и она вместе с собакой?! Востриков ужаснулся.

– Минут через десять возвращаемся обратно. И тут вдруг – бац! хрясь!!! – ее руки заработали еще активнее, взбивая воздушное пространство вокруг в плотную душную массу. – Подъездная дверь отлетает, и оттуда вылетает этот самый гражданин головой вперед! Просто рыбкой летит!!! Падает лицом о ступеньки, стонет. И… Муся!!!

Востриков проследил за ее взглядом и еле удержался, чтобы не пнуть нахальную собачонку, вознамерившуюся пометить его левую брючину. Хозяйка с силой дернула поводок, собачка взвизгнула, но послушалась.

– И что же было дальше? – Востриков все же отошел на всякий случай подальше.

– Этот мужчина падает, стонет и затихает! Я лезу в карман за телефоном, чтобы вызвать «Скорую». И тут подъездная дверь снова распахивается. Оттуда вылетает…

– Тоже головой вперед? – уточнил Саня.

– Нет, просто выбегает на своих ногах.

– Кто?

– Женщина! Она выбегает, склоняется над мужчиной и… – она перевела дыхание, вытерла белоснежным платочком пот с лица. – Я‑то думала, она ему помощь хочет оказать. А она по карманам его начала шарить. Достала связку ключей и снова нырнула в подъезд. Вот так было дело.

– Женщину хорошо рассмотрели?

– Нет, не очень. Зрение, знаете ли… К тому же поздний вечер… Но мужчину рассмотрела, потому что помогала грузить его в машину.

– В «Скорую»? – изумился Востриков.

– Нет, что вы! Тут один товарищ вызвался помочь, довезти мужчину до больницы. Он ведь, рыженький‑то, пришел в себя и попросил не вызывать никого. Сам, говорит, разберусь.

– Подойдите, пожалуйста, – попросил Востриков, увлекая ее к машине «Скорой помощи». Резко рванул дверь, указал на Марину, развалившуюся на носилках. – Она?

– Что – она? – «Собачница» с любопытством рассматривала лежавшую без сознания девушку.

– Эта вытащила ключи из кармана Грищенко?

– Не‑е‑ет, что вы! – возмутилась дама и выкатила нижнюю губу. – Хоть и темно было, и зрение у меня не очень, но отличить ту красотку от этой девушки я могу. Нет, та была высокой и худенькой. На каблуках. А эта в сандалиях.

– Могла переобуться, – возразил с ворчанием Востриков и задвинул дверь.

– Так у этой во какая грива, – ее руки очертили круг над головой. – А у той волосики едва до плеч. И полная эта, а та худенькая…

Все ясно! Грищенко вернулся домой, там его подкарауливала бывшая жена. Они поскандалили, может, даже подрались. Он начал спускаться обратно, не желая ее пускать к себе. Бывшая супруга рассвирепела, толкнула его, сбив с ног. И когда тот распластался на ступеньках подъезда, вытащила у него ключи. И… воцарилась на бывшей жилплощади.

А дальше?! Кто раскроил ей череп?! Грищенко вернулся из больницы, куда его отвез неизвестный доброжелатель? Или Марина, узнав о его госпитализации, приехала сюда и наказала соперницу?

Что‑то одно из двух, по‑любому. Третьего не могло быть в этом происшествии.

– Машину, которая увозила гражданина Грищенко в больницу, помните?

– Да! – Она радостно закивала. – Наша машина, отечественная. Светлая.

Обалдеть! Востриков обменялся с участковым разочарованными взглядами.

– А номерные знаки? Не помните?

– Так я записала! На всякий случай. Мало ли! Он, хоть с виду человек приличный, да кто знает, куда его повезет! Вдруг ограбит по дороге?! – Она сунула в большой карман широченных светлых штанов руку, достала смятую записку, протянула ее Вострикову. – Вот. Три, четыре, пять, НРГ, регион наш…

Еще одну машину пробивать. Востриков со вздохом убрал записку в папку с бумагами. Снова постучал в машину «Скорой помощи». Он не хотел, он просто жаждал как следует допросить эту лохматую девушку. Но доктор был неумолим и решительно повез ее в больницу.

– Если требуется ее охранять – охраняйте, – пожал он меланхолично плечами. – Но при таком состоянии здоровья вряд ли она дальше больничных ступенек убежит.

Охрану для Марины Востриков все же выбил. И уже через час возле ее палаты топтался молодой сержант. А успокоенный Саня поехал в отдел. Он очень надеялся, что к его приезду Вася Климов пробил уже обе машины, данные на которые он продиктовал тому по телефону.

Но Васи и след простыл. И телефон его не отвечал, сколько Востриков не пытался ему дозвониться. И он совсем уже хотел рассвирепеть, когда позвонили из больницы, куда доставили час назад хлопнувшуюся в обморок Марину.

– Это Смолянинов, – нелюбезно представился сердитый доктор со «Скорой». – Вы просили позвонить, если что…

– Да, да!

– Так вот «если что», кажется, имеет место быть.

– И?

– Вчера до полуночи к нам в отделение травматологии поступил пациент, который может иметь непосредственное отношение к тому рассказу, который мы все вместе выслушали часа два назад от дамы с собачкой.

– Вы слышали?

– Я же не глухой! – возмутился доктор. – И дверь «неотложки» не из свинца!

– Так что там с пациентом?! – поторопил Востриков сердитого доктора «Скорой».

– Да тут вот он, рядом, на койке весь в бинтах, – меланхолично отозвался доктор. – Но говорить может. Дать ему трубку?

– Да, да, пожалуйста! – взмолился Востриков.

По ходу соображая, что если это Грищенко, и он в бинтах, то иметь отношения к убийству своей бывшей жены он никак не может.

– Иван Иванович? Грищенко? – уточнил Востриков, услышав хриплое «алло».

– Да, я Грищенко. Со мной вчера случилось… Простите…

– Кто вас вытолкал из подъезда?

– Катя. Моя бывшая жена, – слабым голосом пожаловался Грищенко. – Рвалась поселиться снова рядом.

– Она забрала у вас ключи от квартиры из кармана?

– Да, она. Я то отключался, то приходил в себя. Но, кажется, она шарила по карманам. Вы задержали ее?! Арестовали? Я не хочу, чтобы она там жила!!! – Голос пострадавшего сделался плаксивым. – Она бессовестная! Дрянь…

– Она мертва, Иван Иванович, – перебил его хныканье Востриков. – Кто‑то убил ее прямо в вашей квартире. На вашем диване. Размозжил голову.

– Господи‑и‑и… – тихо простонал Грищенко. – Нет! Этого не может быть!!! Она не должна была, она не имела права…

Умереть в твоей койке?! Изгадить тебе холостяцкий интерьер? Востриков тяжело вздохнул и спросил:

– Как вы думаете, кто мог сделать с ней это?

И тут Грищенко преподнес ему первый сюрприз на сегодняшний день.

– Марина, – ответил он с горечью. – Она собиралась с ней разобраться…

Ух ты! Ничего себе! Сдал, не раздумывая, свою секретаршу и любовницу! Настолько законопослушен или труслив?

– Понятно, – Востриков обвел в блокноте имя и фамилию Марины жирным полукругом. – А кто вас отвозил в больницу, вы не помните? Мне он нужен для дачи свидетельских показаний. Может, он оставил телефон и…

– Это был тот человек, который за мной следил, – сделал Вострикову второй сюрприз Грищенко. – Марина должна знать, кто это…