Новости

К моменту прибытия Доктора люди полковника Решетова проделали большую работу. Помимо Саврасова и Брызгалова, были выловлены и разоблачены еще шесть вражеских агентов, переданных Гюбертом под мое начало. Многое сообщил Курков, явившийся с повинной и не пожелавший работать на врага.

Доктор не стал запираться. Умный, умудренный мно­голетним опытом, искушенный в делах разведки, он по­нял сразу, что попался крепко. Он избрал правиль­ный путь, решил признаться во всех своих преступле­ниях и хотя бы частично искупить этим вину. И он признался. Он вывернул себя наизнанку. Прежде всего он собственноручно написал, по выражению Решетова, свой «послужной список», а потом принялся за Габиша, Гюберта и остальных.

Он не пытался смягчить свои преступления, дал себе убийственную характеристику, но не пожалел красок и для своих шефов. Они предстали перед нами во всей своей красе.

То, что удалось разведать мне за время пребывания в «осином гнезде», составило лишь крохотную долю того, что сообщил Доктор. Он выдал серьезную шпион­скую группу Бурьянова, о которой я не мог даже подо­зревать. Он сообщил о том, что станция Габиша проводила широкую вербовочную работу среди предателей и пособников оккупантов и сейчас подготавливает из них три группы шпионов и диверсантов для подрывной работы на нашей территории.

Доктор назвал их имена и фамилии, а также извест­ных ему агентов, в разное время переброшенных за ли­нию фронта.

Он вернулся к прошлому, к довоенным годам, вы­ложил историю с Робушем и сказал, что на нашей тер­ритории должна существовать еще одна небольшая, но строго законспирированная шпионская группа, создан­ная самим Гюбертом при первом его визите в Совет­ский Союз.

Полковник Габиш высказывал намерение передать эту группу также под руководство Доктора, но потом почему-то передумал.

Доктор располагал своим шифром и кодом, специ­альными позывными и волнами для радиста, и, если бы он не стал сразу на путь признания, мы попали бы в затруднительное положение. Разоблачив себя, Доктор не счел нужным утаивать что-либо и великолепно понял, что именно от него требуется. Он «доложил» Гюберту о благополучном прибытии. С помощью Доктора полков­ник Решетов продолжал искусно водить за нос капитана Гюберта, время от времени передавая ему выгодную на­шему командованию лжеинформацию.

Комбинация с Доктором натолкнула Решетова на со­вершенно новую, смелую мысль. Он задался целью совер­шить налет на «осиное гнездо» и захватить все докумен­ты и материалы, там хранящиеся.

Операция эта предварительно была продумана, оста­валось разработать детали. Руководство одобрило этот план. В Москву вызвали подполковника Фирсанова и начальника разведки штаба майора Коваленко.

Мне предложили засесть за телеграммы, поступив­шие за это время от Криворученко, и составить по ним обзор о положении дел в его группе и на станции.

Я пересмотрел кипу телеграмм и выбрал из коро­теньких сообщений все, что только было возможно.

Складывалась такая картина. В конце зимы Гюберт перенес свою резиденцию на новое место. Он перебази­ровался на восемьдесят километров западнее прежней стоянки и разместился в бывшем доме отдыха. «Осиное гнездо» по-прежнему прикрывается вывеской «Лесной опытной станции», стоит в лесу между городом и боль­шим селом, районным центром. От города до него во­семьдесят километров, а от села – всего четыре.

Похитун объясняет это перемещение тем, что бли­зость города могла привести к полной расшифровке Опытной станции, и Гюберт решил предвосхитить со­бытия.

Изменений в личном составе Опытной станции ника­ких не произошло, только на вакантную должность по­мощника Гюберта прибыл некий майор Штейн.

Гюберту присвоено звание майора. Он награжден железным крестом. Штейн владеет русским языком и отличается более крутым, нежели покойный Отто Бунк, характером. Он завел на Опытной станции овчарок.

В своих показаниях Доктор дал аналогичные сведе­ния и лишь добавил, что Штейн, по его мнению, является преемником Гюберта, так как были разговоры о пере­воде Гюберта на новую должность.

В группе Криворученко теперь не двое, а пятеро: сам Криворученко, радист Ветров, Логачев, пришедший из партизанского отряда, Березкин – из городского под­полья и Таня Кольчугина. Она попала в группу после какой-то удачно проведенной комбинации, но какой именно – мне было непонятно. Можно предположить лишь, что уход Тани в лес был связан с отъездом из го­рода Фомы Филимоновича.

Да, старик покинул свои «хоромы». Он выполнил мое задание. Он сумел войти в такое доверие к Гю­берту, что тот захватил его с собой на новое место. Ста­рик и в самом деле заделался егерем. Мог ли я пред­полагать, что его разговор с Гюбертом об охоте приве­дет к таким результатам?

Фома Филимонович выполнил и второе мое задание: ему удалось наладить отношения с Похитуном; он поступился своим характером и стал неразлучным «дру­гом» грязного шифровальщика.

Фома Филимонович ездит на охоту с Гюбертом, и весенний сезон, по словам Криворученко, прошел у них на славу. Но Гюберт стал более осторожен. Если рань­ше он ездил в сопровождении двух автоматчиков, то сейчас берет с собой по три-четыре, а то и по пять солдат.

Группа Криворученко стоит лагерем в лесу, в девят­надцати километрах от Опытной станции. Лагерь име­нуется «Полюсом недоступности». Встречи с Фомой Филимоновичем проводятся в лесу, между «осиным гнез­дом» и Полюсом недоступности, но иногда и в селе. В лесу с ним встречаются поочередно Криворученко, Ло­гачев и Березкин, а в райцентре – только Березкин.

Старик свободно пользуется лошадью Опытной стан­ции, часто ездит в лес на охотничьи разведки. Пользуясь этим, Фома Филимонович даже приезжал на Полюс не­доступности.

В марте группе Криворученко выбросили на пара­шюте мешок с грузом. В мешке были батареи для радио­станции, медикаменты, боеприпасы и продукты первой необходимости.

Так выглядели дела на той стороне...

Вскоре полковник Решетов вызвал Фирсанова, Ко­валенко, Петрунина и меня, чтобы посовещаться о плане налета на Опытную станцию. Единодушно было решено снова выбросить меня в тыл врага, возглавить группу Криворученко и уже там, на месте, разработать до мелочей два-три варианта операции, которые мы здесь наметили в общих чертах.

– Сколько вам надо времени на подготовку? – об­ратился ко мне Решетов.

Я ответил, что недели три.

– Мало, не успеете. Месяц! – заключил Решетов и на этом отпустил нас.