Проект Рози 16 page

– Выходит, ты не сдаешься? – сказала Рози.

– Я тебя раздражаю своей настойчивостью?

– Нет, – сказала Рози. – Я поражена твоей храбростью. С тобой мне очень весело, ты самый остроумный из всех, кого я знаю, ты столько всего для меня сделал. Казалось бы, чего еще желать. Но мне страшно, потому что…

Она замолчала, но я знал, о чем она думает. И закончил фразу за нее:

– Потому что я сдвинутый. Что ж, вполне ожидаемо. Я знаю, о чем ты, – ведь я сам считаю сдвинутыми всех остальных.

Рози расхохоталась.

Я попытался объяснить:

– Разве это не странно – плакать из‑за вымышленных персонажей?

– Ты смог бы жить со мной, проливающей слезы в кино? – спросила Рози.

– Конечно, – ответил я. – В конце концов, это ведь тоже вариант нормы.

До меня вдруг дошел смысл ее слов.

– Ты хочешь жить со мной?

Рози улыбнулась.

– Ты вчера оставил это на столе, – сказала она и достала из сумки коробочку с кольцом.

Я понял, что Рози пересмотрела свое вчерашнее решение и теперь поворачивает время вспять – чтобы я мог осуществить свой первоначальный план, но в других декорациях. Я вытащил кольцо. Она протянула мне палец. Я надел кольцо на палец, и оно подошло. Невероятное облегчение.

И тут я услышал аплодисменты. Они были так месту в этот момент. Если бы мы играли романтическую комедию, то это была бы финальная сцена. Но все происходило наяву. На нас смотрели все, кто был в столовой университетского клуба. Я решил не отступать от традиционного хэппи‑энда и поцеловал Рози. Поцелуй оказался еще приятнее, чем в прошлый раз.

– И не подводи меня, – сказала Рози. – Я хочу безумий в режиме нон‑стоп.

В компании администратора клуба в зал вошел Фил с пластырем на носу. Следом за ними шли двое полицейских. Администратор указала Филу на Джина.

– У‑у‑у‑у, – вырвалось у Рози.

Фил направился к Джину, который предусмотрительно встал со стула. Последовал короткий разговор, после чего Фил одним ударом в челюсть вырубил Джина. Полиция вырвалась на авансцену и скрутила Фила, который, собственно, и не сопротивлялся. Клодия бросилась к Джину, тот медленно поднимался с пола. Похоже, обошлось без серьезных увечий. Я подумал, что в романтической традиции нападение Фила на Джина было совершенно оправданным – если предположить, что тот действительно соблазнил мать Рози, которая в то время была девушкой Фила.

Однако не факт, что во всем был виноват Джин. С другой стороны, многие мужчины были бы вправе дать ему по морде. В этом смысле Фил воздавал романтическую справедливость от их имени. Джин, должно быть, тоже понял, в чем дело, – поскольку заверил полицейских, что все в порядке.

Я переключил свое внимание на Рози. Теперь, когда мой план был восстановлен, следовало довести его до конца.

– Пунктом два повестки дня была личность твоего отца.

– Не отвлекайся, – улыбнулась Рози. – Пункт один: давай поженимся. Все, это мы решили. Пункт два: мой жених – Дон, которого я узнала и полюбила.

Последнее слово заставило меня вздрогнуть. Я молча смотрел на Рози, впитывая смысл того, что она сказала, – догадываясь, что и она думает о том же. Прошло несколько секунд, прежде чем она заговорила снова:

– И сколько поз из той книги ты уже освоил?

– Ты о той «камасутре»? Все.

– Ля‑ля не надо!

– Да там все гораздо легче, чем в коктейльном справочнике.

– Ну тогда пошли домой, – сказала она. – Ко мне. Или к тебе, если у тебя еще есть костюм Аттикуса Финча. – Она засмеялась.

– Он висит у меня в кабинете.

– Ладно, костюм в другой раз. Только не выбрасывай его.

Мы встали из‑за стола, но полицейские – мужчина и женщина, – преградили нам путь.

– Сэр, – сказала женщина (возраст около двадцати восьми, ИМТ двадцать три), – позвольте спросить, что у вас в кармане.

Я совсем забыл про конверт! Я достал его из кармана и помахал перед носом Рози.

– Билеты! Билеты в Диснейленд. Все проблемы решены!

Я извлек из конверта три билета, взял Рози за руку, и мы подошли к Филу – показать, что билеты уже куплены.

Мы поехали в Диснейленд втроем – Рози, Фил и я. Невероятно веселое приключение, к тому же весьма благотворное для всех отношений. Рози и Фил более чем охотно общались со мной, и я многое узнал о жизни Рози. Благодаря этому упростилось решение чрезвычайно трудной, но необходимой задачи: воспитания в себе чувства сопереживания.

Мы с Рози перебрались в Нью‑Йорк, где сдвинутость – в порядке вещей. Я пришел к одной очень простой и полезной мысли: в реальности самым главным для меня было решиться на новый старт, с моими вновь обретенными навыками, чувствами, любимой женщиной. Решиться и больше не оглядываться на сложившиеся стереотипы в отношении меня – те самые предубеждения, мною заслуженные и мною же некогда поощряемые.

Здесь, в Нью‑Йорке, я работаю в отделении генетики Колумбийского университета, а Рози учится на первом курсе медицинской аспирантуры. Я участвую в исследовательском проекте Саймона Лефевра, пусть и на удаленке: мое участие – одно из условий финансирования. Для меня это своего рода моральная компенсация за использование университетского оборудования в интересах проекта «Отец».

У нас квартира в Вильямсбурге, неподалеку от Эслеров, которых мы регулярно навещаем. Допрос в подвале – теперь забавная история, которую мы охотно рассказываем в дружеских компаниях.

Мы подумываем о размножении (или, как я выразился бы в обществе, «о детях»). В соответствии с этим Рози бросила курить и мы оба сократили потребление алкоголя. К счастью, у нас масса других дел, которые отвлекают от этих пагубных привычек. Три вечера в неделю мы с Рози вместе работаем в коктейль‑баре. Иногда выматывает, но зато весело, к тому же это неплохая прибавка к моей зарплате.

Мы слушаем музыку. Я пересмотрел свой подход к Баху и больше не пытаюсь отслеживать каждую ноту. Есть некоторые успехи. Но все‑таки должен признать, что мои музыкальные вкусы, похоже, намертво сложились еще в подростковые годы. Своих предпочтений тогда у меня не было, так что я разделил с отцом его любимые мелодии. Сегодня я мог бы выдвинуть вполне справедливый довод, сказав, что с 1972 года в музыке ничего стоящего и не появилось; мы с Рози частенько спорим по этому поводу. Я готовлю, но типовой рацион питания приберегаю для вечеринок.

Мы официально женаты. Хоть я и выполнил романтический ритуал с кольцом, я не ожидал, что Рози, современная феминистка, захочет вступить в брак. Термин «Жена» в одноименном проекте всегда подразумевал «спутницу жизни». Но она решила, что ей «в жизни надо иметь хотя бы одни правильные отношения». «Правильные» подразумевают моногамию и постоянство. Лучше не придумаешь.

Еще оказалось, что я способен обнимать Рози. А ведь этого я боялся больше всего – с той минуты, как она согласилась жить со мной. Вообще‑то я нахожу телесный контакт не очень приятным, но секс – это единственное и объективное исключение. Именно секс все и решил. Теперь мы можем обниматься и без секса, что временами бывает очень кстати.

Раз в неделю – чтобы снять напряжение семейной жизни и в целях совершенствования навыков общения – я провожу вечер терапии. Тут есть элемент шутки: дело в том, что мой «терапевт» – Дейв, и я предоставляю ему те же самые услуги. Дейв тоже женат, и – даже притом что я «сконструирован» иначе, – наши проблемы удивительно похожи. Иногда он приводит с собой приятелей и коллег из фирмы, где работает инженером по холодильным установкам. Мы все – болельщики «Янкиз».

Какое‑то время Рози даже не вспоминала о проекте «Отец». Я связывал это с тем, что их отношения с Филом улучшились, к тому же было много других отвлекающих моментов. Но втайне от нее я перерабатывал некоторую новую информацию.

На свадьбе доктор Имонн Хьюз, наш первый кандидат, отвел меня в сторону.

– Тебе следует кое‑что узнать, – сказал он. – Об отце Рози.

Казалось вполне вероятным, что ближайший друг матери Рози мог знать правду. Возможно, все, что нам нужно было сделать, – задать ему вопрос напрямую. Но Имонн имел в виду кое‑что другое. Он хотел поговорить о Филе.

– Фил был грубоват с Рози.

Выходит, не только Рози считала Фила плохим отцом.

– Тебе что‑нибудь известно об автокатастрофе?

Я кивнул, хотя не знал эту историю в деталях. Рози ясно дала понять, что не хочет обсуждать эту тему.

– Бернадетт была за рулем, потому что Фил напился.

Я сделал вывод, что Фил находился в машине.

– Фил выбрался с переломанным тазом и вытащил Рози из машины. – Имонн сделал паузу. Видно было, что он расстроен. – Он вытащил Рози первой.

Вырисовывался действительно жуткий сценарий, но как генетику мне все было понятно. Фил, умирающий от боли, конечно же действовал инстинктивно. Такие пороговые ситуации обычны для животного мира, и выбор Фила соответствовал теории и экспериментальным результатам. А потом он, наверное, не раз прокручивал в голове этот момент. И это, возможно, повлияло каким‑то образом на его отношение к Рози. Ведь его действия были продиктованы первобытным инстинктом защиты носителя своих генов.

Лишь потом, гораздо позже, я увидел очевидную ошибку в моих рассуждениях. Эта теория неверна, поскольку Рози не была биологической дочерью Фила. Я долго размышлял о возможных мотивах его поведения – не распространяясь о своих предположениях на этот счет.

Устроившись в Колумбийский университет, я попросил разрешения на ДНК‑тесты в личных целях. Мне пошли навстречу. Собственно, я не видел никаких проблем даже в случае отказа – можно было бы отослать оставшиеся образцы в коммерческую лабораторию и заплатить несколько сотен долларов за анализ. Кстати, точно так же могла поступить и Рози еще в самом начале проекта «Отец». Только теперь мне стало ясно, что я не стал предлагать этого Рози, потому что подсознательно уже тогда был заинтересован в продолжении знакомства с ней. Поразительно!

Я не стал посвящать Рози в свои планы. Просто однажды утром положил в свой портфель пакет с образцами, которые привез с собой в Нью‑Йорк.

Я начал с параноика‑хирурга Фрейберга, который, по моим оценкам, был наименее вероятным кандидатом. Зеленый цвет глаз не исключал его отцовства, хотя прямо в его пользу не говорило ничто. Его упорное нежелание делиться своей кровью объяснялось природной подозрительностью и скупостью. И я не ошибся в своих предположениях.

Затем я загрузил образец Эслера – пробу с вилки, которая к этому времени совершила чуть ли не кругосветное путешествие и вернулась на родину. Там, в темном подвале, я почему‑то был уверен, что он отец Рози; но потом пришел к заключению, что Исаак мог защищать честь друга или память о нем. Мне было любопытно, не повлияло ли на решение Эслера стать психиатром самоубийство Джеффри Кейса – лучшего друга, шафера на свадьбе.

Проверка завершена. Исаак Эслер не был отцом Рози.

Тогда я взял образец Джина. Моего лучшего друга. Он старательно укреплял свой брак. Когда я зашел к нему в кабинет, чтобы передать заявление об уходе, поданное на имя декана, то сразу заметил, что со стены исчезла карта мира. Но я что‑то не мог припомнить, чтобы победный флажок развевался над Ирландией, родиной матери Рози. Проверять салфетку не было необходимости, и я швырнул ее в мусорную корзину.

Все кандидаты исключены – за исключением Джеффри Кейса. Исааку Эслеру известно имя отца Рози, но он связан клятвой. Может, мать Рози – и Эслер тоже – не хотели, чтобы Рози знала, что в ее роду есть самоубийца? Или генетическая предрасположенность к психическим расстройствам? А что, если Джеффри Кейс покончил с собой, узнав о том, что он отец Рози, а ее мать решила остаться с Филом? Все эти доводы казались мне вполне убедительными. Вероятность того, что с матерью Рози той ночью был именно Джеффри Кейс, весьма велика.

Я полез в портфель и достал образец ДНК, который судьба послала мне втайне от Рози. Сомнений в том, что он подтвердит мою гипотезу об отцовстве, почти не оставалось.

Я вырезал кусочек ткани, налил реагент и оставил на несколько минут. Наблюдая за тканью, пропитывающейся раствором, и мысленно перебирая детали проекта «Отец», я все больше убеждался в своих прогнозах. Я решил, что Рози должна быть рядом в этот решающий момент, независимо от того, прав я или ошибся. Я отправил ей эсэмэску. Она была в кампусе и прибежала через несколько минут. Рози сразу догадалась, чем я занят.

Я поместил обработанный образец в аппарат. Мы оба вперились в экран компьютера, ожидая результата. Долгая авантюра с погоней за образцами крови, снятием проб, коктейлями, скалолазанием, сбором стаканов, перелетами, автомобильными гонками, разработкой фиктивного научного проекта, подтиранием мочи и слез, воровством чашек, вилок, салфеток, зубных щеток и расчесок пришла к финалу. У нас наконец было совпадение по ДНК.

Рози хотела знать, кто ее биологический отец. Ее мать хотела сохранить в тайне имя человека, с которым она переспала на выпускном – возможно, случайно, под настроение. Сейчас я мог исполнить оба этих желания.

Я показал ей перепачканную кровью майку из фитнес‑клуба «Зал Джармена» с вырезанным квадратиком образца ткани. Не было никакой необходимости проверять носовой платок, которым я вытирал слезы Маргарет Кейс.

И все равно во всем виноват Джин. Это ведь он преподал студентам‑медикам упрощенную модель наследования родственных признаков. Если бы мать Рози знала, что цвет глаз – ненадежный индикатор родства, и организовала ДНК‑тест, чтобы развеять свои подозрения, не было бы ни проекта «Отец», ни Ночи Коктейлей, ни Нью‑Йоркской Авантюры, ни проекта «Дон», изменившего меня, – и вообще не было бы никакого проекта «Рози». Если бы не эта череда непредвиденных событий, то мы никогда не полюбили бы друг друга. И я до сих пор питался бы лобстерами по вторникам.

Подумать страшно.

Date: 2015-09-02; view: 377; Нарушение авторских прав