Проект Рози 9 page

– Мишель, – сказал я. После этого повисло молчание.

Таксист красноречиво закашлял. И это не было намеком на бутылку пива.

– Хочешь подняться ко мне? – спросила Рози.

У меня голова шла кругом. Столько всего произошло за один вечер – встреча с Бьянкой, танцы, разрыв с потенциальной невестой, социальная перегрузка, разговоры о личном. И вот теперь, когда я думал, что пытке конец, Рози предлагает продолжить беседу. Я не был уверен, что выдержу.

– Уже очень поздно, – сказал я, уверенный в том, что это общепринятая форма вежливого отказа.

– Такси утром будет дешевле.

Если я понял правильно, то это еще больше усложняло и без того непростую ситуацию. Необходимо было убедиться в том, что я ничего не напутал.

– Ты предлагаешь мне остаться у тебя на ночь?

– Может быть. Но сначала тебе придется выслушать историю моей жизни.

Опасность, Уилл Робинсон! Опасность! Приближается неопознанный объект![23]Я уже чувствовал, что проваливаюсь в эмоциональную бездну. Мне с трудом удалось сохранить равновесие и даже выдавить из себя ответ:

– К сожалению, у меня на утро намечен ряд важных дел.

Расписание и распорядок.

Рози открыла дверцу такси. Я мысленно сигналил ей, чтобы она поскорее ушла. Но, оказывается, она еще не все сказала.

– Дон, могу я задать тебе вопрос?

– Только один.

– Ты считаешь меня привлекательной?

На следующий день Джин сказал мне, что я все неправильно понял. Но в тот сумасшедший вечер это не он сидел в такси рядом с самой красивой на свете женщиной. Там, в такси, мне показалось, что я ответил блестяще, распознав ее хитрый ход. Мне хотелось понравиться Рози, и я помнил ее пылкую тираду о мужчинах и об их отношении к женщинам. Своим вопросом она явно хотела проверить, вижу ли я в ней вещь или все‑таки человека. Само собой разумеется, что правильным был второй ответ.

– По правде говоря, я не обращал внимания, – сказал я самой красивой на свете женщине.

Из такси я отправил Джину эсэмэс. На часах – час ноль восемь, но он ушел с бала вместе со мной, а ехать ему было дальше, чем мне. Срочно: пробежка завтра в шесть. Джин ответил: Воскресенье в 8. И захвати контакты Бьянки. Я хотел настоять на более ранней дате, но потом решил воспользоваться передышкой, чтобы привести в порядок свои мысли.

Очевидно, что Рози приглашала меня на секс. И я правильно сделал, что улизнул. Мы оба выпили довольно много шампанского, а алкоголь славится тем, что толкает на необдуманные сексуальные подвиги. Да что говорить – у нее перед глазами был готовый пример. Поступок матери, несомненно, спровоцированный алкоголем, до сих пор угнетал Рози.

Мой сексуальный опыт был весьма скудным. Джин в свое время подсказал мне, что принято дожидаться третьего свидания, только вот мои отношения с женщинами не заходили дальше первого. Если подумать, у нас с Рози фактически и было всего одно – в вечер Инцидента с Пиджаком и Ужина на Балконе.

Я никогда не пользовался услугами борделей – и не из соображений морали, а просто потому, что мне противно. Понимаю, что эту причину рациональной не назовешь; но – какие удовольствия, такое и объяснение. Однако теперь, похоже, замаячила перспектива того, что Джин назвал бы «сексом без обязательств». Все необходимые условия были соблюдены: мы с Рози ясно договорились, что никто из нас не заинтересован в романтических отношениях, после чего она намекнула на то, что хочет заняться со мной сексом.

Хотел ли этого я? Логических причин противиться такому желанию не было. В самом деле, почему бы не подчиниться диктату животных инстинктов? Так что ответ выглядел предельно четко и однозначно: да. Приняв это здравое решение, я уже не мог думать ни о чем другом.

Воскресным утром Джин встретил меня у своего дома. Я захватил данные Бьянки, заодно уточнив и ее происхождение: Панама. Последнее обстоятельство очень обрадовало моего друга.

Джину не терпелось узнать все подробности моей встречи с Рози. Но тратить время на два доклада об одном и том же мне не хотелось. Я решил, что расскажу обо всем сразу обоим – ему и Клодии. Поскольку других тем для трепа не было, а Джину тяжело говорить на бегу, следующие сорок семь минут мы провели в молчании.

Когда мы вернулись с пробежки, Клодия и Юджиния завтракали.

– Нужен совет, – сказал я, сев за стол.

– А подождать никак? – спросила Клодия. – Нам надо отвезти Юджинию на урок верховой езды, а потом мы обедаем с приятелями.

– Нет. Я, наверное, допустил ошибку и нарушил одно из правил Джина.

– Дон, думаю, панамская птичка улетела. Не расстраивайся и считай это за опыт, – сказал Джин.

– Правило относится к Рози, а не к Бьянке. Никогда не упускай шанс на секс с женщиной до тридцати лет.

– Это Джин тебе такое сказал? – удивилась Клодия.

В комнату вошел Карл, и я приготовился к отражению его ритуальной атаки, но он остановился и уставился на своего отца.

– Я решил, что мне следует посоветоваться с тобой как с психологом и с Джином как с практиком, – сказал я.

Джин посмотрел на Клодию, потом перевел взгляд на Карла.

– Это было в моей непутевой молодости, – сказал он. – Но не в отрочестве.

Он снова повернулся ко мне:

– Думаю, твое дело может подождать до завтрашнего ланча.

– А как же Клодия? – спросил я.

Клодия встала из‑за стола.

– Уверена, что в этой области нет ничего такого, чего не знает Джин.

Это звучало обнадеживающе, особенно из уст его жены.

– Так что ты сказал? – спросил Джин.

Мы встретились за обедом в университетском клубе, как договаривались.

– Я сказал, что не обратил внимания на ее внешность. Мне не хотелось, чтобы она думала, будто я рассматриваю ее как сексуальный объект.

– Господи, – вздохнул Джин. – Если бы ты думал, прежде чем говорить, ты бы понял, что лучше промолчать.

– То есть надо было сказать, что она красивая? – недоверчиво спросил я.

– Ну, в общем картина понятна, – сказал Джин, окончательно меня запутав. – Настолько понятна, что даже объясняет торт.

Должно быть, я выглядел совершенно обескураженным. По очевидным причинам.

– Рози ела шоколадный торт, – пояснил Джин. – За рабочим столом. На завтрак.

Подобный выбор, конечно, не назовешь полезным для здоровья. К тому же в случае Рози все усугубляется курением. Но это уж точно не индикатор стресса. Между тем Джин уверял, что торт она ела исключительно для поднятия настроения.

Снабдив Джина необходимыми данными, я перешел к изложению сути проблемы.

– Ты ведь сказал, что она не твой идеал, – напомнил Джин. – Что она не годится на роль спутницы жизни.

– Совершенно верно, она – не годится. Но Рози на редкость привлекательна. Если я собираюсь заняться с кем‑нибудь сексом без обязательств, лучшей кандидатуры не подберешь. К тому же у нее нет эмоциональной привязанности ко мне.

– Тогда в чем проблема? – спросил Джин. – У тебя уже был такой секс?

– Конечно, – ответил я. – Мой врач настоятельно это рекомендует.

– Прорыв в медицине! – воскликнул Джин.

Наверное, он так шутил. Думаю, польза регулярного секса давно всем известна.

– Но как только в этом деле появляется второй человек, все сразу же усложняется, – завершил я.

– Ох, – сказал Джин. – Как же я сразу не догадался. Может, хоть книжку по теме прочтешь?

Интересующая меня информация была доступна и по Интернету, но результаты поиска «секс‑позы» убедили меня в том, что книга – лучший источник знаний: больше учения – меньше отвлечения.

Подходящий учебник нашелся быстро. Вернувшись к себе в кабинет, я выбрал наугад одну из предлагаемых поз. Она называлась «Перевернутый ковбой» (вариант 2). Я попробовал – ничего сложного. Но, как я и говорил Джину, проблема заключалась во втором участнике. Я достал из шкафа скелет и взгромоздил его на себя, следуя иллюстрации из книги.

В университете существует неписаное правило: нельзя открывать дверь кабинета, не постучавшись. Джин регулярно его нарушает, вламываясь ко мне без стука, но мы с ним друзья.

А вот декана я своим другом не считаю. Так что вышло неловко. К тому же зашла она не одна – впрочем, как раз в этом вина целиком лежала на декане. И хорошо еще, что я не разделся.

– Дон, – сказала она, – если ты можешь отложить ремонт скелета, я бы хотела представить тебе доктора Питера Энтикотта из Совета по медицинским исследованиям. Я упомянула о твоей работе по циррозу, и он выразил горячее желание познакомиться с тобой. Чтобы обсудить проект финансирования. – Она сделала акцент на последних словах – будто я был бесконечно далек от университетской политики и мог забыть о том, что ее мир крутится вокруг финансов. Собственно, так дело и обстояло.

Я сразу узнал Питера, профессора из университета Дикина и одного из кандидатов на отцовство. Это он подтолкнул меня к краже чашки. Питер тоже узнал меня.

– Мы с Доном знакомы, – сказал он. – Его девушка собирается поступать к нам в магистратуру. И недавно мы встречались на одном светском мероприятии. – Питер подмигнул мне. – Думаю, вы не очень‑то щедро платите своим преподавателям.

Питер очень заинтересовался моей работой с мышами‑алкоголиками. Мне пришлось постоянно говорить о том, что я построил свои исследования так, чтобы обойтись без внешних вливаний. Декан подавала мне отчаянные сигналы – как жестами, так и мимикой. Я догадался, что от меня требуется исказить картину и представить свою работу как выгодное вложение инвестиций – чтобы она потом могла перенаправить денежные потоки на другие проекты, не столь привлекательные для финансирования. Я предпочел сделать вид, будто ничего не понимаю, но это лишь усилило интенсивность сигналов со стороны декана.

Только потом до меня дошло, что все же не стоило оставлять «камасутру» раскрытой на полу.

Я решил, что для начала с меня хватит и десяти поз. В случае успеха первой встречи можно было бы осваивать новые. Процесс обучения занял не так много времени – во всяком случае, гораздо меньше, чем ушло на освоение ча‑ча‑ча. А с точки зрения награды за труды это казалось куда предпочтительнее танцев, так что я с нетерпением ждал практики.

Я пошел навестить Рози на ее рабочем месте. Аудитория для аспирантов представляла собой помещение без окон со столами, расставленными вдоль стен. Я насчитал восемь студентов, включая Рози и Стефана, чьи столы стояли рядом.

Стефан как‑то странно улыбнулся мне. Я по‑прежнему относился к нему с подозрением.

– Ты прямо‑таки герой «Фейсбука», Дон. – Стефан повернулся к Рози. – Пожалуй, тебе стоит обновить раздел «отношения».

Экран его монитора показывал фотографию, на которой мы с Рози были запечатлены в танце. Точно такая же, подарок фотографа, стояла у меня дома на столе возле компьютера. Я кружил Рози, и на ее лице было выражение безмерного счастья. Хоть я и не был зарегистрирован на «Фейсбуке» (социальные сети не входят в сферу моих интересов), под фотографией стояли наши имена: Профессор генетики Дон Тиллман и аспирант‑психолог Рози Джармен.

– Давай не будем об этом, – сказала Рози.

– Тебе не нравится фото?

Плохой знак.

– Это из‑за Фила. Я не хочу, чтобы он это видел.

– Думаешь, твой отец только и делает, что торчит в «Фейсбуке»? – возразил Стефан.

– С ужасом жду, когда он начнет названивать, – сказала Рози. – «А сколько он зарабатывает? Ты с ним спишь? Сколько раз он делает жим штанги лежа?»

– Обычные вопросы, которые вправе задать отец, чья дочь встречается с парнем, – заметил Стефан.

– Я не встречаюсь с Доном. Мы вместе ехали в такси. Это все. Верно, Дон? Так что, – Рози снова переключилась на Стефана, – можешь засунуть свои домыслы куда подальше. Раз и навсегда.

– Мне необходимо поговорить с тобой наедине, – сказал я Рози.

– А разве есть о чем? – Она посмотрела мне прямо в глаза. – Я вот так не думаю.

Меня озадачил ее ответ. Но, возможно, у них со Стефаном были такие же доверительные отношения, как у нас с Джином. В конце концов, ведь именно Стефан привел Рози на вечер.

– Я пересмотрел твое предложение насчет секса, – выпалил я.

Стефан зажал рот рукой. Повисло долгое молчание – по моим подсчетам, шесть секунд.

А потом Рози сказала:

– Дон, это была шутка. Шутка.

Я был совершенно сбит с толку. Одно дело предложила и передумала. Или моя реакция на предложение о сексе оказалась излишне резкой. Но чтобы шутка?.. Не настолько же я туп, чтобы не распознать шутку. Хотя нет, моих навыков общения могло и не хватить. У меня же случались подобные проколы в прошлом. И часто.

И вот тут теперь. Надо же. Выходит, что я столько всего нагородил, зациклившись на шутке.

– Ага. А когда мы встретимся по другому нашему проекту?

Рози уставилась в стол:

– Никакого другого проекта у нас нет.

На следующей неделе я сделал все, чтобы вернуться к прежнему распорядку дня. Время, высвободившееся благодаря стараниям уборщицы Эвы и отмене проекта «Отец», я посвятил карате и айкидо, восстанавливая физическую форму.

Сенсей, пятый дан – на тренировках обычно помалкивающий, тем более что обладатели черного пояса в наставлениях особо не нуждаются, – отвел меня в сторону, когда я работал с подвесной грушей в додзё.[24]

– Что‑то тебя очень разозлило, – сказал он. И больше ничего не добавил.

Он знал меня достаточно хорошо и понимал: как только эмоциональная составляющая будет определена, я сумею ее побороть. Но сенсей был прав, заговорив со мной. Сам я не догадывался о том, что взбешен.

Я действительно злился на Рози, которая неожиданно отказала мне в том, чего я хотел. В то же время я злился и на себя – за то, что своей неуклюжестью поставил Рози в неловкое положение.

Я несколько раз пытался дозвониться Рози, но натыкался на автоответчик. В конце концов я оставил сообщение:

– А вдруг ты заболеешь лейкемией и не будешь знать, где искать донора костного мозга? Твой биологический отец был бы отличным кандидатом на эту роль, к тому же с сильным желанием помочь. Отказ от завершения проекта чреват фатальным исходом. Подумай, осталось всего лишь одиннадцать кандидатов.

Рози не перезвонила.

– Такое бывает, – утешила Клодия, когда мы в третий раз за последние четыре недели встретились за чашкой кофе. – Увлекаешься женщиной, но отношения не складываются…

Вот оно что. Оказывается, я, сам того не сознавая, увлекся Рози.

– И что мне делать?

– Вопрос непростой, – сказала Клодия, – но любой даст тебе один и тот же совет. Иди дальше. Встретится кто‑нибудь другой.

Логика Клодии, построенная на твердом теоретическом фундаменте и проверенная многолетним профессиональным опытом, конечно, превосходила мои собственные чувства. Но по размышлении я понял, что ее совет – как и вся наука психология – основан на результатах наблюдений за нормальными человеческими особями. Мне же присущи некоторые странности. Может, рекомендации Клодии неприменимы ко мне?

Я остановился на компромиссе: решил продолжать проект «Жена». Если (и только если) появится свободное время, я использую его для проекта «Отец», но работая в одиночку. Если мне удастся представить Рози результат, возможно, мы снова станем друзьями.

В свете Катастрофы с Бьянкой я пересмотрел вопросник, добавив более строгие критерии. Я включил вопросы по танцам, теннису и бриджу, чтобы исключить кандидаток, которые могут потребовать от меня компетенции в бесполезных занятиях, и усилил блок математики, физики и генетики. Вариант (в) умеренно стал единственно приемлемым в ответе на вопрос об употреблении алкоголя. Я настроил программу так, чтобы заполненные анкеты напрямую поступали к Джину. Уж он‑то найдет им дополнительное применение. И нет никаких сомнений в том, что он сможет отобрать для меня достойных претенденток.

В отсутствие новостей по проекту «Жена» я упорно думал о том, как заполучить образцы ДНК кандидатов на отцовство. И когда я разделывал перепелку, меня осенило. Все они были медиками – и это в частности, означало, что они вряд ли откажутся внести свой вклад в исследования по генетике. Мне оставалось лишь придумать правдоподобную причину для взятия у них образцов ДНК. И она у меня была – благодаря еще той подготовке к лекции по синдрому Аспергера.

Я достал список из одиннадцати имен. Двое из них, по подтвержденным данным, среди живых уже не числились. Оставалось девять человек, семеро из которых жили за границей, что и объясняло их отсутствие на встрече выпускников. Но у двоих были местные телефонные номера. Один из них возглавлял Институт медицинских исследований моего родного университета. Ему я и позвонил первому.

– Офис профессора Лефевра, – ответил женский голос.

– Это профессор Тиллман с факультета генетики. Я бы хотел пригласить профессора Лефевра принять участие в исследовательском проекте.

– Профессор Лефевр в творческом отпуске в Соединенных Штатах. Он вернется через две недели.

– Превосходно. Наш проект носит название «Присутствие генетических маркеров аутизма в преуспевающих индивидах». Я бы хотел попросить его заполнить анкету и предоставить нам образец его ДНК.

За два дня мне удалось определить местонахождение всех девятерых здравствующих кандидатов и отправить им по почте опросные листы, составленные исследователями синдрома Аспергера, и скребки для снятия проб с внутренней стороны щеки. Анкеты не имели для меня никакого значения, но были необходимы для поддержания легитимного статуса моих исследований. В сопроводительном письме я указал свои регалии профессора генетики престижного университета. После чего занялся поисками родственников двух покойных докторов.

В Сети я нашел некролог о кончине доктора Герхарда фон Дейна; диагноз – инфаркт. Там упоминалась его дочь, на тот момент – студентка‑медик. Мне не составило труда разыскать доктора Бригитту фон Дейн, и она с радостью приняла приглашение участвовать в исследовании. Все оказалось на удивление просто.

А вот с Джеффри Кейсом возникла проблема. Он умер через год после окончания университета. Подробности его биографии я давно изучил на сайте встречи выпускников. Ни жены, ни детей – во всяком случае, известных кому‑либо.

Тем временем начали поступать образцы ДНК. Двое докторов из Нью‑Йорка отказались от участия в проекте. Почему вдруг практикующие врачи не захотели внести свой вклад в столь важное исследование? Может, им есть что скрывать? Например, внебрачную дочь, живущую в том же городе, откуда поступил запрос? Правда, мне пришло в голову, что если мои мотивы вызвали у них подозрение, они вполне могли отправить мне ДНК своих друзей. Так что, по крайней мере, отказ был лучше обмана.

Семеро кандидатов, включая доктора фон Дейн‑младшую, прислали свои образцы. Никто из них не оказался ни отцом Рози, ни ее сводной сестрой. Тем временем из отпуска вернулся Саймон Лефевр – и захотел встретиться со мной лично.

– Для меня должен быть пакет от профессора Лефевра, – сказал я администратору городской больницы, где находилась его кафедра. Еще оставалась надежда избежать личной встречи и допроса с пристрастием, но мне не повезло. Сестра нажала кнопку интеркома, назвала мое имя, и в холле появился профессор Лефевр. На вид ему было года пятьдесят четыре. За последние тринадцать недель я повидал немало его сверстников. В руке у него был большой конверт – видимо, с заполненной анкетой, которую ожидала мусорная корзина, и образцом ДНК.

Когда он подошел ко мне, я попытался взять у него конверт, но он протянул мне свободную руку для пожатия. Получилось неловко, но в конечном итоге мы обменялись рукопожатиями, а конверт остался у него.

– Саймон Лефевр, – представился он. – Итак, что же вам на самом деле нужно?

Это было полной неожиданностью. С чего это вдруг он усомнился в моих намерениях?

– Ваша ДНК, – сказал я. – И заполненная анкета. Это необходимо для научного проекта. Крайне необходимо.

Голос, несомненно, выдавал мое волнение.

– Уверен, так оно и есть. – Саймон рассмеялся. – И вы наугад выбрали руководителя медицинского исследовательского центра в качестве подопытного кролика?

– Мы выбираем тех, кто добился выдающихся успехов.

– Ну и как там Чарли?

– Чарли? – Я не знал никого по имени Чарли.

– Хорошо, – сказал он. – Глупый вопрос. И на какие деньги с моей стороны вы рассчитываете?

– Никакого финансирования не требуется. Никакого Чарли в проекте нет. Мне всего лишь нужен образец вашей ДНК… и опросный лист.

Саймон снова расхохотался:

– Вы меня заинтриговали. Так и передайте Чарли. Пришлите мне описание проекта и одобрение комиссии по этике. В общем, всю необходимую муру.

– И тогда я смогу получить образец? – спросил я. – Высокий процент ответивших участников – залог успеха статистического анализа.

– Короче, жду от вас бумаг.

Просьба Саймона Лефевра была справедливой и закономерной. К сожалению, никакой документации я ему предоставить не мог – к фиктивному‑то проекту. А на разработку проектного предложения уходят сотни часов.

Я попытался прикинуть вероятность того, что Саймон Лефевр и есть отец Рози. Непроверенных кандидатов осталось четверо: Лефевр, покойный Джеффри Кейс и двое жителей Нью‑Йорка – Исаак Эслер и Соломон Фрейберг. Исходя из того, что говорила Рози, вероятность отцовства каждого из них составляла двадцать пять процентов. Но поскольку до сих пор никаких положительных результатов не было достигнуто, я рассматривал и другие возможности. Два имеющихся результата были получены на основании теста образцов ДНК близких родственников. Нельзя было исключать того, что одна или обе дочери, как и Рози, появились на свет от внебрачного секса – что, как подчеркивает Джин, встречается сплошь и рядом. Могло быть и так, что один или более респондентов моего фиктивного научного проекта умышленно прислали фальшивые образцы.

И, наконец, следовало учесть то, что мать Рози могла солгать.

Долгое время я как‑то не задумывался об этом, исходя из ложного убеждения во всеобщей честности. Но, возможно, мать Рози хотела, чтобы дочь росла в уверенности, будто ее отец – доктор, как она сама, а не кто‑нибудь с менее престижной профессией. В общем, после мучительных раздумий и подсчетов я пришел к выводу, что шанс отцовства Саймона Лефевра составляет шестнадцать процентов. Если бы я занялся разработкой проектной документации по теме Аспергера, это означало бы, что я проведу гигантскую работу с предельно низкой вероятностью успеха.

И все‑таки я рискнул продолжить дело. Что вряд ли можно назвать разумным шагом.

В разгар этой работы мне позвонил поверенный – с известием о том, что умерла Дафна. Несмотря на то что фактически ее давно уже не было среди живых, я неожиданно почувствовал себя глубоко одиноким. Наша дружба казалась такой простой и понятной. Теперь же моя жизнь сплошь состояла из сложностей.

Причиной телефонного звонка стала, как объяснил поверенный, «скромная сумма», завещанная мне Дафной. Десять тысяч долларов. И еще она оставила для меня письмо, написанное еще до ее переезда в лечебницу. Письмо от руки, на красивой почтовой бумаге.

Дорогой Дон,

спасибо тебе за то, что ты украсил последние годы моей жизни. После того как Эдвард переселился в лечебницу, я думала, что мне уже ничего не светит. Уверена, ты и сам знаешь, как многому ты научил меня, какими интересными были наши беседы. Но, возможно, ты не догадываешься, каким чудесным другом ты был для меня, как ты меня поддерживал.

Я уже говорила, что из тебя получится замечательный муж, – и если ты вдруг об этом забыл, то сейчас я снова повторяю это. Не сомневаюсь, что, внимательно присмотревшись, ты обязательно найдешь правильную жену. Не сдавайся, Дон.

Я знаю, что тебе не нужны мои деньги – они нужны моим детям, но все равно оставила тебе небольшую сумму. Буду рада, если ты потратишь их на что‑то безрассудное.

С большой любовью,

твой друг,

Дафна Спелдевинд

Мне хватило меньше десяти секунд, чтобы придумать, на какое безрассудство потратить деньги. Я не мог себе позволить думать дольше. Иначе в процесс принятия решения включилась бы логика.

Исследовательский проект по Аспергеру – дело увлекательное, но чересчур трудоемкое. Оформленная по всем правилам заявка выглядела впечатляюще. Я нисколько не сомневался в том, что проект блестяще пройдет рецензирование – если пойти с ним на получение гранта. В общих чертах я также упомянул о том, что комиссия по этике в целом одобрила проект – хотя и не стал опускаться до подделки соответствующего письма. Я набрал секретаршу Лефевра и объяснил, что забыл выслать ему документы, но готов занести их лично. Воистину мой обман становился все более изобретательным.

Вновь я пришел в клинику, и процедура вызова Лефевра повторилась. На этот раз он вышел ко мне без конверта. Я попытался вручить ему документы, а он в свою очередь попытался пожать мне руку, так что всем снова стало неловко. Лефевра это повеселило, я же от волнения слишком напрягся. Я просто не мог уйти от него без образца ДНК, проделав такую работу.

– Привет, – сказал я. – Вот документация. Все требования выполнены. Теперь мне необходимо получить образец ДНК и заполненный вопросник.

Лефевр снова рассмеялся и оглядел меня сверху вниз. Может, что‑то не то с одеждой? Футболка на мне была та, что я ношу через день, согласно графику – мне ее подарили на день рождения в год окончания университета. Брюки – прочные, одинаково пригодные для прогулок и для лекций, для работы в лаборатории и для физических упражнений. На ногах – высококачественные кроссовки. Пожалуй, промашка вышла только с носками, выглядывающими из‑под брюк: они оказались разного цвета. Но это часто бывает, когда одеваешься при слабом освещении.

Однако Саймона Лефевра, похоже, во мне смешило все.

– Чудесно, – сказал он.

Затем он повторил мои же слова, причем имитируя интонацию:

– Все требования выполнены.

А потом добавил, уже своим голосом:

– Передайте Чарли, что я обещаю все это прочитать.

Опять Чарли! Это уже походило на абсурд.

– ДНК, – с напором произнес я. – Мне необходим образец.

Лефевр захохотал так, словно я выдал шутку века. У него даже слезы побежали по щекам. Настоящие.

– Извините, давно так не смеялся.

Он вытащил бумажный носовой платок из коробки, что стояла на стойке администратора, обтер лицо, высморкался – и бросил использованный платок в мусорную корзину, удаляясь с моим предложением под мышкой.

Я подошел к корзине и достал оттуда скомканный платок.

Уже третий день подряд я сидел с газетой в читальне университетского клуба. Мне хотелось, чтобы мое появление здесь выглядело случайностью. С моего наблюдательного пункта отлично просматривалась очередь у прилавка столовой, где Рози иногда покупала ланч, хоть она и не была членом клуба. Эти сведения мне выдал Джин – впрочем, без энтузиазма:

– Дон, уже пора оставить эту затею. Только себя растравлять.

Я категорически не согласился. Что‑что, а управлять своими чувствами я умею. И к отказу я морально готов.

В столовую вошла Рози и встала в очередь. Я тотчас вскочил со своего места и скользнул к прилавку.

– Дон? Какое совпадение.

– У меня есть новости по проекту.

– Нет никакого проекта. Ты уж прости… за наш последний разговор. Блин! Ты поставил меня в дурацкое положение, и я же извиняюсь!

– Извинения приняты, – сказал я. – Нужно, чтобы ты поехала со мной в Нью‑Йорк.

– Что? Нет. Нет, Дон. Забудь.

Мы подошли к кассе, так и не выбрав ни одного блюда, и были вынуждены вернуться в хвост очереди. К тому времени, как мы сели за столик, я успел изложить ей суть научного проекта по Аспергеру:

– Мне пришлось сочинить целую презентацию – триста семьдесят одну страницу. И все для одного профессора. Зато теперь я настоящий эксперт по части идиотов‑всезнаек.

Трудно было расшифровать реакцию Рози, но мне показалось, что мой научный подвиг скорее позабавил ее, чем впечатлил.

– Ты – безработный эксперт, если тебя уличат в обмане, – уточнила она. – И думаю, что этот один профессор – не мой отец.

– Совершенно верно. – Я испытал облегчение, когда ДНК‑тест Лефевра подтвердил отрицательный результат, хотя мне и стоило больших усилий заполучить этот образец. Ведь я уже придумал план, и положительный тест мог его разрушить. – Осталось проверить всего трех кандидатов. Двое живут в Нью‑Йорке, и оба отказались от участия в моем исследовании. Вот почему я выделил их в категорию трудных клиентов. Следовательно, ты должна поехать со мной в Нью‑Йорк.

– Нью‑Йорк! Дон, не‑ет. Не‑не‑не, Дон Тиллман. Ни ты, ни я в Нью‑Йорк не едем.

Я предполагал, что Рози откажется. Обидно. Ведь наследства Дафны вполне хватало на покупку двух авиабилетов.

– Тогда я поеду один. Хотя не уверен, что справлюсь с социальным аспектом сбора образцов.

Рози покачала головой:

– Это настоящее безумие.

– Разве ты не хочешь знать, кто они? – спросил я. – Те двое из трех, один из которых может быть твоим отцом?

– Ну допустим.

– Исаак Эслер. Психиатр.

Я видел, что Рози задумалась и копается в памяти.