Проект Рози 15 page

Прибыло такси. По дороге к Рози мы остановились у цветочного магазина. Я не был здесь – да и вообще не покупал цветов – с тех пор, как перестал навещать Дафну. Дафны – для Дафны; но для сегодняшнего вечера логичным выбором были розы. Продавщица узнала меня, и я рассказал ей о смерти Дафны. Купил десяток красных роз на длинных стеблях – в лучших традициях романтиков, – а она отщипнула цветочек дафны и вставила его в петличку моего пиджака. Запах навеял воспоминания о Дафне. Жаль, что она не могла познакомиться с Рози.

Я позвонил Рози, когда такси подъезжало к ее дому, но она не ответила. Не было ее и у подъезда, а на кнопках домофона я не обнаружил именных табличек. Неужели она решила не принимать мое приглашение?

Было холодно, и я продрог. Выждал целых десять минут, потом позвонил снова. Рози не сняла трубку. Я уже собирался уехать на том же такси, когда она выбежала из дома. Уместно напомнить себе о том, что это я изменился, а не Рози, – и стоило догадаться, что она, как всегда, опаздывает. На ней было то самое черное платье, которое так поразило меня в день нашего первого свидания. Я вручил ей розы. Выражение ее лица я расценил как удивление.

Она пристально смотрела на меня.

– Ты выглядишь как‑то иначе… совсем другой… правда, – сказала она. – Что случилось?

– Я решил исправиться. – Мне понравилось, как это прозвучало. Мы сели в такси – Рози с розами – и доехали до ресторана в полном молчании. Я хотел получить сведения о ее отношении ко мне, поэтому ждал, что она заговорит первая. Она так ничего и не сказала, пока не заметила, что такси остановилось возле ресторана «Гаврош» – где когда‑то произошел Инцидент с Пиджаком.

– Дон, это что, шутка?

Я расплатился с таксистом, выскочил из машины и открыл перед Рози дверцу. Она вышла, но не решалась сделать следующий шаг – так и стояла, обеими руками прижимая к груди розы. Я приобнял ее сзади и подтолкнул к двери, где на страже стоял мэтр в униформе, известный по нашему прошлому визиту. Тот самый Главпиджак.

Он тотчас узнал Рози и подкрепил это приветствием:

– Рози!

Потом перевел взгляд на меня:

– Сэр?

– Добрый вечер. – Я взял у Рози букет и передал его мэтру. – У нас заказан столик на имя Тиллмана. Вы не будете так добры позаботиться о цветах?

Стандартная просьба, но в ней сквозила уверенность. Кажется, теперь, когда мы вели себя в рамках общепринятых норм, всем было очень удобно. Мэтр проверил лист бронирования. Я воспользовался возможностью устранить последние разногласия и выдал заготовленную шутку:

– Прошу простить за недоразумение в прошлый раз. Надеюсь, сегодня все пройдет гладко – если, конечно, у вас не переморозят белое бургундское. – Я улыбнулся.

Появился официант, мэтр представил меня, попутно отпустив комплимент по поводу моего пиджака, и нас провели в обеденный зал к нашему столику. Все прошло без сучка без задоринки.

Я заказал бутылку шабли. Рози постепенно привыкала. Подошел сомелье с вином. Он огляделся по сторонам, словно искал поддержки. Я определил в нем нервозность.

– Температура вина тринадцать градусов, сэр, но если вы желаете еще охладить… или наоборот…

– То, что надо, благодарю.

Он налил мне глоток на пробу. Я покрутил бокал, вдохнул аромат и одобрительно кивнул согласно протоколу. Тем временем вновь появился официант, который провожал нас за стол. На вид ему было лет сорок, ИМТ примерно двадцать два, довольно высокий.

– Профессор Тиллман? – обратился он ко мне. – Меня зовут Ник, и я старший официант. Если у вас будут какие‑то пожелания или возникнут проблемы, просто спросите меня.

– Очень любезно с вашей стороны, Ник.

Знакомство с официантами больше соответствовало американским традициям. Или «Гаврош» умышленно следовал такой политике, чтобы выделиться из числа других, или нас обслуживали как почетных гостей. Более вероятным мне представлялось последнее: наверное, я у них проходил как опасный клиент. Что ж, тем лучше. Сегодня вечером мне пригодится любая поддержка.

Ник вручил нам меню.

– С радостью предоставлю право выбора шефу, – сказал я. – Но только не мясо. И морепродукты – только органические.

– Я переговорю с шефом, и мы постараемся сделать все возможное, – улыбнулся Ник.

– Понимаю, что это сложновато, но моя дама живет по весьма строгим правилам, – сказал я.

Рози как‑то странно посмотрела на меня. В моих словах был скрыт некоторый намек – и, кажется, она его уловила. Она пригубила вина и намазала маслом рогалик. Я молчал.

– Хорошо, Грегори Пек, – наконец заговорила Рози. – С чего начнем? Будем разыгрывать историю «Моей прекрасной леди» или сразу перейдем к Откровению?

Это был хороший знак – готовности к прямому разговору. На самом деле прямолинейность всегда была одним из достоинств Рози, хотя в этот раз она не обозначила основную тему.

– Все в твоих руках, – сказал я. Стандартный вежливый прием, позволяющий уклониться от выбора и переложить ответственность на другого.

– Дон, прекрати. Ты ведь знаешь, кто мой отец? Это человек с салфетки, да?

– Возможно, – ответил я и не покривил душой. Несмотря на положительный исход встречи с деканом, ключ от лаборатории мне так и не вернули. – Но я хотел поделиться не этим.

– Хорошо, тогда вот мой план. Ты выкладываешь свою информацию; говоришь мне, кто мой отец; рассказываешь, что ты с собой сделал, – и разбегаемся по домам.

Мне было трудно подыскать определение ее интонациям и выражению лица, но в них явно угадывалась враждебность. Рози глотнула еще вина.

– Извини. – В ее лице проскользнуло виноватое выражение. – Говори. Ну что ты хотел мне сказать?

У меня были серьезные сомнения насчет действенности моего следующего шага, но деваться было некуда, поскольку запасной план я не разрабатывал. Свою речь я построил по сценарию фильма «Когда Гарри встретил Салли». Мне казалось, что он лучше всего согласуется со мной и ситуацией. Кроме того, было и дополнительное преимущество: он напоминал о счастливых днях в Нью‑Йорке. Я надеялся, что Рози уловит эту связь, хотя бы подсознательно. Я допил свое вино. Рози взглядом проследила за моим бокалом, потом посмотрела на меня.

– Ты в порядке, Дон?

– Я пригласил тебя сегодня, потому что когда ты понимаешь, что хочешь провести с человеком всю оставшуюся жизнь, тебе хочется, чтобы эта оставшаяся жизнь началась как можно скорее.

Я внимательно следил за лицом Рози. Кажется, я ошеломил ее.

– О боже, – произнесла Рози, подтверждая мои догадки.

Я поспешил продолжить, пока она еще могла воспринимать мои слова:

– Я только теперь понял, что все, что я делал в жизни, я делал для того, чтобы встретиться с тобой здесь и сейчас.

Я видел, что Рози никак не может распознать строчку из фильма «Мосты округа Мэдисон», которая вызвала у нее бурю эмоций на борту самолета. Она выглядела растерянной.

– Дон, что ты… ты что с собой сделал?

– Кое‑что в себе изменил.

– А не всё ли?

– Любые поведенческие модификации, которых ты от меня потребуешь, – ничтожная плата за то, чтобы завоевать твое сердце.

Рози замахала рукой, но я никак не мог понять значение этого жеста. Потом она огляделась по сторонам, и я проследил за ее взглядом. Все смотрели на нас. Ник замер на полпути к нашему столику. До меня дошло, что в запальчивости я повысил голос. Но мне было все равно.

– Ты лучшая на свете. Другие женщины для меня не существуют. И это навсегда. Безо всяких ботоксов и имплантов.

Я услышал чьи‑то аплодисменты. Это была миниатюрная женщина лет шестидесяти, сидевшая за столиком с подругой‑ровесницей.

Рози глотнула вина и заговорила очень спокойным голосом:

– Дон, я не знаю, с чего начать. Я даже не знаю, кто сейчас передо мной – прежний Дон или Билли Кристал.

– Нет ни старого, ни нового Дона, – сказал я. – Просто изменилась манера поведения. А все остальное – условности. Очки, стрижка…

– Ты мне нравишься, Дон, – сказала Рози. – Забудь, что я говорила про разоблачение своего отца. Ты, наверное, прав. И ты мне очень нравишься, поверь. Мне с тобой весело. Я провела с тобой лучшие дни своей жизни. Но ты знаешь, я ведь не смогу есть лобстера каждую неделю. По вторникам, да?

– Я уже отказался от типового рациона питания. На тридцать восемь процентов сократил число пунктов в своем еженедельном расписании, исключая сон. Выбросил старые футболки. Уничтожил все, что тебя раздражало. Возможны и дальнейшие изменения.

– Ты изменился ради меня?

– Только в поведении.

Рози молчала какое‑то время, очевидно, переваривая новую информацию.

– Дай мне минуту подумать, – сказала она. Я автоматически включил таймер на часах. И вдруг Рози расхохоталась. Я посмотрел на нее, озадаченный такой вспышкой веселья в момент принятия важнейшего решения.

– Часы, – сказала она. – Я попросила минуту, и ты включил таймер. Значит, Дон не умер.

Я ждал. И смотрел на часы. Когда осталось пятнадцать секунд, я начал готовиться к тому, чтобы услышать «нет». Что ж, мне уже нечего было терять. Я достал из кармана маленькую коробочку и открыл ее, демонстрируя купленное кольцо. И тут же пожалел о том, что научился читать по лицам, – потому что увидел лицо Рози и прочитал на нем ответ.

– Дон, – сказала она. – Это не то, что ты хочешь услышать от меня. Но – помнишь, в самолете ты сказал, что устроен по‑другому?

Я кивнул. Я знал, в чем проблема. Фундаментальная, неразрешимая проблема моей сущности. Я старался спихнуть ее на задворки сознания с тех пор, как она вышла на поверхность в ходе моей схватки с Филом. Рози могла уже ничего не объяснять. Но она все‑таки продолжила:

– Это то, что внутри тебя. Ты не можешь притворяться… Извини, начну сначала. Да, ты можешь вести себя безупречно, но если чувства нет внутри… Господи, я несу какую‑то чушь.

– Твой ответ – «нет»? – произнес я, втайне надеясь на то, что хоть раз в жизни врожденное неумение читать по лицам сработает в мою пользу.

– Дон, ты ведь не любишь, так? – сказала Рози. – Ты не можешь любить меня по‑настоящему.

– Джин диагностировал у меня любовь.

Теперь я знал, что он ошибся. Я просмотрел тринадцать мелодрам и не почувствовал ни‑че‑го. Хотя – не совсем так. Я чувствовал интригу, мне было любопытно и забавно. Но ни на один миг я не проникся любовными переживаниями героев. Я не пролил ни слезинки из‑за Мег Райан, Мерил Стрип, Деборы Керр, Вивьен Ли или Джулии Робертс.

Я не мог солгать в столь серьезном деле:

– Если следовать твоему определению любви – нет.

Рози выглядела глубоко несчастной. Вечер обернулся катастрофой.

– Я думал, что перемены во мне сделают тебя счастливой, но вместо этого ты грустишь.

– Мне грустно, потому что ты не можешь полюбить меня. Ага?

Еще хуже! Она хотела, чтобы я полюбил ее. А я был неспособен на это.

– Дон, – сказала она, – не надо нам больше встречаться.

Я встал из‑за стола и вышел в фойе ресторана, где меня не могли видеть ни Рози, ни другие посетители. Там стоял Ник, беседуя с мэтром. Он увидел меня и подошел.

– Могу я вам чем‑то помочь?

– К сожалению, произошла катастрофа.

Ник разволновался, и я пояснил свою мысль:

– Личного характера. Никакой угрозы для окружающих. Могу вас попросить подготовить счет?

– Но мы вам еще ничего не подали, – сказал Ник. Он вгляделся в мое лицо. – Никакой платы, сэр. Шабли за счет заведения.

Он протянул мне руку, и я пожал ее:

– Думаю, вы сделали все от вас зависящее.

Я поднял взгляд и увидел входящих в ресторан Джина и Клодию. Они держались за руки. На моих глазах это случилось впервые за несколько лет.

– Только не говори, что мы опоздали, – весело произнес Джин.

Я кивнул, потом обернулся назад. Рози быстрым шагом направлялась к нам.

– Дон, что ты делаешь? – спросила она.

– Ухожу. Ты же сказала, что мы больше не должны видеться.

– Блин, – бросила она и тут заметила Джина и Клодию. – Ну а вы что здесь делаете?

– Мы приглашены на «Спасибо и праздничный ужин», – сказал Джин. – С днем рождения, Дон.

Он вручил мне сверток в подарочной упаковке и крепко обнял меня. Я расценил это как финальный шаг в мужском разговоре – означающий, что мой совет принят без ущерба для дружбы, и даже не поморщился от столь близкого контакта. Но на дальнейшее общение у меня уже не было сил. Мозг перегружен.

– У тебя что, день рождения? – спросила Рози.

– Совершенно верно.

– Мне пришлось попросить Елену уточнить дату, – сказал Джин, – но слово «праздничный» было подсказкой.

Обычно я не выделяю дни рождения из общей массы будней, но в этот раз я увидел подходящий повод для начала новой жизни.

Клодия познакомилась с Рози и добавила:

– Прошу прощения, кажется, мы пришли не вовремя.

– «Спасибо» кому? – Рози повернулась к Джину. – Спасибо тебе? Блин. Мало того что ты нас сосватал, так еще и выступал его тренером и попытался превратить его в себя.

Клодия тихо произнесла:

– Рози, это не Джин…

Джин положил руку на плечо Клодии, и она замолчала.

– Да, я тут ни при чем, – сказал он. – Кто просил его меняться? Кто сказал, что он идеально ей подойдет, если станет другим?

Рози еще больше расстроилась. Все мои друзья (за исключением бейсбольного болельщика Дейва) переругались. Это было ужасно. Я хотел повернуть время вспять и оказаться в Нью‑Йорке, чтобы принять более мудрые решения. Но это было невозможно. Дефект в моих мозгах – из разряда неустранимых.

– Ты хоть понимаешь, на что он решился ради тебя? – не унимался Джин. – Загляни как‑нибудь в его кабинет.

Он, вероятно, имел в виду мой распорядок дня и возросшую активность по проекту «Рози».

Рози вышла из ресторана.

Джин повернулся к Клодии:

– Извини, я перебил тебя.

– Кому‑то же надо было это сказать, – ответила Клодия. Она посмотрела вслед стремительно удаляющейся фигурке Рози. – Похоже, все это время в моих советах нуждался совсем другой человек.

Джин и Клодия предложили подбросить меня до дома, но я устал от разговоров. Я отправился пешком, потом перешел на бег. Неплохо было бы успеть вернуться домой до дождя. Да и от ресторана хотелось бежать куда подальше. Новые ботинки выглядели вполне сносными, но вот в пиджаке и галстуке я чувствовал себя неуютно, хотя и было прохладно. Я стянул с себя пиджак – атрибут, на время впустивший меня в мир, к которому я не принадлежал, – и швырнул его в мусорный бак. За ним последовал и галстук. Но перед всем этим, повинуясь какому‑то безотчетному порыву, я достал из петлички цветок дафны – и потом нес его в руке до самого дома. Начался дождь, и мое лицо было мокрым, когда я вошел к себе в квартиру.

Мы не допили вино в ресторане. Я решил восполнить дефицит алкоголя и налил себе текилы. Потом включил телевизор, компьютер и поставил «Касабланку» в быстрой перемотке, предприняв последнюю попытку разобраться с любовью. Мне был любопытен герой Хамфри Богарта, для которого бобы стали метафорой ничтожности его отношений с героиней Ингрид Бергман в масштабах всего мира, и он предпочел логику и благопристойность своим эгоистическим желаниям. Его душевные терзания и принятое в результате решение и сделали этот фильм таким глубоким. Но зрители проливали слезы вовсе не по этому поводу. Они любили друг друга, но не могли быть вместе. Я повторял это про себя как заклинание, пытаясь вымучить эмоциональную реакцию. Ничего не получалось. Но мне уже было все равно. У меня и своих проблем хватало.

Звонок в дверь. Первая мысль: Рози. Но, нажав кнопку видеофона, я увидел на экране лицо Клодии.

– Дон, ты в порядке? – спросила она. – Можно подняться к тебе?

– Поздно.

– Что ты уже наделал? Дон? – В голосе Клодии зазвучала паника.

– Уже двадцать два часа тридцать одна минута, – сказал я. – Слишком поздно для гостей.

– Ты в порядке? – снова спросила Клодия.

– Я в полном порядке. Опыт был чрезвычайно полезен. Новые социальные навыки и окончательное разрешение проблемы «Жена». Наглядное свидетельство моей полной несовместимости с женщинами.

На экране появилось лицо Джина:

– Дон, а можно мы все же войдем и выпьем по глоточку?

– Алкоголь – это плохая идея.

У меня самого в руке было полстакана текилы. Я нес учтивую ложь, пытаясь уклониться от общения. И, чтобы не растягивать пытку, отключил интерком.

На моем домашнем телефоне мигала лампочка автоответчика: родители и брат звонили, чтобы поздравить меня с днем рождения. Я уже разговаривал с матерью двумя днями раньше, когда она напомнила о себе привычным воскресным звонком. В последние три недели я все пытался порадовать ее какими‑то новостями, но ни разу не упомянул о Рози. Сейчас мои родные использовали возможности громкоговорящей связи и хором распевали поздравление с днем рождения – или скорее пела одна мама, призывая остальных присоединиться к ней.

– Перезвони нам, если будешь дома до половины одиннадцатого, – сказала на прощание мама. На часах было двадцать два тридцать восемь, но я решил не быть педантом.

– Уже двадцать два тридцать девять. Удивлена, что ты перезвонил. – Она определенно рассчитывала на мой педантизм – что вполне естественно, зная меня. Но, судя по голосу, мама была рада моему звонку.

– Привет, – услышал я голос брата. – Сестра Гэри Паркинсона видела тебя на «Фейсбуке». Кто эта рыжеволосая красотка?

– Просто девушка, с которой я встречался.

– Ври больше! – сказал брат.

Мне и самому было странно слышать эти слова, но я ведь не врал.

– Я больше с ней не встречаюсь.

– Я так и думал. – Он засмеялся.

– Тревор, прекрати, – вмешалась мама. – Дональд, ты не рассказывал нам, что встречаешься с кем‑то. Ты же знаешь, мы всегда рады…

– Мама, ты уже достала, – перебил ее брат.

– Я сказала, – не унималась мама, – что в любое время, как только ты захочешь привезти к нам кого‑нибудь, не важно, ее или его…

– Отстаньте от него, вы оба, – рявкнул отец.

Повисла пауза, фоном в трубке звучал какой‑то разговор. Потом заговорил брат:

– Прости, старик. Мне надо бежать. Я знаю, ты считаешь меня деревенщиной, но я люблю тебя – каким бы ты ни был. Обидно, если ты, дожив до своих лет, будешь думать, что меня в тебе что‑то не устраивает.

Ну что ж, в довершение этого судьбоносного дня мне удалось развеять заблуждение, в котором моя семья пребывала по крайней мере лет пятнадцать, – и наконец‑то предстать перед ней мужчиной традиционной ориентации.

Разговоры с Джином, Филом и родными оказались на удивление хорошей терапией. Мне не нужно было прибегать к Эдинбургской шкале послеродовой депрессии, чтобы убедиться в том, насколько глубока моя печаль, но в бездну отчаяния я не погрузился. Я знал, что мне в ближайшее время следует привести в порядок свои мысли, но пока решил не ставить заслонку эмоциям. Все‑таки хотелось какое‑то время понаблюдать за своими ощущениями после недавних событий.

Было холодно, и лил дождь, но мой балкон хорошо защищен навесом. Я выставил стул и стакан, потом вернулся в комнату, надел старый шерстяной джемпер, который связала мне мама к давнему дню рождения, и прихватил с собой бутылку текилы.

Мне исполнилось сорок лет. Мой отец часто крутил песню, написанную Джоном Себастьяном. Я помню, что это был именно Джон Себастьян, потому что Нодди Холдер[38]всегда объявлял, перед тем как исполнить ее: «А сейчас прозвучит песня Джона Себастьяна. Есть в зале фанаты Джона Себастьяна?» Очевидно, их было немало, потому что зал взрывался воплями и аплодисментами.

Я решил, что сегодня вечером тоже буду фанатом Джона Себастьяна. Пожалуй, впервые в жизни меня посетило желание послушать какое‑то определенное музыкальное произведение. Технически это было возможно. Я потянулся за мобильным, но тут до меня дошло, что он остался в кармане выброшенного пиджака. Тогда я пошел в комнату, загрузил компьютер, зарегистрировался на iTunes и загрузил песню DarlingBeHomeSoon из альбома SladeAlive! 1972 года.[39]К ней я добавил Satisfaction, тем самым удвоив свою коллекцию популярной музыки. Я достал из коробки наушники, вернулся на балкон, налил себе еще текилы и стал слушать голос из моего детства, поющий о том, что пришлось прожить четверть жизни, прежде чем владелец голоса начал понимать себя.

В восемнадцать, незадолго до того, как я поступил в университет и уехал из дома, – статистически приближаясь к четверти жизни, – я слушал эти слова и ловил себя на мысли, что о себе самом имею весьма смутное представление. И лишь этим вечером, отмечая приблизительно половину прожитой жизни, я наконец отчетливо увидел себя. А благодарить за это следовало Рози и проект, названный ее именем. Теперь, когда он был завершен, можно и подвести итоги. Так что же я узнал о себе?

Мне не нужно быть странным. Я вполне могу постичь азы принятого общения и слиться с окружающими. И кто сказал, что эти самые окружающие не занимаются тем же самым – не играют в общую игру, сознавая, что на самом деле они другие?

У меня есть навыки, которым многие могут позавидовать. Моя память и способность к концентрации давали мне преимущество в бейсбольной статистике, приготовлении коктейлей и генетике. И люди оценили эти качества, а не глумились над ними.

Я умел дружить и веселиться. Тормозило меня отсутствие навыков общения, но не желания общаться. Обретя нужные навыки, я мог расширить круг знакомств. У меня могли появиться новые друзья. Дейв, бейсбольный болельщик, был первым среди них.

Я сказал Джину и Клодии, что несовместим с женщинами. Это, конечно, преувеличение. Я умею наслаждаться их присутствием, это доказывает опыт общения с Рози и Дафной. Говоря непредвзято, мое партнерство с женщиной вполне возможно.

Идея проекта «Жена» была здравой и обоснованной. Во многих культурах свахи и сводники, собственно, занимаются тем же самым, только с использованием более примитивных технологий. Но главный посыл остается прежним: совместимость в браке не менее важна, чем любовь.

Да, любить мне не дано. Но притворяться, что любишь, – еще хуже. Во всяком случае, это не для меня. Я боялся, что Рози не полюбит меня. Но вышло так, что я не могу полюбить Рози.

Я обладаю огромным количеством ценных знаний – о генетике, компьютерах, айкидо, карате, скобяных изделиях, шахматах, винах, коктейлях, танцах, сексуальных позах, об общении и даже о вероятности выигрыша всухую серии из пятидесяти шести игр в бейсболе. Я знал кучу всякого говна – а вот с собой никак не мог разобраться.

Медиаплеер крутил две выбранные песни, одну за другой. До меня дошло, что и мои мысли тоже ходят по кругу – и что, несмотря на гладкие формулировки, в моей логике есть какой‑то изъян. Наверное, всему виной разочарование от вечера, на который я возлагал такие большие надежды.

Я смотрел, как падает на город дождь, и допивал остатки текилы.

Утром я проснулся все на том же стуле. Было холодно, лил дождь, батарейка лэптопа окончательно сдохла. Я помотал головой, проверяясь на похмелье, – но, кажется, энзимы, перерабатывающие алкоголь, отлично справлялись со своей задачей. Как и мой мозг. Подсознательно я задал ему задачу. Учитывая важность ситуации, мозг преодолел последствия интоксикации и взялся за работу.

Вторую половину своей жизни я начал с чашки кофе. Потом еще раз прошелся по логическим выводам, сделанным накануне.

Я устроен по‑другому, не как все. Одна из особенностей моей «сборки» – отсутствие способности к сопереживанию. Эта проблема отмечается и у других людей – и, к слову, является одним из основных симптомов аутизма.

По этой же причине мне не удается эмоционально реагировать на ситуации, в которые попадают вымышленные персонажи кинофильмов. Кстати, очень похожая картина наблюдалась и во время нашей экскурсии на место крушения башен‑близнецов, когда моя реакция на трагедию несколько выбивалась из общего ряда. Но я искренне сочувствовал пожарнику Фрэнку. И Дафне, и моей сестре. И моим родителям, похоронившим дочь. И Карлу с Юджинией, потому что их родители переживали кризис отношений. И Джину, который хотел всеобщего восхищения, а добился противоположного. И Клодии, которая согласилась на свободный брак, но потом передумала и страдала от поведения мужа. Филу, который пытался справиться с неверностью жены и ее смертью, а потом завоевывал любовь Рози. Кевину Ю, который в слепой погоне за успехом забыл об этике. Моему декану – которой надо было лавировать между противоречащими друг другу правилами, принимать трудные решения и еще ловить на себе чужие взгляды, осуждающие ее наряды и ориентацию. Студенту‑Целителю, которому никак не удавалось примирить свои религиозные убеждения с научными фактами. Маргарет Кейс, чей сын покончил с собой, а сама она лишилась рассудка. И более всего я сочувствовал Рози – чье детство, а теперь и взрослая жизнь были омрачены смертью матери и проблемами с отцом, а тут еще и я никак не мог полюбить ее. Это был впечатляющий список. И хотя я не включил в него Рика и Ильзу из «Касабланки», он мог служить явным доказательством того, что я не был совсем уж глухим к чувствам других.

Неспособность (или пониженная способность) к сопереживанию – далеко не эквивалент неспособности к любви. Любовь – это сильное чувство к другому человеку, зачастую отрицающее логику.

Рози не прошла отбор по проекту «Жена» сразу по нескольким критериям, включая главный – курение. Мои чувства к ней не поддавались логике. Мне было плевать на Мэрил Стрип. Но я был влюблен в Рози.

Надо было действовать быстро. И не потому, что я рассчитывал на ближайшее будущее, в котором наши отношения с Рози изменятся к лучшему. Просто мне уже сейчас требовался мой пиджак. Надеюсь, он все еще валяется в мусорном баке, куда я его выбросил накануне. Хорошо, что я уснул, не раздеваясь: не надо было тратить время на сборы.

По‑прежнему шел дождь, когда я добрался до помойки. Там я успел увидеть лишь мусоровоз, уминающий в себя содержимое вчерашнего контейнера. На этот счет у меня был запасной план, но он требовал много времени. Я развернул велосипед в сторону дома и пересек дорогу. У дверей магазина, под навесом, крепко спал бродяга. В моем пиджаке. Я осторожно залез во внутренний карман и достал конверт и мобильник. Усаживаясь на велосипед, я увидел, что за мной с противоположной стороны улицы наблюдает парочка. Мужчина бросился в мою сторону, но женщина удержала его. Она звонила по своему сотовому.

Было семь часов сорок восемь минут, когда я подъехал к университету. Полицейская машина вырулила из‑за угла мне навстречу, притормозила, проезжая мимо, и посигналила, чтобы я остановился. До меня дошло, что все это, вероятно, связано с «кражей» у бомжа. Я быстро свернул на велосипедную дорожку, где меня не мог преследовать автомобиль, и рванул к зданию факультета генетики.

Когда я открыл незапертую дверь своего кабинета, мне стало ясно, что у меня побывали с визитом – и я даже знал, кто именно. На моем столе лежали красные розы. И папка с проектом «Отец», которую взяли с полки в шкафу. Тут же был список кандидатов на отцовство и описание образцов. Рози оставила записку.

Дон, прости меня за все. Но я знаю, кто этот человек с салфетки. Я рассказала отцу. Наверное, не стоило этого делать, но я была очень расстроена. Я пыталась дозвониться тебе. Еще раз прости. Рози.

Между Еще раз прости и Рози уместилось много зачеркнутых слов. Катастрофа! Надо срочно предупредить Джина.

В его расписании значился деловой завтрак в университетском клубе. Я заглянул в аспирантскую: Стефан на месте, Рози не было. Заметив мое волнение, Стефан последовал за мной.

Мы дошли до клуба и увидели Джина за одним столиком с нашим деканом. Но за другим столиком сидела Рози – с Клодией. Рози выглядела очень подавленной. Я догадался, что она могла поделиться с Клодией новостью о Джине, еще толком не узнав результаты ДНК‑теста. Проект «Отец» заканчивался полным фиаско.

Но я пришел в клуб совсем с другой целью. Мне не терпелось поделиться своим открытием. Все остальное можно было решить потом.

Я подбежал к столику Рози – мокрый от дождя, поскольку так и не успел вытереться. Увидев меня, Рози, похоже, удивилась.

– Я допустил невероятную ошибку. Даже не могу поверить, что мог быть таким болваном. Просто нелепость! – Я решил обойтись без формальностей. Клодия подавала мне знаки «остановись!», но я не обращал внимания. – Ты не прошла практически ни по одному параметру проекта «Жена». Ты неорганизованная, математически безграмотная, у тебя нелепые требования к еде. Немыслимо. Я всерьез думал о том, чтобы разделить свою жизнь с курящей женщиной.

Выражение лица Рози было слишком сложным для прочтения, но в нем явно сочетались и грусть, и злость, и удивление.

– Но ты довольно быстро передумал, – сказала она.

Клодия уже отчаянно махала мне, призывая заткнуться. Но я шел по собственному плану.

– Я не передумал. В этом‑то все и дело! Я хочу провести с тобой остаток жизни, хотя это в высшей степени иррационально. Плюс ко всему у тебя короткие мочки ушей. С точки зрения социологии и генетики я не должен испытывать влечение к тебе. Единственный логический вывод состоит в том, что я тебя люблю.

Клодия встала из‑за стола и силой усадила меня на свой стул.

Date: 2015-09-02; view: 355; Нарушение авторских прав