Внутренняя речь

При нормальных условиях у взрослых развивается способность от­давать себе вербальные приказания молча и про себя — посредством внутренней речи. Однако феномен внутренней речи с трудом поддает­ся изучению. Выготскому удалось найти некоторый материал, касаю­щийся данной темы, у писателей и поэтов, но в основном он полагался на исследования детской эгоцентрической речи. Иными словами, он полагал, что изменения, наблюдаемые перед тем, как эгоцентрическая речь превращается во внутреннюю, позволяют предсказывать дальней­шее развитие внутренней речи (Vygotsky, 1934).

Внутренняя речь, по сравнению с социальной, по-видимому, яв­ляется более отрывочной (букв.: сокращенной, abbreviated). В част­ности, в ней опускается «психологический субъект» (подлежащее в предложении), но сохраняется «психологический предикат» (ска­зуемое), т. е. опускается известное индивиду и акцентируется новое для него.

Иногда мы можем наблюдать этот феномен и в социальной речи. Выготский предлагает нам представить разговор нескольких человек, ждущих автобус. «Никто из нас, увидев приближающийся автобус, не скажет: "Автобус, которого мы ждем, приближается". Скорее все­го, предложение сократится до простого: "Идет" или подобной реплики, поскольку из ситуации очевидно, о чем идет речь». Аналогич­но, когда мы разговариваем сами с собой — то, о чем мы думаем, нам уже известно, поэтому для краткости мы ограничиваем наше выска­зывание тем, что является для нас новым (р. 220, 236).

Другая особенность внутренней речи — преобладание «эмоцио­нальной» (sense) стороны речи над «смысловой» (meaning). Эмоцио­нальная сторона слов — это чувства, которые они у нас вызывают, в значительной степени зависящие от контекста, в котором употребля­ется данное слово. Так, например, слово «лев» может вызывать чув­ство страха или, напротив, нежности и сочувствия — в зависимости от того, с каким сюжетом связано это слово. «Смысловая» сторона слова, в отличие от эмоциональной, связана с его точным значением, соответствующим его определению в словаре. Значение слова практи­чески не зависит от контекста, что крайне важно, когда мы хотим быть однозначно понятыми другими людьми. Однако когда дело касается нашего внутреннего опыта, и мы думаем о чем-то про себя, решающее значение имеет для нас эмоциональная сторона слов (р. 244-245).Чтобы глубже понять феномен внутренней речи, говорит Выгот­ский (р. 245-249), нужно исследовать ее роль в микрогенетическом процессе (microgenetic process). Как вы помните из главы 5, микроге­незис — это относительно кратковременный процесс развития, со­провождающий формирование мысли или восприятия. Формиро­вание словесного высказывания также разворачивается на микро­генетическом уровне, и внутренняя речь вторгается в этот процесс на его решающей стадии.

Процесс порождения словесного высказывания начинается с мо­тива — интереса, потребности или проблемы. За этим следует этап неясного движения (брожения) мыслей, и именно на этом этапе всту­пает в силу внутренняя речь — с ее помощью мы пытаемся сформу­лировать и артикулировать наши мысли. Этот процесс протекает быстро и динамично, в результате чего как наши мысли, так и слова подвергаются ряду трансформаций, в то время как мы пытаемся сформулировать ясное высказывание, не утратив при этом изначаль­ного внутреннего смысла.

Однажды я хотел поделиться с 9-летней дочерью своими яркими личными впечатлениями. Каждый раз, когда я пробегал в определен­ной зоне парка, на меня нападал краснокрылый черный дрозд. При этом два слова вызывали у меня особенно сильные внутренние эмо­циональные ощущения от этого события: слова «красный» и «чер­ный». Однако перед тем как рассказать о нем, я осознал, что эти слова ничего не смогут сказать человеку, не испытавшему подобного опыта. Поэтому я изменил слова так, чтобы моя дочь могла получить более ясное представление о том, что произошло, пытаясь, насколько воз­можно, сохранить при этом собственные ощущения.

Иногда мы вовсе не можем найти подходящих слов, чтобы выра­зить свои мысли. Выготский приводит в качестве примера рассказ Глеба Успенского, в котором «бедный крестьянин, который должен обратиться к начальнику с жизненно важным вопросом, не может перевести свои мысли в слова» (р. 249). Бедняга даже просит Бога о помощи, но безрезультатно.

Некоторые писатели настолько остро чувствовали, что попыт­ка перевести свои мысли в слова полностью искажает первоначаль­ную мысль, что приходили к выводу, выраженному фразой Тютче­ва: «Мысль изреченная есть ложь» (р. 254). Выготский осознает эту опасность, но тем не менее, считает, что слова необходимы для развития наших мыслей. Мысль, не найдя воплощения в словах, остается неосуществленной. «Мысль безгласная, — по словам Оси­па Мандельштама, — возвращается в царство теней» (р. 210).