Гигантолобые и высоколобые гении. Историческая портретная галерея

Изучение биографий ряда выдающихся людей, каждого по большому числу источников, позволяет почти достоверно исключить у них наличие ка­кого-либо из перечисленных нами выше механизмов стимуляции интеллекта (например, у Яна Гуса, Бабура, Акбара, Баха, Веллингтона, Шиллера, Пастера, Резерфорда, Шопена, Альфреда де Мюссе, Достоевского), что заставляет предполагать у них какие-то иные механизмы. Не исключено, что в некото­рых случаях высокая сверхэнергия гения проявляется большими, сверкаю­щими глазами, которые, по некоторым, отнюдь не поэтическим, а чисто клиническим данным, являются «окнами», позволяющими заглянуть в мозг (гипертиреодия, в известных пределах ускоряющая умственные процессы). Одним из механизмов может оказаться гормональная стимуляция (высокая сексуальная потенция – Пушкин, Лермонтов, Мюссе, Есенин, Маяковский, Толстой – мы умышленно ограничиваемся немногими гиперсексуалами). Другим может оказаться огромный объем мозга (Кювье, Кант, Тургенев, Че­хов). Последнему моменту мы хотим уделить особое внимание, заранее ого­ворившись, что пока это – лишь констатации и нащупывание каких-то зако­номерностей.

По Тобиас (Tobias Ph V., 1971) объем мозга Australopithecus africanus – 435-540 куб. см., Homo habilis – 633-684, Homo erectus – 750-975, Homo erectus pekiniensis – 915-1225, Homo sapiens – 1000–2000. Количество нейронов возрастало приблизительно следующим образом (коэффициент – 10 в девятой степени): австралопитек – 4,0–4,5; Homo habilis – 5,5; Homo erectus – 8,5; современный человек – 9,0. Направленность эволюции несомненна.

Создавший человечество естественный отбор направлялся на увеличе­ние головы и особенно лобных долей, прикрываемых лбом, и это одно по­зволяет предполагать наличие некоторой, отнюдь не полной корреляции ме­жду размером головы и относительной высотой лба с высоким интеллектом. К счастью, мы располагаем древним «усредненным» каноном: высота головы равна одной седьмой высоты человека, высота лба, также в среднем, состав­ляет треть высоты лица.

Эволюционно человек отличается от своих предков сильным развити­ем лобных долей. Очень высокая голова и высокий лоб издавна считались признаками большого ума и при бесконечном количестве примеров противо­положного, таковой все же оставалась народная мудрость и обычная интуи­ция, опирающаяся, в конечном счете, на какую-то не абсолютную, но стати­стическую закономерность.

Самая мысль о том, что уровень интеллекта может быть как-то связан, пусть косвенно, пусть слабой положительной корреляцией с объемом головы или относительной высотой лба, может показаться тошнотворно-нелепой, упрощенческой, рецидивом учения Галля и худшей формой биологизаторства. Но вопрос начинает выглядеть иначе, если принять во внимание некото­рые данные биохимии и молекулярной биологии.

Издавна физиологов поражало то обстоятельство, что основной об­мен, то есть обмен, идущий у человека в состоянии полного физического по­коя, составляет более двух третей обмена, идущего при нормальной физиче­ской работе. Парадокс получил объяснение, когда выяснилось, что мозг, ве­сящий всего 2–3% веса тела, поглощает почти половину энергии покоя и по­ступающего кислорода. Даже в состоянии покоя нейроны обладают, как этот установлено электрофизиологически, высокой ритмической и спонтанной активностью. Непрерывный, активный процесс представляет собой «синтез и перенос белков структурных компонентов и других молекул через аксон ней­рона» (Omen G.S., Motulsky A.,1972). Не только в сознательном, но и в бессоз­нательном состоянии мозг человека ведет непрерывную работу, несколько уподобляясь в этом отношении сердцу. Мозг человека, углубившегося в ка­кую-либо проблему, нередко продолжает работать над этой проблемой и во сне, как бы бессознательно. При большой напряженности искомое решение приходит подсознательно, но для этого необходим именно такой глубочай­ший уход в проблему, при котором она незримо присутствует в подсознании, приводя к «озарению». Немало примеров такого озарения знает наука и ис­кусство.

Для того, чтобы отдать себе ясный отчет в том, насколько сильно мо­билизован энергетически мозг человека, следует учитывать данные, по кото­рым в большинстве тканей транскрибируется только 3–6% уникальной ДНК, тогда как, например, в тканях мозга мыши транскрибируется 10–13% этой ДНК, а в мозге человека – 20%. Иными словами, именно в мозге человека имеет место активация максимального количества генов и, если позволить себе некоторые упрощения, то можно утверждать, что в тканях мозга, как в никаких других тканях, максимально мобилизуется и используется генотип человека. К этому надо добавить, что та часть мозга человека, деятельность которого управляет физиологической функцией его центральной и перифе­рической нервной системы, составляет около четверти его объема, тогда как приблизительно две трети или три четверти (конечно, очень приблизительно) выполняет функцию мышления. Именно опираясь на эти данные, постанов­ка вопроса о значении объема мозга и высоты лба теряет свою примитив­ность и приобретает законность.

Теперь, когда становится несомненной биосоциологичность проблемы развития и социобиологичность реализации гениев, а главное, когда обнару­жено множество независимых внемозговых аппаратов стимуляции умствен­ной активности, вопрос о связи, подмеченной чисто эмпирически на основа­нии житейских наблюдений, между большелобием и умом, нужно поставить заново, заранее отвергая возможность четкой, тем более линейной корреля­ции. Объем мозга коррелирует положительно с весом мозга, а последний час­то коррелирует с большим умом. Мы, естественно, отвергаем возможность прямой корреляции из-за наличия множества переменных, но самый факт необычайного роста относительных размеров и веса мозга в ходе эволюции предков человека непосредственно свидетельствует о законности поисков связи между размерами человеческого лба и интеллектом индивидуума.

Обратимся к фактам. Изолированные случаи решительно ничего не доказывают, убедительность приобретает только применение хотя бы прими­тивного подсчета частоты гигантолобых, очень высоколобых, высоколобых, «нормальнолобых», низколобых в крупных выборках, в репрезентативных се­риях портретов и фотографий подлинно выдающихся людей. Не прибегая к циркулю, как оказалось, можно легко классифицировать выдающихся людей по выделенным нами пяти классам, причем для тех лиц, у которых в данной серии портретов лоб закрыт, можно пользоваться портретами другого проис­хождения.

Нужно отметить, что приводимые в литературе данные о весе мозга выдающихся людей крайне неточны, потому что в ряде случаев взвешивался мозг обезвоженный или ссохшийся; часто нарушение пропорций возникает оттого, что взвешивался мозг, например, очень старый, с явлениями распада. Но нелишне упомянуть, что мозг И.С.Тургенева и О.Бисмарка весил по 1900 г, мозг О.Кромвеля и Дж.Байрона по 2200 г.

Мы можем и даже должны очень скептически относиться к гигантолобости Перикла, Паскаля, Кювье, Канта, Тургенева, Листа, Бернса, Чехова, Юлия Цезаря, Шекспира, Эйлера, Вольтера, Пуркинье, Наполеона, Гете, Бетховена, Дарвина, Гауптмана, Ибсена, Шоу и множества других гениев. Мы можем скептически относиться к тому, что выдающихся интеллектуалов в Англии и США насмешливо называют высоколобыми. Но мы обязаны внимательно отнестись к портретам выдающихся людей всех эпох и народов. В частности, мы вправе и обязаны были использовать приложенные к книге Э.Кречмера (Kretschmer E., 1958) фотографии 80 гениев и убедиться в том, что средней характеристикой всей группы является превышение высоты лба над канонической третью. Наша проверка показала, что отклонение от «канона» в сторону высоколобия статистически реально, несмотря на существование очень низколобых гениев. Подчеркивая, что гениями бывают и люди низко­лобые, и среднелобые, мы все же должны подчеркнуть, что почти половина гениев из книги Кречмера оказались высоколобыми или гигантолобыми. Де­вятерых персонажей Кречмера мы вовсе исключили из рассмотрения, так как по приведенным портретам из-за прически или головного убора составить представление об относительных размерах лба не представлялось возможным.

Просмотр многих других серий портретов и фотографий подлинно выдающихся людей показывает, что высота лба ниже канонической трети имеет место, но редко. Средние размеры лба встречаются несколько чаще или столь же часто, как высоколобие, но кроме того, очень часто встречается сильное высоколобие и нередко броское гигантолобие.

Известно, что афинские комедиографы насмешливо называли Перикла «цефалогеритом» (многоголовым) из-за огромной величины его головы. Для сокрытия этой диспропорции его изображали обязательно в шлеме. В те времена считали, что органом мышления является сердце, и насмешники не подозревали, что их прозвище через тысячелетия раскроет истинный источ­ник и причину его поразительного ума, убедительности и многосторонности.

В Луврском портрете Микеланджело с повязкой на голове без труда просматривается могучий, необычайно широкий и высокий лоб. Высок лоб Леонардо да Винчи. На портрете Рубенса виден широкий и высокий лоб.

Можно объявлять все попытки установления связи между лицом че­ловека и его внутреннего свойствами «биологизаторством», но это обвинение легко опровергнуть, призвав в свидетели М.В.Нестерова. Он не только подаг­рик, он гигантолоб, непреклонен и целеустремлен, что видно не только в его автопортрете, но и на портрете П.Корина. Нестеров писал гигантолобых В.М.Васнецова, А.Н.Северцова (зоолога-академика), гигантолобого И.П.Павлова. Фанатично целеустремленны и напряжены братья П.Д. и А.Д.Корины, скульптор И.Д.Шадр, необычайно интеллектуальна высоколобая художница Е.С.Кругликова, необычайна воля, интеллектуальная сила и мужественность у скульптора В.Мухиной, громаден лоб у Л.Н.Толстого.

В книге «Давние дни» Нестеров описывает, как он в поезде обратил внимание на пассажира с огромным, прекрасно сформированным лбом, и только приглядевшись, узнал в нем художника В.В.Верещагина. На портретах П.Корина гигантолобы выдающиеся советские полководцы, ученые, артисты. Не исключено, что в некоторых случаях художники для большей выразитель­ности преувеличивают, утрируют высоту лба. Но если так, то, следовательно, связь между высотой лба и умом незаметно впиталась в плоть и кровь нашего подсознательного мышления.

Среди декабристов самым умным, талантливым, последовательным, дальновидным оказался Павел Пестель, гигантолобый, несколько напоми­навший лицом Наполеона и знавший об этом.

Гигантолоб был один из двух гениев Отечественной войны 1812 года Барклай де Толли, сын небогатого пастора, (или офицера), внук рижского бургомистра, выдвинувшийся умом, трудолюбием, энергией, упорством. Он участвовал во взятии Очакова (1788 г.), в войне с Финляндией, в польской кампании (1794 г.) и в войне с Наполеоном. Его огромная работоспособ­ность, предусмотрительность, решимость проявлялась во время отступления 1812 года. По-видимому, он действительно искал смерти в Бородинском сра­жении (под ним было убито пять лошадей). Приняв после смерти Кутузова вновь главнокомандование, он одержал во многих боях победы. Монумент ему воздвигнут рядом с монументом Кутузову около Казанского собора в Ле­нинграде, а память его увековечена в стихотворении Пушкина («высоко лос­нится»).

Высоколоб не только вождь немецких спартаковцев Карл Либкнехт, но и его отец, Вильгельм Либкнехт, о котором Айснер в 1906 году писал:

«Партизан бурных лет, которому грозил эшафот, изменник в 1870 году, кото­рый почти в одиночку противостоял миру взбесившихся, убийца и преступ­ник в 1878 году, подстрекатель и бунтовщик, глупый фантаст и состаривший­ся доктринер, проведший 60 месяцев своей жизни в стенах тюрьмы, все вре­мя пребывавший на грани нищеты, этот сначала осмеянный, а затем ненави­стный газетный писака и агитатор умер как счастливейший и самый люби­мый вождь пролетариата всего культурного мира, одержавший непреходящие успехи».

Перебирая, например, фотографии самых крупных географов России, нетрудно убедиться в гигантолобии или высоколобии П.П.Семенова-Тян-Шанского, Н.Н.Миклухо-Маклая, Ю.М.Шокальского, С.П.Крашенинникова, И.И.Лепехина, А.П.Карпинского, Ф.П.Литке, Л.С.Берга, Н.И.Вавилова. Та­кие случайные выборки малоубедительны, ели они взяты в отдельности. Они лишь свидетельствуют о целесообразности систематических исследований.

Высоколобость не обязательна, но статистически достоверно учащена среди даровитых деятелей в любой сфере. Полной корреляции нет и быть не может. Но если обратиться к математикам, то среднелобьм гениям Резерфорду, Эйнштейну, Нильсу Бору и ряду других противостоят гигантолобые или высоколобые гении – Ньютон, Эйлер, Лейбниц, Гаусс, Максвелл, Лоба­чевский, Чебышев, А.М.Ляпунов, Д.Гильберт При этом отсутствие каких-либо выявленных биологических особенностей у Нильса Бора только иллю­стрирует неполноту наших знаний, потому что брат Н.Бора считается вели­чайшим математиком Дании, и следовательно генетический механизм гени­альности здесь присутствует, но остается пока нераспознанным.

Эти выводы, а также в некоторой мере соображения о роли «общего интеллекта» даже в самых специализированных видах творчества, например композиторском, можно подкрепить рассмотрением лиц выдающихся компо­зиторов, чья средняя характеристика – высоколобие.

В четырехтомнике В.Зайдлица «Портреты знаменитостей всех народов и званий с 1330 г.» (Seidlitz W., 1884–1888) приведено 600 портретов. Выклю­чив вслепую, по оглавлению, коронованных особ и прочих, ничем кроме знатности не замечательных, бракуя затем, уже по портретам, тех, у кого лоб закрыт головным убором, париком или прической, мы смогли выделить 204 портрета выдающихся деятелей, портреты которых доступны классификации. Результаты мы свели в таблицу.

В число 18 гигантолобых попали Мориц Оранский, Карл XII, Амалия Гессен-Кассельская (об уме которой восторженно отзывался Шиллер в «Истории Тридцатилетней войны»), вождь гугенотов Г.Колиньи, повелитель Нидерландов Гранвелла, Гарденберг, Гнейзенау, эрцгерцог Карл Австрийский (достойный противник Наполеона), Меттерних («кучер Европы»), Л.Гольберг (датские саги), В.Альфиери, Сервантес, Кальдерон, Монтень, Вольтер, Дид­ро, Гюго, Бетховен. Вместе с 152 очень высоколобыми и просто высоколобы­ми они составляют 171 из 204 портретов. Разумеется, Зайдлиц почти все внимание уделил Западной Европе и в ней преимущественно Германии, что, од­нако, не компрометирует материал в отношении изучавшегося нами признака.

Повторим: высота лба ни в коем случае не может быть обязательным свидетельством ума и таланта. Только просмотр очень большого числа фото­графий и портретов выявляет основную тенденцию: крайнюю редкость низколобости (Пуанкаре), большую частоту средне– и высоколобых, нередкость гигантолобых со относительной средней величиной приблизительно выше нижней грани высоколобия.

Мы использовали еще несколько источников – «Историческую порт­ретную галерею» (100 портретов), работу Каттеля (1000 портретов), книгу У.Раквица «Помогшие изменить мир» (26 портретов), и по всем работам – та же картина: преобладает высоколобие.

Таблица 4. Распределение по относительной высоте лба 204 подлинно выдающихся личностей (по Seidlitz W.,1884–1888)

Группа гениев (по роду занятий)

Гигантолобые

Очень высоколобые

Высоколобые

Среднелобые

Низколобые

Венценосцы и папы

Государственные деятели и полководцы

Поэты и писатели

Художники

Композиторы

Итого

Было бы верхом наивности думать, что низкий лоб не может скрывать за собой могучий ум, или что за гигантским лбом не может скрываться ум весьма посредственный («высоколобие не избавляет от пустоголовости»). На­конец, всем предыдущим анализом достаточно ясно показано, что решающую роль (в условиях благоприятствующих развитию и реализации) играют не «размерные характеристики» головы (мозга), а способность заставлять голову (мозг) постоянно активно работать. Для нас существенно, что полученная антропометрически и психометрически некоторая корреляция между разме­рами лба и уровнем мышления (коэффициент корреляции достоверно 0,3) подтверждается изучением портретов крупных деятелей.

Существенно, что высоколобость, равно как и подагричность, и гипоманиакальность среди выдающихся талантов и гениев совсем не знает «профессиональных ограничений». В чем проявится имеющий место «генератор ума и энергии», и проявится ли он, зависит от способностей ин­дивида и средовых условий.

В заключение все же следует еще раз повторить: мы лишь констатиру­ем возможные корреляции и ни в коей мере не претендуем на абсолютную статистическую достоверность нашего вывода. Для окончательного суждения прежде всего надо провести анализ частоты встречаемости высоколобия в нормальной выровненной популяции.

Заключение.ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Многочисленность целеустремленных, несокрушимо упорных ге­ниев подагрического типа раскрывает нам значение непрерывной моби­лизации и напряженности мышления. Единичные случаи синдрома Марфана (Линкольн, Андерсен) и синдрома Морриса (Жанна д'Арк) заставляют искать случаи и механизмы гормонально обусловленной ге­ниальности. Обнаружение гипоманиакально-депрессивного типа гени­альности заставляет искать многочисленные случаи необычайно мощной продуктивности, коренящиеся в настроении – приподнятом, эйфорическом и даже экзальтированном.

Подагрические гении – мрачные, невеселые, нежизнерадостные. Их достижения являются результатом жертвенного посвящения себя це­ли. Но подагричность, разумеется, не обязательное свойство мрачных гениев. Гипоманиакально-депрессивный механизм – вовсе не обяза­тельная особенность радостно творящих гениев и талантов. Но сущест­вование этого механизма и его невероятной эффективности в фазе подъ­ема ясно демонстрирует огромное стимулирующее значение подъема ду­ха, состояния окрыляющей радости, счастья, возбуждения. Прежде всего важно констатировать наличие «клавишей», которые позволяют внеш­ними воздействиями повысить продуктивность человеческого интеллек­та – оптимизирующих воздействий.

Среди многочисленных факторов оптимизирующего воздействия мы несколько произвольно рассмотрим только три – творческую свобо­ду, признание и раннее развитие.

Если писатель, художник, скульптор, композитор, ученый, изо­бретатель знает, что успех его произведения зависит только от качества этого произведения – объективной величины, определяемой примерно перемножением напряженности его усилий на уровень таланта – и ни­чем иным, он «ляжет костьми», но сделает. Точно так же, как это сдела­ет и добрая половина людей, работающих в так называемых нетворче­ских профессиях, если им дадут возможность в рамках небольшого кол­лектива полностью распоряжаться рабочим циклом.

Очевидно, что ни один из упомянутых нами наследственных генетотипически обусловленных механизмов и их «фенокопии» не явля­ются достаточным условием творчества. Нелегко будет выяснить оконча­тельно, умер ли Моцарт от неизвестной причины, либо у него был гиперурикемический стимул напряженнейшего творчества. Но совершенно несомненно его необычайная, почти сверхчеловеческая музыкальная одаренность, ее сверхраннее распознание и наиоптимальнейшее разви­тие. Необходимость необычайной наследственной одаренности, ее ран­него распознания и развития для композиторов и виртуозов едва ли тре­бует доказательства. Это почти бесспорно для математиков и шахматистов, вероятно и для множества других специальных видов дарования. Недостаточность одной только наследственной одаренности и ее ран­него распознания демонстрируется последующей посредственностью бесчисленных вундеркиндов, которых не поддерживала беспрерывно не­удержимая внутренняя творческая воля.

Мы, разумеется, далеки от мысли, что историю, культуру, науку делают только подагрические гении и гении, обладающие другими отме­ченными нами механизмами, а не социальные факторы. Мы ограничи­ваемся лишь приведением данных. Повторим еще раз: хотя подагрики составляют лишь 0,6-1-2% среди пожилого мужского населения и при­том физически они не вполне полноценны, среди гениальных или близ­ких к гениальности людей они составляют 15–20–25%, а среди гениев-титанов почти 50%. Само собой разумеется, что кроме высокого уровня мочевой кислоты для гениальности необходимы какие-то комбинации дарований, будь то различные виды памяти, комбинаторных, математи­ческих, художественных, лингвистических, литературных способностей, о генетике которых все еще собираются сведения.

Для того, чтобы увидеть, какими гигантскими потенциальными возможностями обладает человеческий мозг, каковы его резервы, нужно обратить внимание на то, что он может дать при наличии воздействую­щих на него стимулов – гиперурикемических, гормональных, гипоманиакальных. Наша задача – показать, что если подагрический стимул при редкости подагры дает столь поразительный эффект, то только по­тому, что у не-подагриков эти же способности, столь широко распро­страненные, не реализуются из-за отсутствия рефлекса цели или из-за гасящего влияния общества.

С другой стороны, то обстоятельство, что решительно все извест­ные нам в истории человечества гении так или иначе имели или нашли в детстве и юности очень благоприятные условия для развития своего таланта, а затем и для реализации его, ясно показывает, что социальные факторы, формируя личность, осуществляют свое действие, преломляясь через детско-юношеские импрессинги.

Беспомощность многих педагогов и родителей при попытках на­править в желаемое русло развитие личности ребенка и подростка, в не­малой степени обусловлена тем, что каждый ребенок – индивид, чрез­вычайно избирательно, хоть и подсознательно, извлекающий из массы внешних воздействий те, которые для него окажутся импрессингами.

Мы полагаем, что далеко не все выдающиеся лица, обладающие тем или иным эндогенным фактором стимуляции умственной активно­сти, нами описаны. Так, мы упустили ряд подагриков, безусловно та­лантливых, но не считающихся гениями, в отличие от почти всех пере­численных нами великих подагриков. Когда речь идет о синдроме Марфана, мы опустили ряд лиц, у которых его можно с некоторой вероятно­стью предполагать (Татлин, Тесла). Когда речь шла о синдроме Морриса, мы опустили ряд высокоодаренных, энергичных и бездетных жен­щин, у которых он мог быть обнаружен (или исключен?) дальнейшими розысками (Христина Шведская, шевалье д'Эон). Что касается циклоидности или гипоманиакальной депрессии, то почти бесчисленны пере­ходы от истинной патологии к вариантам нормы.

Далее, мы уверены, что охватили далеко не все эндогенные меха­низмы, способные стимулировать интеллектуальную деятельность. Мо­гучая воля аскетов и полуаскетов, творческий стимул, возникающий при влюбленности, иллюстрируемый хотя бы творческой биографией Гете, указывает на стимулирующую роль половых гормонов (андрогенов). Од­нако многочисленность переменных (в частности, огромная межиндиви­дуальная изменчивость гормональной активности, возможность субли­мации и т.д.) пока не дают возможности высказаться более определенно. Намечающаяся корреляция между интеллектом и близорукостью еще очень зыбка и может иметь сложные причинные связи.

Хотя мы и концентрировали все свое внимание на гениях или бесспорно выдающихся талантах (в противном случае рамки исследуе­мого материала стали бы чрезмерно расплывчатыми), многое из сказан­ного относится к проблеме талантов в целом, их развития и реализации. Мы подчеркивали принципиальную разницу между гением и талантом – совершенно безграничную увлеченность гения, его рабство перед воз­никшей сверхзадачей и проистекающее отсюда волевое напряжение.

Замечательный отечественный историк М.И.Ильин пишет о Та­мерлане: «Недолго Тамерлан оставался в своей столице: едва прибыв в нее, 70-летний завоеватель уже начал готовиться к войне с Китаем, и его не остановили ни преклонность лет, ни три тысячи верст трудного степ­ного похода, ни опасность предприятия». Откуда берется эта неукроти­мость, эта энергия? Давление окружающих обстоятельств? Но Тамерлан и ядро его войска, его приближенные уже успели ограбить половину тогдашнего мира. Им, конечно, хотелось покоя, как и солдатам Алек­сандра Македонского, когда они уже перешли Инд.

Каковы были «окружающие обстоятельства» в походе Наполеона на Россию? Ведь задолго до похода на Москву и старая наполеоновская гвардия, и все его сподвижники были измучены непрерывными война­ми. Франция нуждалась в отдыхе! И когда Наполеон перед очередным выступлением упрекнул одного из своих приближенных в том, что ему, дескать, вместо похода хочется гулять по парижским бульварам, тот с горечью ответил: «Да, сир, я ведь так мало гулял по ним». Но не среда, не требование времени, а внутренний зов властелина неумолимо требо­вал действий.

В отличие от гениев, у талантливых людей на первое место, наря­ду с волей и увлеченностью, выступает наличие набора специальных способностей, на наследовании, развитии и реализации которых мы не имели возможности остановиться, так как это тоже привело бы к выходу нашего труда за намеченные рамки. Мы вынуждены отослать читателя к прекрасному критическому обзору Б.Бракена (Bracken В., 1969), ограни­чиваясь здесь указанием на ту жажду самопроявления, которая неумо­лимо гонит гения ко новым поискам и попыткам. Отметим только, что исследования по дифференциации роли наследственности и среды в развитии отдельных способностей еще далеки от завершения. Даже в исследованиях Б.М.Теплова (1947, 1961) критические положения сильнee конструктивных.

Можно видеть, что даже максимально суживая рассмотрение до круга биологических механизмов гениальности, мы постоянно сталкивамся с явлением их значимости, но недостаточности. Вероятность гени­альности существенно повышается при подагричности, синдроме Марфана, Морриса, при гипоманиакальности, но ни один из них, взятый в отдельности или в каком угодно сочетании, ничуть не гарантирует ни наличия высокой одаренности, ни твердой установки на ее реализацию. Рассмотрение любого вида одаренности показывает, что каждая из них состоит из целого ряда независимых друг от друга первичных «элементарных» способностей, вероятно, независимо наследующихся, весьма возможно независимо друг от друга развивающихся. Очевидно, что только на основе какой-либо благоприятной комбинации этих даро­ваний может дать благоприятный результат акцентированная гиперурикемией целеустремленность, гипоманиакальный подъем работоспособ­ности, обострение памяти, ассоциативных возможностей и т.д. Но воле­вой импульс играет необычайно важную роль. Он заставляет личность все вновь и вновь браться за все новые и новые дела, испытывать себя вновь и вновь, покуда не нащупается оптимальное поле деятельности.

Приведем несколько примеров. А.П.Чехов начал свой литератур­ный труд с неудачнейшей «Драмы на охоте», Бальзак и Мольер – с не­изменно проваливающихся драм. Врубель, в детстве и юности много ри­совавший и писавший красками, не устоял против настояний своего от­ца, крупного военного юриста, и вынужден был окончить юридический факультет Петербургского университета, и лишь после этого поступил в Академию художеств. Вересаев и Булгаков стали сначала врачами. Одна­ко сила внутреннего стимула была так велика, что они и им подобные не оставляли попыток прорыва в какую-то область, где они могли бы себя проявить. А сколько талантов такой области не нашли?

Вероятно, бесчисленны дарования, не проявившиеся из-за отсут­ствия достаточно мощного внутреннего стимула. Бесчисленны и облада­тели мощного внутреннего стимула, не имевшие никаких талантов. Бес­численны обладавшие и стимулом и талантом, но лишенные возможно­сти развития дарования. И уж совершенно бесчисленны те, кто имея и стимул и талант, развив его и даже найдя область применения, не смог­ли реализоваться в силу социальных тормозов. Не исключено, что вели­чайшей заслугой Перикла перед всем человечеством окажется вовсе не появление поименованных в начале нашей книге гениев «перикловых Афин», а нагляднейшее доказательство того, как много гениев может выделить даже малочисленная популяция, группа населения, которой даны возможности развития и реализации гениальности.

Приведем слова Рудольфа Дизеля.

«Совершенно ложно утверждать, что гений всегда пробьется сам. Из ста гениев девяносто девять гибнут безвестными. Только пре­одолев несказанные трудности, каждый сотый достигает признания.

Исходя из того, что один преодолел все барьеры, общество при­шло к выводу, что гениальное дарование всегда сочетается с такой же способностью преодолевать трудности. В действительности же между гениальностью и жизненной цепкостью нет ни малейшей связи. Наобо­рот, подлинная гениальность в своей сфере не оставляет места всем ухищрениям, нужным для успешной борьбы за свое существование. Ес­ли гению удается себя проявить, то логически следует, что ему при этом для одного лишь самосохранения пришлось бороться с несравненно большими трудностями, чем любому другому человеку.

Следовательно, если наряду с гениальным дарованием не имеется в порядке исключения и поразительного дара жизненной борьбы или отсутствует мощная поддержка, то шансы на победу ничтожны».

Рассмотренным нами выдающимся деятелям с подагрическим, марфановским, моррисовским и гипоманиакально-депрессивным источ­ником, который привел их к великим свершениям, легко можно проти­вопоставить массу больных подагрой, синдромом Марфана, синдромом Морисса и маниакально-депрессивных или циклоидных личностей, ни­чего особенного не сделавших и даже не особенно что-то вообще сде­лавших. Совершенно очевидно, что подагра и синдром Марфана неред­ко инвалидизируют не только физически, но и умственно. Маниакаль­но-депрессивный психоз – тяжелейшее заболевание, обычно почти на­чисто исключающее творчество. Но тем резче на этом фоне выделяются великие деятели, обремененные этими заболеваниями, но вместе с тем психическая и интеллектуальная деятельность которых поднимается до необычайной высоты действием биохимического, гормонального или структурного фактора.

Список факторов – социальных, социобиологических, биологи­ческих, генетических, способных подавить стимул, потенцию, помешать развитию и реализации, почти бесконечен, и можно только удивляться мощи тех стимуляторов, тех потенций, которые создали определенную «помехоустойчивость», позволяющую, вопреки всему выявить изначаль­ные механизмы.

Мы полагаем, что почти всех читателей книги должно было не­приятно поразить непропорционально большое место, уделяемое нами различным представителям правящих фамилий и лицам, происходящим из творческой суперэлиты. Это не случайно, а совершенно закономерно. Причина – вовсе не та, что лица знатного происхождения генетически превосходят «простонародье». Что это не так, почти полвека назад убе­дительно показали крупнейшие генетики мира, самой своей наукой обя­занные к демократическому мировоззрению. В дальнейшем нам придет­ся опуститься до уровня трафаретного объяснения и воспроизведения соображений, показывающих, почему именно это не так.

Условившись с самого начала, что мы будем рассматривать толь­ко деятелей, реализовавших себя, мы тем самым невольно вынуждены были ограничиться преимущественно теми лицами, которым их прирож­денное социальное положение давало в руки возможность реализации. Впрочем, в разделе «Несколько замечаний о генетике одаренности, без­дарности и болезней монархов Европы» мы уже выяснили, что огромное большинство этих привилегированных лиц вовсе не реализовало воз­можности, доставшиеся им в силу социальной принадлежности. Напомним, что даже по самой мягкой оценке, из 3300 членов знатнейших пра­вящих династий Европы на подлинной умственной высоте оказалось лишь 16. Мало того: лишь верхушка аристократии с детства могла полу­чать наилучшее образование при наличии очень рано предъявляемого социального заказа и внушаемых с детства правил достойного (по уста­новкам эпохи) поведения.

То, что среди «делавших историю» (или «наследивших в исто­рии») оказалось так много знати, лишь доказывает, как много значила в эпохи каст, сословий, классов привилегия средового происхождения и какое огромное количество «простонародья», да и просто недостаточно знатных, не могло из-за отсутствия прежде всего образования и, конеч­но, из-за отсутствия повышенного социального спроса реализовать свои потенциальные способности. Мы не совсем случайно применили слово «спрос». Нам оно нужно, причем в его двояком значении: во-первых, осознанной социальной, «рыночной» потребности и, во-вторых, в смыс­ле требований к индивиду, наложения на него определенной задачи.

Происхождение во все социальные исторические эпохи определя­ло не только будущие возможности, но и сферу детских интересов, стремлений. Происхождение диктовало импрессинги, спрос, установки, доминанты (в смысле Ухтомского).

Придавая огромное значение в реализации дарований таким лич­ным качествам как воля, целеустремленность, дарование, возбужден­ность ума, любознательность, указывая на те биологические (эндокринные, психические) и социально-генетические механизмы, ко­торые играют во всем этом важную роль, мы вынуждены более подробно остановиться на причинах того, почему естественный и социальный от­бор (понимая под социальным отбором подъем вверх по социальной ле­стнице) не смог расчленить человечество на более наследственно даро­витые нации, а нации на более одаренные классы или прослойки.

Социальный отбор, как указали крупнейшие генетики нашего столетия Г.Дж.Меллер, Дж.Б.С.Холден, Р.Фишер, зачастую обусловлен вовсе не более высоким интеллектом и дарованием, а прежде всего хищническими установками, интенсивным стремлением к господству, отсутствием сдерживающей этики, коварством, готовностью ради денег пойти на все. Мы ограничимся в качестве иллюстрации напоминанием о том, что большинство знатных родов Италии – потомки кондотьеров, что в период первоначального накопления капитала морская торговля была почти неотделима от морского разбоя, что существовали государст­ва, целиком жившие разбоем, существовали нации, которые поставляли наемников кому угодно (шотландцы, швейцарцы, туркмены и т.д.). Но, пожалуй, в советской литературе недостаточно отражен еще один, зачас­тую важнейший путь социального подъема – браки на наследницах, ог­раничение деторождения и заключение браков в рамках своего экономического круга. Так, чуть ли не половина браков Ротшильдов заключа­лась последние три четверти века в пределах лишь самого клана Рот­шильдов. Именно династическими браками достигались деньги, влия­ние, поддержка. Династические интересы бесспорно господствовали не только в королевско-императорских семьях, но и среди дворянства, и среди купечества. Более того, и среди сельского населения нашло место четкое внутридеревенское брачное расслоение по имущественному при­знаку, и именно приданое, а также то, на какое количество детей при­дется делить наследство, в первую очередь определяло место на соци­альной лестнице.

По мере роста потребности в образовании и повышения его со­циального значения, социальный подъем и место в социальной пирами­де в эксплуататорском обществе стали все больше зависеть от того, была ли плодовитость ограничена настолько, чтобы суметь всем детям или большинству их дать высшее образование.

Едва ли можно отрицать, что во многих случаях к социальному подъему вели положительные качества – смелость, ум, воля, трудолю­бие и упорство. Но примечательно, что те, у кого эти качества были вы­ражены в чрезвычайной мере – гении – почти не оставляли потомства. Таким образом, те великие свершения, которые выпадали на долю потомства знати, притом некоторой, очень малой ее доли, как показано выше, обусловливалось прежде всего огромными возможностями и бла­гоприятным импрессингом.

Что касается интеллектуальной элиты, то ее потомство с самого детства получало множество преимуществ, не только в виде знания ино­странных языков и литературы или хорошего владения правильной ре­чью. Оно часто с детства воспринимало высокое напряжение мысли и постоянный интеллектуальный труд как нечто само собой разумеющееся, обязательное, а отсутствие творческих влечений воспринималось как некая деградация, недопустимая и нарушающая традиции.

Все эти установки, оценочные параметры, творческие и этиче­ские, падают на потомство интеллектуальной элиты с самого раннего возраста, создавая очень сильную социальную преемственность, порож­дая концентрацию крупных достижений в относительно немногих из­бранных родах и семьях, в то время как потенциальные творческие воз­можности в действительности были во много тысяч раз более распро­страненными.

Длительная относительная редкость талантов среди национальных меньшинств при кажущемся равноправии, при возможности получения высшего образования и открытия путей к творческой реализации, в из­вестной мере объясняется и тем, что эти национальные меньшинства «скопом» отвергают все те приоткрываемые им двери, пройдя через ко­торые они могли бы приобщиться к современной цивилизации и куль­туре. Слишком прочно эти скудные возможности ассоциируются реаль­но или психологически с духовным рабством, с потерей самоидентично­сти, с ассимиляцией и присоединением к «угнетателям».

Точно так же, как нам пришлось непропорционально много места уделять венценосцам и знати, прослойке, узурпировавшей возможности реализации своих дарований, то есть той прослойке, принадлежа к ко­торой, таланты и гении (правда, далеко не всех профессий) могли пол­ностью проявить свои потенции, нам по техническим или, правильнее говоря, методическим причинам пришлось концентрировать свое вни­мание именно на гениях реализовавшихся. Только по признанным гениям имеется достаточное число и разнообразие источников, чтобы шансы на обнаружение патографии хоть в каком-либо из них были бы доста­точно значительными.

По той же причине значительно труднее заниматься талантами – ко­личество первоисточников по каждому из них много меньше, чем по обще­признанным гениям, и ни патографии, ни отсутствие болезней не будут дос­таточно убедительными. Ясно также, что в отношении талантов гораздо труд­нее провести объективную черту, отделяющую их от «обычной нормы», но развившейся в исключительно благоприятных условиях.

Только невозможность объять необъятное заставила нас воздер­жаться от рассмотрения генетики частных способностей (математических музыкальных, лингвистических, литературных, художе­ственных, поэтических) – число их хоть и не легион, но около 120. Полагаем все же, что для развития и реализации их, наряду с социальной преемственностью и социальным заказом, спросом, необычайно важным оказывается наличие очень мощного внутреннего волевого стимула или духовного подъема.

Мы ставили своей основной задачей прорыв существующего в СССР заговора молчания вокруг проблем социобиологии. Мы ставили своей зада­чей показать реальное существование конкретных внутренних механизмов могучего, преимущественно наследственного стимула, ведущего к неудер­жимой творческой деятельности, в чем бы она не выражалась – в прогрес­сивной или реакционной активности военных или политических деятелей, в гуманистической или человеконенавистнической установке, притом в любой сфере деятельности, лишь при соблюдении единственного условия – при наличии таланта и полной самоотдаче.

Если за нашим трудом последуют гораздо более полные, широкие и многогранные исследования факторов повышенной творческой актив­ности, существенно дополняющие и выправляющие наши данные, уточ­няющие и даже опровергающие их, автор будет считать свою задачу вы­полненной.

Проведенный анализ механизмов гениальности легко демагогиче­ски свести к пессимистическому, фаталистическому выводу: только при наличии хоть одного из перечисленных и документированных механиз­мов человек может стать гением. «Рожденный ползать – летать не может». Не спасает от такого вывода и то постоянно подчеркиваемое обстоя­тельство, что примерно у трети гениев мировой истории и культуры ни­каких «биологических механизмов гениальности» нам раскрыть не уда­лось.

Пессимистический вывод можно сделать, только умышленно иг­норируя фундаментальный факт: по сути, и подагрический, и гипоманиакальный, и оба эндокринных механизма действуют через посредство усиления установки, целеустремленности, воли. Отсюда становится яс­ным, что любой из этих биологических механизмов должен иметь свои, так сказать, «псевдофенокопии». Другими словами, прибегая к иной терминологии, можно сказать: должны существовать внешние, средовые, прежде всего образовательно-воспитательные механизмы, способные скомпенсировать нехватку биохимической или эндокринной стимуляции интеллекта. Эти механизмы могут заключаться в ранней прививке увле­ченности, в воспитании рефлекса цели (с целями, совершенно различ­ными для различных индивидуумов), в поддержании детско-подростковой любознательности, в максимально раннем развитии ка­кого-то специфического таланта.

Но в настоящее время вСССР сложилась любопытная ситуация: из страха, что постановка и деловой анализ проблемы гениальности по­служит поводом к обвинению в противопоставлении «гения и толпы», к обвинению в том или ином «уклоне», загибе, перегибе, – сама проблема снята фактически с обсуждения, как если бы гениев, как таковых, не существовало. Между тем, гении реально существуют, и они очень нуж­ны, какие бы определения понятия «гений» ни давались, как бы ни разграничивалось понятие «гений» от понятия «талант».

Интересно, что само слово «гений» выходит из употребления в ту эпоху, когда переплетение проблем социальных, научных и художест­венных становится столь сложным, что именно и в первую очередь ге­ниям доступно их целостное понимание. Парадоксально, что понятие «гений», да и гении как таковые, считаются чуть ли не ненужными, то­гда как любая наука задыхается под грудами необобщенных фактов, ме­дицина уперлась в невозможность продлить осмысленное существование подавляющего большинства людей сверх потолка 70–75 лет, литература и поэзия блекнут под напором сложности социальных проблем, техника не в состоянии освоить малой доли существующих изобретений, и чело­вечество в целом не нашло иного выхода из тупика, как только одним путем: «от каждого по способности».

Но что такое гений? Гений – это личность, решающая огромную социально значимую задачу в результате запредельной пожизненной концентрации своих сил. Гений – это личность, создающая свои особые ценностные координаты и неумолимо следующая мм.

Конечно, это определение пригодно только при условии, что бу­дет признано существование и злых гениев. Что гений и злодейство со­вместимы, показано в нашем веке очень ясно, как и то, что самое круп­номасштабное злодейство никакой гениальности не требует.

Именно в силу всего выше изложенного, описанные нами факты, как нам кажется, в первую очередь должны быть интересны именно для тех, кто вовсе не обладает ни одним из названных «механизмов гениаль­ности» – ни на экстремальном уровне, ни на уровне повышенного ва­рианта нормы. Дело в том, что все эти механизмы (и даже тот, который можно назвать лишь воспитательным, социобиологическим) реализуют свое действие через один общий механизм: целеустремленную мобили­зацию мышления. Это, по сути, включает прежде всего волевой фактор. Следовательно, те, кто могут целеустремленно мобилизовать свою волю, могут стать гениями или приблизиться к ним. Те, кто следует неуклонно завету поэта:

Наполни смыслом каждое мгновенье,

Часов и дней неумолимый бег.

Тогда – весь мир ты примешь во владенье.

Тогда, мой сын, ты будешь – человек.

Такая мобилизация требует больших сил, и она должна быть дли­тельной. Напомним, что психопатические персонажи Достоевского стремятся ли они стать наполеонами, миллионерами, великими карьери­стами – в действительности очень скоро сворачивают совсем в другую сторону от намеченной цели. Беззаветность, нужная для создания вели­чественных дел, должна быть пожизненной. Это почти всегда означало личное несчастье для общепризнанных гениев, тяжелейшую трагедию для признанных. Было бы нечестно утаивать, что гении, даже добив­шиеся признания, как правило, несчастны. Это нужно осознавать тем, кто истинно хочет (а следовательно, может) стать гением.

Вот слова замечательного писателя Германа Гессе. Почти три­дцать лет назад, отвечая на вопрос, что непонятно обычному человеку в гениальности, Гессе сказал:

«Боготворя своих любимцев из числа бессмертных, например Моцарта, он (обычный человек. – В.Э.), в общем-то, смотрит на него все еще мещанскими глазами и, совсем как школьный наставник, скло­нен объяснять совершенство Моцарта лишь его высокой одаренностью специалиста, а не величием его самоотдачи, не его готовностью к стра­даниям, не его равнодушием к идеалам мещан; не его способностью к тому предельному одиночеству, которое он рождает, превращая в ледя­ной эфир космоса всякую мещанскую атмосферу вокруг того, кто стра­дает и становится человеком, – к одиночеству Гефсиманского сада».

Разложение гениальности на факторы исходных потенциальных возможностей, факторы направления развития, снятие с гениальности покровов непостижимости, мистики, тайны, освобождение гениальности от обреченности на психоз, «бионегативность», раскрытие важных, но не обязательных и недостаточных механизмов гениальности – все это отныне не только позволяет, но и требует естественнонаучного подхода.

Вместе с тем, только показав наличие и значение биологических механизмов гениальности, можно проложить дорогу новым направлени­ям исследований – «историогении» и «гениелогии», которые обнаружат новые, нераскрытые нами механизмы гениальности и детско-подростковых импрессингов, внесут необходимые коррективы в наши построения, а вместе с тем дадут толчок к изучению механизмов талант­ливости и одаренности во всей их неисчерпаемой широте.

Мы рассматриваем свое исследование как развернутое обоснова­ние для последующей разработки двух междисциплинарных областей, одну из которых можно предварительно назвать «гениелогией» или «таланте ведением», наукой о генетических аспектах потенциальной ге­ниальности или таланта, включающую в себя биосоциологическую проблему формирования и развития гениев и талантов и социобиологическую проблему их реализации.

Другую междисциплинарную область можно назвать «историогенией». Эта дисциплина должна на первое время поставить перед собой две задачи: одну – в значительной мере теоретическую, а вторую – прикладную (см. ниже).

Что касается «гениелогии», то это наука, которая может опереть­ся прежде всего на огромный материал, собранный с начала века Л.М.Терманом и его учениками (Terman L.М.), его последователями и противниками (впрочем, в этих исследованиях внимание было сосредо­точено преимущественно на тестировании способностей), материал, по­лученный при использовании близнецового метода для получения дан­ных о наследовании способностей и личностных свойств. Не менее важ­ное значение для «гениелогии» представляют биографические данные о гениях и выдающихся талантах, как бы скупо в них не было представле­но то, что приобретает чрезвычайный интерес – патография.

Становится ясным, что «гениелогия», даже в своих генетических аспектах, не может уже удовлетвориться изучением того, какие именно патологии или личностные особенности имелись у того или иного при­знанного гения. Исследования должны охватить по меньшей мере круг его ближайших родственников и заняться изучением не только самых выдающихся из них, но и «неудачников». Необходимо уделить внимание тем подлинным гениям, титанические усилия которых не увенчались успехом, не реализовались адекватными научными или культурными достижениями. Основная задача этого направления – не столько обна­ружение у них уже описанных выше механизмов гениальности (что, впрочем, тоже необычайно ценно), сколько обнаружение «новых», то есть еще пока не описанных нами механизмов стимуляции интеллекта и источников его «сверхнормальной» мощи. Исходя из того, что социаль­ный подъем, расширение и захват власти очень часто имеет в своей ос­нове негативные особенности, чрезвычайно важно сосредоточить вни­мание на гениях науки, техники, искусства, культуры, то есть тех областей, для успеха в которых хищнические особенности не имеют столь решающего значения.

Как бы внимание исследователей не концентрировалось на изна­чальной, раннедетской по преимуществу активации наследственной по­тенции, исследования этого типа обязательно дадут немало ценного для понимания механизмов развития и реализации гениальности.

На многих примерах нам неоднократно приходилось убеждаться, что в детстве гения присутствовал какой-либо «добрый ангел», заботив­шийся о том, чтобы развитие одаренного ребенка постоянно стимулиро­валось, притом именно в наиболее перспективном, отдаточном направ­лении.

В силу этого «гениелогия» неизбежно станет непрогнозируемым по своему главенствующему содержанию полигибридом истории, психо­логии и педагогики, потому что для гениальности требуется не только огромная наследственная одаренность, но и воспитание в среде, исклю­чительно благоприятной для развития именно данных индивидуальных дарований, и социальный заказ или «спрос» на дарования данного типа, и отсутствие барьеров для их реализации.

Ребенок – это уже индивид, способный извлекать из разнообра­зия окружающей среды именно то, что стимулировало бы его таланты. Юноша уже способен активно избирать свой путь, способен рано созда­вать свои особые, индивидуальные ценностные критерии. Способность неуклонно следовать этим критериям, одержимость, способность к абсо­лютной самоотдаче, к предельному и запредельному напряжению – вот то принципиальное отличие гения от таланта, которое мы считаем нуж­ным еще раз подчеркнуть.

Это вовсе не значит, что потенциальный гений всегда может быть распознан очень рано. Это вовсе не значит, что подающему надежды ребенку надо создавать направленно-оранжерейные условия развития. Это значит лишь, что необходимо радикально, решительно пересмотреть в сторону резкого улучшения те условия, в которых проводит ребенок тот самый возраст, который определяет его будущий потолок интеллек­та. Не исключено, что многие «выдающиеся таланты» – это потенци­альные гении, недоразвившиеся или недореализовавшиеся из-за средовых препятствий или из-за отсутствия внутреннего порыва.

Одна из задач, стоящих перед «историогенией» – теоретический пересмотр с позиции «роли личности в истории» всей человеческой ис­тории и культуры с целью выявления в ней значимых, оказавших ре­шающее влияние на нее действий множества индивидуальных гениаль­ных деятелей, успешных и неуспешных. Этот пересмотр ни в коей мере не должен затрагивать существующие историко-социологические кон­цепции. Он не посягает на то, чтобы свести всю историю лишь к субъ­ективным результатам деятельности той или иной личности. Наоборот, в какой-то мере очень существенна судьба именно тех титанических лич­ностей, которые безуспешно пытались остановить ход истории или, на­оборот, ускорить ее ход, и терпели при этом трагические неудачи, слишком обогнав свое время или отстав от него, чтобы иметь возмож­ность влиять на него.

Углубление в биографии и патографии великих, пусть неудачли­вых личностей мировой истории и культуры, «безыдейных психопатов и параноиков», поможет открыть все новые, еще неизвестные механизмы гениальности. Такие трагические фигуры как Ганнибал, братья Маккавеи, Квинт Серторий, Септимий Север, Юлиан Отступник, Теодорих Остготский, Джироламо Савонарола, Джон Виклиф, Ян Гус, Ян Жижка, Джордано Бруно, патриарх Никон, протопоп Аввакум, генерал Самсо­нов, генерал Брусилов – вот очень немногие из тех обладателей нераз­рушимого внутреннего волевого стержня, природа которого подлежит разгадке.

«Пище богов» Герберта Уэлса суждено остаться сказкой, тогда как раскрытие огромных резервных механизмов таланта и гениальности – совершенная реальность, в той мере, в какой она не будет «снята» социально-политическими неурядицами.

Перед «историогенией» стоит грандиозная задача введения в ра­зумные рамки изначально правильных, но доведенных до абсурда пред­ставлений о детерминированности хода истории социальными фактора­ми и «производственными отношениями». Небезынтересным парадоксом является то, что представление о социальной детерминированности ис­торических событий сильнее всего развивается в СССР, стране, жизнь которой в огромной мере была определена именно личностными свойст­вами ее вождей – Ленина, Сталина, Хрущева, а внутренняя и внешняя политика – не столько внутренней экономической мощью, сколько ус­тановкой на идейную борьбу с капиталистическим миром. Это, вероятно, можно объяснить тем, что если мера детерминированности и предсказуемости действительно столь велика, то едва ли имеет смысл особенно вникать в механизмы гениальности, в барьеры, стоящие на пути ее развития и реализации, едва ли стоит придавать особое значение проблеме активного продвижения гениальных и талант­ливых людей на руководящие посты в тех видах деятельности, в которых они особенно одарены. «Все нужное сделает социум». Было бы, кстати, целесообразно проследить, в какой мере, на основании заданных эко­номических ситуаций удавалось долговременное прогнозирование созда­телям марксизма-ленинизма. В «блистательно оправдавшемся» научном предвидении Маркса-Энгельса-Ленина о неизбежном абсолютном об­нищании пролетариата и о «загнивании» и гибели капитализма все же не была учтена чрезвычайная гибкость этого самого капитализма, позво­лившая ему сквозь все кризисы проходить со все возрастающим повы­шением производительности труда и ростом уровня жизни, в частности, и уровня жизни пролетариата.

В столь же «блестящем» научном предвидении Ленина о слиянии национально-освободительной борьбы с борьбой против мирового капи­тала не было. предусмотрено то, что решительно все освободившиеся ко­лониальные страны немедленно начнут войны гражданские, которые поглотят огромную долю накопленных национальных богатств и сотни миллионов жизней людей, а также войны «освободившихся от ига» мо­лодых государств друг с другом. Не было предусмотрено, что большинст­во этих стран окажется под властью различных диктатур, «горилл» или олигархий, под властью продажного чиновничества, и что конфискация иностранных капиталовложений приведет к тому, что вместо развития собственной промышленности практически всем государствам «третьего мира» придется ввозить готовую продукцию из промышленных стран.

«Историогения» должна показать, насколько широки возможно­сти личности; что конкретные гениальные личности делали; как они решали, определяли в различные эпохи главные вопросы; почему, под давлением каких обстоятельств, каких внутренних факторов, преодоле­вая сопротивление среды или, наоборот, используя ее, они делали именно то, что делали. Как на судьбе, роли, деятельности личности от­ражались различные случайности. Лишь частной задачей явится истори­ческий показ того, как общество обязано ценить гениев и устранять препятствия с их пути, и как остра нужда в гениях – нужда, продикто­ванная кризисами современности.

Историю любого народа, да и человечества в целом, можно рас­сматривать как цепь непрерывно сменяющихся кризисов. Так называе­мые «тихие» эпохи, или эпохи отсутствия видимого прогресса, в дейст­вительности были эпохами жесточайших, разнообразнейших кризисов. Это становится несомненным, если в обычные хронологические таблицы вписать годы неурожаев, доводящих сотни тысяч людей до голодной смерти, годы «моровых язв» и прочих массовых, опустошительных эпи­демий, годы восстаний и гражданских войн. Но каждый кризис может иметь не один, а много исходов, будь то укрепление центральной власти или гражданских свобод, подчинение чужеземцам, проигрыш или выигрыш войны. И во многих кризисах, как мы уже пытались показать на примере истории Европы, тот или иной исход нередко зависит от двух-трех гениев. Точно так же, как в технике известно много случаев изо­бретений, решающим образом подоспевших вовремя (как, например, подоспело вовремя создание низкостебельных сортов злаков для спасе­ния населения многих стран от голода), или запоздавших (пулемет «Максим» для царской армии в Первую мировую войну).

Но если в недавнем прошлом и выход из очередного кризиса и возникновение нового кризиса отражались на судьбе одной-двух стран, то множество современных кризисов носит глобальный характер, поиски оптимальных выходов из них требуют гениально-прозорливых умов, не­обычайно сильных, вооруженных гигантским аппаратом знаний, по­скольку сегодня от того или иного решения и поворота событий зависит судьба уже не миллионов, а десятков, сотен миллионов, даже миллиар­дов людей.

Не следует думать, что речь идет только о гениях науки и техни­ки. Современное человечество больше всего нуждается в сплочении. А сплочение человечества способен дать прежде всего универсальный язык науки, искусства, и та общность идеалов, которые могут дать только этика, философия, гуманитарные науки, науки о человеке. Окажется ли утопией мысль, например, о том, что прохождение радиопередач через все границы и невозможность их глушения приведет к тому, что тотали­тарные правительства потеряют возможность разъединять народы, обма­нывать их и натравливать их друг на друга? Но в любом случае выход из современного кризиса даже в отдельно взятой стране, ее лидерство или отставание, расцвет или прозябание будут в большой мере зависеть от того, в какой мере удастся на службу своему отечеству поставить дости­жения потенциальных гениев и необычайных талантов, которым должна быть предоставлена возможность развития и реализации.

Но если это так, то нет ничего зазорного в наших попытках оты­скать некоторые биологические истоки духовной личности любого твор­ческого деятеля. Сотни или десятки тысячелетий, вплоть до изобретения письменности, весь накапливаемый опыт приходилось запоминать, сравнивать, сопоставлять в уме, и тот род, племя, которое что-то важное в ходе социальной преемственности теряло, уступало место племенам, достаточно памятливым и психически гибким для сохранения своего и обогащения чужим опытом («Только сумасшедшие учатся на своих ошибках, я всегда учился на чужих», – говаривал Бисмарк). Нашему со­временнику, получающему в готовом виде от родителей, учителей, из книг готовые знания, такие, которые и не снились величайшим гениям прошлых веков, нашему современнику, вступающему на заранее прото­ренные дорожки с минимальными, трафаретными требованиями, кото­рые нужно выполнить, чтобы выжить и оставить потомство, очень труд­но представить себе многообразие того опыта и умений, которые нужно было держать в молниеносной готовности к использованию нашим «диким» предкам – погрешность каралась увечьем, смертью, бездетно­стью. Но как бы не ослабевал и не извращался естественный отбор за последние тысячелетия, дела сотен великих людей, гениев и одаренней­ших личностей, обладавших различными внутренними стимулами, внутренними «допингами», активизировавшими их интеллектуальную актив­ность, не оставляют сомнения в том, что мозг человека хранит огромные резервы неиспользованных возможностей, реализуемых иногда лишь под воздействием того или иного стимула. Наблюдения над оптимально раз­виваемыми детьми показывают, что стимулом не обязательно и не фа­тально должен быть лишь биологический «допинг» – гиперурикемия, циклотимия, гиперадреналинемия, гиперандрогения. Этим стимулом могут и должны стать, во-первых, раннее интеллектуальное развитие, а во-вторых, закладывание таких ценностных критериев, которые заставят мышление работать целенаправленно и с полной отдачей.

Мы верим в большие возможности человека и в устранимость нынешних ограничений и жалких фрустраций нашей жизни. Мы верим в то, что человеческая жизнь, знакомая нам по истории – это жалкий суррогат, коренящийся в невежестве. Мы верим в то, что знание и по­нимание может возвысить жизнь настолько же, насколько наше нынеш­нее управление природой превосходит беспомощность наших предков.

Для того, чтобы истинно возвысить жизнь человека, нужно созда­вать более благоприятную социальную среду. Нужно начать с новых предпосылок, например, с того, что красота – радостная и гордая – не­обходима, что радость познания истины может являться самоцелью, что наиболее полное удовлетворение человека своей жизнью, его счастье коренится в глубине и цельности внутренней жизни личности.

Существуют две наивысшие взаимодополняющие части нашего космического долга. Долг по отношению к самому себе, который каж­дый из нас может исполнить, реализуя свои способности. И долг по от­ношению к другим, исполняемый служением обществу на благо челове­чества, на благо всего нашего вида в целом.

Мы заканчиваем книгу словами Джулиано Хаксли (1887–1975), замечательного английского биолога и философа:

«Огромный Новый Свет неоткрытых возможностей ожидает сво­его Колумба. Великие люди прошлого мимолетно раскрыли нам, чем может быть личность, интеллектуальное понимание, духовное достиже­ние, художественное творчество. Но это не более чем мимолетные вспышки. Нам нужно исследовать и нанести на карту весь мир челове­ческих возможностей подобно тому, как была изучена и нанесена на карту вся область физической географии. Как создать новые возможно­сти для обычного существования?.. Развивать природный талант и ин­теллект у подрастающего ребенка, вместо того, чтобы их разрушать или уродовать. Мы уже знаем, что живопись и мышление, музыка и матема­тика, артистизм и наука могут стать чем-то очень значимым для совсем обыкновенных мальчиков и девочек – при одном лишь условии: приме­нении правильных методов развития детских возможностей. Мы начина­ем понимать, что даже самые счастливые люди живут много ниже своих возможностей, и что большинство людей развивают не более ничтожной доли своей потенциальной умственной и духовной мощи. Человечество в действительности окружено обширной областью нереализованных воз­можностей, требующих изучения

Человек, как вид, может превзойти себя – не просто спорадиче­ски, один индивид каким-то образом здесь, другой индивид другим пу­тем, но именно как целое человечество в целом. Если нужно назвать но­вую цель, то может быть, подойдет слово «трансгуманизм», человек ос­танется человеком, но возвысится над собой, реализуя новые возможно­сти своей человеческой природы, ради самой этой природы.

Я верю в трансгуманизм: если однажды появится достаточно много людей, способных устремиться к нему, человеческий вид окажет­ся на пороге нового образа жизни, столь же отличного от нашего, как наш – от образа жизни синантропа. Человек наконец станет сознатель­но осуществлять свое истинное назначение».

Педагогическая генетика

Научно-техническая революция и

биосоциальные проблемы формирования

и развития личности

СОДЕРЖАНИЕ

^{note 1}

I. Введение………………………………………………………………………………………………. 291

II. Принцип неисчерпаемой наследственной гетерогенности человечества.. 298

III. Элементы генетики интеллекта ………………………………………………………….. 307

1. Результаты исследований роли генотипа и среды,

проведенных на близнецах……………………………………………………………………….. 307

1.1. Близнецовый метод……………………………………………………………………………. 307

1.2. Генотип и среда: данные, полученные на близнецах…………………………… 308

1.3. К генетике частных способностей ……………………………………………………… 310

1.4. Задачи и перспективы близнецовых исследований…………………………….. 311

2. Принципы тестирования и коэффициент интеллекта (IQ)……………………… 314

2.1. Общие принципы………………………………………………………………………………. 314

2.2. Некоторые задачи тестирования…………………………………………………………. 316

2.3. Проблемы выявления общих и частных способностей………………………… 319

3. Программа "Merit"…………………………………………………………………………………. 324

4. Основные субпсихопатические характеристики…………………………………….. 326

5. К подростковой преступности………………………………………………………………. 329

IV. Талант. Одаренность. Гениальность……………………………………………………. 334

1. Гениальность как социобиологический феномен…………………………………… 334

2. Раннее проявление одаренности и гениальности…………………………………… 338

3. Витальность…………………………………………………………………………………………. 341

V. Некоторые наследственные механизмы, стимулирующие

интеллектуальную активность………………………………………………………………….. 343

1. Гиперурикемическая (подагрическая) «одержимость» и

потенциальное могущество мозга человека……………………………………………….. 343

2. Синдром Марфана………………………………………………………………………………… 352

3. Синдром Морриса………………………………………………………………………………… 354

VI. Связь между гениальностью и психопатией ……………………………………….. 356

VII. Развитие одаренности……………………………………………………………………….. 365

VIII. Импрессинг………………………………………………………………………………………. 373

1. Общие принципы…………………………………………………………………………………. 373

2. Определение импрессинга…………