II. Принцип неисчерпаемой наследственной гетерогенности человечества

Предоставим слово Видкунду Ленцу (Lenz W., 1971): «Сравнивая друг с другом знакомых нам людей, оглядывая любое собрание, каждый раз мы обнаруживаем одно и то же: ни один не похож на другого. Люди, если не считать однояйцевых близнецов, являются индивидами, которых не спутаешь ни по их внешнему виду, ни по движениям, ни по образу речи, ни по типу восприятия и мышления. Сделать людей одинаковыми давлением извне можно только наружно. Даже если они по прическе, бороде, одежде, религии и политической идеологии конформно следуют моде, решающие различия не стираются.

Что же делает нас индивидами? Является ли это лишь отпечатком личного опыта 7 Дети тех же самых родителей, в одной и той же детской вырастают в личностей с совершенно разными характерами. Родители не в состоянии сформировать детей по своей воле. Повседневный опыт в своей собственной семье, у друзей и соседей показывает нам, что инди­видуальность личности имеет наследственно обусловленную, врожден­ную основу. Систематическое сравнение наследственно-тождественных однояйцовых близнецов с наследственно-разными двуяйцовыми близне­цами дает этому научное подтверждение».

Можно добавить, что, например, в Советском Союзе с его уни­фицированной системой общественного воспитания и образования, с очень выравнивающими условиями ясель, детских садов и даже школ, с обязательным общим десятилетним или профессионально-техническим образованием – сложившиеся индивиды предельно разнообразны реши­тельно по всем параметрам: жизненные установки, темперамент, склонности, внутренние интересы, система ценностей, реальная трудоспособ­ность, талант, дарования, отдача семье и обществу.

Откуда же берется это безмерное разнообразие человечества?

Мы можем сходу отбросить межрасово-межнациональные разли­чия. В той мере, в какой они порождены традициями, воспитанием, и не наследственны, они нас пока не интересуют Кстати, выраженные количественно (для этого существуют объективные методы), межнацио­нальные различия, как правило, не составляют и 5–10% показателей из­менчивости внутринациональной. Эти различия при сравнении разных рас практически неуловимы при изучении психических характеристик и признаков. Вероятно, никто не станет утверждать, что из 70 наций и на­родностей Советского Союза и сотен наций мира одна нация по сущест­венным психическим признакам наследственно, биологически выше или ниже другой. Напротив, вопреки всей социально-экономической, культуральной, биографической и педагогической стандартизации, внутри одной и той же нации обнаруживаются глубочайшие различия (даже в рамках нормы).

Попробуем, разумеется, не экспериментально, а мысленно рас­классифицировать, распределить по группам какую-то более или менее очерчиваемую часть популяции. Например, мы можем распределить в группы, сходные по социальному происхождению, экономическому по­ложению, семейно-бытовым условиям, по тем условиям, в которых проходило их младенчество, по ясельно-детсадовским и школьным услови­ям, по полу, по типу среднего и высшего образования выборку москви­чей 25–45-летнего возраста. Проделав такой мысленный эксперимент, мы несомненно обнаружили бы в каждой из тысяч предельно схожих по своей социальной предыстории групп, людей, полярно противополож­ных друг другу, и гигантское внутригрупповое различие по множеству личностных характеристик.

Общепринято все различия валить на микросредовые различия (например, «пережитки капитализма» в сознании трудящихся – спустя почти шестьдесят лет после революции), на семью, двор, улицу, педа­гогические ошибки.

При этом игнорируется, что подросток – это уже существо с интеллектом почти взрослого типа, способный достаточно активно выбирать для себя наиболее подходящую среду, выбирать дру­зей, книги, спорт, личное хобби, занятия школьными предметами или чем-то, что выходит за пределы школьной программы. Подросток сам формирует для себя круг авторитетов, старших по возрасту людей, кото­рым он доверяет, идеалы, шкалу ценностей. Он является существом, способным отчаянно сопротивляться воздействию семьи, одноклассни­ков, педагогов.

Как только речь заходит об индивидуальных психических особен­ностях, обсуждение неизменно упирается в тупик: роль наследственно­сти и среды. При этом 99% спорящих обычно говорят о всемогущей ро­ли среды, отводя наследственности место на уровне «весь в отца», или «весь в мать», если это слишком уж бросается в глаза (что бывает очень редко).

Эта убежденность во всемогуществе среды неверна, но в очень значительной мере понятна. Изменился мир, изменилась среда – и на­родности со средневековым уровнем развития (а некоторые – почти первобытным) за одно-два поколения «врастают» в 70-е годы XX века, причем оказываются «вполне на уровне». Ибо все развитие культуры и цивилизации покоится на социальной преемственности. Так значит, все-таки целиком среда?

Положительный ответ представляется вполне удовлетворительным большинству социологов, педагогов, психологов, философов, которые привыкли заниматься средой и только средой. Именно такой ответ дали бы и многие нейрофизиологи, так как им прекрасно известно: помести­те младенца в превосходные алиментарно-гигиенические условия, но лишите его речевого общения – он вырастет идиотом; лишите его ласки – и через несколько лет неотвратимо предопределится, что он станет бессердечным эгоистом. Настоящие, а не литературные Маугли и Тарза­ны через несколько лет после рождения, даже в наилучших условиях пи­тания приобрели бы необратимое слабоумие. Более того, воздействие среды выявляется резче, становится еще очевиднее в эксперименте: не­доразвитие зрительного нерва у котят, помещенных с рождения в темно­ту, оказывается настолько значительным, что оно через некоторое время оказывается необратимым, и т.д.

Эти банальные констатации – лишь введение к фундаментально­му генетическому факту, к одному из важнейших биологических прин­ципов существования любых видов высших животных, в том числе и че­ловека: к принципу максимальной наследственной гетерогенности.

В начале века Карл Ландштейнер установил, что люди отличают­ся друг от друга по группам крови системы АВО. В 1930 году этот круп­нейший американский исследователь получил за свое открытие Нобе­левскую премию в области медицины. В дальнейшем выяснилось, что установленные Ландштейнером различия – наследственны, что в рамках этой системы можно выделить еще и подгруппы. Постепенно обнаружи­лось, что независимо от генов системы АВО люди разнятся по множест­ву независимых друг от друга систем антигенов эритроцитов, лейкоци­тов, белков плазмы крови, ферментам. Эта гетерогенность распростра­няется не только на сотню уже открытых систем, но и на тысячи других, которые несомненно существуют и будут открыты в ближайшие десяти­летия.

Фактическая сторона выглядит так: среди русских (можно взять любую нацию) частота гена Jo = 0,54, Ja = 0,25, Jb = 0,19. По системе MN известно 15 разных генов, по системе Резус – 30, по Лютеран – 3, по Келл – 4, по Льюис ~ 2, по Даффи – 3, по кислой фосфатазе эрит­роцитов – 3, по аденилаткилазе – 2, по фосфоглюкомутазе – 2 и т.д. По белкам плазмы крови наследственный полиморфизм (данные на 1967 г.) охватывал 30 участков генов и т.д. При этом имеются в виду лишь такие формы полиморфизма, при которых «нормальный» ген и его мутантный вариант почти одинаково часты среди населения.

Г.Гаррис, изучая только 10 ферментов, установил, что вероят­ность сходства двух случайных лиц по всем 10 ферментам составляет 0,5%.

Ясно, что при учете тысяч реально существующих, выявленных различий, в среднем, любой индивид отличается от другого по многим сотням таких наследственных биохимических особенностей (См. Эфроимсон В.П., 1971,Lewontin R.C., 1974}.

Чтобы не отвлекать внимания от самого факта неисчерпаемости этих межиндивидуальных наследственных биохимических различий, лишь очень бегло коснемся их происхождения.

Человек (как и все его предки – позвоночные) окружен беско­нечным разнообразием микробных паразитов, постоянно попадающих сквозь кожу и слизистые во внутреннюю среду макроорганизма. Адаптировавшись, эти грибки, бактерии, вирусы и пр. становятся опаснейшими паразитами. Основной путь защиты от них – генетическая дифферен­циация хозяина. Так, поскольку малярийный плазмодий адаптировался к эритроциту человека, в зоне тропической малярии в человеческих по­пуляциях широко распространились – в результате отбора на устойчи­вость к малярии – различнейшие биохимические мутации эритроцитов, зачастую неблагоприятные для человека, но зато лишающие паразитов привычной среды, привычного субстрата. Механизм этой формы имму­нитета описан нами в книге «Иммуногенетика» (1971), и новая, совре­менная литература чрезвычайно богата подтверждениями правильности открытого нами явления.

Касательно биологической значимости описываемого нами явле­ния, ограничимся тремя примерами.

Лица группы крови 0 на 40% чаще других заболевают язвой же­лудка и двенадцатиперстной кишки.

Лица группы крови А на 20% чаще, чем лица групп крови 0 и В, заболевают «главными» формами рака.

Лица группы крови 0, по-видимому, более восприимчивы к чуме и холере.

Такие и подобные примеры можно приводить без конца. Но для нас важно прежде всего констатировать то, что наследственная гетеро­генность любого вида животных неисчерпаема, и что она является одним из основных фактов существования (иммунитета!) человека.

Следует добавить, что помимо этого, почти каждый человек несет в себе груз других, случайных мутаций, накопленных за 20–30 поколе­ний. Известно, что каждый зародыш «отягощен», в среднем, 35 новыми мутациями, возникшими в гаметах (половых клетках), из слияния кото­рых зародыш образовался. Это значит, что помимо той системы наслед­ственной гетерогенности, о которой уже было сказано, существует еще генетический груз – около 500-1000 новых мутаций на индивид. Естественно, в связи с этим возникает ряд вопросов. Касается ли эта наследственная гетерогенность только таких без­различных педагогике свойств, как слияние эритроцитов, или электрофоретическое расслоение белков на бумажке, или же она касается и бо­лее глубоких особенностей?

Имеется ли среди человечества настолько же значительная на­следственная изменчивость таких признаков как, например, агрессив­ность, социальность, напряженность интеллектуальных интересов и пр.? Мы ведь не можем выяснить определяемую наследственной компонен­той долю этих свойств у наших предков. О ней можно судить по ны­нешней компоненте наследуемости этих свойств.

Касается ли наследственная гетерогенность лишь таких характе­ристик психики, как психические дефекты (вроде врожденного слабо­умия, при котором человек прежде всего должен «проходить» по ведом­ству министерства социального обеспечения, а не министерства просве­щения)? Или неисчислимое наследственное разнообразие затрагивает также все варианты нормы?

Можно полагать, что вся эта созданная и поддерживаемая естест­венным отбором система максимальной наследственной гетерогенности не имела бы особенного значения для педагогики, если бы она не рас­пространялась как на умственные способности и интеллект, так и на конституциональные особенности человека.

Находясь в плену представлений о том, что весь эмоционально-поведенческий облик человека определяется средой, воспитанием в са­мом широком смысле слова, полагая, что все интимные особенности личности порождены неконтролируемым разнообразием внешних влия­ний на плод, на младенца, ребенка, подростка, мы упускаем из вида то, что для оценки роли наследственности в детерминации почти всех пси­хических свойств существует могучий близнецовый метод, почти безу­пречный, если изучаются не только однояйцовые и двуяйцовые близне­цы, выросшие вместе, но и однояйцовые близнецы, выросшие врозь.

Далее нами будет показано, что человечество в высокой степени наследственно гетерогенно по уровню интеллекта. При этом имеется в виду вовсе не существование значительного числа лиц, умственно отста­лых в силу хромосомного дефекта (хотя достаточно наглядно о частоте этого типа наследственной патологии свидетельствует то, что около 0,15% детей рождаются слабоумными из-за болезни Дауна – наличия лишней хромосомы 21). И тем более не имеется в виду умственная от­сталость, вызванная травмами, инфекциями, алиментарной (пищевой) недостаточностью, или проще говоря – голодом или недоеданием.

Что касается обучаемых форм слабоумия, то тут не «малонадежные» генеалогические исследования, а хорошие близнецовые показывают, что около 60% обучаемых форм слабоумия наследственно обусловлено (не считая хромосомной болезни Дауна).

Имеется в виду существование наследственных различий именно в общем интеллекте в рамках «нормы» и наличие наследственных разли­чий в отдельных способностях.

Будет показано также, что принцип наследственной гетерогенно­сти распространяется не только на интеллект как таковой, но и на мно­жество конституциональных особенностей психики. Нелишним и в дос­таточной степени убедительным доказательством колоссального влияния генетически обусловленных индивидуальных (зачастую наследуемых) особенностей на высшую психическую, творческую, интеллектуальную деятельность человека является описанный нами механизм резкого по­вышения умственной активности под влиянием конкретных генетически обусловленных биохимико-гормональных факторов.

Взгляды на возможности воспитания и образования варьировали беспредельно.

Гельвеций: «Образование может сделать все».

Джемc Милль: «Если образование не может сделать все, то вряд ли существует что-либо такое, что оно не смогло бы сделать».

К.Пирсон: «Трущобы не столько порождают тупиц, сколько ту­пицы спускаются в трущобы».

Уотсон: «Дайте мне дюжину здоровых детей и мой собственный мир для их воспитания, и я гарантирую вам, что сделаю любого кого угодно – врачом, юристом, художником, коммерсантом, попрошайкой или вором».

Норвудский комитет (1944) исходил из положения, что дети го­раздо сильнее отличаются по качеству способностей, чем по их количе­ству. На основании этого было предложено три подразделения: литера­турно-абстрактный тип, подлежащий обучению в классической школе; механико-технический тип для технической школы; конкретно – практический тип, для обучения в школе без древних языков. Д.Уолфл (Wolfle D., 1960) охарактеризовал положение в США на 1960 год следующим образом: высшее образование должны получать 30% подростков, то есть одна треть всех подростков, наиболее способная. Но из этих 30% кончает колледж только 45%, из 55% остальных пятая часть не кончает даже среднюю школу, две пятых кончают ее, но не идут в колледж, а еще две пятых поступают в колледж, но не заканчивают его (он считал только мужчин). При таких условиях резервуар талантов, по­лучивших высшее образование, в США близок к исчерпанию. Он под­черкивает, насколько важно своевременно распознать талант и оказать ему моральную поддержку. Среди многих примеров автор упоминает о Дж.Бидле, лауреате Нобелевской премии 1958 года в области физиоло­гии и медицины, изучавшем химические реакции в живых клетках. Бидль поступил в колледж только последовав совету одного из своих преподавателей. Чрезвычайно важную роль в развитии таланта, на чем останавливается Д.Уолфл, играют социальные факторы, в частности, господствующие ценностные параметры социального окружения и отношение этого окружения к высшему образованию и творческой деятельности.

Уже в 1960 году Д.Уолфл настаивал на создании специальной тактики и стратегии развития талантов, которых надо и своевременно находить, и правильно направлять. Он особенно подчеркивал значение разнообразия и культивирования этого разнообразия. В частности, он поддерживал идею о необходимости тестов на специальные способно­сти, потому что с их применением высокие дарования будут выявлены не на 10% (высокий IQ), а на 20-25% (имеющие частные способности). Д.Уолфл уже тогда указывал, что данные об общих и частных способно­стях индивида должны вводиться в компьютер, запрограммированный на то, чтобы массово выдавать обоснованную консультацию относительно оптимальных возможностей использования каждого индивида.

Какое значение за рубежом придается творческим способностям, видно из того, что Дж.Б.Гилфорд (Guilford J.В., 1967) в своем прощаль­ном обращении в качестве президента Американской ассоциации психо­логов в 1950 году упомянул, что из 121 тысячи работ, отмеченных в Psychological Abstracts, только 186 относились к творческому воображе­нию. К 1962 году к ним добавилось еще около 400, а в 1965 г их стало 44176. Исследования творческого мышления ведутся во многих амери­канских университетах, читается большое количество спецкурсов, и на них посылают своих сотрудников такие крупнейшие корпорации как General Electric, General Motors, Westinghouse, Bell, United Still и многие другие. Очень большое внимание курсам по проблемам развития творче­ских способностей уделяет министерство обороны США и т.д. С 1967 года начал выходить Journal of Creative Behavior, у которого сразу оказа­лось 5000 подписчиков.

Однако при обилии тестов интеллекта специальные, предназна­ченные для определения творческих способностей тесты к концу пер­вой половины XX века почти отсутствовали, хотя психологи США ясно ощущали острую нужду в тестах на гибкость, инициативу, изобретатель­ность, адаптируемость, оригинальность, находчивость, быстроту реак­ции

Группа исследователей в 1967 году, изучая большое число ученых, преимущественно из национального управления авиационных и косми­ческих исследований (НАСА) создали схематический портрет ученого творческого типа.

Такой ученый уверен в своих профессиональных знаниях и в спо­собности работать на очень высоком уровне. Нередко эта уверенность в своих силах распространяется и на другие области деятельности. Ученые творческого типа чрезвычайно независимы – это качество, обнаружи­вающееся почти в каждом исследовании творческих людей. Они считают себя способными к правильной самооценке и не склоняются перед об­щественным мнением. Они, как и можно было бы ожидать, рано ориен­тированы в интеллектуальном направлении. Наиболее успешные ученые в высокой степени преданы своему делу, часто они отказываются даже от других интересов, не имеют никаких посторонних увлечений, зачас­тую снижена их семейная активность. У них очень высокий уровень стремлений, притязаний и задач, которые они намерены осуществить в будущем. С высоким уровнем реализованной творческой активности очень сильно скоррелировано (прямая зависимость) раннее окончание школы. В среднем – 15-16 лет, при этом они обычно по успехам обго­няют и своих одноклассников и однокурсников в университетах. Позд­нее окончание школы с творческим дарованием скоррелировано отрица­тельно

Небезынтересно, что разработанные авторами этого исследования критерии для предсказания творческой продуктивности очень хорошо оправдали себя в дальнейшем при изучении персонала крупной фарма­цевтической фирмы. Таким образом удалось показать, что эти критерии носят весьма универсальный характер.

Нетрудно сделать вывод, что большинство подлинно творческих ученых можно охарактеризовать как «одержимых», во всяком случае, с обывательской точки зрения. Но в эпохи, когда творческая научная дея­тельность не пользовалась общественным признанием, люди, подобные великому английскому астроному Уильяму Гершелю-старшему, который не мог прекратить шлифовку свих зеркал, так что его сестра кормила его, вкладывая кусочки пищи в раскрытый рот, редко пользовались осо­бым авторитетом у окружающих. Заслуги Гершеля – открытие планеты Уран, двойных звезд, обнаружение инфракрасного солнечного излуче­ния. Очень славная женщина, десятки лет заботившаяся о Д ' Aлaмбepe, постоянно жалела его как неудачника, а он в это время писал Энцикло­педию вместе с Дидро, обосновывал теорию возмущения планет, созда­вал труды по теории дифференциальных уравнении, теории рядов.

Однако известно и другое: множество великих, крупных и сред­него ранга творцов нашли себя вне своей прямой специальности. Может быть, она им в чем-то даже и помогла. Но все-таки растраты, трагедии, возникающие из-за того, что человек, подобно одноклеточной инфузо­рии, ищет свой путь методом проб и ошибок, необъятны. Поэтому помощь в отыскании истинного призвания, помощь в прививке вкуса к нему должна быть оказана как можно раньше.

Но как узнать, кто к чему способен? Необходимо не только ран­нее тестирование способностей, но и знание того, что и в какой мере докомпенсируемо и доразвиваемо, когда какие способности оценивать, как профилировать, когда начинать профилировать, как прививать ин­терес к той именно области, в которой есть способности, но еще нет влечения. Опасение, что раннее профилирование приведет к ограничен­ности, кастовости и т.д., вероятно, преувеличены. Наоборот, успешный специалист обычно характеризуется широтой кругозора и интересов, не­достижимых для специалиста заурядного. Причина проста: занятия де­лом любимым, соответствующим дару, а потому успешным, стимулиру­ют всю творческую активность.

Конечно, по вопросу о неисчерпаемой наследственной неодинаково­сти людей нужно высказаться более обстоятельно, потому что вокруг этого факта очень легко развести всяческую демагогию и справа, и слева.

Идея о глубочайшей наследственной неоднородности людей, их не только внешней, но и психической наследственной несхожести с порога представляется совершенно несовместимой с основоположной, этически, по­литически и педагогически необходимой идеей всеобщего равенства. Но не укладывающаяся ни в какие «прокрустовы ложа» неодинаковость людей есть факт, и никакими обрубаниями конечностей на «прокрустовой ложе» или растягиванием их – делу не поможешь. Нужна перестройка сознания, кото­рая, кстати, не требует никаких идейных жертв. Мы – разные. Но человече­ству нужны именно разные люди и совершенно нелепо представлять себе че­ловечество в виде иерархической пирамиды, в которой оптимальные возмож­ности реализации, почёт, блага, уважение достаются немногочисленной вер­хушке за счет обездоленных.

В Американском словаре профессий (1965) имеется 35,5 тысяч про­фессий, разделенных на 114 групп в 22 областях деятельности. При подборе конкретного кандидата на то или иное место руководствуются пятью харак­теристиками:

1. Длительность необходимой общеобразовательной и профессиональ­ной подготовки (8 градаций);

2. 2 Способности, оцениваемые в рамках 11 факторов с 5 степенями сложности в каждой, 753 наиболее распространенных профессии объединены в 36 групп, составленных по принципу большего сходства уровня различных способностей в пределах группы;

3. Склонности, сюда относится любовь к физическому труду (моно­тонному или разнообразному), контактность, стремление к престижу, тяга к абстрактному мышлению или же стремление к конкретности результатов. Всего имеется 10 групп;

4. Требуемое нервное напряжение, в частности при микросоциальньк контактах, при руководстве людьми и т.д. Имеется 12 градаций;

5. Физическое и сенсорное напряжение – 6 градаций.

Все сказанное относится к американской, абсолютно деловой профессиограмме.

Можно, конечно, отвергнуть ее с порога, признав, что она составля­лась не на основе «демократических» установок всеобщего равенства-одинаковости. Можно, конечно, деловой подход назвать «деляческим».

Но в любом случае ясно, что 35,5 тысяч профессий (теперь их уже 40 тысяч) с 114 группами, каждая из которых требует невероятного разнообразия личностных свойств, ни в какую пирамиду не уложишь.

Есть, конечно, люди, которые одновременно обладают массой совер­шенно разных способностей, и всеми на очень высоком уровне. Ещё до Пер­вой мировой войны один зоркий деятель сказал об императоре Вильгельме II, что тот «хотел бы быть невестой на каждой свадьбе, покойником на всех по­хоронах, первым любовником в каждом театральном спектакле и главным оратором на всех сборищах». Но такие многогранные стремления сравни­тельно редки. Добавим тут, что они иногда могут быть и социально опасны, но лишь в том случае, если носители их пребывают в ранге императора, ко­роля, президента, рейхсканцлера, каннибалиссимуса.

Говоря о том, что человечеству нужны тысячи разных дарований, де­сятки тысяч разных профилей или сочетаний одаренности, вероятно, уместно напомнить о третьем законе Менделя – о независимом друг от друга насле­довании разных признаков, о том, что, следовательно, и дарования должны рекомбинироваться в потомстве независимо друг от друга. Напомним, и о первом законе Менделя – о доминантности и рецессивности – о том, что как бы мы ни упрощали или усложняли свои представления о наследовании таланта, он может появиться в потомстве совершенно «бездарных» родителей. Об этом упоминается вскользь для того, чтобы не взяли верх перестраховоч­ные настроения, ведь если мы признаем, что люди рождаются с неодинако­выми способностями, да еще в силу неодинаковой наследственности, то нас сразу осудят.

Естественно, возникает сомнение, можно ли считать хоть малую долю этих 40 тысяч профессий хоть сколько-нибудь творческими, тем более в пе­риод расцвета конвейеров, поточного производства и автоматических систем управления. Практика, однако, показывает, что с развитием техники появля­ется потребность во все большем числе индивидуально мыслящих, творче­ских специалистов. Организация труда, при которой рабочий становится без­думным придатком к конвейеру, вероятно, начинает себя изживать.

Date: 2015-09-02; view: 366; Нарушение авторских прав