Глава 8. All alone when being alone

I wanna have friends

that will let me be

All alone when being alone

is all that I need.

«The Avett Brothers». The Perfect Space [13]

Кел сидит на кухне и делает уроки.

– Где мама? – спрашиваю я.

– Привезла нас с Колдером и только что уехала. Сказала, вернется через пару часов, и просила тебя заказать пиццу.

Черт! Если бы я пришла домой на десять минут раньше, то могла бы проследить за ней!

– А она сказала, куда пошла?

– Можешь попросить, чтобы они сначала пеперони положили, а уже потом соус?

– Она сказала, куда пошла???

– Хотя нет, погоди, пусть сначала положат пеперони, потом сыр, а потом уже соус.

– Черт побери, Кел! Куда она пошла? – Я уже выхожу из себя.

Он удивленно смотрит на меня огромными глазами, слезает со стула и пятится к входной двери, подняв плечи, а потом надевает ботинки – я никогда в жизни не повышала на него голос.

– Знаю не я. Колдеру к пойду.

– Возвращайся к шести, как раз пиццу привезут.

Я решаю сначала сделать уроки. Мистер Хансон, может, глуховат и слеповат, но на дом задает прилично. Сижу над историей целый час и заканчиваю к половине пятого.

Хочешь, чтобы я поиграла в частного детектива? Пожалуйста! Чем бы ты там ни занималась, с кем бы ни встречалась, я обязательно узнаю. Я подвергаю тщательной проверке все ящики и шкафчики на кухне, гардероб в коридоре, но ничего не обнаруживаю. Раньше я никогда не заходила без спросу в родительскую спальню. Ни разу в жизни. Да, интересный выдался год: столько всего в первый раз… Я захожу в мамину комнату и прикрываю за собой дверь.

Здесь все так же, как было в их общей с папой спальне: та же мебель, тот же бежевый ковер. Если бы не меньшая площадь, то эту комнату было бы вообще не отличить от той. Надо начать с самого элементарного – с бельевого. Ничего. Следующая на очереди тумбочка: маска для кожи вокруг глаз, ручка, лосьон, книжка, записка…

Записка!

Я достаю ее из ящика и разворачиваю – текст написан черной ручкой по центру страницы. Да это стихотворение!

Джулия,

Однажды я нарисую тебе мир,

Где не меркнут улыбки,

Мир, в котором всегда едва слышно

Звучит радостный смех,

Мир, в котором нет химии.

Я нарисую этот мир для тебя на закате,

Пока ты лежишь на постели в рубашке,

И как только ты перестанешь улыбаться,

Я стану рисовать прямо на твоем грустном лице

И закончу с первыми лучами солнца,

Ты проснешься с влажными от слез глазами

И увидишь, что я закончил то, что начал, –

И нарисовал целый мир на твоем подбородке.

Господи, как трогательно! «Нарисовал целый мир на твоем подбородке?» «Мир, в котором нет химии?» Какой такой химии?! Что за бред?! Кто бы он ни был, он мне уже заранее не нравится. Я его ненавижу! Сложив записку, я убираю ее на место.

Звоню в «Гетти», заказываю две пиццы. Мама подъезжает к дому, как только я кладу трубку, – самое время пойти в душ. Я успеваю запереться в ванной до ее появления. Не хочу видеть ее лицо – лицо, на котором явственно читается, что она влюбилась.

* * *

– Что за бред?! – восклицает мама, открыв коробку с пиццей.

– Это для Кела – у него сегодня «наоборотошный» день.

Мама закатывает глаза и открывает вторую коробку. Меня раздражает, как она начинает разглядывать кусочки пиццы, как будто пытается выбрать самый вкусный! Это же все одна и та же пицца!

– Слушай, возьми уже любой! – огрызаюсь я.

– Боже, Лейк! – вздрагивает она. – Ты что, с самого утра ничего не ела? Или не с той ноги встала?

Она берет кусок пиццы и протягивает мне. Я кидаю его на тарелку, плюхаюсь на стул за стойкой, и тут на кухню спиной вперед вбегает Кел.

– Пицца и вот а? – спрашивает он на бегу, цепляется за коврик и падает на попу.

– Боже, Кел, ну когда ты наконец повзрослеешь! – набрасываюсь на него я.

– Лейк! Да что с тобой такое? – недоуменно смотрит на меня мама. – Что‑то случилось? Хочешь поговорить об этом?

Я отталкиваю от себя тарелку и встаю из‑за стола – не могу больше притворяться.

– Нет, мама! Не хочу я ни о чем разговаривать! У меня‑то никаких секретов нет!

Она задыхается от неожиданности – ну вот и все, теперь она знает, что я знаю.

Я жду, что она начнет оправдываться, закричит на меня, устроит сцену, отправит меня в комнату – сделает хоть что‑то. Обычно бывает именно так, когда обман наконец раскрывается, – так ведь? Ну хоть какая‑то кульминация…

Но она просто отворачивается, достает Келу тарелку и кладет ему несколько кусков «наоборотошной» пиццы.

Я гордо удаляюсь в свою комнату и хлопаю дверью. Снова. С того дня, как мы переехали сюда, я уже столько раз хлопала дверями… я постоянно выхожу или захожу в комнаты, серьезно разозлившись на кого‑нибудь. Уилл читает стихи со сцены, и зрители хлопают ему, а я… я хлопаю дверями.

* * *

Проснувшись посреди ночи я замечаю, что цифры на будильнике мигают красным – видимо, ночью были перебои с электричеством. Солнце светит непривычно ярко. Я хватаю телефон – да, так и есть! Мы проспали! Вскочив на ноги, я быстро натягиваю на себя одежду, чищу зубы, завязываю хвост. Краситься времени нет. Бужу Кела и тороплю его, чтобы он побыстрее оделся, пока я собираю учебники и тетрадки. Кофе попить мы тоже не успеем.

– Но я же езжу в школу вместе с Колдером, – ноет Кел, когда мы уже надеваем куртки в прихожей.

– Не сегодня, мы проспали!

Выйдя на улицу, я понимаю, что, судя по всему, проспали не мы одни: машина Уилла стоит перед домом. Прекрасно! Не могу же я уехать, не разбудив их, поэтому прошу брата:

– Кел, иди постучись к ним и скажи, что пора ехать!

Кел перебегает дорогу, колотит в дверь, а я сажусь в джип, завожу, включаю печку на максимум, достаю скребок и начинаю чистить заиндевевшие окна.

– Не открывают! Наверно, еще спят! – кричит подбежавший к машине Кел.

Ну вот! Я отдаю скребок Келу, велю ему сесть в машину и иду к дому Уилла. В парадную дверь Кел уже стучался, поэтому я обхожу дом с той стороны, где находятся спальни. Какая из них принадлежит Уиллу, я не знаю, поэтому стучу во все три окна, чтобы разбудить хоть кого‑нибудь.

Выйдя обратно во двор, я слышу, как открывается входная дверь, оборачиваюсь и вижу Уилла. Он стоит на крыльце, прикрывая глаза рукой от яркого солнца. Он без рубашки! Мои руки однажды гладили это тело, думаю я и заставляю себя отвернуться.

– Ночью вырубали электричество, мы проспали, – говорю я.

«Мы» звучит странно, как будто я намекаю на то, что мы – команда.

– Что? – хрипло спрашивает он, растирая лицо руками. – Сколько времени?

– Почти восемь.

– Черт! – тут же просыпается он. – У меня же в восемь собрание! – выпаливает он и исчезает в доме, оставив дверь открытой.

Я заглядываю в дом, но не решаюсь переступить порог.

– Хочешь, я отвезу Колдера в школу?

– А ты можешь? Тебе несложно? Ты не против? – в панике спрашивает он, уже успев нацепить галстук, но так и не надев рубашку.

– Не против. Где его комната? Пойду разбужу его.

– Ой, спасибо. Это было бы прекрасно. Первая слева по коридору. Спасибо.

Он снова исчезает в одной из комнат. Я захожу к Колдеру и трясу его за плечо:

– Колдер, вставай! Сегодня в школу отвезу тебя я! Одевайся скорее!

Я помогаю ему одеться. Уилл тем временем мечется туда‑сюда по дому. Вскоре хлопает наконец входная дверь, потом дверца машины, и он уезжает. Он уезжает, а я остаюсь в его доме – странное ощущение.

– Готов, приятель?

– Я есть хочу.

– А ну да, еда… погоди‑ка…

Я исследую содержимое шкафчиков на кухне Уилла. Все сыпучие продукты аккуратно разложены по банкам с этикетками. У них огромное количество сортов пасты – наверное, потому, что ее легко приготовить. Везде чистота и порядок. Совсем не похоже на дом, где живет парень двадцати одного года от роду. Я нахожу упаковку печенья с мармеладной начинкой и беру две штуки – для Кела и для Колдера.

* * *

На первый урок я опаздываю на полчаса, поэтому решаю посидеть до перемены в джипе. Ничего себе, прогуливаю уже второй раз за два дня – да я становлюсь настоящей бунтаркой!

Вторым уроком у нас история, я сажусь на свое место, и сзади тут же раздается шепот Эдди:

– Ты что это, без меня математику прогуливаешь? – Я оборачиваюсь, и Эдди понимающе надувает губы. – А‑а‑а, так ты проспала!

Конечно, я же ненакрашена! Да еще и ничего с собой не взяла… Эдди достает из сумочки косметичку и протягивает мне, как будто мысли мои читает. Вот, значит, что такое лучшая подруга…

– О, моя спасительница! – восклицаю я, отворачиваюсь, достаю помаду, тушь, зеркальце, быстро крашусь и отдаю ей косметичку.

Перед началом третьего урока Уилл смотрит на меня и беззвучно произносит «спасибо!». Я улыбаюсь и пожимаю плечами: мол, ничего особенного, мне несложно. Эдди толкает меня в плечо, проходя мимо, чтобы я знала: она все видела.

Глядя на Уилла, ни за что не скажешь, что утром он собрался минуты за три, не больше: идеально отглаженные черные брюки, аккуратно заправленная рубашка. Но вот галстук… о господи, что у него с галстуком! Я не могу сдержаться и смеюсь, он оборачивается и смотрит на меня. Наверное, с утра не заметил, что надел галстук раньше рубашки! Я дотрагиваюсь до воротника своей рубашки и многозначительно поднимаю брови. Он опускает взгляд, нащупывает под рубашкой галстук, смеется и, отвернувшись к доске, исправляет это досадное недоразумение. Остальные еще только заходят в класс, болтают, рассаживаются по местам, но я знаю, что Эдди все видела, – прямо физически ощущаю, как она буравит взглядом мою спину.

* * *

На обеде Ник плюхается на свободный стул рядом со мной. Эдди сидит напротив, и я жду, что она мне подмигнет, но она даже не смотрит в мою сторону. Она на удивление неразговорчива, – конечно, она уже слишком много знает. Боюсь, что ей кажется, что она знает больше, чем есть на самом деле. Я опоздала в школу, Уилл явно одевался второпях – она имеет полное право пристать ко мне с расспросами, но этого не происходит. Вот за что я ее уважаю – за то, что она уважает меня.

– Эй, новенькая, во сколько мы выезжаем? – спрашивает Ник, выгружая еду с подноса.

– Не знаю. А на чьей машине едем?

– На моей, – отвечает Гевин.

– Ага, сейчас! – возмущенно смотрит на него Ник. – Без шансов, чувак! Возьмем папину машину, я на твоем «монте‑карно» не поеду!

– «Монте‑карно»?! – переспрашиваю я, удивленно глядя на Гевина.

– Он так называет мою тачку, – отвечает он.

– Лейкен, какой у тебя адрес? – спрашивает Эдди, и я потрясенно понимаю, что в день, когда мы познакомились, адрес она у меня почему‑то не спросила.

– А я знаю, где она живет, – встревает Ник. – Подвозил как‑то. На одной улице с мистером Купером. Так что ее забираем в последнюю очередь.

Откуда Ник знает, где живет Уилл? Я начинаю пристально разглядывать тарелку и возить вилкой по картофельному пюре, пытаясь не встречаться глазами с Эдди.

* * *

Ник и Гевин сидят впереди, поэтому я залезаю к Эдди на заднее сиденье. Она улыбается мне, давая понять, что не станет допытываться, что происходит, и я вздыхаю с облегчением.

– Лейкен, нужна твоя помощь, – обращается ко мне Гевин. – Мы тут с Ником поспорили…

– Обожаю дебаты! Давай! – отзываюсь я, пристегивая ремень.

– Вот Ник считает, что в Техасе сплошные торнадо. Говорит, что там не бывает ураганов, потому что там нет моря. Объясни ему, что к чему, будь добра!

– Ну, что я могу сказать: не прав и в первом, и во втором случае, – заявляю я.

– Да быть не может! – протестует Ник.

– Ураганы там бывают. Ты забыл, у нас там есть такая маленькая лужа, Мексиканский залив называется. А вот торнадо не бывает.

Парни молчат, переваривая информацию, а потом Гевин неуверенно произносит:

– Как это? Там должны быть торнадо!

– Нет. Никаких торнадо там не бывает, просто Чак Норрис не любит парковки для трейлеров.

Повисает недолгая пауза, а потом парни начинают громко ржать. Эдди наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

– Он знает.

У меня чуть сердце не останавливается. Я лихорадочно пытаюсь сообразить, что она имеет в виду, но потом сдаюсь и спрашиваю напрямую:

– Кто он? И что знает?

– Ник. Знает, что он тебе не нравится. Он не против, все в порядке. Расслабься, сегодня мы все – просто друзья.

Боже, какое облегчение! Я уже голову сломала, пытаясь придумать, как сказать ему, что не хочу с ним встречаться…

* * *

Вчера я так и не попробовала пиццу из «Гетти», а зря! Пальчики оближешь, потрясающая штука! Мы заказали две, потому что Ник собирался съесть одну целиком. Все это время я не злюсь на маму и даже не думаю об Уилле – мне весело и хорошо.

– Гевин, назови свой самый дурацкий поступок! – предлагает Ник, и мы, притихнув, ждем, что тот ответит.

– А можно только один назвать?

– Конечно один! Я же говорю – «самый дурацкий».

– Ммм… Дай подумать… Наверное, когда я поехал к бабушке с дедушкой на их ранчо возле Ларами, в штате Вайоминг. Мне ужасно захотелось в туалет, – ладно, парням с этим просто, можно отлить где угодно. Но дело в том, что как раз была моя очередь…

– Твоя очередь – что?

– Доказывать, что мне не слабо. Мои братья постоянно брали меня на «слабо»: сначала делали что‑нибудь сами, а потом я должен был повторить. Единственная проблема состояла в том, что я был на несколько лет младше, поэтому им все время удавалось меня обхитрить. В тот день они надели резиновые сапоги, а мне сказали, что мои еще не высохли, поэтому придется надеть походные ботинки. Ну а потом говорят: «Слабо поссать на изгородь под напряжением?»

– Только не говори, что ты это сделал, – смеется Эдди.

– Погоди, детка, это еще цветочки! Они, значит, пошли первыми – сейчас‑то я понимаю, что резина не проводит электричество, – и ничего с ними не случилось. А вот мне не повезло: меня отшвырнуло на спину, я заплакал, пытаясь встать, но поскользнулся и ударился об изгородь ртом… Слюна и электричество, сами понимаете… Меня так тряхануло, что язык начал распухать, и вот тогда братья испугались. Побежали домой за родителями, а я лежал у изгороди, не в силах пошевелиться или хотя бы запихнуть член обратно в штаны.

Эдди, Ник и я так громко хохочем, что остальные посетители неодобрительно посматривают в нашу сторону. Эдди утирает слезы.

– Давай, ты следующая, – говорит ей Гевин.

– Думаю, это когда я сбила тебя.

– Попробуй еще раз.

– А что?! Так и есть! Более дурацкий поступок и придумать сложно.

– Да нет, ты расскажи им, что было дальше, после того, как ты меня сбила, – смеется он.

– Мы влюбились, вот и все! – смущенно говорит Эдди, явно не горя желанием выкладывать всю историю.

– Ну ладно, рассказывай уже, – подбадриваю ее я.

– Ладно… за день до того я только‑только получила права. Джоел разрешил мне ездить в школу на его машине, поэтому я старалась водить очень‑очень аккуратно. Когда Джоел учил меня водить, то всегда обращал внимание на то, как я паркуюсь, – он терпеть не может, когда паркуются вторым рядом. На самом деле я знала, что он собирался попросить кого‑нибудь провезти его по парковке, чтобы проверить, как я припарковалась, поэтому мне хотелось, чтобы все было идеально. Я только об этом и думала. С первого раза получилось не очень удачно…

– А также – со второго, третьего и четвертого раза, – вмешивается Гевин.

– Итак, на пятый раз, – с улыбкой взглянув на него, продолжает Эдди, – я решила наконец сделать все правильно: посильнее сдала назад, чтобы развернуться под правильным углом, и тут – бум! Я обернулась, никого не увидела и в панике решила, что задела чью‑то машину. Сдала еще немного назад и стала искать место получше, чтобы остановиться и посмотреть, что там с бампером. Проехала на соседнее место, вышла из машины и увидела… его.

– Ты… протащила его по земле?! – спрашиваю я, пытаясь не заржать на всю пиццерию.

– Ага, метров пятнадцать‑двадцать. Когда я его сбила, а потом еще сдала назад, у него штанина за бампер зацепилась. Я сломала ему ногу. Джоел так боялся, что они подадут на нас в суд, что заставил меня целую неделю каждый день носить ему в больницу еду. Вот тогда‑то у нас все и началось…

– Повезло тебе, что он жив остался, – перебивает ее Ник. – Тебя бы посадили за побег с места преступления и непредумышленное убийство, а бедный Гевин оказался бы в мокрой земле.

– В земле сырой, – смеясь, поправляю его я.

– Я просто мечтаю услышать про твой самый дурацкий поступок, Лейкен, но придется нам всем потерпеть, а то опоздаем, – говорит Эдди, вставая из‑за стола.

* * *

По дороге на слэм Эдди достает из заднего кармана сложенный в несколько раз листок бумаги.

– Что это? – спрашиваю я.

– Мое стихотворение. Я сегодня буду выступать.

– Правда?! Ничего себе, какая ты смелая!

– А вот и нет. Когда мы с Гевином сходили на слэм первый раз, я пообещала себе, что обязательно выступлю до того, как мне исполнится восемнадцать. День рождения на следующей неделе. А когда мистер Купер сказал, что освободит выступивших от зачета, я решила, что это знак.

– А я просто скажу, что выступил, а сам не буду. Мистер Купер даже не узнает. Вряд ли он там будет, – заявляет Ник.

– Не прокатит, – огорчает его Гевин, – наверняка будет, он ни одного слэма не пропускает.

У меня снова начинает сосать под ложечкой, хотя мы только что плотно поужинали. Я засовываю руки в карманы и пристально смотрю в окно на мерцающую на небе звезду. Пусть сменят тему, а я пока помолчу.

– Да, Воэн его, конечно, жестко кинула, – продолжает Ник.

Я с интересом поворачиваюсь к Нику. Эдди замечает это, убирает листок со стихотворением в карман и объясняет:

– Воэн – его бывшая девушка. Они встречались последние два года перед окончанием школы. Ну, знаешь, лучшая пара школы: королева красоты и звезда футбола…

– Футбола?! Он играл в футбол? – в шоке спрашиваю я. Это совсем не похоже на Уилла!

– Ага, три раза подряд был лучшим защитником года, – подтверждает Ник. – Мы как раз перешли в эту школу, а он заканчивал. Думаю, он был вполне себе ничего чувак.

– А вот о Воэн такого не скажешь, – добавляет Гевин.

– Почему? Та еще сучка? – спрашиваю я.

– Да нет, в школе все было нормально, если честно… Но как она с ним поступила после окончания… ну, после того, как его родители… – не договаривает Эдди.

– Так что она сделала‑то? – спрашиваю я, понимая, что моя заинтересованность бросается в глаза.

– Бросила его. Через две недели после того, как родители погибли в автокатастрофе. Ему дали стипендию за успехи в футболе, но отменили, когда ему пришлось вернуться домой, чтобы воспитывать младшего брата. Воэн всем говорила, что не собирается выходить замуж за парня, который мало того что вылетел из колледжа, так еще и остался с ребенком на руках. Вот такая история… За две недели потерять родителей, девушку, стипендию и стать опекуном маленького ребенка…

Я отворачиваюсь к окну – не хочу, чтобы Эдди видела, как я плачу. Ее рассказ многое объясняет. Теперь понятно, почему Уилл так боится лишить меня радости последнего года школы, – ведь именно это и произошло с ним самим.

Машина мчится в сторону Детройта. Я молчу, делая вид, что заинтересовалась пейзажем за окном.

– Держи! – Эдди кладет что‑то мне на колени.

Носовой платок! Я сжимаю ее руку в знак благодарности и вытираю слезы.

Date: 2015-08-24; view: 267; Нарушение авторских прав