Ожидания, суждения, отговорки, наваждения

Вылетают из меня, словно сгустки крови из раны,

Как зародыш из чрева трупа в могиле,

Cмятые и забрызганные, как красные простыни

На постели в идеально стерильной комнате.

Не могу дышать,

Не могу победить,

В неизменном положении вынужден быть.

Что‑то держит в узде часть злосчастной души,

Брошенной на произвол в этой жуткой глуши.

Остается копать изнутри, словно пленнику,

Что в незапертой камере в адском огне,

В этом чертовом пекле свое бремя несет.

Дверь он может открыть, ведь не нужно ключа!

Но вот только

Зачем уходить сгоряча?

Многословность и околичности – суть его

анархической личности!

В комнате воцаряется оглушительная тишина. Никто не издает ни звука, не шевелится, не начинает хлопать. Все охвачены благоговением. Я тоже. И как, позвольте спросить, может он надеяться на мой уход, вытворяя подобное?

– Ну вот, это выглядит примерно так, – совершенно будничным тоном произносит Уилл и садится за стол.

Остаток урока он рассказывает о слэм‑поэзии. Я изо всех сил стараюсь слушать его объяснения, но в голове крутится только одна мысль: он даже не взглянул в мою сторону. Ни разу!

* * *

В столовой я сажусь рядом с Эдди. К нам подходит парень, который на занятиях Уилла сидит через пару рядов от меня. В левой руке у него два подноса, а в правой – рюкзак и пакет с чипсами. Он бросает рюкзак на стул напротив меня и начинает составлять всю еду на один поднос. Справившись с этой нелегкой задачей, достает из рюкзака двухлитровую бутылку колы, ставит ее на стол, открывает и пьет прямо из горла. Быстро глотая шипучую жидкость, смотрит на меня, ставит бутылку на стол и вытирает рот.

– Слышь, новенькая, а ты правда будешь пить шоколадное молоко?

– Ну да, иначе зачем бы я его взяла, – киваю я.

– А ролл есть будешь?

– Ну, вообще‑то, для этого он тут и стоит!

Он пожимает плечами и берет ролл с подноса Гевина, пока тот не видит. Гевин оборачивается, пытается схватить его за руку, но уже слишком поздно…

– Ник, чувак, ты что творишь? Хватит уже! Все равно не наберешь пять кило к пятнице, – увещевает его Гевин.

– Не пять, а четыре с половиной, – с набитым ртом поправляет его Ник.

Эдди берет свой ролл и кидает его Нику. Тот умудряется поймать подарок на лету и подмигивает ей.

– А вот твоя девушка в меня верит! – обращается он к Гевину.

– Он занимается тяжелой атлетикой, – объясняет мне Эдди. – Если хочет выступить в своей весовой категории в пятницу, то надо набрать четыре с половиной кило… в общем, плохо дело!

Услышав такое, я молча кладу свой ролл на поднос Ника. Он подмигивает мне и густо намазывает ролл маслом.

Я очень благодарна Эдди, что она так быстро со мной подружилась. Правда, в этом вопросе у меня, собственно, и не было права голоса – она сразу взяла быка за рога. В моем классе в Техасе был всего двадцать один человек. Я, конечно, дружила с некоторыми, но, поскольку выбор изначально был невелик, никогда не считала кого‑либо действительно близкой подругой. Чаще всего я проводила время с Керрис, но после отъезда мы с ней даже не созванивались. А вот Эдди, судя по всему, очень интересная барышня, поэтому я искренне надеюсь, что мы с ней подружимся по‑настоящему!

– Вы с Гевином давно встречаетесь? – спрашиваю я.

– C десятого класса. Я случайно сбила его на парковке, – сообщает Эдди и, с улыбкой взглянув на Гевина, добавляет: – Это была любовь с первого столкновения. А у тебя есть парень?

Мне так хочется рассказать ей об Уилле: о том, как мы познакомились, как меня тут же охватило чувство, какого я раньше никогда не испытывала. О нашем первом свидании, о том, как весь вечер мне казалось, что мы знакомы уже много лет. Хочется рассказать ей о его стихах, о поцелуях – в общем, обо всем. А главное, о том, как встретила его в коридоре и поняла, что судьба сыграла с нами злую шутку и мы ничего не можем с этим поделать. Но я понимаю, что этого делать нельзя. Я должна сохранить все в тайне. Поэтому, немного помолчав, я просто отвечаю:

– Нет.

– Правда? У тебя нет парня? Ну это ненадолго. Дело поправимое.

– Да ладно, что тут поправлять? Все и так вполне исправно!

Эдди смеется, поворачивается к Гевину и начинает обсуждать потенциальных кандидатов на звание парня ее новой одинокой подруги.

* * *

Наконец‑то неделя заканчивается! Давно я не выезжала со школьной парковки с чувством столь глубокого облегчения… Конечно, Уилл живет через дорогу от меня, но дома я чувствую себя куда более уверенно и не так уязвимо, как в классе, когда мне приходится сидеть в паре метров от него. За всю неделю он умудрился ни разу на меня не посмотреть. Будь это даже мимолетный взгляд в мою сторону, я бы его не пропустила – сама я глаз с Уилла не свожу.

По дороге домой я делаю небольшой крюк, чтобы заехать в магазин, и покупаю несколько фильмов и много вредной для здоровья еды. Мне же предстоят целые выходные в четырех стенах, так что надо как следует подготовиться.

Войдя в дом, я вижу, что мама сидит за стойкой на кухне, и по напряженному выражению ее лица понимаю, что она не очень‑то рада меня видеть.

Я кладу диски и пакеты с едой на стойку прямо перед ней.

– Собираюсь провести выходные в компании Джонни Деппа, – как ни в чем не бывало сообщаю я.

– Сегодня я забирала Кела и Колдера из школы и кое‑что узнала. – Мама даже не пытается изобразить улыбку.

– Правда? Мама, ты не заболела? У тебя голос какой‑то осипший.

Я пытаюсь сменить тему, хотя понимаю, чтоґ на самом деле она хочет сказать: «Друг твоего младшего брата рассказал мне кое‑что, но я должна была услышать это от тебя».

– Ничего не хочешь мне сказать? – спрашивает она, буравя меня взглядом.

Я открываю бутылку с водой и делаю глоток. Похоже, разговор, который я планировала на вечер, состоится раньше…

– Мам… я собиралась тебе рассказать, честное слово.

– Он работает учителем в твоей школе, Лейк! – Мама срывается на крик, но у нее начинается приступ кашля. Она прикрывает рот платком и отходит от стойки, но быстро берет себя в руки и продолжает, но уже намного тише, стараясь не привлекать внимание девятилетних мальчишек, которые крутятся где‑то рядом, в гостиной. – Тебе не кажется, что ты должна была сказать об этом до того, как я отпустила тебя с ним на свидание?!

– Я не знала. И он не знал, – оправдываюсь я.

– Лейк, приди в себя! – Мама склоняет голову набок и закатывает глаза, как будто я ее чем‑то оскорбила. – Ты что, не понимаешь, что он в одиночку растит младшего брата? Его карьера…

С улицы доносится шум двигателя – Уилл приехал домой. Мы обе нервно оглядываемся на входную дверь. Я вскакиваю и загораживаю маме дорогу, чтобы успеть ей все объяснить. Она отталкивает меня и выходит на крыльцо. Я бегу за ней.

– Мама, пожалуйста! Я все тебе объясню! Послушай меня!

Она подходит к машине Уилла. Улыбка, появившаяся было на его лице, исчезает, как только за спиной мамы он видит меня. Сразу становится ясно, что это не визит вежливости…

– Джулия, прошу вас, давайте зайдем в дом и поговорим.

Мама молча шагает к его дому и скрывается за дверью. Уилл вопросительно смотрит на меня.

– Твой брат сегодня сказал ей, что ты учитель. А я еще не успела с ней поговорить, – скороговоркой объясняю я.

Он вздыхает, и мы с понурым видом заходим в дом. С тех пор как я узнала о смерти его родителей, я еще не была здесь. Кажется, здесь ничего не изменилось, но в то же время дом выглядит совершенно по‑другому. Тогда, в первый день нашего знакомства, я думала, что хозяева в этом доме – его родители, что его жизнь мало чем отличается от моей. А теперь все, что меня окружает, позволяет увидеть Уилла в ином свете. Я понимаю, что он взрослый, ответственный человек.

Мама с напряженным видом сидит на диване. Уилл молча заходит в гостиную, присаживается на краешек кресла напротив и наклоняется вперед, опираясь локтями о колени.

– Я все вам объясню… – серьезно и почтительно начинает он.

– Надеюсь, – бесстрастно отвечает мама.

– Дело в том, что я слишком многое лишь предполагал, но не знал наверняка. Я думал, она старше. Во всяком случае, мне так казалась. Когда она сказала, что ей восемнадцать, я решил, что она как раз поступила в колледж. Сейчас сентябрь, обычно в восемнадцать лет в школе уже не учатся.

– Обычно не учатся. Но ей исполнилось восемнадцать всего две недели назад!

– Да‑да, теперь я понимаю, – бросив на меня взгляд, быстро соглашается он. – Первую неделю после вашего приезда она в школу не ходила, поэтому я сделал неверный вывод. А в разговоре эта тема почему‑то не всплывала…

У мамы снова начинается приступ кашля. Мы с Уиллом терпеливо ждем, пока он пройдет, но приступ становится сильнее, и ей приходится встать и сделать несколько глубоких вдохов. Если бы я не заметила, что она заболевает, то наверняка решила бы, что виной всему сильное волнение. Уилл идет на кухню и приносит ей стакан воды. Мама делает несколько глотков и подходит к окну, выходящему во двор, где играют Колдер и Кел. Я слышу их радостный смех. Мама открывает дверь и выходит на крыльцо.

– Кел! Колдер! Не валяйтесь на земле! – кричит она, закрывает дверь и поворачивается к нам. – И когда же эта тема «всплыла»?

Я молчу, не в силах открыть рот. В их присутствии я чувствую себя маленькой. Двое взрослых ругаются на глазах у ребенка – ощущение примерно такое.

– Мы узнали, только когда она пришла ко мне на урок, – отвечает Уилл.

– К нему на урок?! – пораженно произносит мама, уставившись на меня большими глазами. – Ты еще и в его классе?! Она в твоем классе?! – повторяет она, повернувшись к Уиллу.

Господи, в ее устах это звучит ужасно, как смертный грех!

Она встает и начинает ходить взад‑вперед по гостиной, мы с Уиллом молчим, давая ей время переварить услышанное.

– Вы хотите сказать, что обо всем этом и понятия не имели, пока не встретились в школе? – переспрашивает она, и мы согласно киваем. – И что, черт возьми, теперь будет?

Мы молчим, надеясь, что ей чудесным образом удастся за пять минут найти решение проблемы, которое мы безуспешно пытаемся найти уже неделю.

– Мы с Лейк стараемся пережить это… постепенно, день за днем, – наконец отвечает Уилл.

– «Лейк»?! – возмущается мама. – Ты называешь ее «Лейк»?!

Не выдержав ее обвиняющего взгляда, Уилл опускает глаза в пол и откашливается.

Мама вздыхает и садится рядом с Уиллом на диван.

– Вы оба должны очень хорошо понимать серьезность положения! Я знаю свою дочь и прекрасно вижу, что ты ей нравишься, Уилл! Сильно нравишься! Если у тебя есть к ней хоть какие‑то чувства, то ты сделаешь все возможное, чтобы отдалиться от нее. И перестать звать ее Лейк! Это ставит под угрозу твою карьеру и ее репутацию!

Она встает, идет к выходу, открывает дверь и ждет, пока я последую за ней. Теперь она точно не оставит нас наедине даже на минуту.

Мимо нас с визгами проносятся Кел и Колдер и тут же исчезают в комнате Колдера. Мама смотрит им вслед и снова обращается к Уиллу:

– Надеюсь, на мальчиках это никак не скажется. Полагаю, мы должны постараться устроить так, чтобы вы с Лейк общались как можно меньше.

– Конечно, я полностью с вами согласен, – быстро отвечает он.

– Я работаю в ночную смену, утром сплю. Если ты сможешь отвозить их в школу, то Лейк или я будем забирать их. А они уже сами решат, к кому домой идти. По‑моему, им нравится бегать туда‑сюда.

– Отличный вариант! Большое вам спасибо!

– Твой брат – хороший парнишка, Уилл.

– Джулия, я буду только рад… Я не видел Колдера таким счастливым с тех пор, как… – Он осекся и не закончил фразу. – Джулия, вы собираетесь обсуждать эту проблему в школе? Я пойму, если вы примете такое решение, просто мне хотелось бы подготовиться к разговору заранее…

– Сейчас между вами нет ничего такого, о чем мне пришлось бы сообщить? Или есть? – спрашивает она, переводя взгляд с него на меня.

– Нет! Клянусь! – быстро отвечаю я, надеясь, что Уилл взглянет на меня и поймет, что я чувствую себя виноватой. Но он даже не смотрит в мою сторону.

Как только он закрывает за нами дверь, я наконец срываюсь.

– Как ты могла?! – кричу я. – Даже не дала мне самой все объяснить!

Я бросаюсь через дорогу, не оглядываясь, влетаю в дом и запираюсь в своей комнате, не собираясь выходить, пока мама не уйдет на работу.

* * *

– Лейкен, у нас есть сухой лимонад? – Кел стоит в дверях весь в снегу.

Обычно он задает задачки посложнее, поэтому я достаю из шкафчика пакетик виноградного «Кул‑эйда» и протягиваю ему, даже не спрашивая, зачем он ему понадобился.

– Нет, фиолетовый не подойдет, надо красный, – заявляет он.

Я забираю у него фиолетовый пакетик и приношу красный.

– Спасибо! – бросает Кел и исчезает за дверью.

Я беру тряпку и вытираю лужи в прихожей. Еще и девяти утра нет, а Кел и Колдер уже больше двух часов бесятся в снегу. Я сажусь за барную стойку и допиваю свой кофе, разглядывая груду вредной еды, которую мне уже и есть‑то не хочется. Мама пришла домой в полвосьмого утра, залезла под одеяло и наверняка не встанет часов до двух дня. Я все еще злюсь на нее и не имею никакого желания продолжать вчерашний разговор, а значит, у меня есть еще пять часов, после чего придется уйти к себе в комнату. Беру со стойки первый попавшийся диск и пакет шоколадных конфет, хотя аппетита у меня совсем нет. Если кто и может отвлечь меня от мыслей об Уилле, то разве что Джонни Депп.

В середине фильма в дом влетает Кел, хватает меня за руку и тащит на улицу.

– Кел, прекрати! Я не пойду!

– Ну пожалуйста! Всего на минутку! Ты просто обязана посмотреть, какого мы слепили снеговика!

– Ладно… Подожди, я хоть сапоги надену…

Едва дождавшись, пока я натяну сапоги, он снова хватает меня за руку и вытаскивает на улицу. Я безропотно подчиняюсь, прикрывая глаза рукой от слепящего солнца, отражающегося от снега.

– Вот, смотри! – раздается голос Колдера, но обращается он не ко мне.

Колдер тащит к нам во двор старшего брата, точно так же, как Кел вытащил меня. Нас заводят за джип, ставят в нескольких сантиметрах друг от друга и ждут, что мы скажем об их шедевре.

Теперь я понимаю, зачем им понадобился красный «Кул‑эйд»: перед нами, сразу за джипом, лежит мертвый снеговик. Глаза сделаны из сучков, выражение лица жутковатое. Две тоненькие веточки, изображающие руки, лежат рядом, одна из них наполовину засунута под заднее колесо моей машины. По голове и шее стекают две красные струйки «Кул‑эйда», растекающиеся огромным ярко‑красным пятном на метр вокруг пострадавшего.

– Он попал в жуткую аварию, – серьезно говорит Кел, и они с Колдером начинают хохотать как ненормальные.

Мы с Уиллом смотрим друг на друга, и он мне улыбается! Впервые за целую неделю!

– Ничего себе! Пойду схожу за фотоаппаратом! – говорит он.

– Я тоже, – улыбаюсь я и иду в дом.

Значит, вот как мы теперь будем общаться? Вести светскую беседу на глазах у младших братьев? Избегать друг друга при посторонних? Такая перспектива меня просто бесит!

Когда я возвращаюсь с фотоаппаратом, мальчики все еще восхищенно созерцают место преступления, и я делаю пару кадров.

– Кел, а давай теперь убьем снеговика машиной Уилла! – выкрикивает Колдер, и они бросаются через дорогу.

Мы с Уиллом остаемся вдвоем и, не зная, куда деть глаза, притворяемся, что внимательно разглядываем снеговика. Через минуту Уилл оборачивается и смотрит на наших братьев, которые играют перед его домом.

– Им повезло друг с другом, – тихо произносит он.

Я пытаюсь понять, есть ли в его словах какой‑то подтекст, или он просто сообщает мне и без того очевидную вещь.

– Да, повезло, – соглашаюсь я.

Мы наблюдаем за тем, как мальчишки возятся в снегу. Уилл делает глубокий вдох и потягивается:

– Ну, я, пожалуй, пойду домой.

– Уилл, подожди! – окликаю его я. Он оборачивается и молча смотрит на меня, засунув руки в карманы. – Прости за вчерашнее… мама тебе такого наговорила…

Я невольно опускаю взгляд. И не только потому, что снег слепит глаза, но и потому, что мне больно смотреть на Уилла.

– Все в порядке, Лейкен.

Значит, теперь он будет обращаться ко мне официально…

Уилл пинает ботинком залитый «кровью» снег.

– Она просто делает то, что должна делать мать… Не стоит так на нее злиться, – тихо продолжает он. – Тебе повезло, что она у тебя есть.

Уилл резко поворачивается и идет домой. Меня охватывает чувство вины: каково это, не иметь родителей? А я жалуюсь на единственного родителя, который остался у нас четверых. Мне стыдно, что я завела об этом речь. Стыдно, что я разозлилась на маму, – сама виновата, надо было сразу рассказать ей. Уилл, как всегда, прав. Мне и правда повезло, что она у меня есть.

* * *

После обеда я слышу, как мама включает душ у себя в ванной, разогреваю ей остатки еды, завариваю чай, ставлю все на стойку и сажусь напротив. Наконец она выходит на кухню, видит еду, слегка улыбается и садится на свое место.

– Это предложение заключить перемирие или еда отравлена? – уточняет она, кладя на колени салфетку.

– А ты попробуй – и узнаешь.

Она с опаской смотрит на меня, пробует еду, жует, ждет положенную минуту и, убедившись, что ее жизни ничто не угрожает, продолжает есть.

– Прости, мам. Надо было сразу тебе рассказать… Просто я действительно жутко расстроилась.

В ее глазах такая жалость, что я быстро отворачиваюсь и, чтобы хоть как‑то отвлечься, начинаю мыть посуду.

– Лейк, я знаю, как сильно он тебе нравится, знаю! Мне он тоже нравится. Но, как я уже сказала вчера, это невозможно. Пообещай мне, что ты не натворишь глупостей.

– Обещаю, мам. Он однозначно дал мне понять, что не хочет со мной общаться, так что тебе не о чем беспокоиться.

– Надеюсь, это правда, – говорит она, глядя в тарелку.

Я домываю посуду и возвращаюсь в гостиную, где меня по‑прежнему ждет любимый Джонни.

Date: 2015-08-24; view: 258; Нарушение авторских прав