Глава 11. Who cares about tomorrow?

Who cares about tomorrow?

What more is tomorrow,

Than another Day?

«The Avett Brothers». Swept Away [16]

Окно находится не там, где надо. Который час? Я тянусь за телефоном, который лежит на тумбочке, но не обнаруживаю ни телефона, ни тумбочки. Сев в кровати, я протираю глаза и понимаю, что это не моя комната. Постепенно я вспоминаю обо всем, что произошло, ложусь обратно, накрываюсь одеялом с головой и молюсь, чтобы все это оказалось плохим сном.

* * *

– Лейк!

Я снова просыпаюсь. Солнце светит уже не так ярко, но комната все равно чужая. Приходится завернуться в одеяло поплотнее.

– Лейк, вставай!

Кто‑то стягивает с меня одеяло. Я со стоном хватаюсь за край и не отпускаю. Пытаюсь еще раз заснуть, чтобы избавиться от ужасных воспоминаний, но мочевой пузырь уже не выдерживает. Сбросив одеяло, я вижу, что на краю кровати сидит Уилл.

– Да, ты, судя по всему, не жаворонок, – замечает он.

– Туалет… где у тебя туалет?

Уилл показывает рукой в сторону коридора. Я выскакиваю из кровати и надеюсь, что успею добежать. Заскочив в туалет, тут же плюхаюсь на унитаз и чуть было не проваливаюсь – стульчак поднят.

– Мальчики! – бормочу я, опуская сиденье.

Выйдя из туалета, я обнаруживаю Уилла у стойки на кухне. Он улыбается и ставит чашку кофе перед пустым стулом рядом с ним. Я сажусь и беру чашку.

– Сколько сейчас времени?

– Половина второго.

– Ой! Да, у тебя и правда удобная кровать…

– Очевидно, да, – улыбается он, легонько толкая меня плечом.

Мы молчим и пьем кофе. Молчим, и нам хорошо.

Уилл забирает у меня чашку, ставит ее в раковину и споласкивает перед тем, как убрать в посудомойку.

– Я веду Кела и Колдера на дневной сеанс в кино, – сообщает он, включая посудомойку и вытирая руки о полотенце. – Мы выезжаем через пять минут, потом, наверное, перекусим где‑нибудь и вернемся около шести. Так что у тебя будет время поговорить с мамой.

Мне не нравится, как он бросает последнюю фразу. Думает, я ведусь на такие манипуляции?

– А если я не хочу разговаривать? Если я хочу с вами в кино?

– Тебе сейчас нужно не кино смотреть, а с мамой поговорить, – уверенно заявляет он, облокачиваясь о стойку. – Пошли!

Уилл берет ключи и куртку и направляется в сторону двери.

Я откидываюсь на спинку стула и упрямо скрещиваю руки на груди.

– Да я же только что проснулась! Еще даже кофеин не подействовал! Можно я побуду здесь еще немного?

Конечно же, это неправда. Просто мне хочется, чтобы он поскорее ушел, и тогда я спокойно заберусь обратно в его уютную постель.

– Ладно. – Он подходит ко мне и целует в макушку. – Но не весь день. Ты должна поговорить с ней.

Уилл надевает куртку и уходит, закрыв за собой дверь. Я подхожу к окну и наблюдаю, как Кел и Колдер залезают в машину и все трое уезжают. На другой стороне улицы горит свет в окнах моего дома. Дома, который так и не стал мне родным. Знаю, что мама сейчас там, всего лишь в нескольких метрах от меня. Пока я даже не представляю себе, с чего начать разговор, поэтому решаю подождать. Мне не нравится, что я так на нее злюсь. Понимаю, что она не виновата, но больше винить в случившемся мне некого.

На дорожке стоит гном с разбитым красным колпачком. Он смотрит мне в глаза и ухмыляется, как будто все знает. Знает, что я прячусь здесь, слишком напуганная, чтобы вернуться домой. Он дразнит меня. Я уже собираюсь закрыть жалюзи и признать свое поражение, но тут к нашему дому подъезжает Эдди.

Как только она выходит из машины, я открываю дверь, выхожу на порог дома Уилла и машу ей рукой:

– Эдди, я здесь!

Она растерянно смотрит на меня, оглядывается на мой дом, снова поворачивается ко мне и переходит улицу.

Отлично! Что я натворила?! Как я объясню ей, что происходит?

Я делаю шаг в сторону и придерживаю дверь, давая Эдди пройти. Переступив порог, она с любопытством оглядывает гостиную.

– Ты в порядке? Я тебе звонила раз сто! – восклицает она, плюхается на диван, кладет ноги на журнальный столик и начинает снимать сапоги. – А чей это дом?

Отвечать не обязательно: на стене напротив Эдди висит семейный портрет. Заметив его, она красноречиво округляет глаза.

– Ого! – К чести Эдди, этим ее реакция ограничивается, и она тут же переходит к делу: – Так что случилось? Она тебе рассказала про него? Ты его знаешь?

Я иду к дивану и, перешагнув через ноги Эдди, сажусь рядом с ней.

– Хочешь, я расскажу тебе о самом дурацком за всю мою жизнь поступке? – спрашиваю я, и Эдди удивленно поднимает брови, ожидая продолжения. – Я ошибалась. Она ни с кем не встречается. Она болеет. У нее рак.

Эдди ставит сапоги на пол, снова кладет ноги в разных носках на столик и откидывается на спинку дивана:

– Да ты что? Быть не может!

– Да… не может… Но все так и есть.

Некоторое время Эдди сидит неподвижно, машинально отколупывая с ногтей черный лак. Она явно не знает, что сказать. Так и не найдя нужных слов, она молча обнимает меня и тут же вскакивает, идет на кухню и открывает холодильник:

– Так, посмотрим… Что тут у мистера Купера есть из прохладительных напитков?

Она берет два стакана, кладет в них лед, ставит на столик в гостиной и наливает лимонад.

– Вина не нашла. Какой он все‑таки зануда! – недовольно ворчит Эдди, вручая мне стакан и забираясь с ногами на диван. – И что говорят врачи?

Я пожимаю плечами:

– Не знаю… Но ясно, что дело плохо… Понимаешь, я убежала сразу после того, как она мне рассказала… Не могла смотреть ей в глаза.

Повернувшись к окну, я бросаю взгляд на наш дом. Чему быть, того не миновать, это неизбежно, рано или поздно мне придется встретиться с мамой – просто мне хочется еще один день пожить нормальной жизнью.

– Лейкен, ты должна поговорить с ней.

– Господи, ты прямо как Уилл!

– Кстати, об Уилле… – Эдди делает глоток лимонада и ставит стакан обратно на столик.

Ну вот, началось…

– Лейкен, я изо всех сил стараюсь не лезть не в свое дело. Поверь мне, стараюсь. Но ты в его доме. На тебе та же одежда, что и вчера вечером, когда мы расстались. Если ты не будешь отрицать, что между вами что‑то есть, мне останется только предположить, что ты признаешься в этом!

Я вздыхаю. Она права. С ее точки зрения, между нами и правда происходит больше, чем на самом деле. У меня нет выбора: я должна рассказать ей правду, иначе она подумает о нем самое худшее.

– Ладно. Но Эдди, прошу тебя…

– Клянусь! Никому ни слова, даже Гевину.

– Хорошо. Я познакомилась с ним в день своего приезда сюда. Мы понравились друг другу с первого взгляда. Он пригласил меня на свидание, я согласилась. Все прошло прекрасно. Мы целовались. Это был лучший вечер в моей жизни… Действительно лучший.

Эдди улыбается. Я сомневаюсь, стоит ли продолжать. По выражению моего лица она понимает, что хеппи‑энда не предвидится, и улыбка постепенно тает.

– Мы ничего не знали. До первого дня занятий. Я понятия не имела, что он учитель. А он думал, что я уже закончила школу.

– Та сцена в коридоре! – Эдди вскакивает на ноги. – Так вот что произошло между вами в коридоре!

Я киваю.

– Господи! И он тебя бросил?

Я снова киваю.

– Черт! Вот отстой! – Эдди падает обратно на диван.

Я киваю еще раз.

– Но ты в его доме. Ты провела здесь ночь, – хмурясь, продолжает она. – Что, он не смог сдержаться?

– Нет‑нет, все не так! Я была жутко расстроена, и он разрешил мне переночевать здесь. Между нами ничего не было, он просто по‑дружески выручил меня.

Она пожимает плечами и надувает губы, давая мне понять, что надеялась на другое развитие событий.

– Всего один вопрос: твое стихотворение про него?

Я в очередной раз киваю, Эдди весело смеется:

– Молодец! – Она умолкает, но ненадолго. – Ну и последний вопрос… клянусь, последний!

Я смотрю на нее выжидающе.

– Он хорошо целуется?

На моем лице невольно расцветает улыбка.

– Эдди, да просто потрясающе!

– Я так и знала! – Она подпрыгивает на диване и хлопает в ладоши.

Мы обе смеемся, но быстро возвращаемся в печальную реальность и снова становимся серьезными. Я снова поворачиваюсь к окну и смотрю на наш дом. Эдди уносит стаканы, ставит их в раковину, а потом возвращается в гостиную и рывком поднимает меня с дивана:

– Пойдем, мы должны поговорить с твоей мамой.

Мы?! Я не возражаю… В Эдди есть нечто такое, что возражать ей невозможно.