Придворное общество

/175/ На конец XVI в. пришелся апогей могущества сословий и исповедуемого многими их представителями протестантизма. Последний раз к доминированию сословий и протестантов привела «братская распря» Рудольфа и Маттиаса, однако вскоре эта страница истории была перевернута. Конфликт на религиозной и политической почве стремительно шел к своему финалу, однако уже на этой подготовительной стадии положение императора и поборников контрреформации заметно упрочилось. В лице Фердинанда II, воспитанного иезуитами, у власти оказался бескомпромиссный сторонник католической конфессионализации. Давно ожидаемое вооруженное столкновение началось в Чехии. Грамота величества, изданная Рудольфом II, позволяла протестантам строить церкви в королевских владениях, к которым были отнесены и церковные владения. Этот весьма спорный пункт резко обострил противоречия, и, в конечном итоге, представители сословий, пришедшие с протестом в Пражский Град, дали волю рукам. Трое католических чиновников императора, в том числе двое представителей высшей знати, были выброшены из окна замка (впрочем, мягко приземлившись на кучу мусора, они почти не пострадали). Эта пражская дефенестрация (имевшая образцом схожее событие в начале гуситских войн) [90]от‑ /176/ крыла Тридцатилетнюю войну, первая фаза которой разыгралась в Чехии и Пфальце (чешские сословия избрали своим королем Фридриха Пфальцского, лишь ненадолго сумевшего утвердиться в стране, где он получил прозвище Зимний король).

Решающая для судеб чешского восстания битва состоялась в 1620 г. у Белой горы под Прагой. Протестантское войско сословий было разгромлено императорской католической армией. Последствия этого сражения были чрезвычайно важны не только для Чехии (где определения «до» и «после Белой горы» по сей день является определяющим хронологическим водоразделом), но и для всех габсбургских земель, за исключением Венгрии.

Согласно «Обновленному земскому устройству» 1627 г., Чехия становилась наследным королевством Габсбургов, права сословий урезались до минимума, а католицизм становился единственной признанной религией. Множество приверженцев протестантизма (якобы 150 тыс.) покинуло чешские земли, собственность дворян‑протестантов подвергалась конфискации, их имения приобретались католическими семействами. Одним из тех, кто больше прочих вы‑

играл от этого перехода собственности в другие руки, был Альбрехт Валленштейн, чешский дворянин‑католик и самый выдающийся императорский полководец.^{30} После смерти Валленштейна произошел новый большой передел собственности, имевший следствием обогащение целого ряда немецких, итальянских и испанских дворян (разумеется, католиков), приглашенных в страну.

Хотя Тридцатилетняя война не принесла императору территориальных приобретений, она оказала огромное влияние на процессы государственного строительства и, кроме того, привела к запоздалой конфессионализации габсбургских владений, которые, за исключением Венгрии, вновь сделались полностью католическими. Если около 1600 г. протестанты в Чехии и Австрии составляли от 75 до 90 % населения, то спустя пятьдесят лет католиками официально были все жители чешских и австрийских земель. Заключение в 1648 г. мирных договоров в Мюнстере и Оснабрюке ослабило позиции императора в империи, но вместе с тем, надолго переключив внимание императоров на земли Дунайской монархии, способствовало расширению сферы их влияния на юго‑востоке.

Война против «наследного врага христианства» в 1663–1664 гг. была довольно успешной, однако вскоре император заключил мир, поскольку, находясь в постоянном конфликте с Францией, опасался, что не выдержит войны на два фронта. Лишь начатое после по‑ /177/ беды в битве при Каленберге в 1683 г. масштабное наступление против Османской империи привело к решительному повороту в габсбургской политике.

Конец XVII и начало XVIII в. нередко называют «героической эпохой» Австрии, имея при этом в виду, прежде всего, военные успехи принца Евгения Савойского. Несмотря на весь скепсис в отношении «героев» былых времен и смещение интереса историков нового поколения от «персональной истории» к истории структур и ментальности, подобный образ того времени все еще остается весьма популярным.

Происходившая с начала XVII в. трансформация политической структуры монархии Габсбургов, рождение конфессионального абсолютизма, создание постоянного войска и насаждение бюрократии, могущей более эффективно использовать ресурсы отдельных земель, способствовали завоеванию Венгрии в не меньшей степени, чем победы принца Евгения, пожалуй, действительно бывшего гениальным полководцем. Нередко высказывается мнение, что лишь величие принца Савойского сделало возможным проникновение Габсбургов на Балканы, но не следует забывать при этом, что именно изменение внутренней структуры Габсбургской и Османской монархий создало предпосылки, без которых не смог бы одержать великих побед даже столь спо‑ /178/ собный военачальник. В то время как Османская империя, еще в XVI столетии достигшая апогея своего могущества, все более приходила в упадок, военная и экономическая мощь Габсбургов возросла благодаря утверждению абсолютизма. В Османской империи происходил распад социальной структуры, сложившейся в эпоху расцвета турецкого государства. Поскольку поместья кавалеристов‑сипахи являлись наследными, они могли переходить и к тем, кто уже не был в состоянии воевать подобно своим предкам. Постепенно приходил в упадок и класс девширме, откуда выходили янычары, составлявшие ядро султанского войска, – не в последнюю очередь, потому, что власти Османской империи постепенно отказывались от идеи рекрутирования элиты из представителей балканских народов. Янычары могли теперь жениться и пытались пристроить в янычарское войско собственных детей. Все это, наряду с неготовностью к восприятию капиталистических инноваций и тем, что основные торговые пути переместились из Леванта в Западную Европу, а также многими другими обстоятельствами, вело к кризису османской державы. И напротив, император, благодаря усилению абсолютизма, созданию армии, эффективной бюрократии и повышению доходов в связи с переходом к меркантилистской экономической политике, сумел существенно упрочить свое могущество и коренным образом изменить положение по сравнению с XVI в., когда борьба Габсбургов с османами сводилась исключительно к обороне. Таковы были структурные предпосылки того весьма сомнительного «превращения Австрии в великую державу», которое суждено было осуществить принцу Евгению.

После мирных договоров в Карловцах (1699) и Пожароваце (1718) Османская империя была оттеснена далеко на восток, и все венгерское наследство, теоретически отошедшее к Габсбургам в 1526 г., могло быть взято под контроль. К тому же еще в 1687 г. венгерские сословия – под впечатлением от взятия крепости Офен,[91]части нынешнего Будапешта, – признали Габсбургов наследными королями Венгрии.

Другим жгучим вопросом, волновавшим Европу и в особенности Габсбургов, в конце XVII столетия, было наследование испанского трона. С начала XVI в. существовали две линии династии: /179/ одна – правившая в дунайских землях, а другая – в Испании и, следовательно, в Южной Америке, других испанских колониях и некоторых странах Европы, а именно в Испанских Нидерландах и на значительной части итальянской территории. Притязания на будущее наследство выдвинули как французские Бурбоны, породнившиеся с испанскими Габсбургами благодаря многочисленным брачным союзам, так и австрийская ветвь династии Габсбургов. Когда уже казалось, что стороны сошлись на компромиссном кандидате, последний неожиданно умер в раннем возрасте, оставив проблему во всей ее остроте. В завещании последнего испанского Габсбурга – Карла II – наследником был назван внук Людови‑ ка XIV Филипп Анжуйский. Однако австрийские /180/ Габсбурги также выступили с обоснованными требованиями, позднее поддержанными такими державами Запада, как Великобритания и Нидерланды.

По существу, в этот период имело место противостояние двух идей: идеи гегемонии, представленной, в частности, Францией Людовика XIV, претендовавшего на первенство в Европе, – как /181/ французы, так и Габсбурги могли бы добиться этого, присоединив испанские владения, – и идеи европейского равновесия. Представления о равновесии сложились в Италии позднего средневековья и оказывали свое влияние вплоть до самого недавнего времени, причем всегда имелось в виду исключительно «равновесие страха». Свой расцвет эта концепция переживала в XVII и XVIII столетиях. /182/‑/183/

План австрийских Габсбургов заключался в том, чтобы заново основать две линии – австрийскую во главе со старшим сыном императора Леопольда I, будущим Иосифом I, и испанскую во главе с младшим братом Карлом (Карлом III в Испании, будущим

императором Карлом VI). При этом Pactum mutuae successionis [92]оставлял открытой лазейку в виде взаимного наследования.

Слова принца Евгения, прозвучавшие в связи с обострением кризиса после смерти последнего испанского Габсбурга в 1700 г.: «Сначала двинемся, а уже потом найдем союзников», оказались верными, поскольку вскоре две западные державы встали на сторону императора. Война против Франции за испанское наследство началась в Северной Италии, где принц Евгений в мае 1701 г. стал верховным главнокомандующим. Эта продлившаяся четырнадцать лет война, ареной которой стали Италия, Южная Германия, Рейн и Нидерланды, явилась центральным событием европейской политики того времени. В качестве императорского главнокомандующего принц Евгений совершил несколько походов и одержал ряд побед, о которых, однако, в историографии говорится куда меньше, чем о его не столь многочисленных победах над турками (последних было всего лишь четыре – Зента, Петерварад, Темешвар и Белград). Из множества сражений с французами и их союзниками остановимся только на двух. В 1706 г. принц Евгений ловким шахматным ходом – пройдя, вопреки законам /184/ тогдашней стратегии, форсированным маршем по южному берегу реки По без линий снабжения и тылового прикрытия – деблокировал Турин, осажденный французами, и вытеснил тех из Северной Италии.

В 1708 г. положение Габсбургов осложнилось. Успехи французов, которым удалось взять Гент и Брюгге, заставили послать принца Евгения на бельгийский театр военных действий. Нанося удар за ударом, он в течение короткого времени изменил ситуацию. В 1708 г. французы были наголову разгромлены при Ауденарде. В том же году Евгений осадил Лилль, и уже в декабре эта крепость была вынуждена капитулировать; на следующий год он осадил Турне, представлявший собой важную французскую позицию на фланге союзников. Осаду крепости в сентябре пришлось свернуть, и Евгений предпринял наступление в направлении Монса. Французский маршал герцог Клод Луи де Виллар попытался воспрепятствовать его дальнейшему продвижению, но потерпел в 1709 г. тяжелейшее поражение при Мальплаке. Казалось, Людовика XIV и французскую политику ожидает полный крах. Однако ситуация на западном театре военных действий была иной, чем на турецком: военные успехи здесь не становились сразу же политическими. Переговоры о мире между воюющими державами велись еще до перелома в войне. В 1711 г. неожиданно умер – ему было всего лишь тридцать три года – Иосиф I. Его брат Карл, испанский король, унаследовал под именем Карла VI императорскую корону, и, таким образом, неожиданно возникла угроза установления габсбургской гегемонии – гегемонии, против которой, собственно, и сражалась Англия. Наряду с переменами на английском престоле, приведшими к изоляции наиболее надежного союзника принца Евгения – Джона Черчилля, герцога Мальборо, это привело к утрате Англии как союзника и к крушению надежд Габсбургов. По мирным соглашениям, завершившим войну, был произведен раздел испанских владений: Габсбурги получили «только» принадлежавшие Испании европейские страны, то есть часть Италии и богатые Испанские Нидерланды (нынешние Бельгию и Люксембург и часть Северной Франции). Этим было полностью завершено то, что принято называть «превращением в великую державу», – небольшое позднесредневековое государство, примерно соответствовавшее по размерам сегодняшней Австрии, сделалось обширной многонациональной империей, на некоторое время ставшей наиболее весомой политической силой Европы. /185/

В правление Карла VI – несмотря на стагнацию, отличавшую эти тридцать лет, – произошло укрепление сложившегося территориального комплекса. Император находился в трудном положении: как на последнем из Габсбургов на нем лежала ответственность за продолжение династии, однако шансов обзавестись сыном становилось все меньше. Так появился документ, изначально не содержавший в себе почти ничего нового, но имевший, в конечном счете, решающее значение для сохранения Габсбургской монархии. В 1713 г. Карл VI (тогда еще бездетный), чтобы уладить споры между различными эрцгерцогинями, издал Прагматическую санкцию. В ее основу легли положения Pactum mutuae successionis 1703 г., в котором он и его брат Иосиф I тайно договорились о взаимных наследственных правах двух запланированных линий династии (испанской линии Карла и австрийской – Иосифа). Карл VI обнародовал это соглашение и дополнил его несколькими существенными пунктами. Управляемые им земли были провозглашены indivisibiliter ас inseparabiliter («неделимыми и нераздельными»), а на случай, если Карл не оставит сыновей, был модифицирован принцип наследования по женской линии (присутствовавший уже в Privilegium minus 1156 г.). Наследовать при этом предстояло не /186/ представительницам старшей линии (то есть дочерям Леопольда I, а затем Иосифа), а будущей дочери Карла VI.

На протяжении всей последующей жизни Карл VI боролся за признание этих условий в стране и на международном уровне. И хотя после смерти Карла в 1740 г. и пресечения мужской линии династии власть на основании Прагматической санкции перешла к его старшей дочери Марии Терезии, той пришлось вести долгую войну за свое наследство.

Географическое расширение державы Габсбургов в конце XVII и начале XVIII в. сопровождалось процессом ее внутренней консолидации. После 1620 г. династия сумела существенно ослабить влияние дворянства на государственные дела, Чехия и Венгрия в XVII столетии стали наследными королевствами Габсбургов, появились надежные инструменты монаршей власти (постоянное войско, бюрократия, идеологическая и пропагандистская поддержка со стороны католической церкви). Абсолютизм Габсбургов как форма управления государством и обществом не принял, разумеется, столь законченных форм, как абсолютизм французских королей. Однако новая ситуация давала императору и его двору совсем иные возможности для осуществления господства над страной по сравнению с XVI столетием, когда приходилось постоянно оглядываться на земские сословия. В то же время императору была необходима поддержка церкви, которая, в свою очередь, нуждалась в императорской помощи. Каждая из этих сил компенсировала слабости другой, тесное взаимодействие обеих было характерной чертой конфессионального абсолютизма Габсбургской монархии.

Так же как и во Франции, в Габсбургской монархии произошла монополизация шансов на продвижение по общественной лестнице – титулы и звания, должности и доходы давал только императорский двор, которому таким образом удалось привязать к себе дворянство. Теперь оно было приручено, основы его прежней власти на местах подорваны, старые связи сменила система придворного общества в Вене. Посредством дифференцированного и дифференцирующего церемониала был определен статус каждого отдельного дворянина в новой иерархии, а грандиозные придворные празднества давали занятие всем представителям этого слоя и удерживали их от мыслей о мятеже. /187/