Лекция XVIII. Семиотики искусного слова. 361

это священное знание о мире и предмет веры, а фольклор -^ это искусство, т.е. художественно-эстетическое отображение мира, и верить в его правдивость необязательно.

Развитие знания и рационализма вело к ослаблению мифоло­гических представлений. В переходной мифолого-фольклорной сфере ослабление веры в чудесное, трансцендентное вызывало усиление познавательных, эстетических, развлекательных функ­ций таких произведений. Их мифологизм таял: мифы постепенно превращались в народный героический эпос и сказки; ритуал за­гадывания космогонических загадок — в состязание в находчиво­сти, остроумии, словесной бойкости и в конце концов — в раз­влечение, детскую забаву; молитвы, гимны, погребальные плачи трансформировались в песенную и лирическую поэзию; аграрные календарные обряды — во фразеологию, народные приметы, дет­ские игры, пейзажную лирику; заговоры — в те же приметы, счи­талки да в приговорки с забытыми мотивировками вроде С гуся вода, а с тебя худоба.

131.1 «Первомифы» как доязыковые архетипические. феномены сознания. Содержательную основу древнейшего пласта мифов («первомифов» человечества) состав­ляют категории «коллективного бессознательного» — те врожден­ные и, по-видимому, общечеловеческие первообразы, которые вслед за Карлом Юнгом стали называть архетипами, — такие как «мужчина и женщина», «мать», «младенчество», «мудрый старик», «тень (двойник)» и т. п. Более поздние представления — тотеми-ческие, анимистические или политеистические верования, как правило, носили местный, индивидуально-племенной характер (при том что в содержании и структуре таких верований много типологически сходных и близких явлений).

Наиболее ранние мифологические представления составляли мыслительную часть ритуалов; одни из них предшествовали сло­жению языка, другие формировались вместе с языком. Подлин­ный миф («предмиф») — это, по словам В.Н.Топорова, некото­рая «до-речь», «то состояние души, которое стучится в мир сло­ва» (Топоров 1988, 60). Для мифологического мышления харак­терна особая логика — ассоциативно-образная, безразличная к противоречиям, стремящаяся не к аналитическому пониманию мира, но, напротив, к синкретическим, целостным и всеобъем­лющим картинам. «Первомиф» не то чтобы не может, а как бы «не хочет» различать часть и целое, сходное и тождественное, види­мость и сущность, имя и вещь, пространство и время, прошлое и настоящее, мгновение и вечность...

Мифологический взгляд на мир — чувственно-конкретный и вместе с тем предельно общий, как бы окутанный дымкой ассо-

циаций, которые могут нам казаться случайными или прихотли­выми. Если искать современные аналоги мифологическому миро­восприятию, то это, конечно, поэтическое видение мира. Но в том-то и дело, что подлинные мифы — это отнюдь не поэзия. Архаические мифы не были искусством.

Мифы представляли собой серьезное, безальтернативное и практически важное знание древнего человека о мире: оно определяло племенной взгляд на мир и поэтому регулировало по­ведение отдельного человека, было включено в магию и ритуал.

0т мифологического эпоса к народным сказа-■ ниям о героях. Мифы рассказывают о начале мира. Герои мифа — боги и первопредки племени, часто это по­лубоги, они же — «культурные герои». Они создают землю, на которой живет племя, с ее «теперешним» ландшафтом, узнавае­мым слушателями мифа. Создаются солнце, луна, звезды — начи­нает длиться время. Первопредки и культурные герои побеждают фантастических чудовищ и делают землю пригодной для жизни. Они учат племя добывать и хранить огонь, охотиться, рыбачить, приручать животных, мастерить орудия труда, выращивать расте­ния. Они изобретают письмо и счет, знают, как колдовать, лечить болезни, предвидеть будущее, ладить с богами... Мифы задают «должный», отныне неизменный, порядок вещей: по логике мифа, «так» произошло впервые и «так» будет происходить всегда. Собы­тия, о которых говорит миф, не нуждаются в объяснении — на­против, они служат объяснением всему, что вообще происходит с человечеством (т.е. с племенем, которое мыслит себя «родом человеческим»). Для первобытного сознания миф достоверен: в нем нет «чудес», различий между «естественным» и «сверхъестествен­ным»; само это противопоставление чуждо мифологическому со­знанию. Сакральноеть таких текстов связана с тем, что повеству­ется о начале, истоках всего сущего.

Судя по работам исследователей редких уже на Земле архаических социумов, сообщение мифа младшим соплеменникам походило на урок исторической географии, раздвигавший временные границы. Воспроиз­ведение мифа включает рассказчика и того, кто ему внимает, в более широкий временной контекст: «рассказчик показывает своим слушате­лям, где находятся камни, в которые превратился предок, т.е. объясняет особенности ландшафта путем возведения их к событиям прошлого; со­общает, какое звено генеалогической цепи занимают слушатели по от­ношению к тому или иному герою рассказа, т. е. проецирует ныне живу­щее поколение на мифологическое прошлое» (Новик 1984, 271 — 272).

Для мифологического повествования характерны специаль­ные словесные клише, придающие сюжетному тексту статус