Нет горшего страданья 2 page

– Я рад присоединиться к тебе, как только буду готов, – уступил он, – вели прислуге поставить мой прибор.

– Я бы хотела позавтракать с тобой… тут, если ты позволишь мне. – Понятно, она пользуется своим натиском. Голос ее немного дрожал поначалу, но вскоре окреп. Но и это, как оказалось, еще не все сюрпризы. – Я уже велела принести сюда оба завтрака.

– Неужели? – Дарси новыми глазами смотрел на сестру. Она уже совсем не та, что прежде. И тут тоже влияние Дая, или же просто его проницательное наблюдение, что она уже не дитя? Подчинившись ее решению, он получит шанс понять это. Он почтительно наклонил голову в знак согласия.

– В таком случае, я буду к столу, как только оденусь.

– Спасибо, Фицуильям, – она быстро присела в реверансе, бросила еще один насмешливый взгляд на все еще ошалевшего Флетчера, и вышла из гардеробной. Мужчины еще минуту неподвижно созерцали захлопнувшуюся за ней дверь. Потом Дарси, прочистив горло, изрек:

– Ну-с, выходит, это нам приказ, Флетчер.

Наглухо застегнутый до подбородка, Дарси неуверенно сделал шаг через порог гардеробной. Пока его одевали, у него было время подумать о том, что его ждет по ту сторону двери. Как ни любопытно было бы ему познакомиться с новой Джорджианой, это никак не сказалось на его стремления зализывать раны в одиночестве. Она, конечно, пожелает от него объяснений. Но в какую обертку будет упрятано ее любопытство, хотелось бы знать, и как ему выпутаться?

Джорджиана стояла за одним из кресел близ маленького, по этому случаю разложенного столика, сервированного блюдами для завтрака. Даже прикрытые крышками, эти яства до самых укромных уголков наполнили комнату аппетитными ароматами. Вопреки всему, Дарси понял, что голоден.

– А, отлично, ты проголодался наконец, – обрадовалась она, сделав знак слугам открывать крышки; Дарси усадил сестру, и они остались одни. Дарси сел напротив, бросая на нее неуверенные взгляды. Такие странности выбивали его из колеи. Он посмотрел на тарелки – весьма соблазнительный выбор, один только аромат делал эти блюда неотразимыми. Он потянулся к тарелке, и Джорджиана, лукаво улыбаясь, наполнила ее, удержавшись от ехидных замечаний по поводу его пробудившегося аппетита. Насытившись, Дарси, постепенно расслабился. Может, она все же удовлетворится его хорошим аппетитом и не станет пытать его расспросами.

– Фицуильям? – Она возобновила разговор, когда он приступил к первой чашке кофе. – Неужели официальное Представление моего портрета настолько неизбежно?

Ожидавший расспросов на совершенно другую тему Дарси был захвачен врасплох.

– Ты не хочешь этого?

– Нет, не хочу, – ответила она неуверенно, – но не потому, что мне не нравится портрет; он вполне хорош. Просто… – и она замолчала.

Дарси, воспользовавшись этой паузой, поднес чашку к губам. Неужели она опять замкнется в себе? Общепринято, что молодая леди перед выходом в свет показывает обществу свой портрет. Эта церемония – лишь первый шаг в высший свет.

– Как ты чувствовал себя, когда был написан твой портрет?

Понятно, она имела в виду тот, что висит в галерее Пемберли, написанный к его совершеннолетию, когда ему исполнилось двадцать один. Он не забыл то чувство крайней неловкости, и до сих пор он избегал глядеть на него, проходя мимо, предпочитая всматриваться в лица своих предков; особенно в портрет отца, на котором он в том же, что и он, возрасте, или обоих родителей – тогда ему исполнилось всего десять лет.

– Помню, я глубоко ненавидел всю ту суету и внимание ко мне, и думал, что парень на портрете – кто-то иной, а не я, – признался он.

– Да? – Джорджиана наклонилась к нему, – А кто же?

– О, некто старше, и лучше, я думаю. Во всяком случае, разумнее того, каким я был тогда.

Или даже сейчас, желчно заметил он себе.

– Значит, скорее, твой идеал, чем тот, каким ты видишь себя, – дополнила она его мысль, а потом улыбнулась, – хотя я всегда считала, что портрет идеально отображает твою сущность.

Дарси кивком головы приветствовал ее комплимент.

– Как и подобает младшей сестре, разумеется, – улыбнулся он. – Но что ты предлагаешь? Ожидается, что портрет будет выставлен. Лоренс будет не без основания оскорблен, если этого не будет. Это будет расценено как низкая оценка его мастерству. – Он понял по ее лицу, что последний довод произвел на нее впечатление. – И нам совсем не обязательно устраивать из этого пышное зрелище. Например, только семья и близкие друзья, – предложил он. – Ведь портрет превосходный, Джорджиана.

Выслушав такую оценку, она опустила глаза. Потом посмотрела на него с серьезностью светской женщины.

– Да, слишком «превосходный». – Она наклонилась к нему, слегка коснувшись пальцами его руки. – Фицуильям, это ведь не я! Я совсем не та идеальная девушка с картины, и я не хочу принимать участие в этом маскараде и стоять рядом с портретом с таким видом, словно это и правда я.

– Ты считаешь, что Лоренсу следует добавить пару прыщиков, или еще лучше бородавок? – усмехнулся он, хотя на самом деле ему было здорово не по себе от такой ее реакции. – Джорджиана, не стоит придираться к твоему портрету, с ним все в порядке!

– Кроме того, что это не я, а придется делать вид, что это я. – Она выпрямилась и вздохнула. – Фицуильям, а когда ты впервые увидел свой портрет, это свое идеализированное изображение, что еще ты почувствовал? И что подумал?

Опустив взгляд под ее пристальным взором, Дарси тяжело вздохнул. Чего, собственно, она ожидает от него? Правду, конечно, ответ мог быть только один, и ничего, кроме правды.

– Я просто надеялся на то, что когда-нибудь я буду достоин этого изображения – стану лучше, умнее – и что я буду достоин моего положения, моего имени… и самого себя.

И он отвернулся. Но он разочаровался в себе. В Норвике он увидел себя в самом черном свете, и ничего не мог с этим поделать. Закончил он уже совсем не так уверенно.

– Я надеялся, что я… всегда смогу считать себя… истинным джентльменом… – тут он запнулся, вспомнив безжалостное обвинение, брошенное ему в лицо Элизабет и содрогнулся.

Он резко поднялся и вышел из-за стола; только далеко ли убежишь от очевидной истины? Пусть даже всю свою жизнь перед всем белым светом он с успехом играл роль джентльмена, но перед лицом той единственной на свете, которую ему хотелось покорить, он все же проиграл. Дано ли ему понять себя самого, если даже в безыскусном окружении Элизабет он не смог произвести должного впечатления? Теперь насмешки Сильвэни виделись ему в ином свете. Неужели она смогла угадала эти его недостатки и умело сыграла на них? Оставалось только признать правоту Элизабет, наградившей его всеми убийственными эпитетами: высокомерием, тщеславием и презрением к чувствам других. Раньше он воспринимал эти слова как порождение ее гнева, решительно отвергая самую возможность применения в отношении себя таких чудовищных оценок. Но в то же время – разве не кипит он от возмущения, прокручивая в своем воспаленном мозгу день за днем эти жгучие и обидные слова? Так почему же он все равно не в состоянии ненавидеть ее? Ведь, несмотря на весь его клокочущий гнев, его душа изнывает от тоски и боли – по ней. Он подошел к окну и, ухватившись обеими руками за края рамы, замер, ослепленный потоком солнечного света, льющегося из окна. Возненавидеть Элизабет? Как это возможно? Ненавидеть женщину, которая хотела бы увидеть в нем того мужчину, в которого он всегда мечтал однажды превратиться?

Легкое прикосновение к его руке вернуло его к действительности. Он посмотрел в исполненные сострадания глаза сестры. Не в силах отвергнуть ее нежность, он наклонил голову навстречу ее легкому поцелую в щеку.

– Дорогой мой брат, расскажи мне, – прошептала Джорджиана, – скажи мне, что же произошло в Розингсе.

Дарси снова взглянул ей в лицо, и сердце у него сжалось от боли. Он опять отвернулся к окну. На короткий миг он был готов поддаться искушению и выложить ей все начистоту; но что-то в ее глазах остановило его. Способна ли девушка понять его боль? Он вполне допускал, что перенесенные ею испытания из-за предательства Уикема в какой-то степени были сродни его мукам, и это могло служить основой ее последующего резкого взросления. Но, хотя он способен был поблагодарить религию за дарованное ей утешение, для самого себя он был не в состоянии искать успокоения не только в Неземном, но даже и в заботе и сострадании Джорджианы. Это было противно его натуре, а уж с тех пор, как он на своей собственной шкуре испытал «заботу Провидения», ничего, кроме предубеждения к ниспосланной свыше философии он не мог испытывать.

– Фицуильям?

На его лице явно проступало что-то из происходящего внутри, и это что-то вызывало сочувствие к обожаемому брату. Он постарался изобразить на лице привычную непроницаемую маску, и, повернувшись к ней, поднес ее ручку к своим губам.

– Это неважно, дорогая. Не стоит так беспокоиться, – он погладил ее пальчики, но не смог заставить себя взглянуть ей в глаза.

И вдруг он почувствовал, что задыхается здесь, причем не только стены комнаты давили на него, нет, словно всю махину Ереуил Хауса взвалили ему на плечи. Он должен вырваться отсюда куда-нибудь, иначе он просто задохнется! Он отпустил руку сестры.

– Спасибо за завтрак и компанию, но теперь я должен уйти. – И он поспешно дернул за шнурок звонка.

– Уйти? – Джорджиана не смогла скрыть удивление. – Но куда же?

– Наружу, дорогая моя, – кратко ответил он.

Главным образом подальше от ее проницательных и заботливых глаз.

– Но… мы еще не обсудили Представление портрета, – пролепетала она, глазами умоляя его остаться.

– Представления портрета… – повторил он рассеянно, опасаясь встречаться с ней глазами, – нам, боюсь, не избежать.

– Фицуильям, я прошу тебя… – взмолилась она, но он решительно оборвал ее.

– Тебе придется смириться с этим, Джорджиана, и провести этот ритуал должным образом. Обещаю тебе, что число гостей будет ограничено только членами семьи и ближайшими друзьями, но это должно быть сделано. – Он рискнул взглянуть на нее, но, слава Богу, теперь она отвернулась в сторону. В дверь постучали.

– Мистер Дарси, сэр? – Флетчер поклонился так подчеркнуто формально, что стало ясно, насколько трудно ему примириться с присутствием дамы в комнатах хозяина.

– Мое пальто, Флетчер. Я ухожу.

– Уходите? Но куда, сэр? – спросил Флетчер, озадаченный неопределенностью задачи. – Пальто для прогулки, или же поездки…

– Я ухожу! – Дарси не мог уже сдерживать раздражение именно потому, что понятия не имел, куда, собственно. И вдруг его осенило – Я ухожу – фехтовать!

– Очень хорошо, сэр, – Флетчер вновь слишком низко склонился; только напрасно он так старался, потому что дверь за мисс Дарси уже захлопнулась с громким стуком.

Одобрительно осмотревшись, Дарси приступил к упражнениям. Это именно то, что ему сейчас и нужно. Самая обстановка фехтовальной залы располагала к изгнанию тех демонов, что цепко держали его душу и тело в постоянном напряжении – с Того Самого дня. Дарси расправил плечи и приступил к разминке, делая взмахи движения, подготавливающие мышцы к предстоящей нагрузке. Уже давненько не держал он в руках ни клинка, ни рапиры, поэтому, хоть оружие было как раз по руке, а желание доброй схватки почти неодолимым, он знал, что увеличивать нагрузку следует постепенно. Но это то, что нужно. Все, что от него сейчас требуется, это соблюдение установленных правил и приличий, ну и по возможности показать им должный класс. А с этим нет проблем – первые два у него с малых лет в крови; а его мастерство никогда и ни у кого не вызывало ни малейших сомнений.

Краем глаза он уже успел заметить Дженуарди, учителя фехтования, встретившего его появление почтительным салютом и поклоном, к вящей зависти менее известных любителей фехтования. Он сделал паузу и ответил на приветствие, потом продолжил занятие. Да, кровь уже побежала быстрее по телу, согревая его застывшие мышцы. Он увеличивал ритм и силу упражнений до тех пор, пока не убедился, что всевластие над каждой частичкой его тела вернулось к нему в полном объеме. Отлично, слава тебе, Господи! Ощутив проступившие на лбу капельки пота, он стал постепенно замедлять ритм, прислушиваясь к немного ускоренному биению сердца, и уже обегая помещение глазами в поисках подходящего оппонента. И тотчас же послышались шаги за спиной, а потом кто-то слишком фамильярно похлопал его по плечу.

– Дарси, старина! Где же ты пропадал? – Дарси изумленно повернулся, почти столкнувшись с лордом Тристрамом Монмаутом, беспечно помахивающим рапирой. – Ну, как насчет хорошей схватки? – Он старался изображать ленивую беспечность, однако было что-то неуловимое в голосе и манерах старого однокашника, что не могло не настораживать Дарси. Даже само присутствие Монмаута в зале было достаточно необычным делом – он не видал его здесь уже пару лет.

– Монмаут, – слегка поклонился Дарси, и тотчас отправился занимать позицию. Напряженность в противнике – вещь хорошая; делает его или слишком беспечным, или же слишком осторожным – то и другое равным образом можно обратить в свою пользу. Остановившись близ нужной отметки на полу зала, он взглянул оценивающе на противника и решил, что в данном случае это скорее беспечность. Он не успел разобраться – как и почему, так как Трис уже поспешил крикнуть – «Защищайся!» Они сошлись. Уже через несколько мгновений Дарси понял, что угадал. В Университете Трис слыл ловким фехтовальщиком, однако с тех пор ничуть не преуспел.

Так что их схватка длилась, по сути, ровно столько, сколько Дарси счел нужным продолжать ее, хотя не раз Дарси принужден был отражать недозволенные его выпады. Первый из них он отнес на счет неумеренности пыла, а со вторым не стал церемониться и просто прекратил схватку серией молниеносных выпадов и уколов. Озадаченный поведением противника, он пытался понять что-то по его лицу при обмене ритуальными салютами, но тот лишь безмятежно улыбался, кажется, даже не догадываясь о незаконности своих действий. Неужто просто позабыл правила за эти годы? Улыбаясь, приятель протянул ему руку.

– Ты куда лучше, чем в старые школьные дни, и черт меня подери, если это не так!

– Я не прекращал упражняться. – Он кратко пожал его руку.

– Я думаю! После твоего-то представления у Сейра… когда мы виделись в последний раз, знаешь, Маннинг поклялся, что ты с любым из нас разделаешься минут за десять. А ты же знаешь, что мне не устоять перед соблазном пари!

– Надеюсь, я тебя не разорил, – отозвался Дарси, к своему облегчению получив хоть какое-то объяснение поведению Монмаута.

– Нет, я теперь не на мели, и это все благодаря моей супруге, которая, между прочим, – и он подмигнул Дарси, – будет просто счастлива, если ты примешь наше приглашение. Просто соберется небольшая компания на этой неделе – мы послали тебе приглашение. – Монмаут помедлили в ожидании его реакции, но видно, почувствовал отказ и снова посыпал словами, – Я гарантирую тебе интереснейший вечер, а не просто сборище важных физиономий. «Обещай Дарси, что ему не будет ни скуки, ни докуки!», она сказала, и я клянусь, это святая правда! Силвэни обожает общество глубоких, интересных личностей- художников, писателей, мыслителей – таких, как ты. Пожалуйста, позволь мне обрадовать миледи твоим согласием – будь другом!

– Согласие, говорите! А куда это тебя приглашают, «друг» Дарси? – И оба удивленно обернулись к одной из колонн, опершись на которую возвышался лорд Брум собственной персоной.

Монмаут, явно смешавшийся поначалу, тотчас успокоился, обнаружив, что это не кто иной как Брум. Дарси не мог не заметить очевидного выражения облегчения на его лице. А вот его изумлению не было конца. Он ни разу не встречал Брума здесь у Дженуарди, и не слышал о его занятиях фехтованием где бы то ни было вообще. С чего бы это сейчас-то? Может, это Джорджиана его прислала?

– На вечерок в одной компании, просто поболтать от души. Там не будет ничего интересного для тебя, Брум, уж поверь мне, выдавил Монмаут, со значением оглядев элегантную фигуру Его светлости. – Никаких карт, увы, только немного музыки и изысканная беседа: философия, понимаешь, политика, ну и все в таком духе.

– Брум, – вмешался Дарси, сделав шаг к другу, – это Джорджиана?

– Можно сказать и так, но не стоит так волноваться – пока, – Брум упреждающе поднял руку, потом высокомерно взглянул на Монмаута.

– Философия и политика, значит, а, Монмаут? Все сразу за один вечер? Должен признать, ты прав, это было бы уже слишком для моих бедных мозгов. Но поведай мне, любезнейший, с кем это ты собираешься беседовать на такие темы?

У Монмаута побелел напряженно сжимавший рапиру кулак, но Дарси оборвал их странный разговор на полуслове.

– У нас с Его светлостью осталась одна нерешенная проблема! – вмешался Дарси, мрачно глянув на Брума, и повернулся к Трису – Прошу, передай леди Монмаут, что я принимаю ее приглашение.

Монмаут расплылся от удовольствия, ехидно подмигнув Бруму.

– Ее светлость будет очень рада, Дарси. Значит, в пятницу в восемь? Отлично! Всегда к твоим услугам, Дарси, – поклонился он, – Брум, – едва кивнул в сторону Дая и поспешил в раздевалку.

– Не может быть, чтобы ты и впрямь собирался туда пойти, Фиц! – скривился презрительно Брум вслед Монмауту.

– Уж не хочешь ли ты, чтобы я взял свое слово обратно?

– В этом случае это именно и определенно так, – ответил Брум. – Не стоит так беспечно разбрасываться словами!

– Не слишком ли сильно сказано? – парировал Дарси, – а я и не собирался, пока ты не припер его к стенке. Господи помилуй, Дай, ты же фактически обозвал человека идиотом прямо в лицо!

– Прости, друг Фиц, но я-то был уверен, что так и было! Впрочем, это все ерунда, – и Брум решительно перешел к делу. – Я бы очень хотел понять, почему это после того, как мне с таким трудом удалось удерживать леди Монмаут на почтительном расстоянии от Джорджианы, теперь ты решил сблизиться с ней?

– Я ни разу не встречал тебя здесь раньше, – ответил Дарси вопросом на щекотливый вопрос, – Ты пришел фехтовать, или же это Джорджиана…

– О, фехтовать, друг мой; и сдается мне, что мы уже начали, хотя я еще даже не переоделся! – выпалил Брум, на ходу расстегивая сюртук. – Я просто забылся, глядя на твою снисходительность к нему: ведь он дважды нарушил правила, ты что же, не заметил этого?

– Да, но это еще не делает его исчадием ада!

– Ты прав, трижды прав; Монмаут просто заурядный Змей подколодный у Дьявола на побегушках.

Тут подбежал кто-то из прислуги за одеждой Брума, и они замолчали. Дарси спокойно ждал, пока друг закончит переодеваться и, облачившись в защитный жилет, сделает необходимую разминку.

Да, Брум опять его умудрился озадачить. И бесполезно пытаться вытянуть из него объяснения. Дай лишь ответит недоуменным взглядом, а потом равнодушно пожмет плечами, изобразив искреннее непонимание и скажет, что «уже совсем забыл, что за глупости он тут болтал, так что Дарси лучше выбросить из головы это дело». Более того, Дарси понял уже, что его появление у Дженуарди как-то связано с Джорджианой, а вот это беспокоило его гораздо больше, чем его мнение о Монмауте и компании. Спустя всего несколько минут, Дай опустил оружие и спросил,

– Ты готов?

– И тебе довольно такой разминки? – с сомнением спросил Дарси. – И как давно ты не фехтовал, Дай? Со времен Университета? Ты вряд ли успел как следует разогреться…

– Боишься разочароваться, Фиц? – оборвал его Дай. – Не стоит. Я уже полчаса как основательно подогрет.

И он занял свободное место в зале, так что Дарси ничего не оставалось иного, как, скептически прищурившись, последовать за ним. Что означают эти странности? Если Джорджиана отправила его сюда – почему он решил сразиться с ним? Обычно Даю более по душе партия-другая в бильярд за клубным столом, или возможность расслабиться на каких-нибудь состязаниях, просто «чтобы поставить на место твой упрямый подбородок», как он обычно называл упрямую преграду Дарси от посягательств на свою частную жизнь. Если не считать хорошей скачки по полям, Дарси ни разу не приходилось видеть Дая в поту с тех пор, как он вернулся в столицу. Он встал напротив него, противники обменялись ритуальными приветствиями и встали в позицию, приготовившись начинать.

– Милорд! Мистер Дарси! Мои извинения! – И синьор Дженуарди с восклицаниями поспешил к ним через зал. – Простите, синьоры знают друг друга? Превосходно!- Он весь светился от счастья, как и всякий мастер при виде любимых учеников. Дарси недоуменно уставился на Брума, кое-что уже начиная подозревать.- Будьте так любезны, – продолжал учитель, – доставьте удовольствие. Позвольте мне судить.

Он указал им на их позиции и зазвеневшим голосом, поверх гула в зале, объявил:

– Защищайтесь!

– Похоже, у нас зрители. – Дай сделал выпад, но пока еще не начинал атаки. – Не ожидал такого к нам интереса. Это лишнее!

– Ты знаком с Дженуарди? – Дарси движениями кисти заставил кончик рапиры выписывать круги в пространстве между ними.

– Все знакомы с Дженуарди.

Ох, как же он терпеть не мог, когда Дай принимался играть с ним в эти свои загадочные игры! Раздражение подстегнуло его, и Дарси, воспользовавшись преимуществом, заставил отступить Дая на несколько шагов, прежде чем тот сумел отбиться. Парирование Брума было успешным, но непримечательным, как раз в духе мастера, на несколько лет отошедшего от тренировок. Он легко парировал его выпад и вынудил отступить, не допуская блокирования. Проделано движение было отлично, не раз они отрабатывали это в Университете. Он легко отклонил удар, но сразу же последовал еще один, многократно усиленный движением кисти и корпуса Дая. Он лишь на миллиметр уклонился от острия, и отступил на шаг-другой.

– Укол! – воскликнул учитель, – Его светлости!

Брум тотчас отсалютовал ему клинком.

– Ты недооцениваешь меня, Фиц! Простительно другим, но не тебе! Ты не должен был пропустить этот удар.

– Больше не пропущу, обещаю, – огрызнулся Дарси, возвращаясь на свою позицию.

– Защищайтесь! – призвал их Дженуарди.

Теперь Дарси выжидал, пытаясь разгадать манеру Дая, но тот лишь бездумно ухмылялся, а рапира Дая беспечно танцевала перед его носом. Дарси улыбнулся в ответ, потом бросился вперед с такой стремительностью, что последующая блистательная схватка двух клинков вызвала бурные восхищенные возгласы их аудитории.

– Укол! Синьор Дарси! – Он в возбуждении отсалютовал Даю. Да, они вполне стоили друг друга, и это… здорово!

– Теперь квиты? – бросил он противнику, возвращаясь на позицию.

– Я такого не ожидал от тебя, да, неплохо, – Брум улыбался своей неизменной улыбкой, и все же, когда он отвернулся, Дарси подумалось, что, пожалуй, все же нечто большее, чем фехтовальное искусство, нынче поставлено на кон. Это странное чувство посещало его уже не впервые с момента возобновления их дружбы два года назад. Он встал в позицию и всмотрелся в лицо Дая, но в результате лишь наткнулся на такой же пристальный ответный взор противника. Дарси поднял рапиру.

– Защищайтесь!

Третья схватка была под стать второй – стремительной, мощной и элегантной. Дарси обнаружил, что друг уверенно отвечает ему ударом на каждый удар, и, когда отведенное время уже почти истекло, конец рапиры Дая коснулся его точно против сердца.

– Укол! Его светлость!

Теперь уже все завсегдатаи клуба выстроились в два ряда по сторонам зала, встречая каждый удар оглушительными овациями.

Когда они обмениваясь салютами, Дарси наклонился к другу.

– И где же ты так натренировался втихомолку? Если бы это были клинки и схватка всерьез…

– Ты бы остался цел и невредим, – прервал его Брум без тени улыбки, не отводя взгляда. – Чтобы получить удар в сердце, его надо для этого иметь.

– Что? – Дарси вздрогнул от неожиданности, но странный огонь в глазах друга уже исчез, оставив лишь привычную беспечность.

– Ты прости, приятель, но у меня осталось времени лишь на один раунд. Неотложная встреча, как понимаешь, некий тет-а-тет, – и он тяжело вздохнул, – вполне неожиданный.

Он небрежно поклонился и вернулся на позицию, оставив Дарси в смутном подозрении, что… Дай недоволен им! Он вернулся к своей отметке в некотором смятении, пытаясь найти этой странности какое-то объяснение. Почему это? И что за ерунда об отсутствии у него сердца? Дарси повернулся к нему и встал в позицию. Шум стих, оба наготове. Он сделал глубокий вдох. Итак, ни манер, ни совести, а теперь и ни сердца! Вы видите, до чего дошло дело, мисс Элизабет Беннет? Теперь нам только «Греческого хора» не хватает!

– Защищайтесь!

Команда синьора Дженуарди расколола тишину в зале. Теперь Дай не дал ему времени обдумывать тактику, но со стремительным напором бросился в атаку. Теперь, похоже, и все зрители поняли, что клинок Дая не шутит, а Дарси никогда не чувствовал близость опасности с такой остротой. Ну что же, значит, так тому и быть, решил он, парируя выпад Дая, уклоняясь вправо и бросаясь в атаку. Он наступал с таким напором и стремительностью, что оттеснил Дая почти к черте. Возбуждающее чувство владение своим телом, словно прекрасно настроенным и покорным инструментом, дополнялось радостью лицезреть каждый удар достигшим намеченной им цели. И, хотя Даю все еще удавалось уклониться от кончика его рапиры, он знал, что это удается другу лишь на пределе его сил и способностей. Они стремительно перемещались взад и вперед перед глазами восхищенных зевак, уже не сдерживавших выкриков восторга и изумления, но ни один удар ни того, ни другого еще не достиг цели. Дарси уже ничего не видел, кроме цели – и вот брешь в обороне!

– Укол! – Голос Дженуарди потонул в криках, – Синьор Дарси!

Среди всеобщего ажиотажа соперники стояли, не замечая толпы, тяжело дыша и внимательно следя друг за другом. Наконец, Дай неохотно улыбнулся, и взметнул вверх рапиру.

– Молодец, чертяка! Все же годишься еще в фехтовальщики!

– Ха! – рассмеялся Дарси, ответив ему таким же салютом, – Но и ты ничем не хуже! Если против любого из нас будет двое на одного – не уверен, что справятся! – и продолжил вдруг абсолютно серьезно, – Ты не хочешь объяснить мне, что все это значит?

Дай отвел глаза.

И кто мне ответит на этот раз – друг или шут? – загадал Дарси.

– Я зашел нынче утром в Ереуил Хаус проверить, очухался ли ты после Кента, – отвечал друг, глядя ему теперь прямо в лицо, – но обнаружил там только мисс Дарси в совершенно расстроенных чувствах. – Он сделал паузу, переводя дух. – Фиц, что бы там ни было с тобой в Кенте, прошу тебя, не стоит мучить за это мисс Дарси! Она так тревожится за тебя, а ты что же делаешь – холишь и лелеешь свои несчастья, и в то же время с высокомерием вымещаешь свое дурное настроение на ней.

– Брум! – рявкнул Дарси. Да кто он такой…

Даже глазом не моргнув, Брум продолжал необычно четком тоном.

– Она-то ни словом не упрекнула тебя, даже если в душе понимает, что незаслуженно обижена – она слишком почитает тебя, Фиц. Но я другое дело. И предупреждаю, что сейчас я уйду, но дело не кончится просто демонстрацией мастерства клинка, если ты продолжишь так же беспардонно играть ее чувствами!

– Ты слишком много на себя берешь! – взорвался Дарси. – Ты переходишь все границы, Брум, и это не твое…

– Неужели, Фиц? – Брум пристально посмотрел ему в глаза. – Но если ты так хорошо меня знаешь – спроси-ка себя, с чего это я вдруг стал бы так утруждать себя твоими заботами?

Он швырнул рапиру в руки поджидавшему слуге и зашагал прочь.

– Что, виноград оказался кисловат для нашей лисицы? – Монмаут отделился от толпы зрителей, подойдя его поздравить, и кивнул головой в направлении удаляющегося Брума.

Date: 2015-07-25; view: 301; Нарушение авторских прав