Ты для меня бесценное владенье 2 page

– Мистер Дарси, что-то не в порядке? – раздался позади него тихий голос Флетчера.

– Нет, я вполне доволен, Флетчер,- уверил он слугу, открыв глаза и обнаружив, что отражение в зеркале уже вполне узнаваемо.

Хотя это потребовало неимоверных усилий, его самообладание победило и на этот раз. Однако о том, насколько это хваленого качества хватит ему в присутствии Элизабет, в данный момент он предпочел не думать. Он отошел от зеркала и, вынимая из кармана часы, направился к дверям.

– Шесть часов, сэр, – подсказал Флетчер.

Дарси отправил часы обратно в карман. Они будут через полчаса, этого достаточно, чтобы выслушать все нотации леди Кэтрин и в очередной раз сцепиться с Ричардом. Да еще Энн, виновато подумал он. Он знал, что она не станет вмешиваться в разговор; но, может, что-нибудь, какой-то намек на ее беды ему все же удастся уловить.

Слуги уже зажигали свет в холле, когда Дарси вышел из комнаты и направился к лестнице. Шесть с небольшим, прикинул он. Меньше чем через полчаса… Он не мог не воображать себе, как это – увидеть ее среди своей родни, среди этих помпезных интерьеров Розингса. Она уже дважды была здесь, так что, как он понимал, гостиная его тетки не совсем в новинку ей, но все же такой контраст с привычной для нее обстановкой не мог не подавлять ее. Пусть даже не сама обстановка, но бесцеремонность расспросов леди Кэтрин, ее сословная спесь и титул способны подействовать удручающе даже на ее жизнерадостность. Он попытался было представить себе такую Элизабет, которая, опустив долу чудные глазки, внимает аксиомам тетушки, но только улыбнулся при этом. Он уже получил достаточное представление о ее интересе к нелепостям человеческой натуры по их разговорам в Незерфилде. По этой части леди Кэтрин просто клад. Осмелится ли мисс Элизабет Беннет забавляться этим? Остается ли она при этом самой собой, а если это так, как же при этом ей удается сохранять доброе к себе расположение тетушки? Да, вряд ли когда-либо он имел возможность провести подобный вечер под крышей тетушкиного дома.

Кто-то стукнул дверью, и возглас:

– Черт тебя побери, Фиц! Брюки! – заставил Дарси повернуться к вошедшему в холл кузену. Удивленно поднятые брови Фицуильяма почти уползли вверх под челкой, – Будто ты не знаешь, что Ее светлость думает о них, дружище.

– Именно поэтому я и решил их надеть, так что ты, Ричард, – он остановился и указал на правильнейшие бриджи, чулки со стрелками и бальные туфли, – будешь сегодня сиять образцом надежности и традиций по контрасту со мной.

– О, как это мило с твоей стороны, – Фицуильям обдумал ситуацию и улыбнулся, – Может, Драконша передумает писать Его светлости. Не представляю, с чего она взяла, что я заделался рьяным адептом. – Он поправил скромное кружево на манжетах. – Неужели ты тоже так считаешь? – Дарси, не в силах сдержать смеха при виде непривычно озабоченного лица кузена, утвердительно кивнул. Фицуильям ответил ему кривой усмешкой. – Знаешь, ты тоже был бы не в своей тарелке, если бы это она к тебе придиралась.

– Так будь сегодня паинькой и да простится тебе. Что ж, пойдем вниз? – И Дарси ухмыльнулся.

При их появлении губы леди Кэтрин их сухой улыбочки сжались в негодующую линию; но ни одного выпада, кроме недовольной мины в сторону Дарси, не последовало. Величественным жестом она повелела занять место на одной из кушеток, почетным полукругом расположенных вокруг ее грандиозного кресла. Энн и миссис Дженкинсон уже были усажены наискосок от Ее светлости с их привычным запасом шалей; правда нынче Энн была в очень удачном платье, которое неожиданно шло и украшало ее столь невыразительное обычно существо.

– Разве не мила сегодня твоя кузина, Дарси? – спросила леди Кэтрин, когда он поклонился Энн.

Дарси успел спрятать предназначенную кузине улыбку. Увы, теперь искренний комплимент выглядел бы не более как готовность угодить тетке, и только усугубил бы неестественность их ситуации. Выпрямившись после поклона, Дарси заметил, что Энн, расстроено избегая его взгляда, нервно мнет пальцами свою шаль.

– Кузина Энн, – обратился он настойчиво к ней, в намерении все же завладеть ее вниманием, тем мягким, но серьезнейшим голосом, к которому он прибегал при важных разговорах с сестрой, – Энн, повторил он, добившись, наконец ее ответного взгляда. – Вы действительно хорошо выглядите сегодня.

Легкий румянец вспыхнул у нее на щеках, она тотчас потупилась; и все же он успел заметить промелькнувшую благодарность и, может, даже удовольствие от редкого искреннего комплимента. Так, значит, не настолько она равнодушна к вниманию других, как старается показать внешне! Однако, ее мир удручающе мал, ограниченный пристрастиями ее светлости и неумными стараниями беречь здоровье дочери. Конечно, искренность была редкостью в таком мирке.

Пора было занять место, но ни одна из кушеток не представляла ему достаточно надежной опоры ввиду приближающегося испытания, если можно было верить стрелкам часов, указывающим назначенное для визита время. Впрочем, он не успел ничего придумать, как дверь распахнулась, вынудив его бедное сердце предательски вздрогнуть.

Еще была пара мгновений в его распоряжении, пока пастор и его супруга первыми протискивались в дверь. Преподобный как всегда весь внимание и подобострастие, миссис Коллинз, однако же, поздоровалась просто и естественно. Мисс Лукас держалась рядом с ней, обмирая от робости пред взором Ее светлости, и только теперь появилась Элизабет. Шляпка и накидка были оставлены внизу, но платье было тем же самым, что утром. Кремовый муслин, затканный синими цветочками, и кружевная кайма по краю изящно облегавшего ее прелестную фигурку платья шли ей необыкновенно. Он силился взять себя в руки в то время, пока ее глаза блуждали по комнате в ожидании ее очереди в церемониале приветствий. Вот она пристально посмотрела на леди Кэтрин, мельком глянула на Энн и ее компаньонку, потом оживились при виде Фицуильяма. И вот, в какой-то нереально зависший в небытие миг их глаза встретились. Пересеклись взгляды двух пар глаз с таким неожиданно синхронным порывом, что душа Дарси, показалось ему, рванулось навстречу ее душе в отчаянной попытке единения. Ошеломленный, он поспешно отвел взгляд, опережая ее реверанс своим скомканным поклоном. Излечение пресыщением общением с ней? Да как такая нелепая мысль вообще могла прийти ему в голову?

– Мистер Коллинз, прошу садиться, – бесцветным голосом велела леди Кэтрин, указующе махнув рукой налево.

– Премного благодарен, Ваша светлость, – опять согнулся пополам мистер Коллинз, а потом засеменил через комнату точь-в-точь как та перепелка, что Дарси вспугнул вчера утром на прогулке верхом. – Вы сама снисходительность, мэм, это факт, разумеется, общеизвестный…

– Миссис Коллинз, мисс Лукас, – прервала она его излияния.

Миссис Коллинз просто села рядом с супругом, а ее сестра поспешно нырнула за нее, подальше от глаз леди Кэтрин. Но Дарси был не в состоянии оторвать глаза надолго от той, по которой они так тосковали; и, невзирая на опасность, он опять посмотрел на нее. Она стояла совершенно спокойно, пока рассаживались ее унизительно хлопотливые родственники, только чуть дрогнули ее губы. Еле сдерживаемая улыбка, тронувшая ее губы, тайно искрящийся в ее чудных глазах смех необыкновенно украсили ее. Затем на ее лице появилась то уже знакомое ему вежливо-обдуманное выражение, призванное скрыть неуместное в этой ситуации веселье. Итак, понял Дарси, в свою очередь стараясь сохранить серьезность, вот и получен ответ на один их его вопросов. Мистер Коллинз и все окружение Ее светлости могут обмирать и трепетать от страха, но только не она.

– Мисс Элизабет Беннет, – невыразительно кивнула леди Кэтрин, и последняя гостья легко и грациозно прошла к своему месту.

Любопытно, как скоро раскусила она его тетушку. И что же, интересно, будет дальше?

Но на этот вопрос ответ дал Фицуильям, обошедший кругом всю компанию и присевший на кушетку рядом с ней. Лицемер проклятый! Дарси в сердцах опустился на единственное свободное место рядом с теткой, впрочем, как раз напротив Элизабет и кузена. Проглотив досаду, он решил компенсировать неудачу возможностью наблюдения за их манерой общаться, а также посмотреть, что можно извлечь из этого положения полезного для него. Но леди Кэтрин, не позволяя ему отвлечься на свой план даже на секунду, сразу же уболтала его только ей интересными глупостями до такой степени, что он в минуту достиг точки кипения. Ему не удалось ничего уловить из их оживленной беседы, кроме обрывков слов и взрывов смеха с обоих сторон. Фицуильям очарован ею, это было очевидно. Дарси легко угадал все признаки по его поведению. Сначала, может, он и попробовал заурядный флирт, но теперь он был уже очарован, нет, хуже того, заинтригован не только внешностью и манерами необычной новой знакомой. Похоже, он уже оценил и незаурядность ее ума. Дарси поерзал. Но это же было неизбежно. Она не жеманничает, и не ломается в модной томной скуке, как большинство великосветских женщин. Нет, ее очарование настолько естественно и искренне, что наделенный умом и чутьем к истине мужчина не может не поддаться ему. И Ричард, черт его побери, уже покорен ею!

– Что ты сказал, Фицуильям? О чем вы говорите? – Недовольный тон леди Кэтрин заставил Дарси сообразить, что уже несколько минут он вовсе не слушал тетку. – Что именно ты сказал мисс Беннет? Я должна знать.

Да, давай, выкладывай, Ричард, безжалостно подумал Дарси.

– Мы говорили о музыке, мадам, – рассеянно ответил Фицуильям, настолько не желая переключаться со своей соседки на что-нибудь иное, что, даже отвечая, не более чем на миг оторвал от нее взор.

– О музыке! Тогда говорите громче. Это же моя любимая тема. Если речь идет о музыке, я желаю участвовать в разговоре. – И она откинулась в кресле, явно умиротворенная возможностью болтовни на столь неисчерпаемую и нейтральную тему. – Уверена, немногие в Англии способны так глубоко, как я, наслаждаться музыкой, и имеют такой же прирожденный вкус. – Дарси просто ушам своим не верил. Неужели она думает, что человек в твердом уме способен проглотить эту нелепость? Или это тест для гостей на наивность? Но ни один из ответов не сделает ей чести.

– Если бы я всерьез училась музыке, я бы стала настоящим профессионалом, – так же самоуверенно продолжала Ее светлость. – И Энн тоже, если бы ей здоровье позволяло. Я уверена, она бы стала прекрасным исполнителем. – Она помедлила, ожидая поддержки со стороны своих слушателей, но, не в силах выпустить из рук такую богатую возможностями тему, повернулась к сидящему рядом племяннику с вопросом, – Как идут дела у Джорджианы, Дарси?

– Очень хорошо, мэм, – охотно ответил он, – Она очень любит заниматься музыкой, и слушать ее игру одно удовольствие, но увы, аудитория ее невелика.

Краем глаза Дарси отметил, что при упоминании его сестры Элизабет переключила свое внимание с кузена на него самого. И потому он продолжил эту тему.

– Она играет только для членов семьи, – объяснял он в сущности для Элизабет, старательно глядя в другую сторону, – но за последние несколько месяцев она сделала существенные успехи в мастерстве и выразительности.

– Я очень рада слышать такое обнадеживающее мнение о ней, – опять захватила инициативу леди Кэтрин, – и прошу тебя передать от моего имени, что она не достигнет вершины мастерства, если не будет постоянно практиковаться.

Ошеломленный таким неуместным советом Дарси исключительно благодаря унаследованной от предков выдержке смог ответить ей вежливой фразой в том смысле, что его сестра совершенно не нуждается в таких советах, потому что занимается постоянно.

– Тем лучше. И чем больше, тем лучше, – настойчиво продолжала Ее светлость, – и, когда я буду писать ей в следующий раз, я непременно накажу ей не пренебрегать занятиями ни в коем случае.

А я позабочусь не допустить подобных поучений, решил Дарси, сжав челюсти. Он не допустит вмешательства в образование и душевное спокойствие Джорджианы особы, которая не заслуживает его уважения в этой части. Бесконечные советы леди Кэтрин, кроме разве что вопросов касательно правил этикета, не заслуживали ни малейшего внимания. Раньше он приписывал эту назойливость избытку, скажем так, свободного времени и внимания к семейным связям. Но ее идеи, озвученные карманным ее пастором, и весьма ясно высказанные сегодня ей самой, ясно дали понять Дарси, что тетка намерена сделать себя членом его семьи в буквальном смысле. А он не намерен допустить такого несчастья.

– Я часто повторяю молодым леди, что без постоянной практики совершенства в исполнении не достичь, – напыщенно вещала леди Кэтрин подчеркнуло повернувшись в сторону Элизабет, уверенная во внимании аудитории. – И я не раз указывала мисс Беннет, что она не сможет улучшить свое исполнительское мастерство, если не станет постоянно упражняться. – Дарси следил за реакцией Элизабет, ведь он уже понял, что сейчас последует самое беспардонное, если не оскорбительное замечание. Как-то она воспримет это? – И, так как у миссис Коллинз нет инструмента, она может всегда приходить в Розингс и играть на фортепиано в комнате миссис Дженкинсон. Там она никому не помешает, как вы сами понимаете.

Оглушенный стыдом от такой бесцеремонности и грубости в отношении гостьи, Дарси не расслышал ее ответа. Не решаясь встретиться с ней взглядом, он вскочил с кушетки и отошел к огромному окну с видом на парадный подъезд. Это непереносимо! Непозволительное отношение к гостям, пусть и не столь знатным!

Оживленный обмен репликами за его спиной вынудил его обернуться. Ричард галантно протягивал руку улыбающейся Элизабет. Нет, не похоже, что леди Кэтрин удалось хоть немного выбить ее из колеи. Или обескуражить надменным критиканством, поскольку направлялись они с Ричардом к прекрасному, но пропадающему в забвении инструменту в углу гостиной. Она будет играть! Дарси, не доверяя самому себе, не рискнул продвинуться в направлении к ней далее кушетки. Она положила пальчики на слоновую кость клавиш, взмах ресниц, ее взволнованный вдох, Господи, как ему желанно и знакомо уже это предвкушение удовольствия. Но Элизабет не спела еще и половины песни, леди Кэтрин не придумала ничего лучшего, как опять вернуться к тем же разговорам о делах да о Пемберли. Он отвечал что-то кратко и рассеянно, не сводя глаз с певицы; но это было бесполезно. Нет, он хочет слушать Элизабет, а не тетушку!

– Извините меня, мэм.

Он резко поднялся, оборвав Ее светлость на полуслове, и решительно направился к оживленной парочке у фортепиано. Останавливаться на полпути было не в его характере, так что скоро он оказался там, где лучше всего мог наслаждаться ее пением, то есть прямо перед своей прекрасной мучительницей.

– Вы полагаете, мистер Дарси, что ваш внушительный рост поможет вам смутить меня? – спросила она, лукаво изогнув бровки. – Только вам это не удастся, несмотря на то, что ваша сестра такая замечательная пианистка. Мое сопротивление при попытках надавить на меня только усиливается, так что чем сильнее меня запугивают, тем храбрее я становлюсь.

Знакомый возбуждающий тон их прошлых словесных дуэлей спровоцировал легкую улыбку на его губах и достойный опытного фехтовальщика ответ.

– Не стану отрицать свое намерение запугать вас, поскольку все равно вы так не думаете, – он улыбнулся тому, что верно предугадал ее гримаску досады. – Почти сразу же после знакомства с вами я понял, что вы получаете большое удовольствие от высказывания мыслей, в которые сами вы не собираетесь верить.

Веселый смех Элизабет в ответ на его остроту был более чем щедрым вознаграждением за все неприятности этого вечера.

– Какое же мнение обо мне сложится теперь у вас, – Элизабет повернулась к Фицуильяму, – если ваш кузен учит не верить ни одному моему слову. – Ричард неодобрительно покачал головой, и оба обернулись к Дарси. – Какое невезенье встретиться с единственным на свете человеком, способным вывести меня на чистую воду, причем именно в той части света, где я надеялась представить себя в наиболее выигрышном свете, – продолжала она, – Согласитесь же, мистер Дарси, крайне невежливо с вашей стороны выкладывать на всеобщее обозрения те мои недостатки, что вы случайно узнали в Хартфордшире. И, заметьте, к тому же это очень неблагоразумно, ведь мне сразу захотелось отомстить и порассказать о вас такое, что вызовет настоящий шок у ваших родственников.

Ричард только довольно посмеивался, но Дарси не сдавался.

– Этим вы меня не испугали. – сказал он с улыбкой.

– Умоляю, скажите, в чем вы его обвиняете, – я хочу знать, – каков он среди незнакомцев.

– Что же, тогда знайте, – подхватила она вызов, – и приготовьтесь услышать поистине ужасные вещи. Как вам известно, впервые мы встретились в Хартфордшире на балу – и что же он сделал, как вы полагаете? Он танцевал только четыре танца! Простите, что я причиняю вам боль – но это чистая правда. Всего четыре танца, хотя джентльменов не хватало; и мне точно известно, что многие леди должны были пропускать танцы из-за нехватки партнеров. Мистер Дарси, вам не удастся опровергнуть этот факт.

Она взглянула на него с очаровательной отвагой. Может, он все же поспешил принять вызов. Совершенно справедливое обвинение с ее стороны. Но ради всего святого, как мог он предположить, что глупые деревенские танцы среди чужаков сыграют такую важную роль в его жизни?

– В тот день я не имел чести быть представленным ни одной леди за исключением тех, с кем прибыл, – отважился он защищаться.

– Возможно; только, конечно же, на балу совершенно не с кем познакомиться, – легко отмела она его аргументы. – Однако, полковник Фицуильям, что мне сыграть? Мои пальцы ждут ваших повелений.

Задетый за живое, он не смог примириться с таким завершением спора.

– Возможно, мне и стоило попросить представить меня, но мне всегда нелегко решаться на знакомство в совершенно ином кругу.

– Стоит ли выяснять причину этого у вашего кузена? – обратилась она к Фицуильяму, лукаво сверкнув глазами, – Почему же разумный и образованный человек, вращающийся в великосветском обществе, затрудняется заводить новые знакомства?

– О, ответить нетрудно, – заверил ее Фицуильям, подмигнув Дарси. – Я с легкостью могу ответить за него. Он просто не желает утруждать себя.

Посмотрим, как ты запоешь у меня, когда денежки кончатся к концу квартала, приятель, злорадно пригрозил Дарси ему про себя. Чем же ему ответить? Нельзя на этом ставить точку, нет сомнений. А если правду? Может, пора узнать, способна ли она на простую искренность. Он пристально, со значением посмотрел ей с глаза.

– Поверьте, я не наделен от природы талантом легко заводить разговор с незнакомцами, – признался он, – мне нелегко настроиться на тон разговора, или изобразить интерес к чужим проблемам, хотя многим это легко удается.

Также пристально взглянув ему в глаза, Элизабет ответила,

– Мои пальцы не могут с такой же легкостью, как у других пианисток, порхать по этим клавишам. Им не хватает мастерства и выразительности. Однако я всегда полагала, что причина этого в том, что я недостаточно практикуюсь за инструментом. А вовсе не по причине неспособности моих пальцев к обучению.

Дарси, застыв на месте, в изумлении слушал ее ответ. Она была абсолютно права; он сразу понял это. Но не сама правота ее объяснения поразила его и заставила его сердце отчаянно и неровно колотиться. Это Диана и Минерва, это смелость и мудрость в сосредоточенная в этой очаровательной музе, сидящей здесь за инструментом его тетки! Невероятная, необычайная женщина! Она не только отважно отвергла его доводы и показала его заблуждения, но и сделала это исключительно тактично и изящно. И, глядя в эти дивные, внимательные глаза, он понял, что никакой силы над своим сердцем он уже не имеет, как не может и сдерживать более счастливую улыбку восхищения ею.

– Вы совершенно правы, – признал он. – Вы гораздо лучше распорядились своим свободным временем. – И, проникновенно посмотрев ей в глаза, он продолжил свою метафору в надежде, что она склонна оценить его усилия. – Никто из тех, кто имеет честь слушать ваше исполнение, не старается отыскать в нем изъяны. А от посторонних ни Вы, ни я не ждем признания и одобрения.

Позже ночью, лежа без сна в неудобной кровати гостевых апартаментов, Дарси имел уйму времени для того, чтобы перебирать в уме бурные события этого вечера. Пора разобраться со своими чувствами к мисс Элизабет Беннет и прийти, наконец, к какому-то разумному решению! Свеча рядом с ним потрескивала, отбрасывая пляшущие тени на полог кровати над его головой. Он закинул руки с переплетенными пальцами за голову и вытянулся в полный рост на постели. Ничто не мешало ему отчетливо видеть ее, и ничто не отвлекало его от мыслей о ней. Почти ничего не было сказано между ними после памятного разговора у фортепиано, за исключением вежливых банальностей, но он вспоминал каждый ее взгляд и улыбку, каждый реверанс и движение, обращенные к нему. Ее поза перед инструментом, отблески свечей в ее глазах. Удовольствие от каждой ее улыбки и лукавой гримаски, от каждой песни. Он ничуть не преувеличивал те ее достоинства, что он расхваливал Джорджиане в своих ответах на ее любопытные расспросы. Она отзывчива и сострадательна к тем, кто в этом нуждается. А сегодня он сам был свидетелем ее тактичности в ответах на придирки его бесцеремонной тетки. Оставалось только понять себя. И свои чувства.

Какого выхода в итоге он жаждет из этого мучительного клубка противоречивых чувств? Что же это за мистические чары, которыми опутала его девушка из Хардфордшира? Первой задала вопрос вся непосредственность Джорджианы: он ее… любит? «Я не знаю», ответил он тогда. Все это время он уклонялся от простой правды всеми способами, но пора каким-то образом обрести покой!

Попробовать начать с самого начала? Он очарован ею, нет в том сомнений. Его неотвратимо тянет к ней. Да, всеми фибрами его души. Нет сил противостоять желанию насладиться ее остроумными репликами, не отвечать на ее призыв к схватке. И потом…, Дарси помедлил. А чего еще? Он горько рассмеялся в своем одиночестве ночью на постели, он, бедняга, которому ничего не остается иного, как записывать в строку за строкой в гроссбухе достоинства женщины! Лучше просто признайся, – велел он себе, следя за мерцающими тенями на стене, чтобы просто оттянуть еще раз тот миг, что навсегда изменит его жизнь, – «что ты любишь ее». Он тихо и внятно сказал себе вслух – «Ты любишь ее».

Он переступил черту, и обратного пути нет. Сколько же месяцев он тщетно мучил себя, отрицая очевидное, даже когда грезил о ней наяву? Что только не делал он для того, чтобы избавить свое тело и душу от одержимости ею, даже с попробовал чары другой женщины в Норвике! Глупый фарс с самого начала – отправляясь, откровенно говоря, в поисках других объятий, одновременно, вместо того, чтобы сжечь, заботливо захватить с собой шелковый драгоценный амулет. Да, в конце концов он нашел силы отпустить ее ниточки на волю ветра, но что он получил в итоге? Вместо иллюзий ту реальность, которая уже не выпустит его из рук – это же не легкий шелк. Он любит и ее, и все то, что она привнесла в его жизнь. Он страстно жаждет ее, от этой мучительной остроты желания ее нежности, близости ее тепла у него перехватило дыхание. Ее присутствие рядом в Розингсе показало ему, что дала бы ему возможность постоянно быть рядом с нею. Теперь даже одна мысль о том, чтобы вернуться к прежней борьбе со своими чувствами была невыносима. В возбуждении Дарси соскочил со смятой постели голыми ногами прямо на холодный пол.

«Простейшее решение проблемы», рассуждал он сам с собой, в темноте расхаживая по комнате, «это жениться на ней»!

То, что раньше казалось немыслимым, стало истиной. Почему нет! Он знал это, он видел ее сотни раз рядом в прогулках по Пемберли. Ведь так естественно чувствовать ее рядом, рука об руку. И он замер, пытаясь прочувствовать новое ощущение возможности союза с нею. Он остановился, не в силах вдохнуть. «Его хозяйка Пемберли, старшая сестра его сестры, мать его детей», пела его душа. Он остановился и опустился на кровать. Возможно ли доверить ей все самое дорогое ему на свете, да еще и его сердце в придачу?

Мешать соединенью двух сердец я не намерен …*, вспомнил он начальные строки сонета. «Да, все эти препятствия», подумал он, откинувшись на подушки. Серьезные препоны никуда не исчезли. Это сердце его истекало желанием, но его разум не мог не признавать пропасти между ними. Он вспомнил о Бингли, и о том, как рьяно он убеждал его отказаться от союза с той самой семьей, с которой теперь собирался породниться сам! Какое унижение для его имени и семьи, а ведь не уронить их честь он просто обязан, он связан клятвой. Его неизбежно осудят все родные, и особенно сестра матери, леди Кэтрин. Примут ли они Элизабет, или же оба, а потом и их дети тоже, станут изгоями в их клане, вот вопрос. И с другой стороны, никуда не деться от оскорбительного отношения к нему со стороны ее семьи, невоспитанность и низость поведения которых так ярко выставила их всех напоказ в течении того бала в Незерфилде. Результатом может быть только презрение к нему со стороны его общества. Он вспомнил позорный конец бала, вспыхнувшее от стыда лицо Элизабет, ее несчастные глаза, и как хотелось ему броситься к ней на помощь, утешить ее; Господи, он ведь любил ее уже тогда! Мешать я не намерен… Он должен, он жаждет насладиться ее теплом, живостью, сердцем и умом в своем родном Пемберли. Хочет, чтобы желание Джорджианы сродниться с ней стало чудесной явью. Хочет познать ту сладость и полноту жизни, что только она одна может подарить ему. Он любит ее. Только, достаточно ли этого? Эмоции и мысли заметались в его груди. Долг и желание…

Он судорожно зевнул. Дарси посмотрел из под отяжелевших век на часы на каминной полке. Уже третий час, так что не время для подобный решений. Даже, придется признать, и завтра тоже еще не время. Он обнял подушку и, повернувшись на бок, постарался укротить бесформенный матрас. Еще есть время – он легко может продлить свой визит, воспользовавшись этим для пристального наблюдения за ней, изучения настроений ее ума и мнений по разным вопросам и в различных ситуациях. И проверить прочность своих чувств при таком близком общении. Еще есть время. Но решение, обещал он себе, будет принято еще до его отъезда из Розингса.

Едва двери Розингса плотно закрылись за ним, Дарси крепко сжал золотую рукоятку своей излюбленной трости в виде головы грифона, и, перешагивая через ступеньку, быстро спустился к парку, направляясь по дорожке к Хансфорду. Несмотря на беспокойную ночь, в предвкушении наступающего дня он проснулся в необычно приподнятом настроении. Открыв глаза, он так остался лежать без движения, смакуя вчерашние откровения, словно глоток с крепкого вина, пьянящая сладость которого возбуждает и мозг, и тело. Насколько… иначе он ощущал мир сегодня. Ну а как, собственно? Его губы сложились в привычную усмешку этому рациональному и прикипевшему к его натуре второму я. Какое это имеет значение? Он ощущал себя таким невероятно… живым! Звуки привычных манипуляций Флетчера из смежной комнаты направили его мысли в другое русло. Скоро войдет слуга и сообщит, что все готово для его утреннего туалета. Дарси повернул голову и посмотрел на пустую подушку рядом. Флетчеру придется внести коррективы в рутинный ход вещей, когда… Нет, сейчас не надо об этом, не время отвлекаться на мечтания, а пора за дело, ведь с таким трудом принятое решение еще предстоит воплотить в жизнь. Он должен увидеть Элизабет! Именно этим утром! Причем без Ричарда. Отбросив одеяло, он вскочил и без промедления открыл дверь, известив опешившего Флетчера, что желает приступить к одеванию немедленно. Побритый и одетый в рекордный срок, он спустился в пустую, слава Богу, комнату для завтрака и быстро проглотил вареные яйца, потом чашку кофе с тостами. И теперь он шагал к цели по безлюдному парку.

Слава Богу, прекрасный день! В роще Дарси замедлил шаг, надежно скрытый деревьями от любых возможных наблюдателей из окон Розингса. Он сообщил Флетчеру только то, что для всех любопытных – он ушел на прогулку; но не сказал, куда именно. Из этой рощи он может направиться в любую сторону, и пусть себе желающие гадают, в какую именно. Наклонные лучи солнца проникали сквозь листву, превращая в золото пляшущие пылинки над той волшебной тропой, что манила его навстречу счастью. Дарси усмехнулся своим глупым мыслям и покачал головой – но слово уже прозвучало, и связанный с ним образ явился непрошенным перед его взором. Леди Силвэни. Он сравнивал ее с волшебной принцессой, а она оказалась ведьмой. Черные как ночь локоны и серые глаза, чарам которых он почти поддался в галерее Норвика, ему вряд ли удастся позабыть. Он встряхнул головой, отгоняя наваждение. Нет, хватит с него волшебства, он выбирает тропу, которая приведет его к живой и реальной, с честной душой и прямым характером женщине.