Глава 7. Сказать, что он был зол, – значило ничего не сказать

Сказать, что он был зол, – значило ничего не сказать. Рон пребывал в бешенстве. Нет, он, конечно, любил Джорджа, но даже самые теплые братские чувства когда-то могут исчезнуть. Когда бледная Яна открыла ему дверь, он коротко поцеловал ее в щеку. Она обняла его в ответ, и Рон даже обрадовался, не уверенный точно, кому из них больше нужна поддержка.

– Прости, что я вызвала тебя в такой час…

– Ничего. Я уже привык к его выходкам. Что на этот раз?

– Меня вызвал Смит три часа назад, сказал, что надо вылечить человека которому Джордж разбил голову.

Рон нахмурился.

– Раньше он не увлекался членовредительством.

– Да, он ограничивался ущербом собственной персоне. И, тем не менее, когда я явилась, тут действительно оказался пострадавший. Немолодой, но очень красивый мужчина. Обычно Джордж таскает кого-то попроще. Я думала, что это его очередная пассия, но все еще хуже. Это Люциус Малфой.

В это было трудно поверить.

– Кто?

– Люциус Малфой. Тот самый Люциус Малфой.

Он кивнул. Имя слишком редкое, чтобы можно было надеяться на ошибку.

– Не знал, что они достаточно знакомы, чтобы ходить друг к другу в гости.

– С разбитой головой? Я его вылечила, и, судя по всему, у этого господина с Джорджем нет ничего общего, он не желал задерживаться в этом доме. Я хотела увести его от греха подальше, когда заявился твой брат с бутылкой виски, сказал, что они собирались выпить, и попытался меня выставить.

– Но ты не ушла.

Яна покачала головой.

– Конечно, нет. Я еще помню, как он ведет себя, когда пьян.

– И что случилось?

– Они выпили, вернее, Малфой взял у него бутылку и осушил из горлышка почти треть. Потом он встал, сказал «благодарю» и пошел к балкону. Вышел туда, минуту постоял, глядя на звезды, а потом бросился через перила вниз. Знаешь, что сделал твой брат? – только сейчас он заметил, как у Яны дрожат руки. – Он побежал следом и прыгнул за ним. – Хорошо, что в этом доме шестьдесят этажей, и я успела вовремя применить чары левитации. Они оба живы. Господи … – она без сил опустилась на пол и заплакала. – Это уже переходит все границы.

Рон был готов признать, что из всех жен Джорджу повезло только с Яной. Она все еще любила его, правда, в последние годы скорее как собственного ребенка.

– Что делать? – он так же обреченно сел рядом.

И правда, что? Он ведь пытался. В каждой семье у всех есть свои любимчики. Рон никогда бы этого не признал, но он обожал близнецов, восхищался их близостью, трудолюбием, нескончаемым задором и жаждой жить. С детства, таскаясь за ними хвостиком, он очень хотел стать для них третьим, но всегда чувствовал себя лишним. Не обижался, просто понимал, что такую близость не заслужить, с такой взаимной любовью можно только родиться. Когда Фред умер… Джордж дышал, ходил, говорил, но он больше не улыбался. Нет, его лицо порой складывалось в соответствующую мимику, но теперь это был не насмешливый ласковый шут, а злой пьяный паяц. Все боялись за него, глаз не спускали, но он не пытался что-то с собой сделать. Просто отказывался разделить их боль, словно его собственная была какой-то совершенно особенной, другой, ее бы никто из них не понял. Рон старался… Он отбросил мечты об аврорате и стал помогать Джорджу с его бизнесом. Вернее, мешать, потому что все его усилия сводились к тому, чтобы не позволять брату проводить на работе двадцать четыре часа в сутки, ставить особенно рискованные опыты и громить собственный кабинет в приступах неконтролируемого бессловесного отчаянья. «Ты слишком его жалеешь, – упрекала Гермиона. – Вы все слишком его жалеете. Оставьте Джорджа в покое. Он переживет… Он на самом деле уже пережил, а все эти выходки он совершает лишь потому, что имеет благодарную публику в лице своих родных. Оставьте его на время». Впервые в жизни его жена была в чем-то настолько не права. Рон иногда ненавидел себя за то, что послушал ее и бросил бизнес, занявшись тем, чем хотел заниматься на самом деле. Джордж не рассматривал его поступок как предательство, он вообще не заметил ухода Рона. Как никогда толком не замечал… Он всегда видел только Фреда, его единственной семьей по-настоящему был один Фред. До остальных ему не было дела… Он перестал притворяться, что все хоть немного в норме. Джордж играл с риском истинного фаталиста, но ему во всем везло, деньги просто липли к его рукам. Богатство порождает внимание окружающих, огромное богатство – еще и скуку. О первой жене Джорджа было известно только то, что во время деловой поездки в Америку он не отказался от предложения колдуна, сеть аптек которого намеревался купить под свои магазины, отметить сделку в Лас-Вегасе, там же напился, и в лифте отеля ему сделала минет какая-то девица из стриптиза. Утром она, даже к своему собственному удивлению, проснулась миссис Уизли. Джорджа эта игрушка забавляла ровно три дня, потом он так же поспешно развелся, по своей воле заплатив этой особе неплохие отступные. «Гермиона, – орал Рон. – Джордж себя погубит!» Она была неумолима: «Блеф, все это скоро ему надоест». Он почти поверил, когда после мужика из Голландии, сменившего пол и ставшего второй миссис Джордж Уизли, в жизни его брата появилась Яна. Это, казалось, наконец было всерьез и надолго. Она была волшебницей, она была красавицей, она в какой-то момент его полюбила. Увы… Долгим и красивым в этой истории был только пролог. Организм его брата, похоже, отторгал любую душевную близость. Он бросил Яну. Бросил некрасиво, уехав в Париж с женой номер четыре. Просто в самолете оказалась безумно привлекательная стюардесса… Рон учился не принимать Джорджа близко к сердцу. Это было больно, приходилось себя ломать, но после брака номер пять стало понятно, что ничего не изменится. Тогда Джордж впервые порезал себе вены, прогнав пятую жену. Потом, даже перестав коллекционировать браки, он приобрел привычку себя убивать. Регулярно, нелепо, и Гермиона снова сказала: «Перебесится», но Рон уже не мог так жить. Он и Яна способствовали тому, что его брата подвергли психиатрической экспертизе. Джордж был вменяем, ему просто было сложно жить без Фреда. Ни сын от третьего брака, ни дочь от пятого были не в состоянии изменить ситуацию. Нет, Джордж был щедр со своими отпрысками, иногда не без удовольствия с ними возился, но дети не стали смыслом его жизни.

– Может, снова попробуем положить его в больницу? – Яна все еще верила в чудеса.

– И что? С его деньгами он выпишется через неделю. Лучше уж в Азкабан.

– А что…

– Да ничего, я пробовал. Ему все время назначают штрафы за нарушение общественного порядка – и все.

Но Яна уже прониклась идеей.

– А если этот Малфой напишет заявление, что Джордж его едва не убил? Я дам показания, и мы хотя бы год будем спокойны, что он ничего с собой не сделает.

– Это если Малфой его напишет, а я что-то сомневаюсь. Ладно, где они?

– В кабинете. Признаться, я их намеренно заперла в помещении без окон, – Яна протянула ему две волшебные палочки. – Надеюсь, они еще живы. Хорошо хоть время позднее, надеюсь, соседи ничего не заметили.

– Ладно, разберемся, – в своих словах Рон был совершенно не уверен.

* * *

– Я уже опаздываю на занятия, – Невилл на ходу застегивал мантию. – Северус еще в душе, завтрак я ему заказал, так что…

Гарри смутился. На самом деле он понятия не имел, чего ожидать от своего первого дежурства. Но начинать было нужно, Рон и так все это время дежурил за двоих.

– Ты зовешь его по имени?

Невилл беззаботно кивнул.

– Мы коллеги, я теперь всего на год моложе, так что не вижу в этом никакой проблемы. Он – видит и по-прежнему зовет меня по фамилии, но так даже привычнее. Хотя, надеюсь, что это временно и однажды мы с ним подружимся.

Он невольно улыбнулся. Невилл всегда был хорошим парнем, иногда даже слишком. Чему Гарри завидовал – так это его умению быстро адаптироваться в любой ситуации.

– Ну ладно, а что мне делать?

– Да что хочешь. Читай, поговори с ним. Если Северус не будет приносить в жертву девственниц и устраивать темные мессы, то все в порядке. Обычно он такой экзотикой не увлекается, но кто знает, как скажется на нем твое присутствие.

Гарри невольно улыбнулся, но потом помрачнел.

– А он…

– Живой, здоровый. Сам увидишь. Извини, я опаздываю.

Невилл выскочил в коридор и закрыл за собой дверь. Гарри осмотрелся. Он никогда до этого не был в комнатах друга. Чище, чем могло бы. Много книг, куча всевозможных растений, горящий камин, на полке многочисленные фотографии с выпусков, но никаких личных. У Невилла было уютно, но этот уют казался бессодержательным.

Прекратившийся шум воды в ванной заставил Гарри сесть в кресло и схватиться за газету. Он отчего-то снова почувствовал себя мальчишкой. А ведь Невилл прав: на самом деле их со Снейпом разделял всего лишь один прожитый год. Совсем немного, если подумать. Ему тоже называть этого человека Северусом? Боже, какими глупыми бывают мысли тех, кто смущен.

Снейп вошел в гостиную в длинном домашнем халате, на ходу вытирая волосы, и в первую секунду даже не заметил его присутствия. Потом, когда полотенце было убрано, удивился:

– Поттер? Мне казалось, сегодня дежурство мистера Малфоя.

Он кивнул.

– Да, но Драко не смог прийти. У него семейные проблемы, и он просил меня его заменить.

Профессор только кивнул.

– Да, конечно. Прошу меня простить.

Снейп поспешно ретировался обратно в спальню и вернулся через пятнадцать минут, одетый как положено и застегнутый на все пуговицы. Неужели портной, шивший для него это бесконечное черное безобразие, еще жив, или Невиллу пришлось делать специальный заказ? Значит, для Малфоя годился и халат, а его встречают при полном параде. Что он там думал о смущении и глупых мыслях? Профессор занял кресло у окна и взял с подоконника книгу. Судя по всему, вести беседу он был не расположен. Гарри решил заговорить первым.

– Как вы себя чувствуете?

Снейп пожал плечами, даже не глядя в его сторону.

– Живым.

– Я рад, – никакой реакции. – Я действительно рад и надеюсь, что с вами все будет в порядке.

– Спасибо.

Со Снейпом всегда было трудно говорить и похоже, что этот факт ничего не меняло.

– Ваши воспоминания… Я хотел поблагодарить вас за все, что вы сделали для Ордена и для меня лично.

Боже, какие сухие и бестолковые слова. Казалось, на секунду спина профессора напряглась.

– Не нужно, Поттер. Вам не нужно быть вежливым со мной. Я этого не требую. Все мои действия были лишь последствиями совершенной ошибки, которая привела к тому, что вы остались сиротой. Не лгите ни себе, ни мне. Такое невозможно и не нужно прощать.

– Вы не простили? Вы ведь так себя и не простили, да? – ну кто, спрашивается, тянул его за язык? Снейп промолчал, давая понять, что разговор окончен. Почему, спрашивается, Гарри это не устроило? Он встал, обошел Снейпа и оперся на подоконник, разглядывая его лицо. Никаких изменений, все та же бледность, свидетельствующая о нехватке солнечного света, волосы, выглядевшие так, что если бы он не видел несколько минут назад, что профессор их все же моет, то, наверное, не удивлялся бы их жирному блеску. Никаких мимических морщин, только резкая горестная складка между бровями. Странно, в детстве ему казалось, что этот человек выглядит как старик, но сейчас он понимал, что это не так. Нет, красавцем Снейп, конечно, не был, но выглядел намного моложе своих тридцати восьми лет. Как странно отличается восприятие взрослого и ребенка.

– Поттер, прекратите так пристально на меня смотреть, – Снейп поднял глаза. В их вечной тьме было мало гнева, только раздражение.

– У меня жена умерла, – зачем-то сказал он.

– Я знаю. Примите мои соболезнования.

– Спасибо. Я думал о вас, думал, что вы чувствовали, когда погибла мама. Это невыносимая боль, но меня держат на этом свете мои дети и надежда, что если с вами все будет в порядке, то, возможно… Есть крохотная вероятность, что я смогу вернуть им мать, а себе – женщину, которую люблю, – он говорил спокойно, голос ни на секунду не дрогнул.

Снейп отстраненно взглянул в окно.

– Поттер, вы лучше меня знаете, что эта надежда иллюзорна. Никто не возвращается прежним.

– Тогда скажите мне, что с вами не так, Снейп? В чем брак? Покажите его мне, и тогда я смогу отчаяться, перестану мечтать и, возможно… Возможно, смогу принять свое горе, – вот теперь он кричал. Орал так громко, что оставалось надеяться, что комнаты Невилла надежно защищены заклинанием.

– Я не знаю, – профессор сказал это очень тихо. – То, что я совершенно не хочу жить, не покажется вам достойным основанием?

– Из-за воскрешения? Или вы всегда не хотели? С той минуты, как потеряли ее? Что же тогда вас держало?

Снейп взглянул на него.

– Вы сами видели – месть.

Гарри кивнул.

– И все же я хочу понять, что с вами произошло. Почему вы такой живой? Помогите мне разобраться, и я…

– Что "вы", Поттер? Успокоитесь? Вам будет менее больно?

Он почувствовал себя неожиданно очень слабым. Смерть Джинни навалилась на него всей тяжестью огромного горя.

– Это пройдет? Это когда-нибудь, отпустит?

Снейп выглядел задумчивым.

– Я надеюсь, что вас – да.

* * *

– Отец, – в душе Драко злость за пережитое волнение смешалась с огромной радостью. – Отец…

У него не получилось сразу взять себя в руки. Люциус кивнул. Может, он и хотел улыбнуться, но вышла какая-то болезненная гримаса.

– Прости, я вел себя недостойно. Наверняка расстроил мальчика.

Драко вздохнул, глядя, как отец подходит к дивану в его кабинете и опускается на него, устало вытянув ноги.

– Расстроил, но я уговорил его вернуться в школу. Я могу написать ему, что все в порядке, или нас еще ждут неприятные сюрпризы?

Люциус кивнул.

– Напиши, хотя я думаю, что, как ты выразился, «неприятные сюрпризы» теперь неизбежны вдвойне.

– Что-то произошло?

Люциус достал из кармана какую-то бумагу.

– Возьми.

Драко не сдвинулся с места.

– Что это?

– Разрешение для тебя пользоваться моим хранилищем в Гринготтсе и располагать хранящимися в нем средствами. Это два с половиной миллиона галлеонов, сын. Я думаю, тебе стоит заняться восстановлением родового гнезда. Я вел списки тех, кому что-то продавал, многие вещи переданы с правом выкупа в течение десяти лет. Надеюсь, это тебе поможет.

Да, его отец умел удивлять.

– Но как? Откуда эти деньги?

Люциус задумчиво смотрел в потолок.

– Я продал себя. Учитывая степень изношенности твоего отца, пять миллионов – неплохая цена. Мне предложили сделку, и я подумал, что не могу позволить себе эгоистично от нее отказаться. Мне нужно что-то сделать для внука, я хочу, чтобы Скорпиус, когда вырастет, жил в доме своих предков. Задаток я, как видишь, уже получил, так что все серьезно.

Драко нахмурился.

– И на что ты пошел ради этого?

Люциус пожал плечами.

– Некоторое время побуду игрушкой Джорджа Уизли.

– При чем тут Джордж Уизли?

– Мы встретились вчера вечером, вместе выпили, вместе… Впрочем, это не важно. По каким-то своим причинам он решил, что я его забавляю, и предложил сделку. Три года я буду жить на правах его домашнего любимца. Не уверен, что он сам до конца знает, что именно намерен со мной делать, но контракт предоставляет ему очень широкий перечень возможностей меня использовать. Через три года я получу оставшиеся деньги. Это может произойти и раньше, если я надоем мистеру Уизли достаточно быстро и он попросту разорвет соглашение. Все законно.

– Понятно.

Драко сел за стол. Люциус посмотрел на него.

– Ты не будешь на меня кричать?

– Я когда-то это делал? – он закусил губу, волнение последних дней давало о себе знать. Когда он взял перо, руки предательски дрожали. Драко несколько раз глубоко вздохнул, но желанное спокойствие все не наступало. – А каких слов ты от меня ждешь? Что именно я должен сделать? Хочешь знать правду? Я рад, потому что понимаю: если бы не эти странные обстоятельства, мы больше не увидели бы тебя живым. О чем ты думал? Что можешь все вынести в течение трех лет? Что тебе плевать на собственное унижение, если потом ты все равно сможешь умереть? Надеюсь, это время позволит тебе передумать. Хотя бы не ради себя, а ради Скорпиуса, если он еще хоть что-то для тебя значит.

– Драко…

Он не хотел драм. Их в его жизни было предостаточно.

– Помолчи, отец. Будь так добр, выслушай, раз уж сам спросил, что я думаю. Я никогда тебя до конца не понимал. С мамой было проще. Она любила тебя больше всех на свете, и любила меня, потому что я был твоим сыном и был тебе дорог. Но это не так, она заблуждалась, и ты доказал это. Ты, папа, живешь по странным законам. Дороже всего на свете тебе твои чувства и принципы. Ты считал, что должен матери, и готов был умереть ради этого долга. Теперь ты считаешь, что можешь отложить свои обязательства ради Скорпиуса? Отлично. Терпи, жертвуй, делай, если это то, что способно тебя удержать. Я приму это, потому что люблю тебя, отец. Я очень сильно тебя люблю, но сегодня на кладбище, когда ты заставил моего ребенка плакать не по умершей бабушке, а в страхе за твою судьбу, я впервые не смог тобой гордиться.

Люциус закрыл глаза.

– Драко, я заслужил твои слова. Я понимаю.

– Нет, отец. Мне почему-то кажется, что нет.

Глава 8

«Здравствуй, Миллисента.

Прости, что очень редко пишу. В школе, как всегда, полно забот, да еще Биннс каждый вечер достает советами и критикует мою манеру преподавания. Три года как в отставке, а все еще не может с этим смириться. Достал! Я защитила кабинет от призраков, чтобы он хоть в ход уроков не вмешивался. Он оскорбился. Ну и черт с ним. Минерва сказала, что я веду себя слишком резко. Ха, себя бы вспомнила, старая кошка! Впрочем, на нее я не обижаюсь, вынужденная дипломатия – это часть ее должности. Ей со всеми приходится ладить, а мне, к счастью, это без надобности.

Помнишь, в конце прошлого года я писала, что Невилл Лонгботтом очень даже ничего? Так вот, он действительно «очень» но при этом полное «ничего». Нет, я попробовала, в конце концов, в моем возрасте пора не просто всерьез задуматься о замужестве и воспитании собственных, а не чужих детей, но и как-то поторопиться с обретением семейного счастья. То время, что я проработала с ним, убедило в том, что он идеально мне подходит. Состоятельный, покладистый, герой войны опять же… Увы, дорогая, как только дело доходит до женщин, он глух, слеп и нем. Нет, с ним можно ходить в Хогсмид, болтать на множество тем, гулять по вечерам, но пока его не ткнешь носом в свои намеренья, он ни черта не поймет. Ты же меня знаешь, Милли, я ткнула. Не из-за Ханны, она мне не конкурентка. Влюбленная женщина никогда не обойдет свою расчетливую соперницу. В общем, Милли, мы целовались, точнее, я его поцеловала, на что он ответил: «Пэнси, я не уверен, что я – тот человек, который тебе нужен». Я как раз абсолютно уверена, что он – не тот, но когда это мешало нормальному браку? В общем, Лонгботтом теперь помечен в моем списке жирным черным крестом. Дружить с ним по-прежнему можно, и после всего произошедшего эти приятельские отношения нравятся мне еще больше, но как супруг он бесперспективен.

В начале года я делала ставку на Вуда. Не женат, старше, отличная задница, но увы… Он имеет порочную склонность к юным фанаткам квиддича. Чем они более глупые, восторженные и упрямые – тем лучше. Тут никому не обойти Констанс Флинт, она так запустила в него свои коготки, что остальные старшеклассницы на профессора Вуда даже взглянуть боятся, чтобы не получить невзначай бладжером по голове. Не думаю, что там уже все серьезно, ведь в школе довольно строгие правила. Но ей уже семнадцать и она озабоченная влюбленная совершеннолетняя слизеринка, так что уверена, Констанс окажется в его постели еще до выпускного бала. Если Вуд не дурак, то он ее не упустит. В конце концов, кто он? Бывшая звезда, строчка в истории квиддича, а за этой девицей – будущее. Ее уже пригласили в три профессиональных команды. Нет, есть, конечно, возможность попробовать разбить эту наметившуюся парочку… Стоит мне написать письмо ее отцу о пристрастиях дочери – и Констанс пинком отправится в Дурмштранг, но я не стану этого делать. Не знаю даже, почему. Либо это сомнительная женская солидарность, либо мне на самом деле ничего, кроме задницы, в Вуде не нравится.

Как у тебя дела? Как Грегори? С моими крестниками все в порядке, я присматриваю за ними. Они попытались подружиться со Скорпиусом Малфоем, но мне удалось вовремя это пресечь, ты же знаешь, сколько дерьма с этими Малфоями. Жаль, что им не отказать в обаянии. Мне стоило определенного труда возненавидеть маленького Скорпиуса. Он чудесный ребенок. Умный, вежливый, рассудительный и не по-детски серьезный. Больше похож на Люциуса, чем на Драко, его чертам уже сейчас недостает отцовского обаяния, знаешь, такого нервного, чувственного, с легкой хитринкой. Ну да ладно, ты не хуже меня помнишь Драко в школе, так что все поняла. Этот мальчишка просто холодный и надменный, но да, черт возьми, он мне нравится. Это какая-то моя болезнь, Милли. Я не думала, что спустя столько лет все будет так плохо. Как же я ненавижу его отца! Пытаюсь помнить об этом каждую минуту, глядя на сына, но иногда мне не удается. Тогда я накручиваю себя. Вспоминаю все те слова, что он написал мне тогда. Один ответ на сто одно письмо, полное тревоги и ожидания. Один гребаный ответ, что я слишком пуста и черства, чтобы однажды наполнить меня нормальными человеческими эмоциями или размягчить свое отношение ко мне в виски, чтобы терпеть отсутствие собственного мнения и прочие недостатки. Я не знаю, как он мог такое написать? До сих пор не знаю. Да я ради него на весь Большой зал кричала, мол, давайте отдадим Поттера Волдеморту! Зная, что меня никто не поддержит, просто на одном желании, чтобы для Драко все кончилось хорошо. Что я должна была сделать? Припереться на похороны Снейпа? А он ничего не забыл? Я бы пришла. Не ради профессора, а чтобы быть с Драко, но как-то так сложились обстоятельства, что в тот же день мы с мамой хоронили моего отца.

Да, ты, наверное, уже догадалась: я встретилась с Драко, отсюда все эти пошлые истерики. Давно пора забыть, как сильно я когда-то была в него влюблена. Я и забыла. Нет, Милли, правда, ты оценишь мое здравомыслие. Я с ним даже говорить не стала. Ну, позлорадствовала немного в душе… А кто безгрешен? В отличие от меня, он отвратительно выглядит. Помнишь, как я мечтала, что его жена окажется всего лишь жадной красивой сукой? Похоже, так оно и есть. Он – бледная тень прежнего себя. Он... Ну да, он разводится, но это совершенно ничего не значит, можешь мне поверить. Не можешь? Тогда я ошарашу тебя новостью: я выбрала себе мужчину. На этот раз отлично выбрала. Без всяких там «может быть», я за него выйду. Через год или два, но это случится, потому что впервые в жизни я не хочу что-то взять, я чувствую, что просто должна помочь.

Это длинная история, я не могу тебе раскрыть все подробности, а ты не станешь их выпытывать, потому что знаешь, что я умею держать слово. Тем не менее, есть причина, по которой Гарри Поттер последние несколько недель много времени проводит в Хогвартсе, как, впрочем, и Драко Малфой, но этот тип меня совершенно не интересует, и вообще… Я ведь пишу тебе о Гарри. Ну да, он для меня уже просто Гарри. Ты, конечно, читала о гибели его жены. Ужасная трагедия. Мне действительно очень ее жаль. Это несправедливо, когда мать так рано покидает своих детей, когда еще молодая жена оставляет столь любящего мужа. Гарри очень страдает, но держится хорошо, старается ради сыновей и дочери не давать воли своим чувствам. С мальчиками все намного сложнее.

Помнишь, я писала тебе, что Джеймс Поттер – это «черт знает что», и подозревала, что данный ребенок принимает бодрящее зелье, чтобы двадцать четыре часа в сутки проказничать? Так вот, этот мальчик стал бледной тенью себя прежнего. Подозреваю, что он, как говорится, был «мамин сын» и теперь ему очень сложно учиться делиться своими чувствами с отцом. Друзья стараются его как-то растормошить, но он иногда словно выпадает из привычного мира. Просто смотрит в пустоту, вспоминая о чем-то своем. Дети, конечно, все легче переносят, чем взрослые, и я должна быть с ним строга за рассеянность на уроках, но я не могу. Когда после пятого обращенного к нему вопроса Джеймс поднимает на меня свои печальные глаза и, словно опомнившись, вздрагивает: «Вы что-то сказали профессор? Простите, я…». Нет, Милли, мой профессионализм идет к черту. Мне хочется обнять его, погладить по голове и, поцеловав в макушку, убеждать, что все будет хорошо. Но я не могу. Пару раз под видом отработок затаскивала его к себе попить чаю. Мне кажется, ему нравится со мной разговаривать.

Со вторым мальчиком все еще хуже. Он очень чувствительный и, похоже, куда больше переживает за отца, чем за самого себя. То, как он порою смотрит на Гарри… Папин сын. Маленькая собачка, которая чувствует себя брошенной. Поттер не может теперь уделять внимание ему одному, это естественно. Ал не понимает причин такой перемены. Ему кажется, что с папой что-то не в порядке. Пробовала на эту тему с ним поговорить, но он как будто меня не слышит. Пришлось обратиться к Гарри. Он поблагодарил за помощь. Теперь мы раз в неделю пьем чай и разговариваем о его детях. Беру назад каждое дурное слово, что о нем сказала. Он отличный человек, очень искренний, хотя и гордый. Не выносит жалость к себе. Ну так я и не жалею, мне просто хочется сделать для него и его детей что-то хорошее. Мы станем друзьями, Милли, вот увидишь.

Пожелай мне удачи.

Твоя подруга,

Пэнси»

* * *