Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 10. Как ты проводишь лето? Я, признаться, отлично
«Привет, Скорпиус. Как ты проводишь лето? Я, признаться, отлично! Мы все пока живем у дяди Дадли, он маггл, но замечательный. Дом большой, тут и бассейн во дворе, и свой тренажерный зал, так что мы с Лили весело проводим время. Почти весь день плескаемся, а потом помогаем дяде в конюшне. Он держит лошадей. Всего трех, но они чудесные. Когда-то ими занималась его жена, но дядя после ее смерти их не продал. Сам он не любитель верховой езды, но мы часто катаемся под присмотром Кирка, это мой старший кузен. Ему девятнадцать, и он учится в военной академии. Джеймс ненавидит все и всех. Он хочет летать, а не кататься верхом, ему скучно с магглами, и он постоянно упрашивает отпустить его в Болгарию. От отца Софьи недавно пришло приглашение, но папа ответил отказом. Просто он еще раньше дал согласие, что я три недели погощу у дяди Невилла. Отец не хочет, чтобы Лили оставалась без братьев и скучала. Он говорит, что Джеймс сможет поехать в августе, но тому, как обычно, все срочно. Мы даже подрались, за что были наказаны дядей, но я не уступлю. Ты же знаешь, кто живет у дяди Невилла. Это самый интересный человек в мире. Я по нему скучаю. Меньше, чем по тебе, но он такой вдумчивый. Иногда высмеивает мои вопросы, но ведь тогда, когда отвечает, говорит так интересно. Я думал пригласить тебя к нам, но теперь не получится. Было бы здорово, если бы ты тоже смог приехать к дяде Невиллу. Я же знаю, тебе профессор Снейп тоже интересен. Ты сам каждую неделю искал повод его увидеть. Может, можно что-то придумать? Ал». «Ал, Я хочу! Как мне получить приглашение? Тем более, что в данный момент я… В общем, это странно. Сейчас я живу с дедушкой и твоим дядей Джорджем. По-моему, он немного сумасшедший. Нет? А ведь очень похоже. В доме постоянно какие-то люди, бесконечные партнеры, разговоры о делах, только дедушка спокоен и ко всему равнодушен. Он проводит много времени со мной, и по необходимости – с Фредом Уизли, твоим кузеном. Терпимый мальчик, но ужасно скромный и совсем ребенок. Пытаюсь сделать все возможное, чтобы он, тем не менее, попал к нам, в Слизерин. Все будет веселее. Ты слышал сплетню? Говорят, профессор Вуд и Констанс тайно поженились. По слухам, ее отец в ярости. Думаю, место преподавателя полетов вакантно. Что до капитана – надеюсь, мы выберем в этом году Марека Забини, а не этого урода Монтегю. Скорпиус». «Роза, Ты у нас умная, так что давай, придумывай. Ал едет к профессору Лонгботтому. Мне нужно, чтобы меня тоже пригласили. Что делать? Скорпиус». «Скорпиус, Прежде всего, стоило написать, что ты имеешь в виду, что неплохо бы не только тебе поехать, а нам двоим. Роза». «Роз, Не будь злюкой. Понятно, что я думал о том, чтобы собраться втроем! У тебя есть план? Ну, скажи, что есть? С.» «Скорпиус, На твое счастье, план есть. Мама, когда увлечена очередным законопроектом, становится очень рассеянной. Я подсунула ей на подпись письмо к твоему отцу с приглашением для тебя погостить у нас месяц. В чем план? Мама через неделю уезжает на переговоры с комитетом сотрудничества с магглами. А у папы работа и мы с Хью, а тут еще ты нарисуешься… В общем, верь мне, я сделаю так, что через три дня после ее отъезда мы будем валяться на лужайке перед домом профессора. Роза». «Уизли, ты самая лучшая девочка в мире! Папа очень удивился, но он согласен. С.» «Ты тоже ничего. Знал бы ты, как удивилась моя мама, когда я сказала, что это была ее идея – позволить мне пригласить друга. Папа до сих пор в шоке. Приезжай скорее. Роза». * * * «Дорогая Милли, Мой план целиком и полностью удачен. Жаль, что пришлось не поехать с вами на Мальту, но там я не могла бы обрабатывать Гарри Поттера, а тут мы практически каждый день видимся. Но давай по порядку. Дело, которым Гарри Поттер и все мы занимались в Хогвартсе, Невилл Лонгботтом забрал на лето к себе домой. Он иногда просил нас помочь, если ему нужно было отлучиться по делам, потому что министр настаивал… В общем, неважно. Естественно, меня это не устраивало, и я стала наведываться к нему каждый день. Почему не помочь мужчине по хозяйству и все такое? Потом стала медленно перетаскивать в гостевую комнату на мансарде свои вещи, через неделю Невилл это заметил и сказал, что если мне скучно и нечем себя занять, то я могу у него пожить. Естественно, я не отказалась, тем более, что он проговорился, что хочет пригласить сына Поттера. Разумеется, я не против сына Поттера! Я всецело за! Мальчишка приехал через несколько дней. Его присутствие освободило меня работы по дому, потому что, к великому своему прискорбию, вынуждена признаться, что яичницу он готовит лучше. Теперь мне оставалось заманить его отца. Много усилий не понадобилась, он навещал ребенка раз в три дня, но мое милое общество и прекрасный коктейль «Изумрудный лес» на основе мятного ликера убедили его, что можно пренебречь условностями и надоедать Невиллу почаще. Теперь он бывает практически каждый вечер. Правда, недолго, ведь у него своих забот по горло и есть еще два ребенка, но чувствую, я на правильном пути. Теперь новости менее приятные. Гермиона Уизли куда-то уехала, и ее муж, с присущим ему коварством, всучил нам еще двоих детей. Нет, вечером он их забирал (первые три дня), а потом эти два маленьких прохиндея, не без помощи Ала Поттера, так задурили голову Невиллу и обоим отцам, что им разрешили и ночевать в этом доме. Негодяи! Мне снова пришлось заняться завтраками, потому что теперь они втроем утром идут на речку купаться, а Невилл их сопровождает. Думаю, скоро с ними буду ходить я, потому что у него теплицы и написание книги, а мне приятнее загорать до обеда, чем готовить на всю эту ораву. В общем, что-то придумаю, да и будет шанс расспросить Ала о его отце. Теперь самая ужасная новость. Дети, которых всучил нам Рон, – это его дочь и Скорпиус Малфой. Вывод? Правильно: папаша не замедлил нарисоваться. Бывает не часто, но лучше бы вообще держался подальше. Выглядит он уже не так плохо. Конечно, развод его выматывает, но я слышала, к этому делу подключились адвокаты Джорджа Уизли, так что, думаю, он сохранит право опеки над сыном, ведь, по-моему, его жену ребенок не слишком интересует. Ходят слухи, что еще во время брака с Драко она встречалась с каким-то норвежцем, а так засуетилась с разводом именно потому, что ее любовник сам недавно расторг брак. Впрочем, возможно, эти слухи распускает сам Малфой. Как бы то ни было, так ему и надо. Мы все еще не разговариваем. Он вежлив, но не более. Я холодна, как Антарктида. Идеальная манера поведения, но мне все же не хочется, чтобы он крутился поблизости, пока я флиртую с Гарри. Привет Грегори и детям. Еще раз повторю, что мне жаль, что я не смогла поехать с вами. Целую, Пэнси».
«Дорогая Милли! Пожалей меня, это катастрофа. Господи, ну когда твоя подруга научится не делать глупости? Что я натворила? А ты догадайся. Я с ним переспала. Увы, не с Поттером. С Малфоем. Боже, я такая идиотка! Ну как можно было второй раз сделать такую глупость? Ладно, расскажу по порядку. Вчера он пришел утром, принес какие-то книги, которые просил сын. Невилл пригласил его с нами позавтракать. День был выходной, и у Драко, как назло, не оказалось никаких планов. Потом появился Гарри, мы все вместе поели, и дети стали проситься на реку. Лонгботтом – чтоб ему провалиться – предложил пойти всем вместе и устроить пикник. Противные маленькие засранцы тут же прониклись идеей и уговорили мужчин. Те аппарировали ненадолго по домам, вернулись уже с плавками, вином и всякой снедью, в общем, намечалась импровизированная вечеринка на природе. Недовольными, похоже, были только я и… Впрочем, неважно. Нас заставили пойти. Раз уж я оказалась в одной компании с Малфоем, я постаралась уязвить его своим великолепным видом. Помнишь тот откровенный черный купальник, который я купила, когда мы с тобой занимались шопингом в Милане? Так вот, я его надела. Ради Гарри, разумеется. Увы, как раз на Поттера он не произвел особого впечатления. Может, он не любит черный цвет? Ладно, теперь, боюсь, и не полюбит. Я снова погубила свою жизнь. Поскольку мы были с детьми, пришлось грузиться в машину Невилла. Все еще не до конца понимаю, что маги находят в этих вонючих штуках, но вынуждена признать: иногда они удобны. Естественно, без магии не обошлось, но у Лонгботтома довольно приличная машина. Внутри просторно, но восемь человек с детьми все же должны были немного потесниться. В общем, доехали – и ладно. Место для пикника выбрали безлюдное, его еще раньше облюбовали Невилл и три виновника моих неприятностей. Все было неплохо. Мы ели, пили вино, купались, загорали. Потом Лонгботтом увел детей в рощу неподалеку, чтобы показать какие-то травки. Знаешь, Милли, я никогда не буду столь одержима своим предметом. До сих пор не понимаю, почему Макгонагалл выбрала меня. Ну да, я ерничаю на своих уроках, часто высмеиваю те или иные факты, и студенты, вроде, не спят… Мы ставим спектакли по историческим событиям, много смеемся, но… Знаешь, я думаю, все дело в том, что она считала, что этому предмету нужна встряска. Чтобы все забыли, что наша история в вековом изложении Биннса – это скучно. Я ведь профан в преподавании, часто беру паузу, потому что не на все вопросы учеников старших курсов могу ответить, но ведь они стали их задавать! Они роются в книгах в попытке меня озадачить. Наверное, я хороший учитель! О, черт… Ладно, не будем рассуждать об одержимости. Тем не менее, мы остались вчетвером, и у Гарри были все шансы разговаривать именно со мной, но он предпочел иное общество. Неважно, чье именно, ужасно то, что Малфой так хорошо воспитан, что решил не бросать даму в одиночестве. Он подошел ко мне, заговорил о политике, погоде, в общем, о чем-то не слишком важном. Называл меня "мисс Паркинсон", а я смотрела на него и злилась. Господи, Милли! Я была в таком гневе, что, кажется, даже забывала кивать или отрицательно качать головой. Как он мог, а? Как он мог вот так? Нет, я знаю, что мог, девятнадцать лет – это не неделя. Но, боже мой… Я смотрела на его худую фигуру, на чуть покрасневшую на солнце кожу и вспоминала, что он был моим первым. Нелепым, нерешительным, неловким... Нам было по шестнадцать, он по-мальчишески петушился, старался быть самым умным и самым хитрым, но я ведь читала в его глазах. Я видела, как он испуган, как боится умереть, как стремится познать все, объять весь мир, пока ему есть что и чем обнимать. Господи, Милли, как же я тогда его любила! Никогда в жизни ни к кому я не испытывала таких чувств. Мне хватило и того ожога. Но, Милли… Я разглядывала его морщинки, слушала равнодушный голос и вспоминала, какими робкими были его первые прикосновения, как он нежно и осторожно меня ласкал, шепча на ухо: «Тебе хорошо?». А я кивала и не морщилась даже от резкой боли, потому что отдавала себя ему, моему самому любимому, моему Драко. Малфою, который потом выкинул меня, как ненужную вещь. Словно не он плакал на моей груди и шептал: «Я так не хочу никого убивать!». Словно не я обнимала его так, что от силы этих объятий болели руки, и говорила в ответ: «Ты живи, Драко, делай все, что можешь, только будь жив». Но он меня выкинул. Да, Милли, я об этом помнила, а потому сказала: – Не нужно, Малфой. Ни о погоде, ни о новых декретах Кингсли. Мы не друзья и не будем ими, мне неприятно твое общество, так что давай помолчим. Нет нужды ни терпеть отсутствие у меня характера, ни напиваться, чтобы размягчить мою черствость. Ты мне не интересен. Я не хочу ни разговоров, ни сцен. Знаешь, что он сделал Милли? Он улыбнулся. – Тогда зачем ты их устраиваешь, Пэнси? Хотя, это твое право… Ну, хоть что-то мне в этой жизни удалось. Думаешь, я могла оставить такое заявление без внимания? Должна была. Мне стоило сказать «Мне неинтересны твои мотивы», но вместо этого я спросила: – О чем ты говоришь? Он посмотрел на реку. Милли, он такой красивый, когда задумчивый. Всегда был… – Я виноват перед тобой. Но, знаешь, я не жалею. У тебя ведь все отлично. Ты самостоятельная, самоуверенная, красивая женщина. У тебя хорошая работа и мужчина, который, судя по всему, тебя достоин. Пэнси, тогда были сложные времена. Положение моей семьи было шатким, твоей – тоже. Я должен был начать думать о благополучии моих родных, а не о собственных стремлениях. Элиза мне подходила, у ее семьи было положение в обществе, никаких пятен на репутации, солидные счета. Она меня любила, недолго, но все же любила, а я… Чем-то нужно жертвовать. Я предпочел собой, что означало и то, что я откажусь от тебя. По мнению моих родителей, ты никогда не была достойна дома Малфоев. Я думал так же, пользовался твоими чувствами, пока не понял одну важную вещь, – он улыбнулся. – Никто не любил меня так, как любила ты. Никогда, понимаешь? Не самый твой удачный выбор. Впрочем, в одном ты сейчас права. Прошлое нужно оставить прошлому. Нет, ну не скотина? Я недостойна! Он, видите ли, думал о семье! Милли, мне стало так обидно, что я усмехнулась. – Какая же убогая у тебя была жизнь, Малфой, если моя привязанность, о которой я забыла на следующий день после разрыва, – самое сильное в ней чувство. Он кивнул, соглашаясь. – Должно быть, ты права. Милли, ну как его можно ненавидеть, когда он не спорит с упреками? Я расплакалась. Даже не знаю, почему. Наверное, оттого, что сама хотела спорить, потому что все это было огромной ложью! Я тоже никого так не любила и уже, наверное, не полюблю. Я отдала ему все свои чувства слишком щедро, и теперь на моем счету сухой остаток в виде ноля. Стоять там и рыдать было унизительно, а потому я бросилась в ближайшие кусты, и бежала, бежала… Остановилась резко только тогда, когда поняла, что он меня преследует. Не оборачиваясь, размазывая по щекам слезы, спросила: – Что тебе от меня нужно, Малфой? Он обнял меня сзади, зарывшись носом в волосы. Совсем как когда-то. – Наверное, я хочу прощения. – Никогда! – честно сказала я, поворачиваясь. Милли, ох, Милли, у него было такое лицо… Черт, какой же он все-таки красивый. Со всеми своими синяками под глазами, внешними морщинками и внутренними трещинками, для меня он всегда будет самым прекрасным. Ты хоть понимаешь, как это ужасно? Мне нужно было что-то сделать с этим настроением, я не заслужила таких переживаний. – Малфой, я не хочу тебя видеть. Мы цивилизованные люди и… Он улыбнулся. И я его поцеловала. Что тут дальше рассказывать? Это был бурный случайный секс, и могу тебя уверить, он хотел меня не меньше, чем я его. А я очень его желала. Жаль, что недолго. Потому что когда все закончилось, знаешь, что он сказал, Милли? – Это я во всем виноват. Не стоило начинать все эти разговоры о ностальгии… Ты можешь не волноваться, что я кому-то что-то расскажу об этом дне. Лонгботтом – хороший человек, твоему счастью с ним я мешать не намерен. После этого он поспешно сбежал, а я то истерически смеялась, то плакала. Он решил, что я живу с Невиллом! Сначала я думала догнать его и рассказать правду, но потом решила, что не стану этого делать. Он не нужен мне, Милли. Я не мазохистка. Пусть Малфой катится к черту. Потому что в одном я уверена: думая о нем, я никогда не стану счастливой. Пэнси».
– Думаете, это понравится папе? Скорпиус хмыкнул. – Э-э-э… А что это? Ал смутился. – Ну, это типа его бюст. Мама всегда говорила, что мы должны сами делать подарки. – А! Теперь я понял, – хихикнул Малфой. – То есть это месиво из белой глины с насечкой в виде молнии и в очках из проволоки – то, как выглядит обычно твой отец? Даже не знаю, что сказать. Может, сойдет вопрос: «Почему ты похож на человека, если тебя породило «это»?» Ал покраснел. – Совсем плохо вышло, да? – Ужасно. Роза укоризненно посмотрела на Скорпиуса. – Не слушай его, Ал. Нормальный самодельный подарок. Но Альбус уже ударился в депрессию. Скорпиус был прав. На самом деле подарок он изваял за одну ночь, потому что впервые в жизни забыл о дне рождения папы. А ведь еще до поступления в Хогвартс он мечтал, что сможет его чем-то удивить. Наколдует какую-нибудь вещицу и порадует своими способностями. Но год выдался сумбурным и странным, хотя за оплошность он себя, тем не менее, не прощал. – Роза, не спорь, я сам знаю, что ерунда какая-то вышла. Может, я еще успею до завтра что-то придумать. Похоже, Малфой уже сам расстроился, что был так категоричен. – Альбус, не переживай, я дарил своему отцу и худшие вещи. – Например? – Скорпиус замялся. – Ладно, не выдумывай мне в утешение какую-нибудь ложь. Роза, в котором часу завтра за нами придет твой отец? – В пять. Ал нахмурился. – Надо что-то сообразить. Но что? Скорпиус рассмеялся. – Может, мандрагору в горшке подаришь? Ее ты тоже вырастил своими руками. Ал раздраженно на него взглянул. – Не смешно. – Дети, о чем спор? Невилл Лонгботтом зашел в комнату, отряхивая с брюк землю. Профессор, как обычно, все утро провел в своих теплицах. – Решаем, что Ал может подарить отцу. Невилл взглянул на абстрактную фигуру на столе. – Да, Альбус, не быть тебе скульптором. Ну, вы думайте, если надо будет наложить какие-то чары, я помогу. Если захотите что-то купить в Косом переулке, попросите профессора Паркинсон. – А мисс Гарпии нет, она с самого утра уехала покупать вечернее платье и просила передать, что ужинать с нами сегодня не будет. Невилл нахмурился. – Скорпиус, не стоит так говорить об учителе, даже если он тебе не нравится. Слизеринец пожал плечами. – Да нет, она терпимая. Это просто привычка. Извините, сэр. Лонгботтом улыбнулся. – Проехали. Если надумаете что-то купить, я могу попросить мадам Помфри. Она сейчас гостит у родни в Лондоне. – Спасибо, мы подумаем, – Ал все никак не мог простить себе забывчивость. Профессор ушел, а Скорпиус повернулся к друзьям. – А что вы ему купили? Роза взглянула на него с недоумением, а потом покраснела и застонала. – Точно! Ал, мы забыли, что сегодня у дяди Невилла день рождения. Даже не поздравили! Настроение Альбуса испортилось окончательно. – Это ужасно. Мама всегда напоминала нам, когда у кого день рождения. Скорпиус гордо задрал подбородок. – Можете не впадать в истерику. Я купил ему подарок. Вернее, попросил папу купить. Скажем, что от нас троих. Роза полюбопытствовала: – А что за подарок? Малфой торжественно извлек из кармана футляр. Девочка его тут же выхватила и открыла. Ал тоже взглянул. На ложе из алого бархата красовалось строгое черное перо с острым золотым наконечником, его украшала надпись крохотными блестящими буквами: «Лучшему учителю в мире». – Э-э… – только и сказала Роза. – Как-то это слишком… – Да? – Скорпиус взглянул на подарок. – А по-моему, красивое. Я видел похожее у Слагхорна и решил, что справедливость должна восторжествовать. – Но оно дорогое. – Если дарить – то стоящую вещь. – Но все равно как-то очень… Ну, подхалимски, что ли. – И что? Мне надо было слепить какую-то ерунду вместо того, чтобы действительно выбрать… – Скорпиус осекся. – Прости, Ал. – Ничего, – он улыбнулся. – Подарок просто супер, Малфой. Ты молодец. Я, пожалуй, пойду, подумаю о том, что выбрать папе. – Может, какой-то защитный амулет от темной магии? – предложила Роза. – Или можем заказать гравировку – что-то вроде «Лучшему в мире отцу». Могу спросить у папы, где он купил перо. У него были отличные друзья. Альбус улыбнулся. – Спасибо, ребята, но я хочу сам подумать. * * * Ал бродил по саду и грустил. Потом сидел у себя в комнате и мучился чувством вины. Ну как он мог забыть? Сам этот факт угнетал его невероятно. Он ведь каждый год помнил, готовился… Может, потому, что мама превращала сам процесс подготовки к папиной вечеринке в настоящий праздник? Они секретничали, спорили, что-то выдумывали, и папа всегда радовался полученным подаркам. Неужели без мамы он не способен заставить папу улыбаться? А так хотелось… Голова, как назло, была совершенно пуста. Он решил попросить совета. Не у друзей, а у человека, который сам был необычен настолько, что вряд ли предложил бы что-то банальное. – Можно? – Я не занят, – профессор отложил в сторону книгу. Он всегда отвечал уклончиво и все время, которое не ел, не спал и не вынужден был с кем-то говорить, отдавал чтению. Хотя Ал думал, что он не слишком внимателен, потому что книги менялись редко. Он осторожно сел на кровать. В комнате профессора было только одно кресло: к нему никто не заходил поболтать, кроме самого Ала и дяди Невилла, а их отсутствие лишней мебели не смущало. – Вы не могли бы мне помочь? – В чем? Он всегда терялся под этим взглядом черных глаз. Даже когда понял, что профессор иногда не против с ним поговорить. Слишком пристальным был этот задумчивый взгляд, всегда прикованный только к его глазам. – Я забыл сделать папе подарок, – профессор смотрел все так же, не мигая, ожидая, что он продолжит. – Мои друзья посоветовали мне что-то купить… Но, понимаете, покупать нельзя. Мама всегда говорила, что подарок должен быть особенным. Сделанным самостоятельно. Нести в себе частичку тепла дарителя. – И что вы хотите, чтобы он символизировал? Ал покачал головой. – Не знаю. То, что я люблю папу. То, что думаю о нем, что нашел для него что-то особенное. Снейп задумался. – Попросите профессора Лонгботтома связаться с Хогвартсом. Пусть директор Макгонагалл разрешит отдать вам книгу из библиотеки: «Основы использования крови дракона в целебных зельях». Их, по-моему, там экземпляров двадцать было. Вам нужен том, в котором в восьмой главе есть надписи на полях. Ал удивленно на него посмотрел. – А эта книга… В ней есть что-то особенное, да? Профессор пожал плечами. – Ее порча обошлась вашей матери в три отработки, когда я заметил, что на уроке она пишет на полях библиотечной книги. Там ничего разумного не записано, только мечты девочки об одном мальчике. Ал вскочил на ноги и бросился на поиски дяди Невилла. Но в дверях он остановился. – Спасибо. Профессор уже не обращал на него внимания, задумчиво рассматривая занавески на окне.
– Профессор, – Скорпиус с интересом смотрел на торт, который Невилл Лонгботтом украшал садовой клубникой, и размышлял, не удастся ли ему стянуть пару ягод, уж очень они казались привлекательными. – А почему вы не позвали гостей? Невилл улыбнулся. – Все, кто захочет, придут сами. – Это, наверное, странно, когда у двух друзей день рожденья друг за другом? – Бывает. Мы как-то пару раз пытались их отметить вместе, но знаешь, у Гарри большая семья, его родные и друзья хотят посвятить этот день именно ему, – профессор пододвинул к Скорпиусу миску с остатками клубники. – Ну и я тоже жадина, ни с кем не хочу делить свой день рождения. Мальчик посмотрел на сочную ягоду и, насладившись совершенством ее форм, сунул в рот, блаженно зажмурившись. – Ммм… сладкая. – Да, я умею покупать клубнику. Даже странно, как людям могут нравиться и не нравиться похожие вещи. Вот я не люблю выращивать овощи и фрукты, но просто помешан на магических растениях, или вот ненавижу зелья, но люблю готовить. Ведь, по сути, принципы одни и те же, немного отличается только результат. – Наверное, в этом все дело, – глубокомысленно заметил Скорпиус. – Вы любите готовить, потому что вам нравятся вкусные блюда, а зелья на вкус обычно гадкие. Слизеринцу очень нравился этот день. Он был доволен, что Роза и Ал были заняты переговорами с директором Макгонагалл и профессор Лонгботтом, наконец, оказался целиком и полностью в его распоряжении. С ним было интересно и разговаривать о чем-то серьезном, и болтать о всяких глупостях. За ним было интересно наблюдать, когда он чем-то занят. Мальчик вспоминал свое первое впечатление, когда на уроке увидел профессора. Он никак не мог поверить, что этот высокий человек с широкими плечами и мужественными шрамами на щеке – простой учитель. Он больше напоминал воина, и мальчик решил, что с ним надо вести себя почтительно и сдержанно. На уроках профессор Лонгботтом все очень интересно рассказывал, был требователен, но честен в оценках, улыбался редко и только тем, кто превосходил его ожидания, но как раз эта улыбка была истинной наградой. Она стоила любых баллов! Скорпиус никогда не видел, чтобы люди улыбались так… Нет, папа, мама, дедушка с бабушкой, их знакомые тоже часто радовались, но ни у кого из них при этом глаза не светились таким теплым, золотистым светом, как два солнечных зайчика, танцующих на плитке горького шоколада. Эта улыбка была такой доброй, ее как будто можно было потрогать... И мальчик старался ее заслужить как можно чаще. Это у него получалось, вот только иногда злило, когда эта улыбка доставалась другим. Он ревновал других учащихся к их успехам. Скорпиус так налег на травологию, что даже Роза возмутилась: «Если ты все выучишь за год, то чем потом станешь заниматься?». Но он бы придумал. Его бесили глупые девочки, то, как они шептались, когда семикурсница Алиса Смит рыдала, окруженная участливыми подругами. «Софья говорит, что она влюблена в нашего декана, – поделилась Роза, когда они шли мимо девушек, направляясь к озеру. – Алиса ему призналась, а он отчитал ее как ребенка. Думаю, дядя Невилл прав. Преподаватели не должны встречаться со студентами. Это… – Роза нахмурилась, вспоминая нужное слово. – Непедагогично! Вот». Скорпиус был с ней целиком и полностью согласен. Профессор Лонгботтом не должен был тратить свое время на всяких дурочек. Оно должно было принадлежать только талантливым студентам, увлеченным его предметом! – Не думаю, что все так просто, как ты говоришь. Наверное, это все же индивидуальная особенность. Если бы я просто любил поесть, можно было бы купить вкусную еду. Вот как клубнику. Скорпиус кивнул, соглашаясь. – У многих людей есть индивидуальные особенности, да? Профессор улыбнулся. – Конечно. У тебя они тоже наверняка есть. Скорпиус покачал головой. – Я не хочу быть особенным. Казалось, он удивил Невилла. – Почему? – Когда ты не такой, как все, люди странно к тебе относятся. – Приведи пример. С Невиллом Лонгботтомом было просто разговаривать даже о тех вещах, которые он стеснялся обсуждать с отцом. – Ну, например, мой дедушка. Он живет с мужчиной, многие слизеринцы говорят, что это гадость. – А что говорит твой папа? – Что каждый человек волен поступать так, как хочет. Я, если честно, не могу его долго расспрашивать: видно, что ему сложно говорить об этом, – Скорпиус нахмурился. – Не понимаю, что все это значит. Получается, что если я хочу, то могу делать даже гадости? И почему это гадость? Из-за того, что дедушка не любит мистера Уизли так, как любил бабушку? Плохо, когда люди живут вместе без любви? Или всех волнует то, что они оба мужчины? Профессор задумался, убирая торт в холодильник. – Ты задаешь очень сложные вопросы. Но давай я попробую объяснить. Скорее всего, ответ твоего отца имел отношение к тому, что твой дед живет с мужчиной. Тут действительно каждый вправе сам решать, и общество, осуждая подобные союзы, проявляет нетерпимость и ханжество. Магглорожденные волшебники и магглы относятся к гомосексуальным парам с большим пониманием и терпимостью, чем чистокровные колдуны, которых много в Слизерине. Это связано с тем, что на вашем факультете придают большое значение магической крови. Союз двух мужчин не может дать потомство и продолжить род, а оттого презираем. Впрочем, это не отменяет того факта, что подобные пары встречаются у магов не реже, чем у наших лишенных магии соседей по планете. Просто обычно такие связи стараются скрыть, а не афишировать, как это делают твой дедушка и мистер Уизли. – А почему они не прячутся? – А ты бы стал? Если человек уверен в себе и чужд условностям, он предпочитает открыто противостоять миру. Конечно, это не может не затрагивать его близких, но думаю, твой дедушка считает тебя достаточно сильным, чтобы справиться с нелепыми нападками и ханжеством. Скорпиус даже порозовел от удовольствия. – Думаете, он прав? Профессор улыбнулся. – Да, я так думаю. Ты умный, решительный и целеустремленный мальчик. Я в твоем возрасте таким не был. – А каким были? – Робким, застенчивым, рассеянным, иногда трусливым. Малфой хихикнул. – В жизни не поверю! Декан Гриффиндора улыбнулся. – Можешь спросить профессора Снейпа, он тебе много расскажет о моих недостатках. Скорпиус покачал головой. – Не скажет. Мы его уже расспрашивали. – И какие выводы? – Я сказал, что Гарри Поттер был во многом безупречен и в силу этого совершенно невыносим. Что Рональд Уизли – храбр, но непоследователен в своих поступках. Что мисс Гермиона Грейнджер сочетала в себе ум, упрямство и некоторую ненамеренную жестокость, что Драко Малфой никогда не был сильным человеком и еще реже он бывал смелым, но умел быть преданным, как его родители, как никто больше их тех людей, что я знаю. А еще был Невилл Лонгботтом. Они с профессором обернулись к стоявшему в дверях Снейпу. – И каким он был? – спросил с улыбкой Лонгботтом. – Он был добром. Той редкой его крупицей, существование которой еще способно убеждать в том, что этот мир чего-то стоит. И важно не то, как сильно повзрослели и изменились другие, а тот факт, что Невилл Лонгботтом в себе это сохранил. – Спасибо. Не уверен, что стою этих слов, но спасибо за них. Снейп кивнул. – У меня уже нет причин лгать. С днем рождения. Скорпиус смотрел на их спокойные, сосредоточенные лица, и ему было хорошо, несмотря на то, что клубника в чашке кончилась. – С днем рождения, – повторил он. И профессор ему улыбнулся. – По-моему, на этот раз у меня чудесная компания. Давайте позовем остальных и сядем праздновать.
* * * – Папа, папочка! – Лили забралась на его кровать и нетерпеливо по ней прыгала. Гарри был рад ее улыбке, даже если то, что она перестала плакать, – не столько его заслуга, сколько Дадли. Дурсль был очень внимателен к девочке. Раньше Гарри никогда не обращал внимания, как легко тот находит общий язык с женщинами, даже такими маленькими. Лили была от него без ума, как была его мать и, наверно, жена. У Дадли это в крови. Не то чтобы он галантен, просто все замечает. И ему не сложно сказать: «Какой красивый бантик. Ты прекрасно держишься в седле, просто маленькая валькирия». Он даже не задумывается об этом. Такие слова для него естественны. Гарри порой от этого становилось стыдно. Сколько новых платьев Джинни он заметил только после того, как она указала ему на то, что они новые. Как скупо он хвалил ее модные прически и как мало говорил о красоте ее глаз. Ведь в нем всегда жило восхищение ею, так отчего оно было таким немым? Сколько всего он страстно желал бы исправить... – Котенок, слезь с меня. – Папочка, ну вставай, – теплые ладошки на его щеках. – Вставай! Какой сегодня день? – Вторник? Она нетерпеливо затараторила: – Важно не то, что вторник, а то, что это твой день рождения. Раньше его будила Джинни, отвоевав у детей право первого поцелуя и первого подарка. Боже, как ему ее не хватает. Каждый день, каждый миг… – Да, милая, это важно, но не отменяет того факта, что мне нужно на работу. Он попытался слезть с кровати, но дочь упрямо покачала головой. – Нет, папочка, сначала подарок, – из кармана своей смешной клетчатой юбочки она достала рисунок и развернула его прямо перед его носом. – Это все мы, видишь. Ты, я, Джейми и Ал. А вот это облачко… Красивое, правда? Оттуда на нас смотрит мамочка. В горле предательски запершило. – Очень красивое. Лили поцеловала его в щеку. – С днем рождения, папочка. Он ласково погладил ее волосы. Такие же шелковистые, такие же огненные. Лили больше не печалилась. В этом тоже была заслуга Дадли. Он отвел девочку в церковь, к старому пастору, который рассказывал красивые длинные сказки про рай и ангелов. О том, как там всем хорошо, как весело. Лили поверила. Она говорила всем, кто соглашался ее слушать: «Мамочка в раю. Высоко-высоко на небе есть город на облаках, и там все время праздник. Все танцуют, едят мороженое, смеются. Ангелы забирают туда только самых хороших людей. Я тоже буду хорошей, и однажды они отвезут меня к маме». Гарри хотелось плакать и верить, что даже из рая ходят обратные поезда. * * * – Может, обойдемся без вечеринки? Так мало времени прошло… – Уже почти год, – Дадли отложил в сторону газету. – Твои друзья считают, что тебе нужно немного развеяться. Думаю, отказ просто сделает их еще более настойчивыми. Моя лужайка и так загажена совами. Я уже написал твоему другу Рону, что он может все организовать. Мы с семьей переберемся на три дня в Лондон. Он попытался возмутиться. – Дадли, ты не обязан уезжать. Вы все можете остаться. Кузен отрицательно покачал головой, делая глоток чая. – Гарри, не нужно. Я не хочу, чтобы мои дети завидовали твоим. Они и так достаточно знают о магии – о самом факте ее существования. Это сложно – расти рядом с кем-то особенным и знать, что какие бы усилия ты ни прикладывал, тебе не изменить факт собственной обыденности. Они впервые затронули эту тему. – Дадли… Кузен только пожал плечами, доставая кожаный футляр. – Такова жизнь, таковы люди. Зависть – не лучшее чувство. Лучше не испытывать ее, чем потом справляться с последствиями, – он положил перед Гарри чехол. – Держи подарок. Прости, что без лент и прочей фигни. Он открыл футляр. Строгие линии, корпус из белого золота и простой кожаный ремень. Стоило, наверное, немало. – Красивые... Дадли кивнул. – Приличные часы, а не то, что ты носишь. Гарри погладил подарок миссис Уизли. – Они дороги мне как память. Дадли кивнул. – Что не меняет того факта, что они уродливые. Гарри, иногда для человека настает время, когда в жизни приходится что-то менять. И воспоминания, какими бы хорошими они ни были, должны храниться уже не в душе, а на каминной полке. Потому что с их грузом очень сложно идти вперед. Надеюсь, ты меня понимаешь. Я не требую, чтобы ты надел эти часы немедленно. Просто подумай о такой возможности. А что ему оставалось делать? – Спасибо, Дадли. Кузен снова развернул газету. – Давай завтракать. Вечером вернись с работы в семь и будь добр выглядеть удивленным. – Постараюсь. * * * – Привет Гарри, – Лиза Митчен втиснулась в лифт с какой-то огромной, дурно пахнущей коробкой. – Привет, Лиза, – он придержал для нее дверь. – Что это у тебя? Женщина с кудрявыми пшеничного цвета локонами улыбнулась. – Книги об использовании болотной плесени. Почему они сами пахнут, как плесень – для меня загадка. Фантазии издателей иногда меня поражают. Это экземпляры из Франции. Он вежливо улыбнулся. Лиза заведовала библиотекой министерства магии и могла говорить о книгах бесконечно. Она любила их, как собственных детей, могла перечислить по памяти все издания с датами их выхода и, не взглянув в карточки сотрудников, вспомнить, кто и что брал за последний год. Лет четырнадцать назад Лиза недолго встречалась с Невиллом, тот познакомил ее с Гермионой, и на почве страсти к печатным изданиям девушки быстро сдружились. Джинни тоже поддерживала с Митчен приятельские отношения, та часто помогала ей со сбором информации для статей, так что Лиза была частым гостем в их доме. – Вечером придешь на вечеринку? Она улыбнулась. – Ну и кто тебе проболтался? Рон берет со всех приглашенных страшную клятву о неразглашении. Хочет, чтобы это был сюрприз. Гарри улыбнулся ей в ответ. – На самом деле о его глобальных планах мне поведали уже семь приглашенных, пока я пересекал холл. Ты же знаешь Рона, он так всем расписывал грандиозность события, что многие решили, что меня это может попросту шокировать. И правильно сделали. Он позвал все министерство? – Нет. Только весь аврорат, половину Отдела тайн, да министра с женой и детьми. Кажется, планируют развлечения для детей, так что приглашенные могут приходить с семьями. Он нахмурился. Рон, конечно, все придумал грандиозно, но он сам предпочел бы тихое семейное сборище. Впрочем, мотив его друга был понятен. Их семье нужны были праздники, куча посторонних, чтобы их собрание не напоминало импровизированные поминки. Может, хоть дети порадуются. – Что ж, попробую это пережить. Видя, что тема ему не очень приятна, Лиза поспешно ее сменила. – Слушай, ты часто видишься с Невиллом? – Гарри кивнул. В доме Лонгботтома он бывал не меньше чем пять раз в неделю. – Он просил у меня информацию о книге «Обряды некромантов». Так вот, передай ему это письмо, – она повернулась боком. – Достань из кармана. Гарри галантно забрал у нее коробку. Лиза благодарно кивнула и сама достала конверт. – Вот тут все о количестве изданий, популярности исследований в данной области и так далее. Была только одна причина, по которой Невилл мог интересоваться темными искусствами. Гарри почувствовал просыпающееся любопытство. Не одного Лонгботтома интересовало состояние Снейпа. – А о чем книга? Лиза села на своего конька. – Редкая, хоть и довольно поверхностная. Она написана в Египте в 2013 году группой ученых, занимающихся исследованиями в области ЗОТС. По мне – они просто собиратели мифов. Переводом книги занималось каирское издательство "Аль-Манар", количество изданных переводов – десять томов на каждом языке. Поскольку тематика – темная магия, то в свободную продажу издание не поступало. Только в библиотеки и частным коллекционерам. – И что Невилл хотел узнать? – Количество копий в Британии. Гарри задумался. – А ты его знаешь? Лиз кивнула. – Конечно. Пять томов на английском языке ушли в Соединенные Штаты. Наши экземпляры – один в библиотеке Хогвартса, два у меня и два разошлись по заказчикам: Роберту Фаркассу, в личное собрание, он скупает все подряд, и Маргарет Оуэн из Отдела тайн, она собирает редкие книги по темной магии. Ах, да, у меня еще есть экземпляр на французском. У них там кто-то из заказчиков отказался, я и взяла – вдруг пригодится. Все книги поступили в Англию одновременно и сразу были разосланы получателям. Понятия не имею, почему они так его заинтересовали. На самом деле ничего стоящего, просто сборник описаний старинных обрядов. Скажи ему, если он всерьез увлекся изучением вопроса, у меня есть отличное издание Брега – «Некромантия. Исследования и мифы». Очень редкое. Гарри заинтересовался. Но почему Невилла интересовало не содержимое книги, а то, у кого она есть? Зачем он спрашивал Лизу, если в Хогвартсе есть свой экземпляр? – А можно мне взять такую книгу? Она улыбнулась. – Главе аврората можно брать любые книги. Только зайди вечером, ладно? А то мне еще эти вонючие образцы вносить в каталог. Или давай я захвачу ее с собой на вечеринку, а ты завтра заскочишь и распишешься в карточке. Он кивнул. – Договорились. Спасибо, Лиза. – А может, тебе лучше Брега? Там более серьезные исследования. Нет, Брег Гарри был не нужен, потому что, судя по всему, не интересовал Невилла Лонгботтома.
– Ну, мама… Роза категорически не хотела спать. Было так весело! Папа так все классно придумал. Были и смешные клоуны, и двое волшебников из магазина дяди Джорджа, которые запускали невероятные фейерверки. Так почему все должно было закончиться в десять? Она же не маленькая, как Хью? – Не спорь, Рози, – мама выглядела усталой, потому что вернулась с конференции в последний момент и из-за разницы часовых поясов с Японией все время зевала. – Вы отправляетесь спать. – Но дядя Гарри разрешил Джейми и Алу остаться до полуночи! – Дядя Гарри выпил слишком много виски, как, впрочем, и твой папа. Но если его дети смогли этим фактом воспользоваться, то вам с Хьюго я такой шанс не предоставлю. А ну марш в кровать! Лили уже носом клюет. Проследи, чтобы малыши почистили зубы. Ты за старшую. Роза удрученно кивнула. Ну почему она всегда должна быть рассудительной? Иногда это так скучно. – Ладно, мам. Я сейчас найду малышей, и мы пойдем. – Умница. Я оставила ваши пижамы в детской. Мы с папой переночуем в гостевой комнате в конце коридора. Если что – зови меня. – Я поняла. Наверное, она сказала это слишком зло, потому что мама нахмурилась. – Рози, – Гермиона села на корточки, не переживая о том, что ее красивый брючный костюм помнется. – Солнышко, я знаю, что ты хочешь еще повеселиться, но тебе еще рано засиживаться допоздна. Обещаю, что через год… Роза вырвалась из ее рук и кинулась прочь. Мама всегда была такой строгой! Не то, что тетя Джинни. Та всегда улыбалась и говорила: «У девочек свои секреты, особенно от мальчиков», а потом рассказывала, как сильно она влюбилась в дядю Гарри, с первой минуты. Едва увидев на вокзале растрепанного зеленоглазого мальчика, она поняла, что он самый замечательный, а потом жадно слушала рассказы о нем своего брата Рона и с каждой минутой все больше убеждалась, что он – ее судьба. «Нет, иногда было сложно верить, он на меня совсем не смотрел, и я решила, что могу дать шанс кому-то другому завоевать мое сердце. Но времена меняются, и однажды Гарри посмотрел на меня именно так, как мне того хотелось». Как Рози понимала тетю! Как она надеялась, что времена поменяются и для нее… При всей любви к дяде Гарри, сейчас она хотела быть совершенно в другом месте. Доедать вчерашний клубничный торт и злиться на Скорпиуса Малфоя, любоваться его острым подбородком и насмешничать, и не понимать, почему из нее рвется это огромное раздражение на то, что он на нее не смотрит. Она была влюблена. Девочки шушукались о мальчиках, а она молчала, потому что ей не хотелось ничего говорить, просто один мальчик был для нее самым-самым, и в обсуждении с подругами это не нуждалось. Как же он нравился ей… С первой минуты, еще там, на вокзале. Она слушала шуточки папы и думала, какие у него, должно быть, мягкие волосы, и гладкие, как серебро. И пусть все, что он говорил потом, было гадко, она ведь и сама так себя вела… Он был умным, не только симпатичным, но и решительным, начитанным и не таким упрямым, как Ал. Он был прекрасным. Розе в нем настолько нравилось абсолютно все, что она усиленно отрицала каждую его симпатичную черту. Некоторое время… Потом, получая его письма, она аккуратно хранила их, постоянно перечитывая и выискивая в них малейшие надежды на то, что ее симпатия взаимна. Она остановилась за спиной у дяди Гарри, к которому как раз подошел Ал. Хотела спросить, не видели ли они Хью и Лили, но момент был явно неподходящий. – Пап, я еще не отдал тебе подарок, – ее друг протянул отцу ту самую книгу, которую они весь день выпрашивали у ничего не понимающей директора Макгонагалл. Но она им ее отдала в обмен на обещание, что они привезут такую же новую, на замену. Роза поняла, зачем она ее другу, когда тот открыл восьмую главу. Еще неровным детским почерком на полях книги велась мучительная борьба за маленькое стихотворение. «Его глаза… Слабо… Зеленей… Жаба… Хочу… Сердце… Герой…» Все это миллион раз исчерканное и снова возрожденное в неровных строчках. Девочка пыталась сформулировать, что любит мальчика. Вместить то огромное чувство, что ее переполняло, в слова. У нее не выходило, но желание сквозило в каждом росчерке пера. Гарри улыбнулся. Он действительно выглядел немного повеселевшим. В одной рубашке с расстегнутой парой пуговиц, глава аврората был почти беспечным. Как министр, играющий с сыном в мяч, как остальные взрослые. – Вот, держи, – Ал открыл книгу на нужной странице. – Я думаю, тебе понравится, папочка. На память. Губы Гарри вздрогнули. Он схватил книгу и как-то беспомощно прижал к лицу ладонь. – Спасибо, сынок. Я… Спасибо. Он отвернулся и поспешно зашагал к дому. – Пап… Роза бросилась к Алу, положив руку ему на плечо. Тот резко обернулся. – Что? Она сказала с мудростью, которую пока сама была не в состоянии оценить. – Не сейчас… Не надо. Твой подарок – лучший в мире. Ему просто нужно поплакать. Вы, мальчишки, – странные существа. Постоянно стыдитесь делать это на людях.
Он сидел один на кухне, медленно проводя пальцами по стакану с виски, когда она, наконец, нашла его в этом просторном, полном так любимых ею когда-то технических заморочек доме. Перед ним лежала одна книга, растревожившая его сердце, она сжимала в руках другую – способную его испепелить. Но она знала, что отдаст ее. Ей потребовалось всего полчаса, чтобы просмотреть ее и убедиться в том, что меньше всего на свете ей хочется, чтобы она попала к Гарри в руки. Но он имел право знать, и однажды он все равно узнал бы. Гермиона уже прокляла себя за то, что пошла за дочерью. Что, увидев растревоженного чем-то сына Гарри, она выпытала у детей подробности о том, что это был за подарок. Что, разыскивая своего лучшего друга, наткнулась в толпе гостей на веселую, раскрасневшуюся Лиз и взяла у нее книгу, обещая ему передать. Слишком много – даже для такой умной женщины, как она. – Милый мой… Он поднял на нее покрасневшие глаза. – Привет, Гермиона. Рад, что приехала. Она подошла и обняла его, как когда-то обнимал ее он. В той холодной не от снега на улице, а от их покрытых корочкой льда душ палатке. Она знала, как утешает иногда тепло рук, ровно настолько же, насколько бессмысленным порой бывает. Она могла любить Рона вот уже двадцать лет, но ни его, ни себя она никогда не уважала так, как уважала Гарри. Это была любовь сестры к брату, которому всегда хватает сил там, где у нее опустятся руки. Она гладила его волосы и укачивала в своих объятьях. Наверное, умей она петь чарующие бесконечные колыбельные, она бы ему даже спела. – Что там, Гарри? Он слабо улыбнулся. – Его глаза хоть видят слабо… Она зарылась носом в его волосы, пахнущие табаком и жареным на огне мясом, и продолжила: – Но зеленей, чем чародея жаба... Гарри перехватил ее ладонь и поднес к губам. – Ква, Гермиона. – Ква, Гарри, – она положила на стол свою ношу. – Это Лиз передала. – Он поспешно и жадно вцепился в книгу, но она взмолилась: – Не читай… Нет, я неправильно выразилась. Не читай сегодня. Ты все равно узнаешь, рано или поздно, но я не хочу, чтобы… Его пальцы дрожали. – Что там, Гермиона? Она честно призналась: – Там смерть. Давай завтра… Он сжал ее запястье. – Страница? Гермиона покорно открыла нужную статью. Он быстро пробежал ее глазами, его ладони сжались в кулаки. – Сука! Она нахмурилась. – Гарри, он ни в чем не виноват… Он перебил ее: – Я о Невилле, – он резко встал, доставая палочку. – Гарри! – Прикрой мое отсутствие. Он аппарировал, и она, улыбнувшись, взяла со стола книгу и поцеловала переплет. – Спасибо, что его еще хоть что-то волнует. Затем она бросила книгу в камин. С той ничего не случилось. Гермиона ухмыльнулась, доставая ее кочергой. Что ж, если в обычном огне зачарованные книги из библиотеки министерства магии не горят, то пусть будет Адский. А потом… Потом она как-нибудь решит остальные проблемы, но ее ребенок никогда не узнает о том, что невольно стал убийцей.
– Тварь! – Скорпиус вскочил на ноги и рывком бросился вперед, зубами вцепившись в руку Гарри Поттера. Нет, наверное, он о чем-то думал, например, о палочке, оставленной наверху, о какой-то неправильности всего происходящего... Но первая его мысль была о том, что никто не смеет бить профессора Лонгботтома, и она оказалась самой важной. – Да отвали… – человек с глазами, как у Ала, только очень злыми, стряхнул его, как щенка. Мальчик упал на пол, шахматы, просыпавшиеся на ковер, больно врезались в тело. Когда он поднял глаза, картинка изменилась. Профессор Лонгботтом впечатал Гарри Поттера в стену, прижимая палочку к его горлу, и шипел сквозь зубы. Медленно и не менее зло: – Не при ребенке. Руки Поттера тут же повисли безвольными плетями. – Хорошо, ладно. Невилл тут же его отпустил, повернулся к Скорпиусу и улыбнулся, поднимая мальчика на ноги. – Иди в свою комнату, – чуть мозолистая ладонь коснулась его щеки. – Ничего страшного не происходит. – Но как же так… Теплая улыбка, его любимое солнце с шоколадом. – Ничего. Правда… Иди. Я потом поднимусь к тебе и принесу молоко с печеньем. Он отчего-то знал, что не сможет сейчас отстоять свое мнение. И… Он ведь обещал? – Но, может… – Пожалуйста, иди… Скорпиус прошмыгнул к двери, глядя на пятно крови, которое расплывалось на рукаве белой рубашки Гарри Поттера. Он совершенно ни о чем не сожалел, разве что о заглушающих чарах, которые кто-то наложил на комнату, едва он ее покинул. * * * – Как давно ты знаешь? Невилл вел себя странно, ему словно было совсем легко. Не было и тени стыда. Поттер мучился своим гневом, а Лонгботтом был спокоен так, словно Гарри зашел к нему на чашечку кофе. – С самого начала. Я вспомнил о книге, как только Роза рассказала мне историю о воскрешении. Я прочел ее еще до того, как стало известно, что умерла Джинни. Гарри не мог себя контролировать. – И ты молчал! Да ты… Невилл затряс головой, как попавшая под дождь большая и очень усталая собака. – Кто я, Гарри? Что ты от меня хотел? Чтобы я сразу и безоговорочно поверил, что все так плохо? Чтобы дал интервью? Кого мне стоило в это посвятить? – Ты должен был! Злой, холодный взгляд. – Что? Убить его, не зная, способен ли я хоть что-то исправить? И что бы это дало? Ты видел, что там написано, что ритуал необратим? Что дальше? Поняв, что ритуал совершился, я должен был предупредить Гермиону с Роном и Драко Малфоя? Какие слова выбрать? «Бдите, в ваши семьи скоро придет Смерть?» Гарри упал на диван. Злость схлынула, он чувствовал себя полностью опустошенным. Ничего не осталось. Ни гнева, ни ненависти, он был просто раздавлен роком. Все его надежды разбились об эту книгу… Из рая ходили обратные поезда, вот только такое возвращение было оплачено адской ценой. Кого он должен был отдать за Джинни? Лили? Ала? Джейми? Он никогда больше ее не увидит. Никогда… – Прости, я… Я бы, наверное, тоже не сказал. Но, господи, все это время я так надеялся… – он закрыл лицо руками. Его терзали апатия и стыд. – Дети не должны ничего узнать… Невилл кивнул. – Нет, и я стараюсь обезопасить их от этого знания. Оставался еще один важный вопрос. – Снейп знает? Лонгботтом пожал плечами. – Я не в курсе. Я ему не говорил, книга новая, ритуал не слишком распространенный, но теоретически он мог о нем слышать. Ты же знаешь, при жизни он увлекался темными искусствами. Вот именно, что при жизни. А что было сейчас? Никому не нужный ходячий труп? Разве у него была такая веселая улыбка, как у Джинни? Ее мягкие локоны и жажда жить? Разве был он таким целеустремленным, активным, деятельным, как Чарли? Разве он был так предан своим близким, как Нарцисса Малфой? Нет. Снейпа не существовало. В нем истлело даже умение и желание оплакать свою мечту. Господи, и ради этого… – Я хочу поговорить с ним. Невилл решительно воспротивился. – Нет, Гарри, ты выпил, и ты очень расстроен. Я понимаю твои чувства, но он ни в чем не виноват. Он не хотел, чтобы его возвращали. Что будет, если он узнает цену? Гарри расхохотался. – Он не виноват? Невилл, он виновнее, чем кто-либо. Он сидит наверху в своей комнате, пялится на что-то нам неведомое и делает все, чтобы через несколько лет мы просто вернули его в могилу. Я бы с радостью, но ведь это не воскресит ни Джинни, ни Чарли, ни Нарциссу. Цена, отнятая Смертью, будет оплачена нами впустую. Ты хочешь этого? – Нет, – Невилл отрицательно покачал головой. – Я даже хотел сам… Гарри был зол и раздосадован. – Что? Ты думал заставить себя влюбиться в него? А что будет делать он? Сидеть в четырех стенах и ждать твоей великой жертвы? Это неправильно. Эта сволочь должна стараться. Должна сама приложить все усилия, чтобы кто-то счел его достойным остаться, чтобы наши слезы были пролиты не впустую. Он должен привнести в наш мир столь многое, чтобы мы могли хоть на мгновение забыть о своих потерях… И я ему не выскажу все это только в том случае, если ты меня сейчас убьешь. Лонгботтом посмотрел на него как-то странно и вдруг почти весело кивнул: – Валяй. Только заглушающие чары наложи. Скорпиус Малфой – слишком любопытный мальчик. Гарри недоуменно на него взглянул. – Ты не против? – Нет, отчего-то я совершенно не против. Постой. У меня тут в сейфе есть наглядное пособие для запланированного тобою урока выживания.
Снейп лежал на кровати, он совершенно ничего не делал, просто смотрел в потолок. Его белая ночная рубашка напоминала саван, и Гарри почувствовал новый прилив злости. – Поттер? Он не ответил, только запер дверь, наложив заклятья, и бросил на постель книгу. – Читай девятнадцатую главу. Он занял единственное кресло в комнате. Профессор, не споря, открыл книгу, пробежал нужную статью глазами, на его лице ничего не изменилось. Снейп отложил том в сторону. – Что вы от меня хотите, Поттер? Гарри молчал. Если бы он сам до конца знал ответ на этот вопрос, было бы намного проще. – Вы сами скажите. Профессор задумался. – Чтобы я сказал, что мне жаль? Это так. Чтобы я умер? Уходите, и я вас избавлю от… Он не дослушал, срываясь с кресла. Его руки сами собой вцепились в тонкое белое горло. Такое обманчиво податливое под судорожно сжимающимися пальцами. Такое лживо теплое… – Что ты сделаешь? – прошипел он, глядя в распахнутые от неожиданности черные глаза. – Вены себе вскроешь? Отравишься? Размозжишь голову об стену? Невилл будет просто счастлив, что после всех его забот ты, мразь, убьешь себя в его доме. – Если он узнает… – прохрипел Снейп, пытаясь вырваться. Гарри расхохотался. – А он знает. Он знал с самого начала, до того как сознательно решил заботиться о тебе. Еще хуже – он намерен был влюбиться в такого отвратительно бессердечного ублюдка, как ты, чтобы ни одна жертва не была напрасной. А ты? Что собираешься сделать ты, Снейп? Плюнуть на все его усилия? Просто потому, что тебе скучно и незачем жить? Обойдешься. Знаешь, в этом мире, помимо слова "хочу", есть еще такое понятие, как "надо", и я заставлю тебя… – он перевел дыхание. Слова сами собой рождались на языке. – Ты будешь жить, ты выберешь человека, который хоть немного тебе нравится, и приложишь все усилия, чтобы заслужить его любовь. Ты будешь милым с окружающими, общительным и веселым. Будешь интересоваться всем, что произошло, пока ты был мертв, станешь варить свои поганые зелья, добиваться, чтобы тебя признали безопасным, и искать работу. Ты женишься и нарожаешь детей, чтобы, если у тебя не получится по-настоящему кого-то к себе привязать, осталось хоть какое-то твое продолжение. Чтобы все было не напрасно, чтобы ты хоть что-то привнес в этот мир. Иначе… Снейп с силой оторвал его руки от своей шеи. – Иначе что, Поттер? Он ухмыльнулся. – Я превращу каждую секунду твоего существования в ад. Я сумею, можешь мне поверить. Тебя запрут на сто замков, так, что ты не сможешь ничего с собой сделать, а я подвергну тебя таким унижениям, что лопнет даже твое безразличие. Я воспитаю в себе настолько огромную ненависть, что мое сердце будет всецело ей принадлежать, и ты не отмучаешься через пять лет, о, нет, я смогу тебя удержать, и твои мучения будут длиться бесконечно, пока я жив. Выбирай. Снейп смотрел на него как-то странно, в его взгляде была почти сатанинская усмешка. Черные глаза пылали огнем гнева и чего-то еще. Это был страшный взгляд, но Гарри видел и похуже, а потому легко его выдержал. – Хорошо, Поттер. Профессор резко приподнялся и сел на постели, его дыхание обожгло шею Гарри. – Я буду стараться. Я приложу максимум усилий, чтобы привязаться к кому-то. Я буду делать все, что вы перечислили. Работать, интересоваться, по возможности – влюбляться, но при таких стараниях с моей стороны я хочу быть уверен в заинтересованности объекта в эксперименте, – Гарри почувствовал озноб, он почти знал, что услышит дальше. – Я, Поттер, буду пытаться полюбить вас и добиться взаимности. Он отшатнулся. – Это невозможно. Я никогда не смогу… – Ну почему же? – Снейп откровенно издевался. – Вы произнесли такую убедительную речь о ненависти, что я поверил в то, что вы способны испытывать ко мне сильные чувства, можете воспитать их в себе и жаждете, чтобы все было не напрасно. Или вы готовы только ломать, но не строить? Ненависть – пожалуйста, а все остальное? Мне надо мучить своей привязанностью кого-то другого? – Невилл сам хотел… – его слова прозвучали жалко. Снейп улыбнулся. – Я благодарен мистеру Лонгботтому за его усилия. Он прекрасный человек, но я не хочу обременять его своими проблемами. – А меня хотите? – Гарри не знал, как реагировать. Это было каким-то безумием, не мог же Снейп на самом деле верить, что он его полюбит? Не мог же он желать, чтобы Гарри играл с ним в построение привязанности? Хуже – не играл, а заставлял себя жить этими чувствами. – Выберите кого-то другого. Я не могу играть с вами… Снейп нахмурился. – Играть? Так вы хотели от меня спектакля, а не истинных стремлений? – Нет, но… – Поттер, я выбрал, и буду следовать своему выбору. Если вы отказываете мне во взаимных усилиях, то не упрекайте потом в отсутствии результата. У вас есть выбор, вы можете не принять мои ухаживания. – Снейп, это безумие. Я взрослый человек, у меня дети… Профессор пожал плечами. – Уверен, что смогу к ним привязаться. Найти общий язык будет сложнее, но я постараюсь. – Вы это нарочно, да? Из-за того, что я сказал? Будьте благоразумны… – Любовь редко благоразумна. Не стоит моделировать противоестественные схемы. Гарри разозлился. – Это ваша месть? Снейп снова пожал плечами. – Я следую вашему плану, Поттер. Или, наверное, мне теперь стоит звать вас Гарри? – профессор наклонился и прижался губами к его губам в коротком поцелуе. – Совсем забыл поздравить вас с днем рождения. Поттер выбежал из комнаты, хлопнув дверью так, что ему на голову посыпалась штукатурка. В спину ему будто ударил, придавая дополнительное ускорение, удивительно живой, хоть и гневный хохот Снейпа.
Date: 2015-07-17; view: 378; Нарушение авторских прав |