Цвета и стихии

Ранее упоминалось, что земля дала начало трем цветам. В этом контексте она выступает как конкретная реальность, как земля или почва, которая дает человеческим существам пищу и носит их на своей "спине", а также как земля, которая заглатывает их, принимая умерших в свои недра.

Однако земля представляет собой и нечто большее. Вместе с водой, воздухом и огнем она составляет одно из первоначал вселенной. Эти четыре стихии занимают определенное место в африканских космогониях; в них можно обнаружить корни языка некоторых народностей Черного континента. Каждая из составляющих первооснов мира обладает своим собственным цветом. Более того, в конечном счете каждая из них состоит из цвета и зримой гармонии.

Хотя в начале времени, когда еще ничего не существовало, изначальным моментом творения явилась "ночь", это не означает, согласно представлениям бамбара и догонов, что этот миг исключал всякую возможность зрительного восприятия. "Ночь", о которой здесь идет речь, в песнопениях komo (общества посвящения) была мраком, но мраком не пустым; он был "заполнен" смешением белого, красного и черного. И эта сокровенная связь трех оттенков охватывала цвет, первоэлементы и божественный дух miri. Смешиваясь, элементы достигли консистенции конститутивных начал существ и предметов, причем каждая первооснова имела свой конкретный цвет. Воздух отождествляется с белым, земля и вода — с черным, а огонь — с красным. Таким образом, творение включает не только четыре стихии, но также и зримый аспект, состоящий из трех цветов. Согласно верованиям этих народностей, ни одно существо и ни один предмет в сотворенном мире не определяются одним (61) лишь цветом. В дополнение к четырем стихиям все в этом мире состоит из смешений цветов, хотя один из трех всегда является преобладающим.

Взаимосвязь между тремя цветами и четырьмя стихиями заслуживает особого рассмотрения. Следует отметить, что для того, чтобы проанализировать все тонкости африканской мысли в этом отношении, потребуются дополнительные исследования. Африка — это страна кудесников материи и стихий. Африканцы, возможно, являются даже большими манипуляторами стихий, чем греки или, по крайней мере, равны им. Достаточно посмотреть, например, на их ритуалы, направленные на вызов дождя, укрощение ветров или же на обряды огня, — африканские мысль и религия изобилуют такого рода вещами, — чтобы составить себе представление о том, как черный человек пытается овладеть творением через управление стихиями, лежащими в его основе.

Очень красноречивыми в этом отношении являются обряды, направленные на обретение господства над огнем, то есть, фактически, — на достижение контроля и власти над потенциалом красного. Их существует два типа: те, которые можно назвать обрядами солнца, и те, что называются обрядами молнии.

Я изучал первую разновидность этих обрядов у двух народностей, очень разных и территориально отдаленных друг от друга, фактически на несколько тысяч километров по оси север — юг. В географическом отношении обе народности живут вблизи четырнадцатой параллели, но моси из Республики Верхняя Вольта — на 14 градусах северной широты, а боронга — на 14 градусах южной широты.

С приближением зимнего солнцестояния обе народности отмечают очень важный праздник, который является также и празднеством власти вождя. В процессе подготовки к церемонии все дороги, ведущие к царскому дворцу, расчищаются от травы и подметаются. Это называется "открытием дороги". У моси сам праздник состоит из бурных процессий взаимного обмена подарками между вождем и его подчиненными (хотя главным образом вождь получает подарки от своего народа, в частности, просо для своих лошадей), стрельбы из ружей, которую (62) устраивают кузнецы, во множестве принимающие участие в празднике, и, наконец, жертвоприношений, подносимых на семейный алтарь царского дворца. У баронга этот праздник традиционно включает подношение вождям плодов фруктового дерева кафир (…), предназначенных для приготовления ферментированного праздничного напитка, танцы и песнопения, прославляющие "старую женщину", то есть солнце, и, наконец, жертвоприношения, возлагаемые на алтарь власти вождя.

И в том, и в другом случае праздник предполагает "воздействие" на солнце и, как следствие, на его красный жар, от которого должны созреть фрукты и зерновые. В обоих случаях в ритуале церемонии вождь ассоциируется с солнцем. По существу цель празднества состоит в том, чтобы солнце "снова поднялось" на юге и двигалось на север (для моси), или чтобы удержать его над южным тропиком (для баронга) и таким образом обеспечить созревание зерновых.

Обрядов, относящихся к молнии, существует великое множеств. У всех африканских народов молния — это огонь, вселяющий наибольший страх, огонь, который вызывает устоявшуюся реакцию со стороны общества. Место, куда ударила эта небесная стихия, требует специальной десакрализации, которая должна проводиться назначенными для этого лицами. Куда бы ни ударила молния, после нее остается "громовой камень", который следует подобрать и поместить в особое святилище. Те, кого поразила молния, должны быть захоронены отдельно, их погребальные керамические сосуды никогда не помещаются рядом с таковыми других умерших. Страх, вызываемый молнией, фактически вызван той внезапностью, с которой действует этот небесный огонь. Считается, что это вызывает мгновенное смешение между небом и землей до такой степени, что человек, предмет или место, в которые ударила молния, уподобляется небу или же сам становится небом. По этой причине в Уганде, например, пораженная молнией женщина, которой удалось избежать смерти, обычно становилась собственностью царя, которого также считали небом. (63)

Контроль над молнией, так сказать ее "приручение", требует специальных предосторожностей и обрядов, детально описанных целым рядом авторов. Анализируя некоторые "противомолниевые средства", эти работы позволяют нам понять механизмы и логику, стоящие за африканским подходом к сути этих предосторожностей. Следует еще раз подчеркнуть, что это не является ни симпатической "магией", ни магией уклонения. Это — просто попытка упорядочивания вещей, разнесения их по категориям и классификации с целью дать человеку возможность направлять их соответственно своим намерениям, заставить их двигаться в гармонии с их природой, а не повинуясь беспорядку, в котором они на мгновение оказались. За этими техниками стоит целая философия. Африканское мышление приписывает вещам и существам определенный порядок. Этот порядок исходит из классификации их на категории, согласно их природе и свойствам. Если по той или иной причине элемент покидает предназначенное ему место, возникает беспорядок; в этом случае человеческий разум должен вернуть "возмутителя" беспорядка на его место, чтобы мир снова мог функционировать должным образом. Это много говорит и о силе, которую человек приписывает себе, и также о действенности тех средств, к которым он обращается для этого. Вопрос заключается в том — достаточно ли для восстановления порядка предъявить бесчинствующему элементу нечто, родственное ему, или же его антипод, повторяя заклинание для достижения тождества акта. В этом состоит вся проблема человеческого вмешательства в творение, той формы вмешательства, в которой слово играет почти столь же важную роль, как и божье слово в начале мира.

Однако приручение небесного огня требует дальнейшего рассмотрения. В африканских мифологиях этот огонь, заключающий в себе красный цвет со всеми его дополнительными значениями, нередко бывает похищен человеком у неба. Часто этот поступок совершается человеческими существами; иногда чтобы совершить кражу, человек посылает своих эмиссаров — насекомых или других животных. На Черном континенте имеется много версий и разновидностей мифа о Прометее. Что интересно в африканском (64) мифе, и даже позволяет несколько отойти от интерпретации греческой легенды в духе историцизма, так это то, что здесь не акцентируется внимание на правовом аспекте кражи. Последняя рассматривается не как проступок со стороны человека, а как деяние, направленное, с одной стороны, на то, чтобы раскрыть, что же такое есть огонь, то есть манифестация и элемент разоблачения, а с другой стороны, для того, чтобы выявить вора, самого Прометея. Прометей никогда бы не проявил себя, если бы не унес дающий свет элемент. В то же самое время люди никогда бы не познали огня, если бы он не был взят из потайного места, где он был скрыт от них. Таким образом, мифы об африканском Прометее (а возможно и греческий миф) фактически являются легендами лишь о ритуальном "воровстве", призванном укрепить (а не разрушить) подобие между богами и людьми. Такого рода подобие, называемое изучающими культуру антропологами "шуточным" родством, без сомнения, является в высшей степени тонкой формой родства. Единоутробный племянник "обворовывает" своего дядю по материнской линии не для того, чтобы навредить ему, а для того, чтобы проявить себя и укрепить узы, связывающие его со своим родственником.

То, что это относится по меньшей мере к части Африки, доказывают распространенные здесь обряды "разоблачения" воров и защиты семян на полях. Для этой цели используется обуглившаяся древесина пораженного молнией дерева. Древесный уголь — след проявления небесного огня — считается эффективным средством против попыток воровства. Вместо того чтобы проявить себя или раскрыть своего "похитителя", небесный огонь просто "отгоняет" грабителя. Такой же ритуал разоблачения вора исполняется народностями банту на юго-востоке Африки, которые определенной смесью воздействуют на хамелеона, в результате чего он становится белым и в конце концов умирает. Этот цвет соответствует цвету альбиносов, которых, как считается, в материнском лоне поразила молния. Побелевший хамелеон приравнивается к человеку, пораженному молнией, и тот факт, что хамелеон используется для "обнаружения" воров, вплетается в тот же контекст, что и дерево, обожженное молнией. Эффективность (65) "белого" хамелеона может быть даже большей, чем древесный уголь дерева, пораженного молнией, потому что здесь мы имеем дело с "белым", то есть горящим, огнем, в то время как древесный уголь ассоциируется с "черным" огнем, другими словами — с огнем, который погас. Взаимосвязь между молнией и хамелеоном основана на сходствах и различиях, существующих между ними: благодаря неторопливости движений животное является антиподом молнии, в то время как его быстрый язык при поимке жертвы (то есть при умерщвлении ее) приравнивает его к небесному огню, убивающему своим ударом. Этим объясняется присутствие и значение хамелеона в огромном количестве африканских мифов о природе смерти. Тот факт, что с целью разоблачения воров выбор пал на животное, мимикрия которого позволяет ему менять окраску, имеет значение и по другим причинам, отличным от аналогии между ним и молнией. Прежде чем стать белым, хамелеон проходит целый ряд последовательных изменений цвета. Таким образом, в течение очень короткого времени он проходит процесс развития, сходный с тем, что характеризует жизнь человека, который тоже считается уже белым, когда его принимает мир усопших.

Взаимосвязи между цветом и стихиями позволяет рассмотреть один их аспектов африканской культуры, который необходимо понимать во всей его целостности и с должным вниманием ко всем деталям. Преимущество, которое имеет в этом отношении изучающий классику над исследователем, пытающимся понять существующие ныне культурные традиции, заключается в том, что первый может обратиться к подлинным текстам (даже если они отрывочны), в то время как последний прокладывает свой путь среди зыбучих песков фактов, что требует широкого поля зрения и ориентации одновременно в нескольких направлениях — другими словами, он должен быть в чем-то похожим на хамелеона.