Глава 19. Любовь как страхование жизни: чем позже подписываешь договор, тем выше взносы

Любовь как страхование жизни: чем позже подписываешь договор, тем выше взносы.

С. Гитри

Следующие пару дней Арвис от меня не отходил, стараясь постоянно держать в поле зрения. Будто меня могло ветром унести. Как Мэри Поппинс. Это было здорово, но слегка неудобно. У меня болело все — руки, ноги, голова, живот, спина, кожа и кости. Сама б я завела горшок под кроватью… но в его присутствии это казалось невозможным унижением, поэтому, отвергая помощь, я ползала вверх-вниз по лестнице. Он рвался меня полечить. Оказывается, мать и тут наградила его и брата специфическими талантами. Я отказалась наотрез, понимая, что тот прыжок бес знает куда и так чуть не заставил его надорваться. Только спросила, не останется ли у меня следов на лице? Услышав, что рот заживет без последствий, успокоилась. Вот и пусть заживает потихоньку…

В разговорах мы опять вернулись к военной тематике.

Я вспомнила, что в Средние века на Земле существовала чертова туча наемников. Вроде как даже на поле Куликовом дрались то ли венецианцы, то ли генуэзцы. Причем почему-то на стороне татар. Может быть, и тут есть такое? И, если собственная армия недостаточно велика, можно ее усилить отрядами профессионалов? У меня самой денег уже столько, что могу полк в течение года содержать.

Арвис задумался. Оказалось, три малых княжества к западу от наших границ как раз жили тем, что успешно сдавали своих сынов в аренду.

Выходило, что, если подтолкнуть прогресс, торгуя оконными стеклами, зеркалами, печатными тканями, мясорубками и прочим нужным народу товаром, можно получить кучу денег. А на деньги купить защиту.

Дальше. Надо натренировать отряды собственных горных егерей, которые держали бы закрытыми и от вторжения, и от шпионов высокогорные перевалы Аррите. Что такое егеря? Мужики такие бородатые в камуфляже. А что такое камуфляж? Сейчас объясню, дорогой.

Да, скажи-ка мне, Арвис, текут ли реки с гор через прибрежную полосу, которую надо защищать? Да? Целых три и не маленькие? Вот и отлично. Наверняка можно тоже устроить искусственные озера, запрудив их где-нибудь повыше, а потом взорвать перемычки и смыть все внизу к такой-то матери селевым потоком. А тех, кого не смоем, расстрелять сверху. Из минометов, ага. Мы же их сделаем, да?

Так… а та, оккупированная Лиорта… какой там настрой у народа? Вряд ли хороший, если столько беженцев? А рельеф какой? Леса там есть всякие? Есть? Отлично! Будем спонсировать разбойников и партизан. Кто такие партизаны? Это такие специальные разбойники, которые грабят только чужих. Да. Еще, как появится новое оружие, зашлем несколько диверсионных групп — пусть проредят ряды высшего начальства…

И вообще — нельзя ли в Талисии устроить революцию? Подобрать вменяемого кандидата, который устроит народ, и устроить дворцовый переворот. Пусть дерутся сами с собой. Судя по всему, хуже там уже не будет.

Арвис сообщил мне, что я озверела. Но аккуратно записывал все мои озарения в тетрадочку.

А по вечерам перед сном мы подолгу целовались. Рот уже почти зажил, хотя с перевязанными ребрами мне предстояло ходить еще неделю. Арвис обращался со мной, как с хрустальной вазой. Кажется, для нас обоих это был новый опыт. Для него было внове так хотеть женщину и сдерживаться, чтобы ее сберечь. А я впервые настолько доверяла мужчине и настолько его желала. Если б была здорова — и думать не стала. Да и сейчас меня сдерживали не столько увечья, сколько мысль, что, завопив от боли в ребрах не в тот момент, могу все испортить. Лучше потерпеть. Хотя умерить фантазию не получалось — все же Интернет жутко развращает!

Кстати, был один вопрос, который не по-детски тревожил: а как они тут предохраняются? Цикл у меня в этом мире гулял так, что уверенно сказать, когда безопасно, а когда нет, я не могла даже приблизительно. А страх, что меня может перебросить назад, в Москву, а мой любимый или, еще хуже, мой ребенок останутся тут — был одним из самых главных ужасов, сдерживающих бушевавшие в присутствии Арвиса инстинкты.

Наконец, не выдержав, изложила все это Арвису.

Тот рассмеялся:

— Ты ставишь все с ног на голову, Мариэ. Привязанность к кому-то — сама по себе якорь. А если ты родишь ребенка, то никуда уже от него не денешься. Будешь принадлежать этому миру. И мне.

— Угу. Тому я тоже принадлежала. Там мои родители, друзья, квартира, учеба… и где я в итоге оказалась?

— То был особый случай.

— Так обратно — второй конец той же самой палки, то есть того же особого случая!

— Знаешь, дай мне немного времени. Я уверен, что прав, но пороюсь в теории, чтобы во всем разобраться точно и объяснить тебе.

— А нельзя ходить туда-сюда? — поинтересовалась я. — Вот бы было здорово!

— Нежелательно. Поверь, это огромный риск. Можно попасть совсем не в то место, куда шел. Или пропасть вовсе.

Я задумалась… Хочу ли я, готова ли я остаться тут насовсем? Ответ лежал рядом, кося на меня голубым глазом. С ним я согласилась бы жить и в Тибете. Или на Луне. Была только парочка «но». Я чувствовала, что мне критически не хватает знаний… и ужасно хотела учиться дальше. А в Аризенте учителей для меня не было. А сама я ни разу не Михайло Ломоносов и даже не лорд Кавендиш. А второе, не менее важное — он ни разу не сказал мне, что меня любит. Может, эта самая эриналэ — лучшая мать с оптимальным набором генов для его потомства. Не зря же он сразу о детях заговорил? Тогда выходит, что меня будут холить, как племенную кобылу. Но любить не больше, чем ее. А нужно мне такое вот сомнительное счастье? То-то и вопрос.

— Арвис, а когда вернется твой брат?

— Как сможет. Когда миссия будет выполнена, он почувствует, что может открыть проход.

— То есть… — замялась, — получается, что если он не справится, то навсегда останется на Земле? А сам факт возвращения означает его пригодность править?

— Именно так. Неспособные маэллты не возвращаются.

— Арвис! Скажи мне, что наши с тобой дети не будут маэллтами! Я не хочу, чтобы мой сын или дочь были вынуждены отправиться черт-те куда непонятно зачем с риском, что вернуться назад им не суждено.

— Мариэ! Вот она, женская логика во всей красе… — поцеловал меня. — Но мне приятно, что ты не просто допускаешь возможность, что я стану отцом твоих детей, а уверена, что именно я им и буду.

Я покраснела. И впрямь, ляпнула, что думала. Но все равно:

— Арвис! Не смей уходить от ответа!

Он приподнялся на локте. Смеха в голосе больше не было:

— Да. Если больше будет некому, они будут обязаны это сделать. А мы должны будем их научить, как не пропасть и возвратиться к нам.

Эх-х… Значит, лучше бы Аирунасу вернуться. Потому что от Арвиса я не откажусь. Мне второго такого не найти ни в одном мире.

Что-то он сказал важное… Вот! Откроется проход.

— А где открывается проход? Аирунас сможет выбрать место сам?

— В принципе да…

— А еще вопрос: когда я вернулась на место, куда выпала, свалки уже не было. Как она вообще там получилась и кто ее убрал?

— Убрали по моему приказу. А образовалась сама. А потом еще местные жители накидали всякой дряни. Мариэ! Ты сейчас хочешь сказать, что проход был открыт какое-то время до того, как ты туда упала? И туда проваливались вещи из вашего мира?

— Если там был странный или непривычный мусор — то да, — кивнула я.

— Был. Предметы непонятного назначения с надписями на неизвестном языке. Даже пара книг.

— Ты их сохранил?

— Конечно.

— Потом покажешь, вдруг найдется что-то полезное? Но ты понял? Получается, Аирунасу надо начать собирать нужные вещи там, откуда откроется проход. Учебники, боеприпасы… Я соображу, что именно. Составлю список. И как откроется, пусть кидает нам! А уж потом берет винтовки и проходит сам! Арвис, мы — гении!

— А гении — это что?

— Это мы! — засмеялась я, тыкаясь носом в его плечо.

* * *

Следующие дни я с интересом разглядывала в зеркале метаморфозы своей физиономии. Оказывается, если треснуть человека по макушке, синяки почему-то все равно оказываются под глазами. Стекают. Меня приложили знатно. И теперь видок у меня был таков, что в испуге шарахнулся бы и сарумановский урук-хай. Перманентный макияж в стиле Вера Холодная, ага. Гордость вытрезвителя на Закулдыкинской улице. Лучшая большая панда в китайском зоосаде. А Арвису было как будто все равно — он смотрел на меня такими глазами, что я стала подозревать, что загадочное «эриналэ» — это заболевание сродни менингиту, фатально влияющее на логическое мышление и критически ухудшающее зрение.

Я, бурча, высказала это Корэнусу, который спокойно относился к тому, что маэллт фактически поселился в моей комнате. К-2 с улыбкой погладил меня по голове и ответил, что это все не важно, а важно то, что между нами такие искры летят, что новое солнце зажечь можно. И что он за меня очень рад.

На самом деле общество Арвиса отбивало у меня последние мозги. Вот понимаю же, что для романа не время, что мы друг для друга — инопланетяне, что не так я хороша, чтобы надолго удержать внимание этого темноволосого красавца… но стоит ему посмотреть на меня голубыми глазами, прикоснуться к ладони пальцами, и в голове психованным дятлом начинает колотиться единственная мысль: «Хочу!» Однажды я чуть было не дохотелась до победного финала. Мы лежали рядом, я — в бинтах, он — в трусах, и я сама притянула его руки себе на грудь и живот. Арвис с изумлением заглянул мне в лицо, потом приподнялся на локте: «Можно? Ты уверена?» Я смущенно кивнула. Его губы накрыли мои, горячие ладони стали гладить ставшую невероятно чувствительной кожу. Потом одна скользнула вниз, раздвигая бедра, я рефлекторно выгнулась… и завопила от боли в незаживших ребрах.

Арвис застонал от разочарования. А потом заявил, что можно будет тогда, когда он скажет. А до того я должна вести себя прилично. Ну-у, за некоторыми исключениями… осторожно показать которые он готов мне немедленно.

Слегка в чувство меня привело заявление, что он хочет представить меня своей маме. От знакомства с родственниками веяло некой фатальностью, вдобавок по всем меркам и канонам мне полагалось кланяться маэллите, а я такого ох как не люблю. В жизни никому не кланялась и начинать не собиралась.

Но в замок нам все равно было надо — искать предателя из дворца, с которым спелся Лириад. Удачно, что при нашей единственной встрече я была с ведром на голове. Даже если столкнемся нос к носу — в лицо не узнает. Впрочем, я его тоже, пока не заговорит. Вот как сама перестану при виде своей рожи по утрам от зеркала шарахаться — так и пойдем.

— Арвис, есть соображения, как мне лучше попасть во дворец? С одной стороны, меня там никто не знает, и можно попробовать выдать меня за кого угодно. С другой — я сама имею весьма смутное представление о ваших обычаях, этикете, правилах поведения. И говорю все же с акцентом и недостаточно свободно. Как бы нам это устроить? Я б прикинулась водопроводчиком или электриком… — представила себе мужика средних лет с окурком в зубах в стоптанных башмаках сорок пятого размера, — но, кажется, в вашем мире женщинам доступно только ограниченное количество социальных ролей…

— Нет, как работает твоя голова — непостижно моему уму, — вздохнул лежащий рядом брюнет. — Вот любая бы девица тут же ухватилась бы за повод прикинуться иностранной знатной дамой и думала бы лишь о том, какое платье ей надеть на прием. А ты? Готова влезть в рабочую робу и слиться с обоями…

— Ну, во-первых, я засыплюсь на первом же вопросе о моей гипотетической родине, — вздохнула я. — Во-вторых, на дам смотрят, а на сантехников никто не взглянет во второй раз… Вот, придумала! Я приду в твой дворец мышей и тараканов травить!

— Мариэ! У нас в замке нет никаких тараканов!

— А моль есть?! — с надеждой поинтересовалась я.

— Для тебя готов завести, — хмыкнул маэллт.

— Нет. Даже не так. Я должна быть чьей-то помощницей. Чтобы лишний раз рта не раскрывать и выглядеть мышь мышью… Мм-м… Как ты относишься к небольшому ремонту в своих покоях? Ну там гардины сменить, обивку у диванов? Кстати, тебе нравятся наши плафоны для ламп в стиле «Тиффани»?

— Отлично. Мне по душе твоя идея. — В голосе Арвиса послышались нотки веселья. Ой, чую подвох… Серый глаз лукаво подмигнул. — Вот рядом с моей спальней есть еще одна, и она пока пустует. На свой вкус ее и отделаешь. Средства не ограничены, твори, что хочешь.

Что-о?! Он думает, что я перееду жить к нему во дворец? В соседнюю спальню? Хотя чего я возмущаюсь, если сейчас мы, полуголые, лежим рядом в одной кровати. Конечно же, думает… И жаль будет его разочаровывать.

Но пока я не разберусь, смогу ли я, живя во дворце, по нескольку часов в день корпеть над словарем и математикой с К-2, свободно ходить к кузнецу, рисовать эскизы в швейной и стекольных мастерских и вообще делать то, что мне по вкусу или интересно, соглашаться точно не стану. Историй про золотые клетки я наслышалась и начиталась достаточно, чтобы понять, это — точно не для меня. Золотой денник для племенной кобылы, ага. Всю жизнь мечтала, спала и видела!

Хотя… Предлог он придумал отличный. Я часто представляла себе дом, в котором мечтала бы жить. Все, от дубовой двери до флюгера с драконом на крыше. Планировку комнат и стиль обстановки, расположение окон и обивку мебели. И вот у меня есть возможность воплотить кусочек моей мечты в жизнь. Интересно, как я справлюсь?

А еще работа с тканями — прекрасный невинный предлог для общения с живущими во дворце дамами. Причем сами придут, любопытство пригонит. А за ними, как хвосты за кометами, наверняка подтянутся и кавалеры. Все, что нужно будет мне, — держать ушки на макушке.

Задумалась. Значит, что мне потребуется? Подготовить альбомы из плотного картона с образцами тканей. И найти мастера или мастерицу, при которых я сошла бы за помощницу. Если у Борадиса никакого родственника на примете нет, припрягу Нариали. Та свою надежность и умение держать язык за зубами уже доказала. Вот пока сходят следы гематом и рассасываются синяки, этим и займусь. Кстати, я до сих пор не удосужилась узнать, как называются в Риоллее леди и лорды. Наверное, существует какое-то вежливое обращение?

— Есть. И тебе придется выучить и наш табель о рангах, и как к кому обращаться. Я имею в виду не простое «миэн» и «миэна», — мягко усмехнулся Арвис.

Вот интересно, почему это меня не радует? Ведь должно бы, по идее. Быть принятой в замке, танцевать на балу, оказаться спутницей прекрасного принца… Вот только я ни в здешнем этикете ни в зуб ногой, ни тутошних танцев не знаю. Да и с принцем не все ясно. Ну да, соседняя спальня, детишки в перспективе… но сама-то я кто?

Вздохнула. Ладно, разберусь. Пока буду рада тому, что он дважды меня спас, а сейчас лежит рядом и смотрит взглядом искусствоведа, дорвавшегося до реставрации «Джоконды».

Кряхтя, как древняя бабка, повернулась на бок. Он помог мне, поддержав и одновременно притянув ближе. И поднял голову, чтобы поцеловать. Угу, а вот этого не надо — что от Арвисовых лобзаний у меня в мозгах все извилины встают по стойке смирно, это я уже поняла. А мне хотелось обсудить мысль, которая пришла в голову.

Положила пальцы правой руки ему на рот, преграждая путь. Черные брови поднялись обиженным домиком — мол, что, опять дорогой эриналэ вожжа под хвост попала? Потянулась, чмокнула его в скулу, чтобы успокоить.

— Арвис, послушай внимательно. Есть одна идея, но я не знаю, как ее сформулировать. Да и осуществимо ли это в принципе.

— Слушаю. — Голос был спокойным и серьезным.

— Помнишь, в одном из снов мы оказались у меня дома, да?

Он чуть кивнул.

— И во сне все было как наяву: работал душ, из крана текла вода, горела плита. И я спрашивала тебя про компьютер, могу ли я выйти в Сеть? Тогда я так поняла, что не смогу, потому как мое физическое тело находится в Риоллее. Но потом до меня дошло, что сны намного более реальны, чем я представляла вначале, — замялась, вспомнив, как всерьез размышляла, могу ли забеременеть во сне. Выкинула неуместные мысли из головы и продолжила: — Но твой брат сейчас как раз у меня дома. И он может физически делать то, что я показываю ему во сне. Или вообще дать мне доступ через сон к материальным телам. Может же, да? Ты понимаешь, что я хочу? Мне нужен доступ в Интернет, чтобы довести до ума эту чертову дрезину, понять, как плавить сталь и где искать молибден с вольфрамом, научиться делать шины, порох и взрывчатку, узнать, где и как ищут нефть. И ты тоже должен все это узнать, понимаешь? А если я буду все это читать с экрана ночью, когда действует твое элари, ты через меня будешь понимать это, как на родном языке. И твой брат — тоже! Ведь это бы здорово нам всем помогло, да?

Так. На глазах у изумленного искусствоведа у Джоконды выросла вторая голова. Или усы и рога. Взгляд Арвиса стал каким-то нехорошим. Похоже, я опять высунулась из гендерной роли недопустимо далеко, как слишком нахальный таракан из-под плинтуса… И сейчас этого таракана, которому жить надоело…

Арвис уставился мне прямо в глаза. Нахмурился, наморщив лоб. Аки Нео, узревший агента Смита в спальне Тринити.

Вот что я, дура, творю? Ответ: показываю парню свой интеллект. Причем на его территории. Это ему, а не мне должна была прийти в голову такая идея. Так что на следующий вопрос — будет ли Арвис рад этой демонстрации? — ответ, увы, очевиден. Ага, вон уже сейчас восторг на лице так и написан. Буквами размером как на рекламе памперсов. А ведь это он меня в моей родной среде — то есть за клавиатурой того самого компьютера — не видел. Выходит, сейчас я сама рублю сук, на котором сижу. Покосилась на расхристанного плечистого красавца рядом — ну и мысли же у меня! Но если говорить серьезно, похоже, я снова на распутье. То ли прикинуться овцой и аккуратно подсказывать и подталкивать маэллта в нужном направлении, стараясь, чтобы он считал, что это его «озарило». То ли плюнуть на здешние условности, хрупкое мужское эго и переть напролом. Переживет. Потому как надо крепить оборону, а не самолюбия беречь. И Гугл мне в помощь!

Вздохнула. Ну вот, еще одно решение принято. Либо он станет принимать меня такой, как есть, не заставляя прикидываться козой плюшевой с чебурашкиными ушами… либо вместе делать нам нечего. И, пока это не выяснится, стоит отложить куда подальше все мои идеи на тему «вот ребра заживут, и тогда…». Жаль. Наверное, второго такого мне и в самом деле ни в одном мире не сыскать. Но если из меня собираются сделать садовую розочку с садовой головой и поместить в соседнюю спальню — то мне и первого много.

— Я обдумаю. В твоей идее явно что-то есть. — Кивнул и, отведя взгляд, уставился в потолок. Лицо серьезное, замкнутое. О чем размышляет, и не разберешь.

Вздохнув, прикусила губу, ткнулась носом ему в плечо, втягивая запах… а потом отодвинулась настолько, насколько позволяла ширина постели. Не демонстративно, но просто. Нет так нет. Ничего страшного, переживу и это.

Он обернулся. Внимательно посмотрел на меня:

— Боюсь думать, что тебе опять в голову пришло… Но вижу, ты снова готова сбежать. Мариэ, ну сколько же ты будешь меня мучить? Когда ты в меня поверишь или хотя бы станешь говорить вслух о том, что тебя беспокоит? Я точно знаю, что ты неравнодушна ко мне… но постоянно чувствую, что ты можешь вот так внезапно уйти и просто захлопнуть за собой дверь. И я даже не смогу понять причину, по которой ты так поступила. Что сейчас случилось, объясни мне?

Протянула руку, нежно коснувшись кончиками пальцев его лица.

— Арвис, я думаю, что тебе не подхожу. Не гожусь я в здешние миэны. Подумай сам — я не стесняюсь высказывать свое мнение и не смогу пожизненно изображать сладкую дурочку, чтобы не прищемить чье-то самолюбие. Я отличаюсь от ваших женщин. И становиться такой, как они, не хочу. Мне тошно от мысли, что придется всю жизнь смотреть в рот какому-то мужчине, даже если этот мужчина — ты! — вздохнула, сжала губы и уставилась в стальные сейчас глаза.

— А зачем мне нужна дурочка? — дружелюбно поинтересовался парень, переворачиваясь на бок лицом ко мне.

Он издевается, да?

— Потому что, насколько я видела, женщины в этом мире играют подчиненную роль. И не полагается, чтобы они выставляли напоказ интеллект или знания. Посмотри — в университете полтора десятка разных факультетов… и ни одной студентки! Одни парни! Неужели ни одна женщина не захотела учиться? Поверить в такое не могу!

— Тут ты права. Женщин в университет не принимают. Кстати, ты могла бы это изменить. А еще подумай, вот была моя бабка, что строила мол и рынки. Помнишь? Так она не только этим занималась. Она почти тридцать лет в одиночку правила Аризентой. И хорошо правила. Так что кем ты тут станешь — зависит от тебя. А лично я дурочек не люблю.

Теперь в потолок уставилась я.

Арвис усмехнулся:

— Вот, поразмышляй. Я пока подумаю, как устроить то, что ты предложила.

А мне было грустно. С одной стороны, накатила тоска по дому. С другой — я снова задумалась об Арвисе. То, что дурочек не любит, он мне сообщил. А вот о том, что любит меня, — не сказал ни разу.

Но не спрашивать же мне самой?

Какой ответ он даст, ежу понятно. Да только зачем мне такое вымученное признание?

— Мариэ?

— Да?

— Твой компьютер, он как соединен с внешним миром? Мне надо знать.

Ага. Телеграф у него есть, то есть о передаче информации по проводам и о том, что такое ток, он знает. То есть объяснить, что нужно питание системного блока, монитора и, собственно, выход в Сеть, труда не составит. Хотя как он собирается добиться синхронизации того, что происходит во сне, с реальностью, представить я не могла даже смутно. Вспомнила, как показывала режимы работы душа — вот откуда-то же в нем взялась вода? Ведь Арвис не знал, какие именно струи должны бить из насадки? Эх-х, фирменное колобковское «Ни-че-го не понимаю!» надо сделать моим фамильным девизом!