Глава 17. Диковинные страны 4 page

Маркиз почесал переносицу, хитро улыбаясь. Он прекрасно понял мысль Орландо, но не сдержался и все-таки спросил:

- Но это ведь убыток казне – как вы сможете собрать налоги с тетушек?

- Я вас умоляю, маркиз, я даже пытаться не буду, зачем они мне сдались. Вы сами с них соберете.

- Это как?

- Не знаю. Но я возьму с вас, с вашего оборота, а уж как вы будете выкручиваться, это ваша проблема. И все-таки, заметьте, это справедливая плата за то, что вы сможете расширить свою деятельность настолько, насколько захотите.

По здравому размышлению маркиз не мог не согласиться.

Этот полушутливый, полусерьезный разговор имел далеко идущие последствия. Маркиз Нгуен подумал, взвесил все и развернул нешуточную деятельность в близлежащих селах.

Ткацкий цех спохватился не сразу. Когда господин Нуатье, глава цеха ткачей прозрел, все окрестности столицы кишмя кишели ткачами-надомниками, имевшими по милости маркиза хорошее оборудование и производившими в два раза больше ткани, чем весь ткацкий цех вместе взятый. А вместе с ткачами работали красильщики, и все делалось сразу в одном месте, что здорово удешевляло производство. Это была катастрофа, причем явно подготовленная. Господин Нуатье хотел сначала застрелиться, но потом передумал и записался на прием к главе правительства.

Орландо принял его душевно, усадил в своем кабинете в мягкое кресло, напоил глинтвейном, ибо с утра поливал мерзкий, холодный дождь, и очень внимательно выслушал.

- …это мерзкая провокация. Доходы цеха упали вполовину, потому что теперь господа торговцы текстилем предпочитают заказывать ткань у маркиза Нгуена, это и дешевле и быстрее. Им наплевать на качество и вековые традиции, им нужна только выгода! Маркиз закупил новые кресельные станки, с помощью которых любой дурак может ткать.

Орландо слушал Нуатье и сокрушенно кивал.

- А почему у вас их нет?

Нуатье не сразу понял простой вопрос, и даже как-то смутился.

- Это…это…мы храним традиции. Много поколений… Мой дед ткал…и я ткал…

- Очень хорошо, что ваш дед ткал. Но если бы люди не развивались, а всегда поступали, как их деды, они бы до сих пор бегали за мамонтами с голым задом.

- Вы не понимаете! – Нуатье аж побагровел. – Есть традиции, которые нельзя нарушать! В каждой вещи, сделанной руками мастера, живет его душа!

- Действительно не понимаю… - пробормотал Орландо, но сдержал себя от дальнейших комментариев.

- Это необходимо прекратить! Запретить! Немедленно! Никто не должен сметь нарушать цеховые законы и производить дешевый некачественный товар!

Орландо вздохнул:

- Да, я вас понимаю. Такая конкуренция наносит существенный урон ткацкому цеху, но как же нам поступить? Дело в том, что надомная работа, а крестьяне являются именно надомниками, у нас не запрещена, и они могут делать все, что угодно. Я не могу запретить людям брать работу на дом.

Он встал, и теперь прохаживался мимо Нуатье, сидящего в кресле, с видом озадаченным, и предлагающим собеседнику тоже пораскинуть мозгами.

- Но ведь это не просто работа на дому, это… это подпольные цехи! Нелегальное массовое производство! Там же и красильщики сидят. И все знают, что это предприятие маркиза Нгуена!

- К сожалению, мы не можем это доказать.

Орландо повернулся к старейшине, взял стул, поставил перед ним и сел верхом, скрестив руки на спинке.

- Вот смотрите: вы знаете, я знаю, все знают, но маркиз формально нигде закона не нарушил. Я не могу привлечь его к ответственности, если он ничего не нарушал.

- Вы все можете, если захотите. – Нуатье наклонился вперед, к собеседнику, сверля его маленькими серыми глазками. Он был стреляный воробей, этот господин Нуатье, и прекрасно понимал, что просто так в государстве ничего не происходит.

- А я хочу? – спросил его Орландо, который был куда стрелянее Нуатье, и даже не поморщился от его взгляда. – Зачем это мне? Скажите мне, сударь, за какой интерес я должен нарушать закон страны ради вас?

- Ну, это…мы вас отблагодарим… - старик смутился, он не ожидал, что чиновник будет вот так просто вымогать взятку.

- Ага, теперь вы решили, что я хочу от вас денег. – Нуатье смутился еще больше, увидев, что премьер-министр прочитал его мысли. – Вам не приходит в голову, любезнейший, что я могу вас в тюрьму посадить за такие предложения?

Несчастный ткач совсем растерялся. Орландо играл с ним в какую-то хитрую игру и явно переигрывал.

- Простите, Ваше Превосходительство, я не то имел в виду… Я…

- Довольно, вы уже наговорили на свою голову. Если бы я решил брать взятки, я бы брал их с маркиза Нгуена, он куда богаче вас. Но я взяток не беру, и руководствуюсь исключительно интересами государства. Поэтому я предлагаю вам сейчас, в нескольких словах убедить меня в том, почему я должен воздействовать на маркиза. Ну? Соображения вроде вашей личной выгоды и «мы всегда так делали» в расчет не принимаются.

Старик захлопал глазами, но мужественно собрался с силами и начал перечислять.

- Качество.

- Согласен. Что еще?

- Цех поддерживает мастеров, не дает им впасть в нужду.

- Одним за счет других. Умелый не должен тянуть на себе неумелого.

- У нас все умелые, неумелый не может стать мастером. Знаете ли вы, сударь, что для того, чтобы получить звание мастера, ткач должен двенадцать лет обучаться, потом семь лет отслужить в подмастерьях, а потом выткать аршинное полотно без единого изъяна, без единого узелка!

- На кроснах, поди…

- На кроснах, как же еще! Мы не признаем всяких бесовских изобретений, вроде тех, которые маркиз Нгуен рассовал по деревням, мы за чистоту ремесла!

Господин Нуатье сидел перед премьер-министром в красном атласном кафтане, подбитом лисьим мехом, и потихоньку покрывался потом. Орландо было его положительно жалко, но не заставишь же его снять кафтан и остаться в одной рубашке.

Где, в какой момент человек перестает понимать постоянное и непрерывное развитие жизни, и, соответственно, теряет ясность ума? Почему начинает цепляться за отжившие себя вещи? Вот этот Нуатье – совсем неглупый человек, но почему он не понимает того, что цехи изжили себя, они все равно обречены – рано или поздно плотину прорвет, и подгнившие сваи рухнут.

Хотя нет, все он понимает, ему просто выгодно держать систему как можно дольше, потому что он на ней наживается. Каждый день существования ткацкого цеха складывает ему в мошну грошик, и теперь он здесь не потому, что печется о качестве или традициях, а потому что печется о своем кошельке.

- Господин Нуатье, а вы тоже ткали аршинное полотно?

- А как же? Я же мастер, хоть и последние годы занимаюсь делами цеха, но было время, когда я сам стоял у станка и работал.

Орландо улыбнулся:

- Вот с этого и надо было начинать – уж очень я уважаю людей, которые умеют работать. Да расстегните вы камзол, вам же жарко! Выпьете чего-нибудь? Вино, коньяк, еще какая-то заморская бормотуха…

Орландо прищурился, рассматривая пузатые бутылки, тускло поблескивающие боками в его шкафу. Нуатье выдохнул и стащил берет с блестящей лысины, покрытой потом. Им же и протер голову, но кафтан не расстегнул.

- Благодарю за честь, Ваше Превосходительство, но мне пить нельзя – аневризма.

- Ну и правильно, я тоже не пью. Итак, вернемся к нашим баранам: запретить господину Нгуену использовать надомников я действительно не могу, поэтому примем это за факт свершившийся и подумаем, что делать дальше. Вы совершенно правы в том, что цех – это кладезь мастерства, традиций и знаний, и с этим соперничать никто не может. Почему бы нам это не использовать? Вот смотрите, - Орландо схватил со стола лист бумаги и принялся быстро писать на нем. - Представьте, господин Нуатье, что вы возглавляете цех ткачей по всей стране. Гигантский цех, объединяющий всех – в любом городе, в любой деревне.

- Это невозможно. Невозможно уследить за всем.

- Еще как возможно! Секрет в том, что за всем собственноручно следить не надо, надо построить систему, которая будет сама себя регулировать. Дело в том, что я вас принял не потому, что намерен слушать жалобы на маркиза, а потому, что намерен предложить вам место Главного Старейшины, который будет возглавлять вообще все цехи в стране.

- Но, но я не представляю…

- А вы подумайте. В первую голову вам нужно снестись со старейшинами в других городах, чтобы систематизировать вашу работу. Только объединившись, вы можете дать отпор таким, как маркиз Нгуен, и сохранить чистоту ремесла. Я даю вам полномочия на разработку единого регламента и системы управления, отныне вы – Главный Старейшина в стране. Так что забот у вас будет предостаточно помимо возни с маркизом. Ступайте, господин Нуатье, я пришлю вам домой официальные бумаги, можете начинать работать.

Орландо еще раз улыбнулся во все тридцать два зуба и энергично пожал руку дезориентированного ткача, провожая его до двери.

- Ну вот, теперь он будет занят ерундой, переливая из пустого в порожнее, и сам помаленьку развалит свой цех, сцепившись с другими старейшинами. Э-э-эх, кипение кругом, бурление, красота!

Он был чрезвычайно доволен. Вручив Нуатье претензии на верховную власть в своем болотце, он запустил механизм распада изнутри, и теперь ему оставалось только ждать и смотреть, как старейшины будут пожирать друг друга, понемногу разрушая ненавистную цеховую систему. И это только начало, потом потянутся и другие цехи.

- Разве я не молодец? – он подмигнул портрету Брижитт, копии с блокнотного наброска, который стоял в рамочке на его столе. – Лиха беда начало.

Прошло уже четыре месяца с тех пор, как Орландо впервые подлил яда в стакан герцога, и с тех пор регулярно делал это каждую неделю. Раньше ему казалось, что это будет трудно, но в реальности все оказалось проще. Удобных случаев было предостаточно, и преданный слуга планомерно травил своего благодетеля, не пропуская ни одного раза.

Впрочем, тяжесть с души у него никто не снимал, и, несмотря на то, что цель становилась ближе, Орландо не чувствовал радости. Результат его усилий стал виден невооруженным глазом – придворные начали поговаривать, что герцог совсем допился, скоро, того и гляди, концы отбросит. Он стал отекать, ноги болели, все тело покрылось непроходящими синяками. Лакеи ставили ему примочки, но от них он только покрывался опрелостями, а синяки как были на месте, так там и оставались.

Наконец, приближенные герцога почувствовали тревогу, его состояние действительно стало внушать опасения. За время правления страной, возле него прикормилась кучка людей, беззастенчиво вымогающих подачки и готовых за это лизать ему пятки и другие части тела. Например, граф Лан-Чжень, который и графом-то стал в последний год, но уже почувствовал себя на вершине мира. Для Лан-Чженя, Ласковского, и некоторых других, Его Светлость господин Правитель был наличным капиталом, курочкой, несущей золотые яйца, поэтому они больше всего на свете страшились его потерять.

Орландо следил за сменой холуев возле герцога, и старался делать так, чтобы ни один из них долго не задерживался, не успевал присосаться покрепче. Временщики сменяли друг друга, как в калейдоскопе, но Лан-Чженя он проморгал. Граф уже года три обивал пороги покоев Правителя, но сильно не высовывался, поэтому Орландо не обращал на него внимания, не считая его опасным. И зря. За эти три года Лан-Чжень успел изрядно окопаться, обзавестись имуществом и связями, а также стянуть под свое крыло всех врагов премьер-министра, тайных и явных. Учитывая, как много их было, получилась внушительная армия.

И эта армия почуяла силу – впервые за все время правления Карианиди появился кто-то, реально способный потягаться с всесильным и ненавистным Орландо. И тут, как назло, Его Светлость изволил заболеть.

Лан-Чжань перепугался не на шутку, и употребил все свое влияние на то, чтобы заставить Правителя показаться ведьме, но, к его несчастью, дух герцога был еще крепок. Он глядел бодрячком, бухал еще больше и посылал всех подальше, говоря, что доживет до ста лет. Тем не менее, через четыре месяца, процесс его распада стал очевидным даже ему самому – он уже не мог вставать с постели, у него постоянно шла носом кровь.

- Что-то я неважно выгляжу… - оценивая свое почерневшее лицо в маленькое зеркальце, пробормотал герцог. Сидевший рядом Орландо только устало потер переносицу, ничего не отвечая, а Лан-Чжень горячо вмешался:

- Ваша Светлость, вы серьезно больны, неужели вы не понимаете? Господин Орландо слишком занят делами, чтобы следить за вашим здоровьем, и не предпринимает никаких мер, – кинул он в сторону Орландо злобный взгляд.

- Да, господин граф, я очень занят делами, – невозмутимо ответил ему Орландо, - вы даже не представляете, насколько я занят. Но это моя работа, и никто ее за меня делать не будет. Не вы же будете принимать проект бюджета, в конце концов…

- Проект бюджета! Как будто нет ничего важнее проекта бюджета! Его Светлость тяжело болен, а у вас только бюджет на уме! Вам безразлична судьба Правителя, даже не пытайтесь это отрицать!

Маленькие глазки Лан-Чженя блестели ненавистью.

- Не буду. Я вообще не собираюсь с вами разговаривать, барышня. Ваша Светлость, у нас тут интересная ситуация получается: городской совет Энкрета платит в государственную казну семь процентов, как и все остальные города. Но мне тут донесли, что с цеховых старейшин он взимает десять, с владельцев домов – двенадцать, а с судовладельцев четырнадцать процентов гербового сбора. Вопрос…

Орландо сделал паузу, а герцог приподнял голову с подушки, заблестев глазами:

- Где разница? – прохрипел он.

- Нет. Вопрос в том, как выкурить оттуда господ Румискайте, Лашека и Копейко. Я знаю, где эти деньги, тут ума много не надо. Проблема в том, что у нас нет реальных рычагов воздействия на городской совет.

- Повесить мерзавцев и дело с концом.

- Давно бы уже повесил, но они совсем не жаждут быть повешенными. В случае, если мы попробуем применить силу, они закроют ворота с нашей стороны и откроют их в сторону Ландрии. Как вы думаете, почему флот Вильгельмины болтается без дела у наших границ так долго?

Орландо полусидел на подлокотнике кресла, упершись локтями в колени и сцепив руки. Энкрет был у него занозой в заднице довольно продолжительное время, он прекрасно знал о воровстве городского совета, и также знал, что реальных мер пока принять не может. Сейчас у него появилась идея на этот счет, в реализации которой без Правителя нельзя было обойтись, поэтому он поднял этот вопрос.

Он сильно переменился за последнее время – похудел, осунулся, лицо его стало суровым и жестким. Ранние морщины прочертили жесткие складки на его щеках, глаза запали и стали смотреть еще пронзительнее. Глядя на него, Карианиди думал, что он тоже неважно выглядит. По его мнению, случившаяся с ним досадная болезнь заставила парня работать сверх меры.

Лан-Чжень продолжал что-то бухтеть у изголовья герцогской постели.

- Заглохни, – попросил его Карианиди. – И что ты думаешь с ними делать?

- Сделаю министрами.

- Что? Этих мерзавцев?

- Да. Надо же их как-то выманить оттуда. Сначала Лашека определю на пост министра путей сообщения, а потом и Румискайте с Копейко куда-нибудь приткну. Как только у меня в Энкрете закрепятся надежные люди, я этих мытарей мигом отправлю дальней дорогой в казенный дом.

Герцог слушал очень внимательно, и Лан-Чжень тоже слушал.

- Мне нужен ваш приказ о назначении Лашека.

Герцог пожевал губами, ему претила мысль назначать министром наглого вора, а Орландо посмеялся про себя, потому что много раз видел такие приказы, которые до сих пор герцога не смущали.

- Хорошо. Готовь. Только не затягивай, я хочу увидеть, как этот мошенник будет болтаться в петле.

Он закашлялся. Лан-Чжень опять вылез вперед и запричитал:

- Ваша Светлость, неужели вы не понимаете, что вам нельзя напрягаться! А вы, господин премьер-министр, вы же его убиваете! Это преднамеренное убийство, вы специально утомляете Правителя!

Орландо почувствовал сильнейшее желание дать ему в ухо.

- Да заглохни ты! Я кому сказал!!! – рявкнул герцог и снова закашлялся, еще пуще прежнего. Кашлял он надрывно, словно что-то рвалось и булькало в его груди, лицо побагровело, глаза налились кровью. Лан-Чжень и Орландо, не сговариваясь, кинулись к нему, чтобы подсадить его в постели, но это не помогло.

Приступ кашля перешел в удушье, герцог захлебывался и сипел, на губах его выступила кровавая пена. Выглядело это так, как будто он сейчас задохнется. Лан-Чжень заголосил и бросился вон из спальни – то ли за подмогой, то ли с перепугу, а Орландо подхватил его и перевернул лицом вниз, чтобы помочь откашляться. Тело Карианиди было на удивление легким, исхудалые руки лишены плоти, только широкая кость на запястье говорила о том, что когда-то этот человек был здоров и полон сил.

Герцог мучительно кашлял, окрашивая кровью сорочку и простынь, а Орландо вдруг с ужасом подумал, а что если он сейчас умрет? Вот прямо сейчас возьмет и отдаст концы? А у него заварушка с Энкретом, вялотекущая цеховая война, и полный бардак в рядах сторонников. Если трезво посмотреть, он вообще ничего не довел до конца, легкомысленно увлекшись процессом отравления. Умри герцог сейчас и его песенка спета, потому что Лан-Чжень сжует его с потрохами.

- А-а-а-аааа… - чуть не заорал Орландо.

Все еще держа бьющееся в агонии тело одной рукой, другой он дотянулся до звонка и яростно затрезвонил в колокольчик, но и так в коридоре уж раздавался топот десятков ног, спешащих ему на помощь. Он передал герцога на руки дюжему лакею, а сам, сквозь нарастающую панику, стал отдавать распоряжения.

- Немедленно вскипятите воду. Пошлите за Заремой, пусть сейчас же прибудет сюда. Держите его голову так, чтобы был доступ воздуха, следите, чтобы он язык не прикусил. Да ложку в рот, ложку, идиоты! – скинув камзол, он сам схватил позолоченную ложку из вечернего десерта и всунул ее в рот Карианиди, которого вдруг начали бить судороги.

Вовремя! Лицо герцога свело гримасой и перекосило, тело словно стянуло невидимыми веревками, а потом внезапно подбросило вверх. Скрюченные пальцы словно стремились ухватить сами себя, изо рта показалась пена. Трое здоровенных лакеев и Орландо едва удерживали его высохшее тело на постели под аккомпанемент воплей графа Лан-Чженя, которого Орландо велел не подпускать близко.

Зарема явилась на удивление быстро, видимо, почуяла, что дело серьезно. Ей не так привольно жилось при Карианиди, как при короле, но, в целом, вполне сносно. Он ее не трогал, и в дела ее не вмешивался, хоть и не допускал до себя. А умри он – что дальше будет? Она принесла целый саквояж всяких скляночек и какую-то вонючую свечку, которую зажгла прежде, чем хотя бы взглянула на больного.

У Орландо не было иллюзий по поводу ее способностей, он знал, что она ни черта не понимает во врачевании, но все-таки хоть какая-то профессиональная помощь сейчас была очень кстати. Глядя, как бьется на кровати несчастный герцог, она побледнела и начала растерянно перебирать свои склянки.

- Зарема, есть у вас что-нибудь, чтобы кровь от головы отлила? Посмотрите на него, у него лицо синее – сейчас удар будет.

- Кровь пустить надо.

- Вы уверены? Мы сможем ее остановить, раз его так колотит?

- Не знаю, но это единственный способ предотвратить удар.

Так уж и единственный, - подумал Орландо, но не стал ей перечить. Ирья наверняка бы смогла помочь герцогу, но позвать ее значило подписать себе смертный приговор еще вернее, чем позволить Правителю умереть.

- Тогда пускайте. Таз сюда, живо!

Но Зарема побледнела еще больше, и Орландо не без страха подумал, что она, похоже, не умеет этого делать.

- Я не смею, это господин Правитель… - залопотала она.

- Если вы этого не сделаете, то скоро это будет труп господина Правителя. – Прошипел Орландо, но проклятая ведьма не тронулась с места, глядя на больного расширенными глазами. Тогда он выхватил у нее ланцет:

- Говорите мне, что делать! Живо!

- П-п-пперевяжите ему руку возле плеча, очень туго. В-в-видите на сгибе локтя жила вздулась…

Орландо уже и сам понял. Он поднял ланцет, покрывшись испариной, и чиркнул по набухшей вене.

- ААААААА!!!!! – страшно закричал Лан-Чжень. – Убийство! Убийство!!! Правитель убит!!!

Черная кровь хлынула в таз, Орландо стоял оцепенев, не зная, жив он или мертв. Лан-Чжень продолжал истошно орать.

- Дайте ему по голове, – без всякого выражения произнес премьер, обращаясь к лакею. Тот не без удовольствия исполнил его просьбу.

Граф испуганно замолчал. Какое-то время все молча следили за ручейками крови, стекавшими в таз, пока Зарема не потянула Орландо за рукав, указывая на лицо Карианиди.

- Хватит уже, ему лучше… - действительно, лицо Правителя приобрело нормальный, человеческий цвет, и судороги мало-помалу прекратились. Орландо взял жгут и перетянул руку, а Зарема, уже вполне оправившаяся, наложила повязку.

Невыносимая тошнота охватила Орландо, когда мимо него пронесли таз, наполненный дурной, отравленной кровью. Он еле стоял на ногах от страха и напряжения, лицо его блестело от пота. Совершенно белый герцог лежал на подушках, не подавая никаких признаков жизни, Зарема ковырялась в своем саквояже.

По всему дворцу хлопали двери, метались огни и люди. Борьба, происходившая в тесной спальне, расходилась кругами по воде, сеяла панику и страх, уже и чьи-то кареты загрохотали по площади. Все спешили во дворец, всем нужно было быть в центре событий, а Орландо понимал, что абсолютно не готов к смерти герцога.

Как мог он допустить, чтобы все это шло на самотек, чтобы какие-то люди смели прибывать сюда без его распоряжения. Сейчас от него здесь ничего не зависело, поэтому он отчаянно боролся за жизнь Правителя, так как не боролся бы и за свою. Кто бы мог подумать, что этот человек – отравитель? Даже Лан-Чжень признался себе, что глава правительства старается не за страх, а за совесть.

- Дайте ему чего-нибудь укрепляющего, чтобы кровь восстанавливалась.

- Сейчас… - Зарема накапала чего-то в чашку, но дать это герцогу не представлялось возможным, он был без сознания. Орландо осторожно, серебряным ножом разжал ему зубы и влил немного снадобья. Оно побежало по подбородку на грудь.

- Черт возьми! Он не может пить.

- Это ничего, здесь большая чашка, если он хоть немного проглотит, ему станет легче. Подождите-ка, есть проверенный способ. – Зарема протянула руку и бесцеремонно зажала Правителю нос. Орландо только глаза выпучил, а герцог рефлекторно дернулся и глотнул.

Все они стояли вокруг его постели и смотрели на безжизненное лицо, но ничего не происходило. «Пожалуйста, пожалуйста, очнись!» - умолял про себя Орландо, - «Еще рано, рано!»

- Рано, - выдохнул вдруг полумертвый герцог, открывая глаза.

Глава 19. Агония

Орландо едва не выронил из рук чашку, так подействовал на него этот тихий вздох. Взгляд герцога ничего не выражал, он просто теплился тающей искрой, но в этой искре была жизнь. Зарема пихнула его в бок, и Орландо, очнувшись, поспешил напоить Правителя чудодейственной микстурой.

Вряд ли герцог понимал, что происходит, он и глотал-то механически, почти рефлекторно, но питье действительно помогало – глаза его закрылись и снова открылись, дыхание стало ровным.

- Свят, свят, свят… - прошептала за спиной Орландо Зарема с явным облегчением. Было непонятно, чему она больше рада: тому, что Правитель жив или тому, что ее снадобье оказалось годным. Эх, поговорить бы с ней с пристрастием – из-за таких шарлатанок случается и людям гибнуть, да не время сейчас.

Хлопнула входная дверь – это вернулся к шапочному разбору Лан-Чжень, а с ним еще человек десять герцогского ближайшего окружения. Все эти люди были испуганы, и толпились, пытаясь протолкнуться к кровати, на которой лежал герцог Карианиди, больше похожий на мертвеца.

- Жив, батюшка…

- Счастье-то какое…

- Отец родной!

- А бледненький-то какой, зато молодцом, молодцом…

Орландо вернул Зареме чашку и вытер руки полотенцем. Он чувствовал себя полностью разбитым, будто это не герцог перенес приступ, а он сам.

- Господин премьер-министр, и вы здесь! – За спиной шепотом пронеслось – Ведьму надо звать, да не Зарему, а настоящую ведьму, которая лечить умеет…

Орландо долю секунды раздумывал, стоит ли ему услышать сказанное, но потом решился, и, повернувшись на голос, громко произнес:

- Это вы сказали, господин Стэнтон? Что ж, примите к сведению, что Его Светлость жив только благодаря госпоже Зареме, которая, как оказалось, тоже умеет лечить. – Он посмотрел на Стэнтона в упор, и продолжил, припечатывая каждое слово. – Если бы не госпожа Зарема, которая предложила пустить кровь и приготовила для Его Светлости чудодейственную микстуру, мы бы сейчас примеряли траур. Так что на вашем месте я бы поостерегся делать подобные замечания в отношении столь могущественной ведьмы.

Зарема, казалось, удивилась больше всех. Уж она-то прекрасно знала, кто на самом деле спас Правителя, и она прекрасно знала о неприязни, питаемой Орландо к ведьмам. Тем неожиданнее выглядела защита с его стороны. Она подбоченилась, зыркнула веще-зловеще на Стэнтона, и стала собирать саквояж. Надо будет попробовать его проклясть, а вдруг получится? Ну или расстроить его брак с девицей Понятовской, а уж это ей точно под силу.

Орландо тоже надел сюртук и попрощался с присутствующими, пожелав им доброго утра. Затем подал руку Зареме, и они вместе покинули герцогскую спальню.

- Знаете, сударь, я не ожидала от вас… Честно признаюсь, не ожидала…

Глава правительства только махнул рукой:

- Вы знаете, у победы много отцов, сейчас каждый из них будет утверждать, что спасал герцога, лежа у себя в кровати. Мне хотелось просто немного пнуть их, показать им, кто они есть на самом деле. Пусть понимают, что это ваша заслуга, и никто ее не отберет. Герцогу я все расскажу, когда он очнется.

- Благодарю вас, благодарю… - голос ведьмы сочился медом. – А вы что-то в мой салон никак не заглядываете. И вообще говорят, будто вы ведьм не очень жалуете.

- Говорят много чего, не всему следует верить. А по салонам я вообще не хожу, у меня столько работы, что я и покушать не всегда успеваю. Но за приглашение спасибо.

- Ну что вы, заходите, заходите… - стреляя глазками, Зарема сделала томный вид и эффектно прищурилась. – Я вижу на вашем лице особую судьбу.

«Еще одна…» - подумал Орландо, - «глаза б мои на тебя не смотрели, старая паучиха». Но вслух сказал только:

- Всенепременно зайду.

Он откланялся и вернулся в кабинет. Плевать он хотел на Зарему, но она обладала обширными связями, в ее салоне до сих пор собирались большие люди, и она могла вольно или невольно помочь Орландо. С сегодняшнего дня он решил, что больше не упустит ни одной минуты, ни одного шанса, чтобы заручиться чьей-либо поддержкой. И так слишком много времени было упущено.

Пожалуй, хорошо, что сегодня случился этот приступ – он ясно показал Орландо его ошибки. Все делалось слишком медленно или не делалось вовсе, нужные люди не были на своих местах, сценарий не только не был отработан, он не был даже написан.

Вот, пожалуйста, если через месяц повторится такая же ситуация, но на сей раз с летальным исходом, что нужно будет сделать? Да, Лан-Чжень будет оглушительно вопить, причем, скорее всего, он будет прямо обвинять Орландо в убийстве. Это значит, что весь дворцовый гарнизон должен быть верен только премьер-министру, и подчиняться только ему. Он записал себе в блокнот: «Сменить командование гарнизоном».

Отсюда вытекало и то, что проверить следует не только командование дворцового гарнизона, а и вообще всех боеспособных частей. Кроме того, надо подтянуть к Амаранте некоторые силы и даже разместить их в городе, но так, чтобы никто об этом не знал. Все это должно подчиняться только ему, и быть в постоянной готовности, чтобы в нужный момент вылезти, как чертик из коробки и сказать свое веское слово.

Мечтать некогда. Нельзя ничего пускать на самотек, кончина Правителя Карианиди должна иметь четко разработанный сценарий и двигаться по нему, не отступая. А то так недолго и на виселицу угодить по милости Лан-Чженя.

Лан-Чжень… Орландо совсем позабыл про недавний разговор с герцогом насчет Энкрета. Он сходил в канцелярию, распорядился изготовить приказ о назначении Лашека министром путей сообщения, и велел вызвать к себе Тузендорфа.

- Доброе утро, господин фон Тузендорф, отлично выглядите. Кофейку? Нет-нет, не отказывайтесь, посидите, отдохните. Тем более что вам предстоит дальняя дорога.

Тузендорф, по своему обыкновению, не проронил ни слова, только вытянул шею и выпучил глаза в знак внимания.

- Вы же родом из Энкрета?

- Так точно, Ваше Превосходительство.

- Прекрасно. Скажите мне, народ там как – бунтовать любит?

- Не особенно, господин Орландо, не из-за чего: река рядом, жизнь сносная, торговать с Ландрией удобно.

- Это плохо. Надо, чтобы взбунтовались, витрины побили, покричали погромче. Короче, слушайте сюда – вы немедленно отправляетесь в расположение Шестнадцатого кирасирского полка, сейчас он стоит у Мледино. Там вы передадите полковнику Шавиньи приказ о назначении его заместителем командующего Арпентерской дивизией. Пост он сдаст майору Стеблову, вот вам указ присвоении ему звания полковника. Проследите за тем, чтобы Шавиньи отбыл по месту назначения как можно скорее, а Стеблову передадите вот это письмо.