Личное пространство ЛГБТ

На это антигейский закон повлиял сильнее всего.

ЛГБТ‑люди стали чаще задумываться об эмиграции, учить иностранные языки, искать работу за границей, просить политического убежища. Желающих уехать стало в разы больше. И это объяснимо. Когда государство называет тебя человеком второго сорта и обсуждает, что у тебя нужно отбирать детей, – остается лишь бежать.

Что касается работы, не только у педагогов возникли проблемы. Впрочем, они были и раньше. Лесбиянок и геев, чья сексуальная ориентация раскрывалась, вынуждали увольняться по собственному желанию; трансгендерные люди испытывали сложности при трудоустройстве из‑за того, что их внешний вид не совпадал с указанным в паспорте полом. Но теперь появился закон – и стал дополнительной причиной для давления.

Закон о пропаганде поставил в крайне трудное положение однополые семьи: получается, что они ежедневно пропагандируют собственным детям (!) нормальность однополых отношений (!!). Люди меньше позволяют себе быть открытыми как семья, как пара, что приводит к неврозам. Жить в постоянном страхе – тяжело. Матери просят детей врать о семье (не говорить, что у них две мамы), приучают их ко лжи. Родственники ЛГБТ стали еще меньше поддерживать их. Старые отношения – рвутся. Как рассказала моя знакомая А. из Новосибирска: «Мы боимся лишний раз упомянуть, что мы – семья, ведь у нас еще и ребенок. На работе я всегда была закрыта, и не от хорошей жизни, но если раньше я считала это не совсем нужной предосторожностью – сейчас полагаю это жизненно важным. Теперь мои родители говорят моему ребенку: „Мы если сообщим, маму вмиг с работы уволят. А ты можешь написать заявление в опеку, и тебя у нее отберут“». Сейчас А. с семьей уехала за границу.

Очень обширный пункт – физическое и психологическое насилие. Не буду останавливаться на нем подробно, просто скажу, что я как правозащитник и открытая бисексуалка постоянно сталкиваюсь с оскорблениями и угрозами, которые чаще всего получаю в социальных сетях. Пожелания мучительной смерти с ее подробным описанием, проклятия, нецензурная брань – уже привычны и не удивляют. И так живет каждый ЛГБТ‑активист России, все открытое ЛГБТ‑сообщество.

В связи с этим неудивительно, что психологическое состояние людей намного ухудшилось.

Анна Гизуллина, вузовский преподаватель, Екатеринбург:

– В сообществе резко увеличилось количество людей, переживающих гомосексуальность или трансгендерность как травму. Обращений за помощью стало в разы больше. Возросли страхи, за себя, за близких и детей. Многие стали гораздо более скрытными. Это ухудшило качество жизни и самоощущение.

Forest1333:

– Стало еще труднее дышать. Очередная узаконенная несвобода. Очередное противоречие здравому смыслу. Очередной уход от цивилизованного мира в средневековье. Я сижу дома, не покалеченный, без синяков и административного дела за плечами, но это висит надо мной. Я не чувствую себя свободным человеком.

Тикки Шельен, музыкант, Москва:

– Моих знакомых закон коснулся в том смысле, что в обществе спустились тормоза. По крайней мере, в области СМИ, словно мягко сказали «можно», имея в виду «фас». Не очень приятно знать, что ты теперь официально пария. Никого из знакомых всерьез не привлекали пока, но вот посмотрим. Я пишу альбом, в котором будут затронуты самые разные типы отношений между людьми, посмотрим, будут ли последствия после его публикации в Интернете. Сам факт закона я для себя считаю оскорбительным, неприемлемым и противоречащим Конституции РФ.

Виктор:

– Статья 6.21 подарила незабываемую возможность почувствовать себя унтерменшем, официально признанным человеком второго сорта.

Павел Лебедев, ЛГБТ‑активист:

– Закон может работать или не работать, но главное, чего его инициаторы добились, – породили большую ненависть, заставили жить в страхе еще большее количество ЛГБТ.