А также вы узнаете. – влияют ли ЛГБТ на демографическую обстановку

– влияют ли ЛГБТ на демографическую обстановку

– откуда берутся дети у однополых пар

– вырастут ли дети в однополой семье геями и лесбиянками

– почему гомофобия опасна для всех

– почему Россия так гомофобна и что с этим делать

Трудно жить в государстве, где тебя официально считают человеком второго сорта. У подростков нет особого выбора, но, конечно, они думают о времени, когда сами смогут распоряжаться своей судьбой. Многие собираются переехать жить и работать в дружественную к ЛГБТ страну, усиленно учат иностранные языки, нацеливаются на заграничный вуз или стажировку и просто мечтают о будущем: о семье, о детях, о работе, о доме…

Хотели бы вы уехать жить за границу? – спрашивала я ЛГБТ‑подростков. Ответы получились такими: «да» – 77,3% (269 человек из 348), «нет» – 22,7% (79 человек). Из 269 подростков, которые хотят эмигрировать, 204 человека (75,8%) назвали причины, связанные с СОГИ (только СОГИ – 117, СОГИ и другие причины – 87), только другие причины – 65 человек.

Как видим, эмигрировать желают многие – и главным образом именно по причинам, связанным с СОГИ. Подростки указали, что они хотят: 1) вступить в однополый брак, законно оформить отношения; 2) завести детей (родить или усыновить); 3) не скрываться, не прятаться, не бояться, жить в более толерантном и менее гомофобном обществе.

В России почти все это невыполнимо либо крайне трудно. Зарегистрировать можно только брак с человеком противоположного пола. Можно жить открыто, можно завести детей – но и дети, и родители будут подвергаться большой опасности.

1. Однополый брак, законные отношения.

Владислава, 16 лет (Минск, Беларусь):

– Беларусь тоже довольно гомофобная страна, хоть наша нация и славится терпимостью… Я бы хотела уехать жить в страну, где смогу законно оформить отношения с будущей супругой.

Карина, 17 лет (Красноярск):

– Хочу в США или Канаду. Там разрешены однополые браки.

Анна, 17 лет (Астрахань):

– Если все будет так продолжаться… очень хочется уехать в страну, где можно заключить брак и спокойно жить с любимой.

2. Дети (родить/усыновить).

Андрей, 17 лет:

– У меня есть мечта: завести семью и воспитать ребенка.

Неизвестная, 16 лет (Сургут):

– Хочу с подругой уехать в Америку или туда, где за гомосексуальность не обливают бензином. Мы хотим завести семью, усыновить ребенка.

Кристина, 16 лет (Самара):

– Я люблю свою страну, но не считаю себя патриотом. Да и не хочу я, чтобы мои дети здесь учились. Да, какой бы я ни была, мечта о детях есть… Мечтаю о сыне.

Аня, 16 лет (Миасс):

– Счастливое будущее с семьей, где есть я, любимая и детишки? В нынешней России? Нет уж, увольте! Я искренне верю в свои силы и собираюсь доучиться и забрать любимую с собой в другую страну.

Анна, 17 лет (Москва):

– Хочу свалить из России. Далеко и надолго. Причина элементарна: хочу семью. Крепкую, большую. Я, мой любимый человек и дети. Много детей! А в России это невозможно.

София, 15 лет (Прокопьевск):

– Я мечтаю о детях и знаю об искусственном оплодотворении, но меня больше волнует… документация и правительство. Что же напишут в свидетельстве о рождении моего ребенка? Две матери? Разве в России это законно? В школе его спросят: «У тебя нет отчества?», а он ответит: «Нет, у меня две мамы». И тут начнутся унижения и насмешки сверстников и учителей. Я не желаю своему ребенку такого будущего.

3. Толерантное общество.

Саша, 16 лет:

– Мы с девушкой планируем уехать в страну, где возможны однополые браки, где нас будут считать за людей, а не за сумасшедших. Я не хочу бояться. Мы не хотим быть в тени. Мы просто хотим любить друг друга.

Ксения, 16 лет (Калининград):

– Для меня единственно правильно – уехать. Я учу язык и готовлюсь поступать за границей, потому что мне важна семья, невмешательство окружающих, негодующих, осуждающих в мою жизнь. Да, я эгоист. Твердо знаю, что не смогу отпустить любимую женщину в ненавидящую толпу.

Ксения, 17 лет (Таганрог):

– Россия – не та страна, где нас примут. Здесь люди, прикрываясь Библией и богом, могут до смерти забить любого «во благо». Мне просто страшно тут оставаться.

Рома, 17 лет:

– Вроде быть геем/би/лесби ничего особенного, а от окружающих огребаешь конкретно. Хочу выучиться на врача и уехать на стажировку в другую страну.

Настя, 14 лет (Волгоград):

– Я очень хочу уехать из этой страны и жить, а не выживать. Хочу жить, радуясь каждому дню. Хочу засыпать с уверенностью в завтрашнем дне. Я не знаю, что ждет Россию в будущем, но это страшно. И то, что происходит сейчас в Украине, – страшно.

Лада, 16 лет (Нижний Новгород):

– Не представляю, как жить здесь. Крайне трудно терпеть непонимание и презрение общества. Хотелось бы отправиться туда, где более толерантно относятся к меньшинствам.

Даша, 15 лет (Омск):

– Усиленно учу английский и, если представится возможность жить или учиться за границей, воспользуюсь ей. Конечно, мне не хотелось бы покидать родину из‑за страха или давления общества. Но я считаю, что заслуживаю права жить в государстве, которое не делает вид, что меня не существует. Хочу чувствовать себя в безопасности.

Василиса, 16 лет (Астрахань):

– России еще очень долго идти к терпимости по отношению к ЛГБТ, поэтому свое будущее я вижу не здесь. Хотелось бы жить тихо и спокойно, не опасаясь обнимать и целовать любимую. Не переживая, что подойдут и внаглую оттолкнут нас друг от друга (что, кстати, случалось).

Сабина, 17 лет (Санкт‑Петербург):

– Я хочу жить в обществе, где воспринимают ЛГБТ и не смотрят на них как на отбросы.

Нина, 17 лет (Иркутск):

– Хочется уехать на Запад, где можно спокойно жить и работать, не чувствовать ущемления прав, не скрывать ориентацию.

Валерия, 16 лет (Северодвинск):

– Пусть даже там будут не разрешены однополые отношения, но если люди и власти будут относиться к нам нормально, то я пакую чемоданы и выдвигаюсь! Будущность России крайне плачевна. Пока у нас этот аппарат власти (да простит меня Госдура), страна будет отсталая во всех отношениях. Уедут тысячи молодых. Не нужно быть провидцем.

Лиза, 17 лет (Санкт‑Петербург):

– Надеюсь, что смогу найти счастье там, где считаются с правами человека на законодательном уровне. Собираюсь жить открыто.

София, 17 лет (Саратов):

– Выбранная мной профессия требует общения с людьми, и я не уверена, что с моей ориентацией у меня не будет проблем. Убегать из страны и оставлять ее наедине с проблемами, не вносить свой вклад в их решение – трусость. Но скорее всего, я буду вынуждена поступиться принципами.

Евгения, 15 лет (Няндома):

– Очень хочу уехать. В Канаду, например. Я хочу нормально жить и не чувствовать себя человеком второго сорта, в России это вряд ли возможно.

Туа, 16 лет (Новосибирск):

– Свое будущее я вижу в стране, где большая часть населения разделяет мои ценности. В стране, культура которой не построена на пропаганде ненависти.

Мария, 17 лет (Санкт‑Петербург):

– Уеду куда‑нибудь с лучшими условиями жизни и более терпимым обществом, чем здесь. Это естественная потребность в комфорте и безопасности.

Такое единодушное желание уехать заставляет задуматься. Хотя кто‑то и порадуется: мол, скатертью дорога, и так в стране демографическая ситуация плачевная…

Не могу не отметить вот что: человеку необязательно рожать детей. Это его возможность, но не обязанность. История знает множество бездетных писателей, изобретателей, врачей, ученых, которые спасли или улучшили тысячи жизней, – и странно считать, что они не принесли пользу обществу и не оставили след в истории. А еще история знает насильников, серийных убийц, военных и нацистских преступников – примерных семьянинов, многодетных отцов…

Также не могу не отметить, что «человеческое качество» (уровень образования, состояние здоровья и так далее) важнее «человеческого количества». А иначе страны с самым большим уровнем населения сейчас были бы самыми богатыми и успешными – а это не так.

Вернемся к демографической ситуации. ЛГБТ и однополые браки на рождаемость не влияют. Почему? Сейчас разберемся.

Во‑первых, гомосексуалы были всегда: и две тысячи лет назад, и сейчас. И что‑то человечество не думает вымирать, а, напротив, размножается с невиданной скоростью: за последние две тысячи лет увеличилось более чем в тридцать раз! Так что современные ученые ломают головы над тем, чем можно заменить невозобновляемые природные ресурсы…

Во‑вторых, как бы к этому ни относилось государство, в брак вступают не только затем, чтобы завести детей. Этой возможности лишены пожилые люди, бесплодные пары. От нее сознательно отказываются чайлдфри. При этом никто не запрещает жениться бесплодным, чайлдфри, пожилым, тем, кому нужен фиктивный брак.

В‑третьих, хотя многие вплоть до президента РФ связывают демографические проблемы с легализацией однополых отношений (Владимир Путин, в частности, сообщил: «…Однополые браки детей не производят. И в Европе, и в России мы сталкиваемся с проблемой демографического характера»[117]), уровень рождаемости в стране от их легализации не зависит. Доказать это легко: достаточно обратиться к статистике и проверить суммарный коэффициент рождаемости в разных странах (данные актуальны на 2015 год)[118].

Стоит учитывать и мировые тенденции: сейчас больше всего детей рождается в странах Центральной Африки. Десятка лидеров по рождаемости выглядит так: Нигер (суммарный коэффициент рождаемости – 6,76), Бурунди (6,09), Мали (6,06), Сомали (5,99), Уганда (5,89), Буркина‑Фасо (5,86), Замбия (5,72), Малави (5,60), Ангола (5,37) и Афганистан (5,33). Разумеется, виной тому не запрет однополых браков, а уровень развития общества.

Ближе к делу. Посмотрим на цифры по России, а также странам, где однополые браки узаконены на государственном уровне.

Словения (1,34), Испания (1,49), Португалия (1,52), Канада (1,59), Россия (1,61), Люксембург (1,61), Дания (1,73), Финляндия (1,75), Бразилия (1,77), Бельгия (1,78), Нидерланды (1,78), Уругвай (1,82), Норвегия (1,86), США (1,87), Швеция (1,88), Ирландия (1,99), Исландия (2,02), Новая Зеландия (2,04), Франция (2,08), Аргентина (2,23), ЮАР (2,33).

Всего в четырех странах из двадцати, где полностью либо регионально узаконены однополые браки, суммарный коэффициент рождаемости ниже, чем в России. Также, если посмотреть статистику за несколько лет по этим странам, то никакого падения рождаемости после легализации однополых браков не наблюдается.

Очевидно, демографическая обстановка в стране зависит не от этого. На рождаемость скорее влияет уровень жизни людей и развитие государства (в индустриальных и постиндустриальных обществах рождаемость снижается всегда). А смертность (в частности, в России) зависит от употребления спиртного и курения, низкого качества здоровья и жизни, количества ДТП, уровня насилия в обществе, экологической обстановки… Вот о чем вместо гомосексуалов не помешало бы озаботиться государству.

В‑четвертых, в однополых парах тоже бывают дети. У одних дети остаются от прошлого брака, гетеросексуального, другие усыновляют, третьи выбирают репродуктивные технологии (женщинам доступны искусственная инсеминация дома или в больнице, ЭКО; мужчинам – услуги суррогатной матери).

Из опрошенных мной в 2014 году подростков, которые поделились планами на будущее о семейной жизни, 84,3% (257 из 305) собираются завести семью либо вступить в брак с человеком своего либо противоположного пола; только 15,7% пока планируют жизнь в одиночку. Что касается детей, убежденных чайлдфри среди опрошенных всего 10,9% (23 из 210); остальные собираются родить одного ребенка или нескольких (77,1% – 162 человека) либо усыновить их (12% – 25 человек). Так что ЛГБТ‑люди, которых выдавливает страна моя родная, будут работать на чужую демографию.

Некоторые люди опасаются, что дети, воспитанные однополой парой, по сравнению с детьми из традиционных семей имеют больше шансов стать асоциальными и вырасти геями и лесбиянками. Это опасение чаще всего подкрепляют исследованием социолога Марка Регнеруса (Техасский университет в Остине, США), проведенным в июне 2012 года. Работа Регнеруса показала, что гомосексуальные семьи для приемных детей куда более опасны, чем традиционные. Дети в таких семьях чаще болеют венерическими заболеваниями, обращаются к психотерапевтам, думают о суициде, получают пособия по безработице и более спокойно относятся к супружеским изменам. В 2013 году российские консерваторы отыскали и растиражировали это исследование, подытожив: вот оно – доказательство того, что геям и лесбиянкам доверять детей нельзя.

В итоге все оказалось далеко не так однозначно.

1. В исследовании Регнеруса сравнивались не родные или приемные дети в разных видах семей, а родные в традиционных семьях и приемные в однополых. Корректно ли это? Полагаю, даже если сравнить между собой детей (родных и приемных) только из традиционных семей, с приемными сложностей окажется намного больше.

2. Регнерус не изучал однополые семьи как таковые. Он не опрашивал респондентов, которые воспитывались двумя отцами или двумя матерями от рождения до совершеннолетия. Лишь двое из 248 детей прожили в доме с родителями (лесбиянками) все 18 лет. Остальные отметили, что их мать либо отец когда‑то имели однополую романтическую связь.

3. Социальное неблагополучие детей может отчасти объясняться разным количеством латино‑ и афроамериканцев в подборке традиционных и однополых семей. Латино‑ и афроамериканцев среди родителей‑лесбиянок – 37%, среди родителей‑геев – 43%, а среди традиционных семей – всего 6%[119].

В защиту Регнеруса стоит отметить вот что. Когда депутат Журавлев внес на рассмотрение в Госдуму законопроект о лишении гомосексуалов родительских прав, о котором мы говорили ранее, в пояснительной записке он сослался именно на работу Регнеруса. Узнав об этом, социолог опубликовал в газете The Atlantic Wire статью под заголовком «Российский законодатель неправильно использовал мое исследование о гомосексуальных родителях», в которой назвал законопроект драконовским. Для детей важна забота и стабильность, писал Регнерус. Ни в коем случае нельзя поддерживать закон, который позволит разорвать родительские связи и разрушить привычную жизнь ребенка[120].

Работа Регнеруса – далеко не единственная. В 2005 году Американская психологическая ассоциация выпустила обзор 67 исследований, в которых рассматривался вопрос, влияет ли сексуальная ориентация родителей на благополучие и развитие детей. Анализ исследований показал, что дети, выросшие в однополой семье, не находятся в неблагоприятном положении по сравнению с детьми гетеросексуалов[121]. В 2013 году Американская академия педиатрии опубликовала официальный доклад, основанный на многолетних исследованиях. Доклад сообщал, что сексуальная ориентация родителей не влияет на развитие ребенка, а дети только выигрывают, если их родителям разрешают заключить брак: «Академия… считает, что в интересах детей должны быть предоставлены равные возможности для каждой пары в заключении брака, чтобы получить доступ к экономической стабильности и федеральной поддержке, которая предоставляется супружеским парам»[122].

Вернемся к теме эмиграции. ЛГБТ‑подростки, которые хотят уехать за границу не из‑за причин, связанных с СОГИ (или не только из‑за них), упомянули такие причины: больше перспектив для работы и учебы; любовь к другой стране; в России немало проблем помимо гомофобии, и основная – здесь не соблюдаются права человека.

Д., 13 лет:

– Я постоянно думаю, как мне сбежать из России, из этого пристанища гомофобов, из этой тюрьмы с псевдодемократией.

Ася, 15 лет (Москва):

– Здесь нельзя жить и бороться одновременно. Хочу жениться, это невозможно; хочу иметь право высказывать свое мнение, ходить на митинги, шествия, акции без шанса не вернуться домой; хочу быть открытой и, как и любой человек, счастливой.

Дима, 16 лет (Ейск):

– Не только из‑за гомофобии хочу уехать, еще и потому, что, скорее всего, после учебы не смогу работать в России (я трансгендер FtM).

Александра, 16 лет (Санкт‑Петербург):

– Уехать решила задолго до осознания ориентации. Страна прогнила. Не хочу оставаться.

Маргарита, 16 лет (Сургут):

– В России достаточно проблем, которые мешают нормально жить и гетеросексуальным людям.

Ольга, 14 лет (Санкт‑Петербург):

– Будущего в России не вижу, планирую уезжать в Японию, это страна моей мечты.

Юля, 17 лет (Пермь):

– «Я так люблю свою страну и ненавижу государство». Но каждый день, читая новости, понимаю, что оставаться тут нереально. Не только гомосексуалам, но и всем трезвомыслящим людям. Куда мы катимся?

Оксана, 16 лет (Красноярск):

– …В идеале – Япония, как варианты – Канада, Испания, Америка. Скорее это из‑за любви к другим странам, нежели от ненависти к России. Как ни крути, нигде нет такой упоротости. В последнее время правительство очень разочаровывает, и это дает плюс к переезду.

Сова, 15 лет (Санкт‑Петербург):

– Уеду, но не только из‑за гомофобов и дискриминации. Есть свои планы.

Г., 16 лет (Элиста):

– Я уеду из РФ в любом случае. С детства не связывала будущего с этой страной.

Ксения, 16 лет (Москва):

– Всегда хотела уехать. Не потому, что нас не признают, просто за границей больше перспектив для учебы и работы.

Даша, 17 лет (Москва):

– Планирую уехать в Бельгию. Но не из‑за ориентации. Я безумно люблю свой город и немало людей, которые в нем живут, но будущего в России как человека я тут не вижу, страна катится под откос. Та же «пропаганда гомосексуализма» – полная ересь. Мы всего лишь хотим хотя бы равнодушия к себе, не более того…

Ли, 16 лет (Псков):

– Условия – ничтожные. Как в древности, ну честное слово! Да, безусловно, я бы хотела переехать. Да потому что там законы более благосклонны, там человека считают за Человека. Не так, как у нас. В огромной стране, где пытаются штамповать одинаковых людей. Я люблю свою страну, но что она делает в последнее время?

«Патриоты» (те, кто не хочет уезжать) отметили такие причины: не могу оставить родителей/друзей; Россия – моя родина, я люблю ее и не хочу покидать; надеюсь на перемены, надеюсь, что моя страна станет более толерантной; можно нормально жить и в таких условиях.

Саша, 16 лет (Санкт‑Петербург):

– Моя специальность хорошо развита в России, да и родные корни… А еще слишком люблю свой город, сложно без него.

Д., 16 лет (Тула):

– Если я и хочу уехать, то не из‑за гомофобии. Просто повидать мир. Но вряд ли надолго покину страну.

Лиза, 17 лет (Новокузнецк):

– Здесь достаточно гомофобов, но я считаю, что имею право тут жить. Хочу ходить на митинги или по‑другому отстаивать свои права. У гражданина РФ по Конституции есть право выбора. И там не указано, какого именно. Я сделала свой выбор – и буду за него бороться.

Мария, 16 лет (Москва):

– Это моя страна, тут есть простор для творчества, возможность жить. И просто искренне надеюсь, что ситуация изменится.

Оля, 17 лет (Санкт‑Петербург):

– Без сомнения, хочу ездить по всему миру. Но всегда буду возвращаться сюда: несмотря ни на что, Родину люблю.

Константин, 15 лет (Великий Устюг):

– Не хочется уезжать из родной страны. Возможно, это глупо, а вдруг мы можем что‑нибудь изменить.

Кира, 16 лет (Воронеж):

– Не скажу, что Россия слишком гомофобная. Часто слышу, что кругом быдло, кругом злые бяки. Тот, кто так говорит, сам какашка и живет в их кругу. Кругом полно умных и воспитанных людей, которым все равно, гей ты или гетеро, если ты хороший человек. Здесь можно хорошо жить. Хотелось бы жениться на девушке… Но можно устроить неофициальную свадьбу, какая разница, если любишь? А позже имущество оформить так, как если бы были супругами. Все возможно.

Кристина, 15 лет (Москва):

– Россия – мой дом. Я хочу жить у себя дома так, как мне нравится. Я хочу любить того, кого я люблю, а не того, кого разрешает закон.

Александра, 16 лет (Москва):

– Люблю эту страну, какой бы она ни была. Я просто хочу жить тихо, чтобы никому не мешать, и найти свою вторую половинку.

Дмитрий, 16 лет:

– Россия – моя родная страна, поэтому хотелось бы остаться здесь. Хотя иногда хочется уехать – из‑за низкого уровня жизни и ценности труда.

Гульнара, 17 лет (Тамбов):

– Хочу быть в России, но в связи с последними событиями будущее представляю не особо радужным. Хочу тихо и мирно жить в своей стране, но при одном условии: жить открыто.

Евгений, 16 лет (Новосибирск):

– Останусь здесь и не буду скрываться. Хочу более‑менее нормальную жизнь без мыслей: «О ужас, вдруг кто‑то узнает!»

Полина, 14 лет (Москва):

– Здесь меня держат много вещей, в их числе и будущее страны. Возможно, я маленькая и глупая, но мне кажется, что будущее только за нами. Никакие старожилы не смогут нам помешать жить в такой стране, в какой хотим мы.

Стоит отдельно отметить «реалистов» – тех, что ответили: «Хотелось бы уехать, но нет средств/возможности, поэтому я останусь».

Елена, 15 лет (Минск, Беларусь):

– Я в Беларуси, а моя девушка в России. И с принятием этого закона гомофобы в нашей стране тоже стали кричать о себе. Однозначно хочу уехать. Боюсь только, материальный вопрос подрежет мне крылья.

Анжела, 14 лет (Москва):

– Я еще не решила. Огромное желание уехать загромождается огромным отсутствием возможности. Жить тихо‑мирно вряд ли получится.

Жить тихо‑мирно не просто вряд ли получится, а скорее «вряд ли захочется». Большинство ребят хотели бы заниматься ЛГБТ‑активизмом. На вопрос «Хотели бы вы в будущем бороться за права ЛГБТ?» 83% опрошенных мной подростков (314 человек из 378) ответили «да», 9% (34 человека) – «нет», 8% (30 человек) – «не знаю». Около половины из ответивших «да» – 48% (151 человек из 314) – заметили, что пока не знают, чем именно хотели бы заниматься; остальные выбрали из предложенных варианты «психологическая помощь ЛГБТ» и «просвещение», менее популярными оказались юридическая помощь и участие в публичных акциях.

У «пессимистов» обнаружились две основные причины. Во‑первых, бесполезность и бессмысленность борьбы. Мол, активизм не активизм – все равно ничего не изменится. Во‑вторых, большинство тех, кто выбрал для себя «жить тихо и закрыто», признаются: возможно, это и малодушно, но ими движет страх. Страх раскрытия сексуальной ориентации на работе или дома, страх физического насилия…

1. Бессмысленно и бесполезно.

Яна, 16 лет (Владивосток):

– Не вижу смысла.

Рин, 17 лет (Санкт‑Петербург):

– Нафиг надо? Кажется, доказать что‑то нереально.

Ксения, 16 лет (Москва):

– Если за столько лет Россия не признала нас, не думаю, что сейчас что‑то изменится.

Марк Лис, 16 лет (Севастополь):

– Бессмысленно. Наше общество не готово, так что пока не стоит воевать. Я не хочу быть среди стада, которое пытается что‑то доказать такому же стаду.

2. Страшно за себя и за близких.

Кристина, 16 лет (Самара):

– Хотелось бы бороться, но не в этой стране, не с этим народом и не с этим правительством. И так сейчас живу в постоянном страхе, что родители узнают обо мне. Хотя в будущем, конечно, не хотелось бы прятаться…

Г., 16 лет (Элиста):

– Боюсь, что кто‑то из родственников узнает.

А., 17 лет (Томск):

– Честно скажу, я бы не рискнула сейчас выйти на улицы за ЛГБТ. И девушку свою бы не пустила. Дело не в том, что нас может кто‑то увидеть, а потом на учебе будут проблемы. Дело в неадекватных людях, которые спокойно нападают на активистов, – и им за это ничего… Меня не очень радует возможность отделаться проломленной головой. Но я искренне восхищаюсь теми, кто не боится и борется.

Нина, 17 лет (Иркутск):

– Хочется отстаивать свою точку зрения… только боюсь получить по голове кирпичом. Смотрю фото всяческих акций типа «У меня две мамы – и это нормально» и вижу, как на заднем плане мужики избивают девушек ногами и дубинками… Люди пытаются отстаивать свои права – хорошо, похвально, нужно. Но страшно. Видимо, у меня недостаточно решимости и мотивации. Пока тебя лично не коснется, ничего предпринимать не начнешь. Маловато во мне альтруизма, многовато эгоизма.

Анна, 16 лет (Тольятти):

– У меня мало смелости. Я не знаю, что буду делать. Мне стыдно тихо спать за закрытой дверью, но выходить на улицу с плакатами под плевки православнутых я не готова…

Более редкие причины – «не хочу», «меня это не интересует», «боюсь, что не смогу принести пользу», «все уже сделают другие».

Что касается «борцов», они привели много разнообразных причин не молчать и не прятаться.

Алиса, 16 лет (Москва):

– С чего это некий слой общества решил, что он лучше и правильнее, чем мы?

Александр, 16 лет (Новосибирск):

– Я понимаю этих людей и хочу помочь им.

Аня, 14 лет (Москва):

– Как ни крути, нам все равно не дают спокойной жизни.

Саша, 15 лет (Псков):

– Потому что многие относятся к нам неправильно, многие не понимают.

Катя, 16 лет (Москва):

– Россия гомофобна. Люди здесь жестоки… Но я хочу бороться! Я не хочу считаться отбросом!

Елена, 17 лет (Волгоград):

– Хочу, чтобы меня не считали больной и ненормальной, а значит, надо бороться с гомофобией соотечественников.

Лада, 16 лет (Нижний Новгород):

– Считаю долгом отстаивать свои права.

Карина, 17 лет (Красноярск):

– Ведь я сама – лесбиянка, это и моя жизнь.

Юля, 17 лет (Пермь):

– Если не мы, то кто?

Д., 16 лет (Тула):

– Если дела будут совсем плохи – я выйду вместе со всеми ЛГБТ, чтобы доказать, что я тоже человек.

Маргарита, 16 лет (Сургут):

– Как только мне исполнится 18 лет, я буду участвовать во всех мероприятиях, посвященных ЛГБТ‑тематике. И защищать свое человеческое право любить того, кого хочу.

Сова, 15 лет (Санкт‑Петербург):

– За меня это никто не сделает. В мире можно целиком и полностью рассчитывать только на себя.

Оля, 15 лет (Зеленогорск):

– Потому что такая дискриминация не менее ужасна, чем нацизм, сексизм или расизм.

Лиза, 17 лет (Санкт‑Петербург):

– Хочу жить в обществе, в котором нет глупых и необоснованных предрассудков.

Наташа, 17 лет (Новосибирск):

– Никогда не смирюсь с давлением государства.

Дмитрий, 17 лет (Белгород):

– Жить закрыто ни в коем случае нельзя, это для трусов, но не для меня. Надо открыто добиваться своих прав.

Нюта, 17 лет (Щекино):

– Бороться за свои права, за право называться человеком. Уехать можно, но есть и другие, которые уехать не могут… А одни они не справятся. Думаю, надо держаться вместе, вылезти из укрытий и хотя бы раз оказать достойное сопротивление.

Дарья, 15 лет (Иркутск):

– Мы ничем не хуже других, чтобы скрываться.

Анжела, 14 лет (Москва):

– Буду! Мы обязательно заживем в равноправной стране!

Полина, 14 лет (Москва):

– Если люди не хотят отстаивать свои права – у них никаких свобод никогда не будет. Очень удобно управлять народом, который сам не знает, чего на самом‑то деле хочет.

Мария, 16 лет (Москва):

– Надеюсь, что когда‑нибудь мой голос будет иметь значение. И тогда начну бороться за права ЛГБТ. Не разрешение гей‑парадов, упаси господь, нет. Но элементарное демократическое разрешение вступать в брак у нас должно быть.

Саша, 16 лет (Санкт‑Петербург):

– Мне противно от страны, на каждом углу которой кричат о толерантности, но только по отношению к людям другой национальности. И все.

Оля, 17 лет (Санкт‑Петербург):

– Если меня будут дискриминировать – ничего, переживу. Но если кто‑то посмеет обидеть любимую – терпеть не стану. И проходить мимо несправедливости в любых ее выражениях тоже. Если нужно, я всегда готова к борьбе за права человека.

Катя, 17 лет (Южно‑Сахалинск):

– Хочу помогать ЛГБТ, особенно подросткам. Я понимаю, насколько им тяжело. Сама через это прохожу. Даже сейчас, если в школе поднимаются такие вопросы, как однополые браки или отношения, я всегда оказываюсь единственной, кто их защищает и поддерживает. Я не считаю, что это плохо. Даже наоборот. Что постыдного в том, что я лесбиянка (или мой друг – гей) и мы хотим жить, как все? Иметь семьи, детей, жить без страха?

Не могу не заметить, что многие подростки (впрочем, как и взрослые) ошибаются, считая, что ЛГБТ‑активизм обязательно подразумевает только «выходить на улицы с плакатами и получать по морде». На самом деле он многогранен и многосторонен, и в нем каждому желающему найдется место. Если у вас отлично получается работать с информацией – вы можете подыскивать серьезные и доступные просветительские материалы о гомосексуальности и знакомить с ними других, например вести блог. Если вы чуткий человек и легко находите доброе слово для того, кому плохо, – всегда есть люди, которым нужна помощь. Даже если вы просто открылись паре знакомых или родственников и они стали относиться к ЛГБТ терпимее – вы уже немного изменили этот мир[123].

Заниматься активизмом или нет – личное дело каждого. Остаться в России или уехать за границу – личное дело каждого. Не осуждайте никого за их выбор и не терзайтесь за свой. Жизнь одна, и каждый сам решает, как ее провести. Нет ничего постыдного в желании жить без страха, тихо и спокойно, жить, «как все». Хотелось бы только, чтобы это желание не перерождалось в конформизм, из которого вырастает возмущение каждым, кто не приспосабливается и не молчит. Не раз и не два мне писали негодующие геи и лесбиянки, которые утверждали, что именно из‑за нас – активистов – все беды, из‑за нас государство приняло «антигейский» закон, а люди стали очень агрессивно настроены. Политолог Ирина Соболева писала об этом: «…Опрашивать население в авторитарных обществах довольно тяжело. Люди одновременно жалуются на плохую жизнь и при этом на всякий случай хвалят власть. Толку от таких опросов мало. <…> Мы изучали, заставили ли эти законы [о запрете пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений] как‑то поменять свое поведение представителей ЛГБТ. К моему удивлению, наибольший процент наших респондентов… согласились с политикой властей. То есть лесбиянки и геи сочли, что ненависть общества к ним – это их собственная проблема. Совершенно нерациональное поведение, которое обусловлено желанием фальсифицировать собственные предпочтения и подстроиться под большинство (и глубинным страхом и нежеланием нести издержки нонконформизма)»[124].

Наше будущее в самом деле – туман. Но ясно одно: бороться, к счастью и сожалению, есть за что. Наше общество малообразованно, инертно и гомофобно.

А почему? Ведь никто не рождается с ненавистью к ЛГБТ, как никто не рождается расистом, сексистом, шовинистом и фашистом… Каковы же тогда причины?

Для начала – тюремный менталитет с его иерархией. Многие наши соотечественники побывали в тюрьме, где «опущенные» – низшая каста: они едят из отдельной посуды, сексуально обслуживают других, с ними не здороваются за руку – это «зашквар». Можно представить, как будет относиться к гомосексуалам человек, который вышел из мест лишения свободы. Справедливости ради стоит заметить, что такое отношение и перенос тюремных законов в реальную жизнь характерны не только для России, но и для других стран бывшего СССР. Всего один пример: в Казахстане собутыльники до смерти забили знакомого, когда тот признался в интимных контактах с другими мужчинами. Они почувствовали себя оскорбленными из‑за того, что пили с ним из одного стакана[125].

Далее: уголовное преследование за «мужеложство» отменили не так давно – в 1993 году. А что самое важное – этой отмене не предшествовала борьба ЛГБТ или либеральной общественности за свои права. Разные источники приводят одну причину декриминализации «мужеложства»: России нужно было попасть в Совет Европы. Политика – ничего личного. А в 1999 году страна перешла на классификацию болезней ВОЗ. За сравнительно короткое время произошли тихие декриминализация и депатологизация гомосексуальности. Но никто не объяснил обществу, почему вчерашнее постыдное и преступное деяние сегодня наказания за собой не влечет и больше не считается болезнью. Интересно отметить: люди с высшим образованием сейчас более склоняются к варианту, что гомосексуалов нужно лечить, а со средним и ниже среднего – преследовать по закону (по результатам опроса Левада‑Центра[126]). Россияне по инерции считают ЛГБТ больными и преступниками.

Нехватка либо отсутствие знаний о СОГИ – еще одна причина. В книжном магазине не найти адекватной литературы об ЛГБТ. СМИ – пресса, телевидение – опасаются нейтральных или позитивных материалов на эту тему. Проблема с информацией, в свою очередь, порождена «антигейским» законом и общим курсом государственной политики на так называемые традиционные ценности. Мифы, предрассудки и стереотипы заменяют знания. Мифы, предрассудки и стереотипы вызывают страх к «чужим» и «не таким», разрушают семьи, рвут дружеские связи, подпитывают ненависть.

Опасность гомо/лесбо/би/трансфобии для ЛГБТ‑людей очевидна. Мы уже говорили о внутренней гомофобии, о дискриминации и насилии, о правовых запретах. Стоит отметить – и это важно, – что гомо/лесбо/би/трансфобия опасна не только для ЛГБТ. Под прицел попадают еще две группы. Первые – кого всего лишь подозревают в причастности к «голубой стороне». Вторые – кто заступается за ЛГБТ и говорит о нейтральном отношении к ним. И те и другие автоматически причисляются к «не таким», к тем, кого можно и нужно унижать, оскорблять и преследовать.

Примеров немало. В 2013 году в ЖЖ‑сообществе psy‑baby всплыла безумная история. Четвероклассника спросили о любимом цвете. Он ответил: голубой. И после этого в классе началась травля: «Ты голубой, ты гей…» В 2014 году в Иркутске избили преподавателей и учеников школы английского языка Easy School, участников флешмоба в честь Дня святого Патрика, приняв их за геев (молодые люди были одеты в килты), в Санкт‑Петербурге мужчина в метро напал на двух девушек с короткими стрижками, приняв их за лесбиянок. В 2015 году в Мончегорске мужчина избил и ограбил соседа по лестничной клетке, решив, что он гей.

Таких случаев много. Происходят они не только в России. Заметьте: речь не идет о травле по признаку сексуальной ориентации. Но бесспорно, что порождена она именно гомофобией. И – учитывая достаточно нежный возраст четвероклассников из первого примера – они наверняка просто копировали поведение окружения (возможно, родителей или знакомых). Вряд ли такие истории бы случались, если б все уважительно – или хотя бы просто спокойно, ровно – относились к ЛГБТ.

Почти каждый из нас – под прицелом. И политика государства, поощряющая гомофобию, как и любая основанная на ненависти политика, вместо роста нравственности приносит только разрушенные судьбы и поломанные жизни.

Причины гомофобии более‑менее ясны. Ответить на вопрос «Что делать?» сложнее.

На мой взгляд, есть два главных пути, которые могут постепенно изменить ситуацию. (Один из них традиционно называют пропагандой, а другой – выпячиванием.) Первый – просвещение. Давать людям информацию: правдивую, объективную, основанную на научных представлениях, а не предрассудках, стереотипах и религиозных воззрениях. Второй (это относится к самим ЛГБТ) – открытость. Открываться, выходить из шкафов, рассказывать о себе. В подавляющем большинстве случаев люди нетерпимы к ЛГБТ, но при этом не знают ни одного гея или лесбиянки. По итогам опросов Левада‑Центра, на которые я не раз ссылалась, выяснилось, что лишь у 5% опрошенных есть такие знакомые[127]. Удивительна ли нетерпимость? Изменить отношение люди смогут, когда увидят, что ЛГБТ‑люди – это люди, обычные люди, не мифические чудища (помесь озабоченного с педофилом в розовых рюшах), а их соседи, друзья, коллеги, знакомые и даже родственники.

Это будет трудно и долго. Но иначе – никак.

По моему глубокому убеждению, человек имеет право распоряжаться собой.

Человек имеет право жить, как хочет, если его «хочу» не затрагивает окружающих.

Права ЛГБТ‑людей, за которые они борются, не затрагивают никого. Они неотъемлемы от самого их существования. Это – для начала – право не лгать и не бояться, право быть собой и свободно заявлять о себе.

Стоит ли надеяться на то, что все изменится к лучшему? Я считаю – да. Перемены не будут быстрыми. Тем, кто хочет свободы и браков «здесь и сейчас», лучше уехать за границу. Тем, кто не может эмигрировать, хочет и готов бороться, – есть за что бороться. Будущее в наших руках: в руках неравнодушных. В руках нынешних подростков, которые станут взрослыми и – кто знает? я надеюсь – не растеряют желание жить и не бояться, жить и не скрываться, жить и менять мир вокруг к лучшему.

Надежда, 15 лет (Саратов):

– Согласна ли я, что не надо афишировать сексуальную ориентацию / гендерную идентичность, тогда и проблем не будет? Не согласна. Потому что сплетни будут, как бы тщательно ты ни скрывался. Потому что нигде не будешь чувствовать себя в безопасности. Потому что камин‑аут в сотни раз лучше, чем аутинг. Потому что врать – значит бояться сказать правду. Потому что никому не сможешь доверять. Потому что должен будешь следить за каждым словом. А еще – потому что мы вправе быть такими, какие мы есть.

Максим, 17 лет (Симферополь):

– Что значит афишировать? Меня это слово в бешенство приводит, я не хочу афишировать, я хочу любить! Почему я не могу поцеловаться со своим парнем на улице у всех на глазах или за руку его взять, если хочу? Это не афиширование, это любовь!

Анна, 17 лет (Нижний Новгород):

– Ориентация – важная часть жизни, и невозможно спрятать ее без ущерба для себя. Всегда и везде найдутся люди, которые будут осуждать тебя, которым ты не понравишься. Это нормально. И касается не только ориентации.

Инга, 17 лет (Рязань):

– Чем больше людей молчит, тем больше общество будет считать открытых ЛГБТ ненормальными и достойными костров инквизиции. Куда сложнее ненавидеть ЛГБТ, когда один из их представителей живет с тобой на одной лестничной клетке, двое других учатся/работают с тобой, а по улице идет милая парочка с детишками.

Чарли, 15 лет (Сургут):

– Это безмолвное согласие с гомофобией. Жить в страхе хуже, чем не жить вообще.

Данил, 16 лет (Саяногорск):

– Я считаю, человек должен сам решать, хочет он рассказывать о себе или нет. И если хочет – никто не должен ему это запрещать.

Мари, 17 лет (Псков):

– Если прятаться – люди в РФ вообще никогда нас не примут, ибо «наши люди не такие!!!». Когда я целовалась со своей девушкой на улице, люди так смотрели и улыбались непонятно, как будто они впервые видят такое, а некоторые вообще говорили: «Оу, они существуют!» Я считаю, что если человек сам принимает себя и любит таким, какой есть, то его и общество примет.

Тима, 14 лет (Москва):

– Скажите, как мы собираемся добиться элементарных прав на равноправие, пока мы сидим у себя дома и прячемся в шкафу? Это первое. Во‑вторых, так или иначе никакой «пропаганды гомосексуализма» нет и не существовало. В‑третьих, как люди (ЛГБТ) в США добились своих прав? Как я читал, с помощью публичных выступлений и, главное, с помощью парада во много тысяч человек.

Дима, 16 лет (Москва):

– Тезис «Не открылся – нет проблем» должен исчезнуть из нашей жизни как можно скорее.

Л. В., 17 лет (Екатеринбург):

– Нельзя жить и врать. Каждый день врать, врать всем на свете. До смерти. Всегда нужно отстаивать свою правду. Только так можно что‑либо изменить.

Ивлина, 16 лет (Санкт‑Петербург):

– Возможно, у общества не будет проблем, потому что ты впишешься в рамки нормальности. Зато будут огромные психологические проблемы у тебя самого.

Настя, 16 лет (Богородицк):

– Если сидеть и ничего не делать, то дискриминация так и будет продолжаться. Откуда у человека вообще гомо/лесбо/би/трансфобия? Да большинство не знает ничего о таких людях, как мы. Это от незнания, поэтому зачастую у каждого второго представление именно такое: «Они извращенцы, которые везде трахаются, а еще вовлекают в это детей».

Влад, 17 лет (Краснодар):

– Если я буду молчать о том, кто я есть, – да, возможно, меня не будут трогать, обо мне не будут знать, но лишь потому, что я молчу.

Мстислав, 17 лет (Красногорск):

– Харви Милк призывал всех открыться! Чтобы люди узнали, сколько среди их друзей и близких ЛГБТ‑людей. И я призываю. Нужно показать себя – и пускай с видимым врагом все сразу захотят бороться, но они хотя бы узнают, что мы есть.

Бирсик, 17 лет (Санкт‑Петербург):

– Люди, негативно относящиеся к ЛГБТ, в большинстве своем просто недостаточно осведомлены. И если скрывать свою принадлежность к ЛГБТ, то эти люди так и останутся неосведомленными. Люди должны знать, что нас на самом деле много.

Саня, 16 лет (Березники):

– Не вижу смысла скрывать это от людей. Да и нельзя вечно скрываться и бегать от правды. Тогда люди будут знать не тебя, а твою «правильную» подделку.

Таня, 16 лет (Глазов):

– Нет! Жить и скрывать – невозможно. Как так жить? Нет.

Елизавета, 17 лет (Санкт‑Петербург):

– Это негуманно: человек имеет право на самовыражение, а ориентация и гендер – неотъемлемая часть личности, хоть они и не определяют ее. Сокрытие любой информации неизбежно приводит к предрассудкам, которые к тому же нечем и некому будет опровергнуть.

Бьяша, 13 лет (Бузулук):

– Каждый человек имеет право на жизнь и на любовь. Почему кто‑то имеет право любить, а кто‑то нет? И почему кто‑то может быть самим собой, а кто‑то не может? Почему человек, который любит человека своего пола или чувствует себя некомфортно в своем теле, должен чувствовать себя и считаться другими, посторонними людьми больным? Вот это – ненормально. Все люди вокруг так или иначе «афишируют» свою сексуальную ориентацию / гендерную идентичность, так почему кто‑то должен бояться за себя и своих близких, прятаться по углам?

Мария, 16 лет (Москва):

– Я не хочу ничего скрывать. Я хочу ходить с девушкой за руку на улице, целовать ее при встрече, перед расставанием. Хочу, чтобы люди не считали это чем‑то из ряда вон выходящим и не выделяли нас в особую, ненормальную группу.

Валери, 13 лет (Краснодар):

– Не зная обо мне, человек может меня обидеть, даже не понимая. Я не хочу всю жизнь жить в страхе и бояться при всех назвать своего любимого человека в женском роде. Я не могу прятаться – ведь это часть меня.

Фель, 16 лет (Москва):

– Раз «ваша спальня – не наше дело», почему бы гетеросексуалам не удалить все свои свадебные фото и перестать целоваться и ходить за руки на публике? Если продолжать в том же духе и оставаться в страхе, мы не сможем ничего изменить.

Станислава, 17 лет (Москва):

– Как большинство может считать нас равными, если мы сами себя такими не считаем?

Олег, 16 лет (Бердск):

– Если ты не будешь говорить о себе, то как люди узнают, что ты существуешь? Может быть, и проблем будет меньше, но тебя будут душить стены молчания. Ты будешь чувствовать себя невыносимо, да и в конце концов тебе не будет лучше.

Ксения, 16 лет (Красноярск):

– Если вы хотите, чтобы общество принимало это как факт и абсолютно нормальную ситуацию, то покажите, что вы сами считаете это нормальным и что никто не вправе ущемлять вас. Покажите, что вам не стыдно за самих же себя.

Кристина, 14 лет (Хабаровск):

– Я не очень понимаю, что подразумевается под «афишировать». Говорить о своей сексуальной ориентации открыто – нормально, носить ЛГБТ‑атрибутику – нормально, ходить на ЛГБТ‑парады – нормально, если человек того хочет. Это не является чем‑то плохим, каждый имеет право говорить о себе открыто, даже если кто‑то считает, что ЛГБТ‑люди должны сидеть в шкафу и не бороться за свои права, то есть «не создавать проблем себе и окружающим».

Луша, 16 лет (Москва):

– Каждый человек имеет право быть собой, быть свободным. Мир, где одним разрешают любить, а другим нет, – гнилой мир, и если «сидеть тихо‑мирно», то ничего не изменится и наши дети будут вынуждены жить в таком же гнилом мире и страдать так же, как страдаем мы.

Женя, 13 лет (Сыктывкар):

– Зачем скрывать себя, зачем жить в четырех стенах, если можно быть собой? Естественно, можно столкнуться с непониманием, но как иначе? Всю жизнь врать?

Монстр, 14 лет (Самара):

– Я знаю точно: нет смысла сидеть по углам. Почему, когда гетеросексуальная пара целуется на улице, это нормально и естественно? Если же, например, целуется пара геев, то они афишируют, пропагандируют? Я считаю, мы должны бороться. Наши жизни не проходят гладко, но мы должны стараться сделать все, чтобы будущие дети уже не были детьми‑404.

Date: 2016-02-19; view: 2467; Нарушение авторских прав