Самообман в биологии

В течение примерно одного века биологи допускали грубую ошибку в анализе развития социума. Они утверждали, что естественный отбор способствовал тому, что отражало интересы группы или вида, хотя на самом деле он благоприятствует интересам индивида (в отношении выживания и репродукции), как утверждал Дарвин. Если выразиться точнее, естественный отбор способствует изменению генов индивида, «подстраивает» их так, чтобы увеличились шансы индивида на выживание и воспроизведение.

Однако почти с того момента, когда была опубликована теория Дарвина, ученые вернулись к старой интерпретации данного вопроса (выгода для вида, экосистемы и пр.), только теперь они цитировали Дарвина в поддержку своих убеждений. Эта фальшивая теория была как раз примером социальной теории, которую легче навязать представителям определенной группы в целях повышения их ориентации на групповые интересы. Ее также можно использовать для оправдания поведения индивида заявлением о том, что его действия «обслуживают» интересы группы (например, убийство под видом контроля над численностью населения), а также для создания идеального образа бесконфликтного мира.

Возьмем, например, классический пример – убийство самцами детенышей (убийство мужчинами младенцев). Явление первоначально было детально изучено у обезьян-тонкотелов, обитающих в Индии, а сейчас наблюдается у более чем ста видов животных. Убийство самцами приемных детенышей, произведенных другими самцами (убийство мужчинами детей), было рационализировано как механизм контроля над численностью популяции, защищающего представителей вида от голода и разорения. Таким образом, считалось, что это убийство служит интересам всей группы. Естественно, это не так. Так как кормление младенца препятствует наступлению у женщины фазы овуляции, убийство младенца приводит мать «в состояние готовности» для дальнейшего воспроизводства потомства. В некоторых популяциях мужские особи убивают почти 10 % младенцев – причем при каждом убийстве «выигрывается» в среднем только два месяца материнского времени. Эти убийства не связаны с плотностью населения (как было бы, если бы они служили средством регулирования численности популяции), но они связаны с частотой, с которой мужские особи завоевывают власть в новой группе. Это исследование показывает, что в каждом поколении естественный отбор может быть причиной огромных социальных потерь в угоду мужским особям, даже если они получают не большую выгоду (два месяца времени женской особи) в сравнении с потерями женской особи (двенадцать месяцев материнства).

Известны утверждения ученых о том, что агрессия самцов, по сути, приносит выгоду виду, так как всегда лучше, если самку завоевывает более сильный из двух самцов. Но исследования не подтверждают это. Остается под вопросом, имеют ли более агрессивные самцы иные локусы генов; на этот вопрос есть свой ответ в каждом конкретном случае (особенно учитывая выбор самкой самца). Возможно, успех агрессивных самцов повышает распространение генов агрессивности, что в противном случае бесполезно для вида (или для потомства женского пола). В любом случае, самцы морских слонов, сражающиеся за самок, убивают в среднем 10 % молодняка каждый год (потомства, произведенного другими самцами), затаптывая их до смерти во время боя. В каком смысле такая агрессия полезна для вида? Уничтожают ли они таким образом слабые гены?

Также подразумевается, что близкое родство особей освобождает их от конфликтов. Поэтому коэволюция матери и детеныша якобы происходит в гармонии. Как мы убедились в главе 4, ничего подобного. Даже при формировании плаценты организм матери не «помогает» зародышевым тканям – он способствует развитию физических и химических препятствий (чтобы избежать излишнего вклада в потомство впоследствии). Подобно этому в 1960-х годах орнитологи воображали, будто птичьи семьи, за которыми они наблюдают, бесконфликтны. Вскоре ученые убедились, что это неправда, так как опыт показывал, что уровень внебрачного отцовства превышает 20 %.

Таким образом, в течение долгих лет биологами использовалась такая форма аргументации, которая помогала закрепить в сознании людей и общественных науках концепцию того, что эволюция благоприятствует изменениям, приносящим пользу семье, группе, культурной общине, виду и даже, возможно, экосистеме. Антропологи вскоре стали рационализировать войну как следствие эволюционного развития, так как она представлялась привлекательным методом управления популяцией. Отметим, что эта ошибочная аргументация не имеет отношения к несоциальным признакам. Коленная чашечка позволяет человеку стоять прямо, не затрачивая дополнительную энергию. Она эволюционировала, так как это приносило пользу индивиду, но если бы вы сказали, что она также принесла пользу и виду, то не ошиблись бы. В случае с общественными признаками все совсем по-другому. Как мы убедились, можно полностью извратить причину эволюции признака, дав ошибочное представление о его выгодности для индивидов, не учитывая его цену для других индивидов. Вместо этого утверждается, что эволюционировавший признак приносит пользу всем индивидам. Это зачастую выливается в повторное подтверждение выводов теоремы Панглосса – что «все делается к лучшему в лучшем из миров».

Подобно этому объяснение альтруизма по отношению к другим не представляет никакой проблемы для тех, кто придерживается мнения, что такое поведение выгодно для вида: до тех пор, пока выгода превышает потери, вид получает чистую выгоду. Но если рассматривать проблему на уровне индивида, объяснение альтруистичного поведения представляет собой проблему и требует особых оговорок, связанных с родственными отношениями или взаимными отношениями, которые заключают в себе конфликт. Последнее вызывает справедливое желание провести оценку невзаимных отношений, что представляется неважным, если вы придерживаетесь взгляда об ориентации эволюции на интересы группы.