Девиантные субкультуры

Ричард Клоуорд и Ллойд Оулин (Cloward & Ohlin, 1966) развили теорию Мерто-на, предположив, что преступление рождается не только из недостатка законных возможностей, но и от легкой доступности незаконных возможностей. Другими

словами, либо девиантность, либо конформность порождаются структурой срав­нительных возможностей, которая задает рамки человеческой жизни.

Биография Аль Капоне показывает, как амбициозный человек, которому было отказано в законных возможностях, сумел воспользоваться возможностями неза­конными, поставляя алкоголь в годы, когда тот был запрещен (1920-1933). Сле­довательно, незаконные возможности способствуют развитию криминальных суб­культур, которые обеспечивают людей знаниями, навыками и другими ресурсами для преуспевания нетрадиционными способами. Капоне, например, построил кри­минальную империю. В самом деле: гангстеры специализируются на разнообраз­ных видах криминальных деяний в соответствии с имеющимися возможностями и ресурсами (Sheley et al, 1995).

Но что происходит с людьми, которые не находят для себя никаких возможно­стей — ни законных, ни незаконных? В таких случаях девиантность зачастую вы­ходит на поверхность в форме конфликтных субкультур (вооруженных уличных банд), когда к насилию подталкивают фрустрация и жажда почета. Те, кому не удается преуспеть даже с помощью криминальных методов, могут влиться в ре-третистские субкультуры, выпасть за рамки общества из-за злоупотребления ал­коголем и другими наркотиками.

Альберт Коэн (Cohen, 1971; 1-е изд. — 1955) полагает, что делинквентность наи­более распространена среди молодых людей из низших классов, потому что они располагают наименьшими возможностями добиться традиционного успеха. По­скольку общество ими пренебрегает, они пытаются обрести чувство собственного достоинства, создавая делинквентную субкультуру. В ней «достоинствами объяв­ляются те качества, которые у них есть; поведение, на которое они способны» (Cohen, 1971; р. 66). Если тебя боятся на улице, это небольшая заслуга в масштабах всего общества, но в рамках местной округи такая слава может удовлетворить желание юнца «быть достойной фигурой».

Уолтер Миллер (Miller, 1970; первое изд. — 1958) добавляет, что делинквент-ные субкультуры отличаются:

» проблемностыо, возникающей из-за частых конфликтов с педагогами и по­лицией;

® жесткостью, так как физические параметры и сила ценятся превыше всего, особенно среди мужчин;

• ловкостью — умением преуспеть на улицах, перехитрить или «кинуть» дру­
гих и избежать того же по отношению к себе;

" потребностью в возбуждении — поиском острых ощущений, риска и опа­сности;

• фатализмом — ощущением, что люди не являются хозяевами собственной
жизни;

«жаждой свободы, которая нередко принимает форму враждебности по отно­шению к авторитетным и властным фигурам.

Наконец, Элайджа Андерсон (Anderson, 1994) объясняет, что большинство лю­дей, живущих в бедных городских районах, придерживаются традиционных («бла-

268 Часть II, Основы общества

Глава 8. Девиантность 269

ной преступностью и насилием, враждебным отношением полиции, а иногда даже с пренебрежением со стороны родителей, берут на вооружение «уличный кодекс». Стремясь показать, что он в состоянии позаботиться о себе и, следовательно, вы­жить на улице, молодой человек «играет мускулами», демонстрируя готовность противостоять любой угрозе. Согласно такому кодексу, объясняет Андерсон, даже погибнуть от чужой руки для него лучше, чем быть объектом презрения окружаю­щих. Некоторым удается избежать опасности, но риск закончить свои дни в тюрь­ме — или еще хуже — остается для этих молодых людей, выброшенных на обочину общества, очень высоким.

Критическая оценка. Заслуга Дюркгейма заключается в том, что он указал на функции девиантности. Однако, как показывают данные, общество не всегда едино­душно в своей реакции на преступность; бывает, что страх перед ней понуждает лю­дей отказаться от общественной жизни (Liska & Warner, 1991; Warr & Ellison, 2000).

Мертоновскую теорию напряжения критиковали за то, что отдельные виды деви­антности (например, воровство) она объясняет намного лучше, чем другие (скажем, преступления в состоянии аффекта или совершенные в силу психического заболева­ния). Кроме того, вопреки теории напряжения не все ищут счастья в богатстве.

Главный аргумент Клоуорда и Оулина, Козна, Миллера и Андерсона — то, что девиантность отражает структуру возможностей в обществе, — был подтвержден результатами последующих исследований (ср.: Allan & Steffensmeier, 1989; Uggen, 1999). Однако эти теории ошибочны в том своем пункте, что при суждении о долж­ном и недолжном все люди придерживаются одинаковых культурных стандартов. Нам следует быть осторожными, чтобы при определении девиантности не задеть ни в чем не повинных людей из бедных слоев населения. Если мы причислим к преступлениям не только уличное воровство, но и биржевое мошенничество, то в преступники попадут более состоятельные люди. Наконец, все структурно-функ­циональные теории подразумевают, что девиантным оказывается любой, кто на­рушает установленные правила. Однако, как показывает материал следующего раздела, превращение в девиантную личность на самом деле представляется чрез­вычайно сложным процессом.

Ярлык девиантности: анализ с точки зрения символического интеракционизма

Парадигма символического интеракционизма объясняет, как люди определяют девиантность в обыденных ситуациях. Тогда дефиниции и девиантности и конфор­мности оказываются на удивление гибкими.

Теория ярлыков

Парадигма символического интеракционизма позволила выдвинуть теорию ярлы­ков — положение, согласно которому девиантность и соответствие нормам выте­кают не столько из человеческих деяний, сколько из реакции на них других людей. Здесь подчеркивается относительность девиантности — тот факт, что люди способ­ны определять одно и то же поведение как им заблагорассудится; т. е. это поведе-

ГЛОБАЛЬНАЯ СОЦИОЛОГИЯ

Петушиные бои: культурный ритуал или издевательство над животными?

Вам не покажут этого по телевизору, но одним из самых популярных в мире видов спорта -от Северной Америки до Европы и Азии - являются петушиные бои. Они узаконены в некото­рых округах Луизианы, Техаса, Нью-Мексико и Аризоны; являются крупным бизнесом в Мек­сике, а на Филиппинах выступают своего рода национальной забавой. Арена для петушиных боев важна там не меньше, чем главная площадь в каком-нибудь городке на американском Среднем Западе: она есть в каждой деревне, и там по выходным дням и в праздники собира­ются целые толпы зрителей.

На первый взгляд петушиные бои близки к азартным играм. Дневные и вечерние поединки могут состоять из десяти боев. Бой начинается с того, что владельцы петухов ставят птиц друг перед дружкой и заключают пари на сильнейшую. Зрители делают ставки. За ставками следит кри-сто- специальный человек, который стоит с протянутыми руками и принимает деньги. Когда ставки сделаны и деньги лежат на столе, начинается сама битва. Каждый петух снаб­жен маленьким острым лезвием, пристегнутым к левой лапке. Петухи не особенно нуждают­ся в науськивании, но владельцы сначала раскачивают птиц, а потом бросают их на линии, прочерченные по песку арены. Едва коснувшись земли, птицы налетают друг на дружку, пре­вращаясь в клубок из перьев и лап.

Бывает, что за несколько минут поединка одна из птиц выдыхается; владелец вмешивается, приводит ее в чувство, и бой продолжается. Однако вскоре лезвие находит свою цель. Побе­дитель - птица, которая будет жить, чтобы сразиться на следующий день, - возвышается над поверженной, для которой бои закончились навсегда.

Во многих странах мира петушиные бои являются важным мужским ритуалом. Владельцы боевых петухов растят их по два года, часто - с колоссальными затратами, и заботятся о них, как о родных сыновьях. Мужчины проверяют таким образом свою мужественность, опреде­ляют место в неофициальной иерархии общины и преподают сыновьям уроки чести, сопер­ничества и мужества.

Многих сторонних наблюдателей это зрелище отталкивает. Но для своих петушиные бои важ­ны. Следует ли заклеймить происходящее как жестокость или отнестись к зрелищу с уваже­нием, как к церемонии?

Источника по материалам The Economist, 1994; Harris, 1994; и результатам личных исследований авто­ра на Филиппинах

Представим такие ситуации: женщина берет что-то из одежды у своей соседки по комнате; женатый мужчина, будучи в командировке, «снимает» проститутку; мэр передает крупный городской контракт главному спонсору своей избиратель­ной кампании. Во всех случаях «реальность» зависит от реакции других. Что про­изошло в первом случае — одалживание или кража? Последствия второй истории зависят в основном от того, узнают ли о поведении мужчины дома. А как поступа­ет чиновник: выбирает хорошего подрядчика или оплачивает политические дол­ги? Социальное конструирование реальности оказывается вариативным процес­сом обнаружения, определения и реакции.

В целом, поскольку «реальность» зависит от времени и места, то, что в одном

270 Часть II. Основы общества

Глава 8. Девиантность 271

териале врезки рассказывается о петушиных боях. Что это за спорт — важный куль­турный ритуал или издевательство над животными?

Первичная и вторичная девиантность. Эдвин Лемерт (Lemert, 1951, 1972) за­метил, что в некоторых случаях нарушение норм — например, прогуливание уро­ков или употребление алкоголя в возрасте, когда это запрещено законом — вызы­вает слабую реакцию со стороны окружающих и мало влияет на «Я»-концепцню человека. Подобные эпизоды Лемерт называет первичной девиантностью.

Но что же происходит, когда определенного рода поведение окружающие не только замечают, но и предпринимают в связи с ним некие действия? Если люди, например, начинают называть молодого человека «пьяницей» и исключают его из своего социального круга, он может еще больше озлобиться, станет пить больше и искать компании тех, кто одобрит его поведение. Такая реакция приводит в дей­ствие вторичную девиантность, благодаря чему человек постоянно нарушает нор­мы и приобретает девиантную идентичность. Все это показывает практическое осуществление теоремы Томаса (см. главу 6 «Социальное взаимодействие в по­вседневной жизни»), которая гласит: «Ситуации, определенные как реальные, ста­новятся таковыми по своим последствиям».

Стигма. Вторичная девиантность знаменует начало того, что Ирвинг Гоффман (Goffman, 1963) называет девиантной карьерой. Когда подобное поведение прочно входит в привычку, люди обычно приобретают стигму, выраженный негативный ярлык, который сильнейшим образом изменяет понимание индивидом себя и его со­циальную идентичность.

Стигма становится доминирующим статусом (см. главу 6), подминая под себя другие аспекты социальной идентичности так, что индивид дискредитируется в сознании других, превращаясь в социально изолированное лицо. Иногда сообще­ство в целом определяет именно такой статус человеку в процессе того, что Гарольд Гарфинкель (Garfinkel, 1956) называет церемонией низведения. Примером служит приговор за криминальное деяние, что похоже на школьный выпуск, только наобо­рот: человек готовится получить не позитивный, а негативный ярлык.

Наделение ярлыками в ретроспективе и на перспективу. Утверждая стигму человека, люди наделяют его ярлыками в ретроспективе, интерпретируя его прош­лое под углом зрения девиантности, проявляемой в настоящем (Scheff, 1984). На­пример, когда обнаруживается, что священник занимался растлением малолетних, люди задумываются: «А ведь он всегда любил окружать себя детьми». Такой спо­соб искажает биографию индивида своей крайней избирательностью и способству­ет углублению девиантной идентичности.

Также отмечается и наделение ярлыками на перспективу. Это означает, что люди выводят будущие поступки из девиантной идентичности. Например, о священни­ке могут сказать: «Он так и будет поступать, пока его не поймают». Подобные ожи­дания способны повысить вероятность того, что они сбудутся.

Ярлыки и психические заболевания. Как отнестись к женщине, которая пола­гает, что Иисус ежедневно ездит с ней в автобусе на работу, — больна ли она пси­хически или просто выражает свою глубокую религиозную веру? Если холодной ночью бездомный бродяга упирается, когда полиция хочет забрать его в городской

Психиатр Томас Сас (Szasz, 1961, 1970, 1994, 1995) утверждает: люди навеши­вают ярлык «безумия» на то, что является всего лишь «инаковостыо». Поэтому нам следует полностью отказаться от концепции психического нездоровья. Болезнь, продолжает автор, есть нечто материальное и затрагивает только тело; «психиче­ское» же заболевание — миф. Мир полон людей, чья «инаковость» в мыслях и дей­ствиях может нас раздражать, но это еще не повод называть кого бы то ни было психически больным. Навешивание подобных ярлыков, по мнению Саса, просто привязывает конформность к стандартам людей достаточно могущественных, что­бы навязывать свою волю другим.

Большинство профессионалов, охраняющих психическое здоровье, отвергают мнение, объявляющее соответствующие заболевания фикцией. Но некоторые при­ветствуют труды Саса, считая, что в них указано на опасность использования ме­дицины для усиления конформности. В конце концов, у большинства из нас быва­ют периоды сильнейшего стресса или иной душевной неустойчивости. Подобные эпизоды, хотя и прискорбны, обычно преходящи. Но если другие реагируют на них навешиванием негативных ярлыков, то отдаленным результатом может стать усу­губление девиантности, принимающей форму сбывающегося пророчества (Scheff, 1984; Rosenfeld, 1997).

Медикализация девиантности

Теория ярлыков, особенно идеи Саса и Гоффмана, помогает уяснить то, как обще­ство понимает девиантность. За последние 50 лет рост влияния психиатрии и во­обще медицины в США привел к медикализации девиантности (трансформации моральной и правовой девиантности в медицинскую характеристику).

Это означает замену одного набора ярлыков на другой. С точки зрения морали мы оцениваем людей и их поведение исходя из понятий «плохо» и «хорошо». Од­нако научная объективность современной медицины не разрешает выносить каких-либо моральных суждений; это выставление клинического диагноза — «болен» или «здоров».

В качестве иллюстрации молено напомнить, что вплоть до середины XX в. ал­коголиков считали морально слабыми людьми, которых легко соблазнить выпив­кой. Однако специалисты-медики пересмотрели свою точку зрения на алкоголизм: теперь большинство считает его болезнью, а алкоголиков — не «плохими», а «боль­ными». Так и обжорство, наркомания, жестокое обращение с детьми, сексуальная неразборчивость и прочие паттерны поведения, которые обычно оценивались с по­зиции морали, сегодня широко подаются в качестве заболеваний, от которых лю­дей нужно лечить, а не наказывать.

Различия, произведенные ярлыками. Наше определение девиантности как либо моральной, либо медицинской проблемы чревато тремя последствиями. Во-первых, от него зависит, кто именно реагирует на девиантность. Преступление против обще­принятой морали обычно вызывает реакцию у членов общины или полиции. Одна­ко медицинский ярлык переводит ситуацию под контроль клинических специали­стов, включая консультантов, психиатров и врачей общего профиля.

Второе различие заключено в характере реакции людей на девиантность. Мо-

г,о а, п, ir'r nArtvnn лгтоПоттоТ TTOD и -Л UTU Win П Ml Г 1ДГ\ГТ^ 1М If Л ТТГ»АГ Т\ШНМ 1CU 4» ППЛПРЖП1НР-

272 Часть И, Основы общества

го наказанию. Однако с медицинской точки зрения «пациенты» нуждаются в ле­чении (конечно, для их собственного блага). Поэтому, если по замыслу наказание идет рука об руку с преступлением, то лечебные программы предназначены для пациентов и могут превращаться почти в любую разновидность терапии, которая, по мнению специалиста, предотвратит заболевание в будущем (von Hirsh, 1986). В результате, если наказание пристально отслеживается законом, то лечение не столь надежно гарантирует «надлежащую процедуру».

Третьим, и самым важным, является то, что такого рода ярлыки предполагают различие в личной компетенции девиантного человека. Если судить с моральной точ­ки зрения, то мы можем быть правы или неправы, но в любом случае несем ответ­ственность за свое поведение. Однако названные больными, мы предстаем людьми, неспособными контролировать (или, в случае «психического заболевания» даже понимать) наши действия. Такие некомпетентные люди, в свою очередь, подверга­ются принудительному лечению. По этой причине попытки определять девиант-ность в медицинских терминах должны предприниматься с крайней осторожностью.

Теория дифференциальной ассоциации Сазерленда

Научение любому образцу поведения, традиционному или девиантному, представ­ляет собой социальный процесс, протекающий в группах. Следовательно, соглас­но Эдвину Сазерленду (Sutherland, 1940), склонность индивида к конформности или девиантности зависит от количества контактов с другими, которые либо по­ощряют, либо отвергают традиционное поведение. В этом заключается теория диф­ференциальной ассоциации Сазерленда.

Ее можно проиллюстрировать исследованием, посвященным употреблению наркотиков и алкоголя среди американской молодежи (Akers et al, 1979). Ответы на вопросники, розданные в младших и старших классах средней школы, показали тесную взаимосвязь между уровнем потребления алкоголя и наркотиков и степе­нью, в которой подобные действия поощрялись группами сверстников. Исследо­ватели сделали вывод, что молодые люди берут на вооружение делинквентные образцы в той мере, в какой они встречают одобрение и вознаграждаются за поло­жительное определение девиантности в противовес конформности.

Теория контроля Хирши

Социолог Тревис Хирши (Hirschi, 1969; Gottfredson & Hirschi, 1995) разработал теорию контроля, гласящую, что социальный контроль зависит от способности представить последствия своего поведения. Автор полагает, что перед всеми людь­ми время от времени возникают определенные девиантные соблазны. Однако большинство удерживается от них, представив реакцию семьи и друзей; кроме того, почти любого человека остановит перспектива разрушения карьеры. Однако те люди, которым кажется, будто им нечего терять, становятся нарушителями правил. Если быть точнее, продолжает Хирши, то существуют четыре типа социально­го контроля:

1. Привязанность. Прочные социальные связи побуждают к конформности; слабые связи, которые установились в семье, группе равных и школе, остав-

___________________________________________________________ Глава 8. Девиантность 273

2. Приверженность. Чем больше человек привержен реализации законных воз­можностей, тем больше преимущества конформности. Напротив, тот, кто не слишком уверен в своем будущем успехе, скорее склонится к девиантности.

3. Включенность. Широкая включенность в деятельность, которая расценива­ется как законная — в работу, учебу и спорт, — тормозит развитие девиант­ности. У тех же людей, что «болтаются без дела» в ожидании удачи, хватает времени и энергии на девиантную деятельность.

4. Убежденность. Твердая убежденность в общепринятой морали и уважение к авторитетным фигурам сдерживают девиантные наклонности. Не слишком сознательные люди, оставленные без надзора, больше подвержены соблаз­нам и искушениям (Osgood et al., 1996).

В анализе Хирши сведены воедино более ранние представления о причинах девиантного поведения. Обратите внимание, что относительная социальная при­вилегированность человека и сила его моральных устоев помогают ему придержи­ваться общепринятых норм (Wiatrowski, Griswold & Roberts, 1981; Sampson & Laub, 1990; Free, 1992).

Критическая оценка. Разнообразными теориями, созданными в рамках симво­лического интеракционизма, девиантность рассматривается как процесс. Теория ярлыков связывает ее не с действием, а с реакцией окружающих. Таким образом, одни люди причисляются к девиантным, тогда как другие, ведущие себя или мыс­лящие в точности так же, — нет. Понятия вторичной девиантности, девиантных ка­рьер и стигмы демонстрируют, каким образом это приводит к соответствующей «Я»-концепции.

274 Часть II. Основы общества

Глава 8. Девиантность 275

И все же у теории ярлыков есть ряд недостатков. Во-первых, игнорируется тот факт, что некоторые разновидности поведения — например, убийство — порицают­ся почти повсеместно (Wellford, 1980). Поэтому теория ярлыков точна в том слу­чае, когда дело касается менее серьезной девиантности — например, наркомании или психического заболевания. Во-вторых, результаты исследования последствий такого рода вынесения ярлыков неубедительны (Smith & Gartin, 1989; Sherman & Smith, 1992). Усугубляется ли девиантность или приостанавливается? В-третьих, перспектива быть отнесенным к девиантным лицам возмущает не каждого, неко­торые к этому сами стремятся (Void & Bernard, 1986). Например, люди участвуют в акциях гражданского неповиновения и охотно дают себя арестовать, чтобы при­влечь внимание к социальной несправедливости.

Значительное влияние на социологию оказали теории дифференциальной ас­социации Сазерленда и контроля Хирши. Но они не объясняют, почему соци­альные нормы и законы объявляют девиантными определенные виды деятельно­сти. Этого важного вопроса касается анализ социального конфликта, который бу­дет рассмотрен в следующем разделе.